Fаithful in Hеr Fаshiоn от RiсhаrdGеrаld
**********************************************
Маленькая черная фигурка лежала на жестком зеленом материале раскладушки. Вряд ли это была кровать, которую вы выбрали бы для умирающего ребенка, но девочка, которую звали Бет, умирала. Ее внутренности кровоточили от вируса Эбола. Возле умирающего ребенка, покрытая непроницаемым материалом, сидела фигура инопланетянки – руки инопланетянки покрывал толстый синий латекс, а глаза – серые очки. Внутри этого СИЗ (средства индивидуальной защиты) у доктора Симоны О'Рейли закончились слезы. Здесь, в этой комнате, застеленной антисептическими белыми простынями, словно гостья из другого мира, она сидела с Бет в ожидании ее смерти.
Данте писал о кольцах ада, но этот круг, населенный неумолимыми дьяволами – болезнями, недоеданием и кровоточащей плотью, он пропустил. Симона и ее коллеги прошли через этот ад как гости из другого мира, отделенные тонкой пластиковой тканью от мучительной смерти, но страдающие от общей человечности.
– У меня тоже маленькая девочка по имени Бет, – обратилась Симона к неподвижной фигуре.
Пока Симона говорила, находящаяся рядом Бет проходила границу между болью и смертью. Они могли соприкасаться только через латекс. СИЗ-костюм был неудобен, это была маленькая горячая камера пыток, бывшая, по словам всех, намного лучше старого костюма. Симона знала свои грехи и принимала заслуженные страдания, но не могла принять смерть и страдания, окружавшие ее ежедневные путешествия в эту антисептическую бездну.
Ее подруга Клэр Хадсон казалась менее озабоченной; она больше принимала страдания, которые окружали их. Клэр – медсестра, а Симона – врач. Врач должен был это остановить, но оно продолжалось. У этого дьявола имелось свое расписание, суровое расписание страданий и смерти. Лучшее, на что они могли надеяться, это сдерживать его, как лесной пожар, и молиться, чтобы он сам себя исчерпал. Клэр с этим смирилась, но Симона – нет. Доктор страдала вместе со своими пациентами и немного умирала вместе с каждым из них. Бет перешла из этой жизни в другую, а Симона перешла в следующую палату, а затем в следующую.
***
Ранним утром в темной хижине, которую она делила с Беном, Симона проснулась от своего последнего кошмара. Она каталась на лодке со своей семьей, когда оказалась в воде. Она и ее дочери отправились купаться с кормы лодки, и ее дочери забрались обратно на борт, но прежде чем смогла сесть она, лодка начала двигаться. Впереди за штурвалом был ее муж Джимми, и когда лодка тронулась с места, она крикнула ему, что все еще находится в воде. Девочки кричали, звали ее. Она поплыла к лодке, но та только отдалялась. Симона звала мужа, но он, казалось, не слышал. Лодка уплывала все дальше и дальше, и вот, когда она исчезла, она проснулась.
Хижина была залита сумрачным светом раннего утра. Рядом с ней лежал Бен, обнаженный, как и она сама. Его твердое тело прижималось к ее мягкому. Его темная рука лежала на ее бледном теле. Накануне вечером они занимались любовью, как делали это почти каждую ночь. Нуждающийся, отчаянный секс двух душ, ищущих утешения и жаждущих прикосновения другого человека.
У Бена Робинсона в Атланте была невеста. Он был дипломированным медбратом со степенью кандидата медицинских наук в области общественного здравоохранения. Он приехал, чтобы внести свой вклад в сдерживание этой угрозы человеческому существованию. Симона взяла неопытного молодого афроамериканца под свое крыло и провела его через шок от их странного существования. Взамен он подарил ей свое высокое молодое черное тело и удивительное сексуальное мастерство. Для такого молодого человека его навыки в спальне были весьма развиты. Они поддерживали друг друга и утешали, когда наступали неизбежные кризисы. У Симоны они случались чаще – вчера вечером она слегла после смерти маленькой Бет. Почему-то она не могла полностью отделить здешнюю девочку от той, которую оставила дома, но рядом с ней был Бен. Вот что они делали друг для друга.
Бен посылал своей невесте домой длинные письма по электронной почте, и всякий раз, когда работала спутниковая связь, он выходил на связь по скайпу. Его девушка в ответ писала ему и даже написала Симоне. В последнем письме она напомнила Симоне о предстоящем дне рождения Бена и попросила Симону сделать его особенным. Девушку Бена звали Аамани, она родилась в Гоа, Индия, а затем была удочерена американской парой. У Аамани и Бена было взаимопонимание. Он уехал бороться с болезнью, а она осталась дома, чтобы строить их будущее. Они не испытывали того чувства вины за свою сексуальную жизнь, которое было у Симоны с Джимми. Они были двумя молодыми людьми, рассматривавшими свое совместное будущее не как полностью эксклюзивное.
Мысль о Джимми была демоном, преследовавшим ее в этом аду на земле. Симона любила своего мужа. Ей нужно было знать, что он – дома и ждет ее. Но дома ли он? Джимми не звонил и не писал. Он присылал письма от их дочерей, и она слышала от своей золовки, что дома все хорошо. Ее подруга Клэр узнала от мужа, что Джимми видели с молодой женщиной, с каким-то адвокатом. Это могло быть пустяком, но в душе Симона понимала, что это не так. Джимми – сложный человек. Внешне он не выказывал своих эмоций. Как мужчина, он никогда не плакал, и гнев чувствовался, но никогда не проявлялся. Он был очень похож на человека в передней части лодки, который двигался вперед и никогда не оглядывался назад.
Рядом с ней зашевелился Бен. Наступал день со своей долей старых и новых страданий. С рассветом Симона знала, что ее семья еще крепко спит в Нью-Йорке.
***
Она ошибалась, Джимми О'Рейли еще не спал. У него был длинный день, становившийся все длиннее, по мере того как он возвращался из поездки в Нью-Йорк. Он ездил по делу Самуэля Гила. Апелляция штата Нью-Джерси поступила в Федеральный окружной суд на Манхэттене. Светофор явно стал красным и перестал мигать – это означало, что он может остановиться, не так ли? Адвокат Джимми О'Рейли представлял так называемую позицию ответчика по апелляции.
Дело возникло необычным образом. Пятнадцать лет назад в своей квартире в Трентоне, штат Нью-Джерси, была задушена Мэри Слаттерли. В то время у полиции Трентона было множество подозреваемых в убийстве двадцатисемилетней школьной учительницы. Мэри любила сексуальные связи на одну ночь. В подозреваемых мужчинах недостатка не было, и в этом обширном списке Самуэль Гил был лишь одним из них. У него было алиби, обеспеченное его собутыльниками, но, возможно, не настолько сильное. Пятнадцать лет спустя ДНК, которая первоначально была найдена на месте убийства и признана нежизнеспособной, благодаря достижениям судебной медицины превратилась в новую зацепку. ДНК с ковра под телом Мэри стала пригодной для использования, и полиция занялась проверкой всех своих бывших подозреваемых.
Сэмюэль Гил, когда его попросили, согласился дать мазок со щеки, но отказался ехать для этого из Саратоги, где он сейчас жил, в Трентон. Гил предложил посетить местную лабораторию, но полиция Трентона настояла на том, чтобы взять образец самостоятельно. Гил отказался ехать в Нью-Джерси, заявив, что не может позволить себе отрываться от своей работы плотником.
– Здесь нет профсоюзной работы. Если не покажешься, тебя заменят, – сказал Гил детективу.
Полиция Трентона сказала Гилу, что свяжется с ним. Что они и сделали: попытавшись застать Гила врасплох в его доме в Клифтон-Парке в пятницу вечером после работы.
Устроив наблюдение за домом, два детектива из Трентона всю пятницу ждали возвращения Гила. В субботу утром они обратились в полицию штата Нью-Йорк. Когда рано утром в субботу они связались с работодателем Гила, сонный бригадир строителей сообщил, что Гил уехал из штата. Бригадира не спросили, почему, а сам он не сообщил, что основной текущей работой компании является строительство домов в Питтсфилде, штат Массачусетс.
Полиция штата предположила, что Гил находится в бегах, и отдала приказ на задержание. Разумеется, не было ни ордера от судьи, ни других юридических процедур, ни какой-либо дальнейшей проверки. Такие формальности были уделом простых граждан, а не прославленной полиции штата Нью-Джерси. В воскресенье вечером, возвращаясь домой после выходных, проведенных со своей подружкой из Массачусетса, Гил был остановлен и арестован полицией штата. Обвинение было неясным, но наручники были крепкими.
Адвокат О'Рейли получил звонок около восьми вечера в воскресенье и отправился на встречу с клиентом, которого раньше представлял только по делу о превышении скорости. У О'Рейли все еще был неоплаченный счет, ожидающий оплаты, но что поделаешь, «человек – в камере». Присутствие адвоката и отсутствие ордера или какого-либо устойчивого обвинения в тот воскресный вечер освободили Сэма Гила.
В сложившихся обстоятельствах Сэм решил, что Трентон может, как он сказал, «засунуть свой тест ДНК туда, где нет солнца».
Одна повестка в суд и решение федерального окружного судьи об отклонении повестки привели к тому, что О'Рейли уклонялся от вопросов в Окружном суде. Нью-Джерси хотел получить мазок со щеки, и, как ни странно, Сэм Гил широко раскрыл свой кошелек, чтобы противостоять им. Коллегия из трех судей обсуждала пределы необоснованного обыска по четвертой поправке, а Джимми О'Рейли был готов оспорить пятую поправку. Несмотря ни на что, он отвечал на вопросы с очень горячей скамьи, когда судьи давят на адвокатов гипотетическими сценариями и вопросами.
Первым выступил Нью-Джерси, и было задано несколько вопросов. Давалось восемь минут, и время засекалось с помощью светофора. Сначала – зеленый, затем – янтарный в последние девяносто секунд. Когда замигает красный, вы останавливаетесь. Но судьи не связаны светофором. Они могут продолжать задавать вопросы до тех пор, пока им не надоест. Главным судьей была женщина, у которой, очевидно, был любовный роман с четвертой поправкой. Джимми отвечал на ее вопросы и настаивал на своем. В конце концов, мистер Гил платит, и часы продолжают работать, отбивая счета, что бы там ни говорили цвета.
– Хорошо, тогда подытожим вашу позицию, мистер О'Рейли, – наконец, сказала женщина-судья, – «запрос штата Нью-Джерси в данных обстоятельствах является неразумным»?
– Да, ваша честь.
– Если угодно суду, меня зовут Эрик Шварц, и я представляю генерального прокурора Нью-Йорка, подавшего экспертное заключение, – сказал очень молодой помощник генерального прокурора Нью-Йорка.
Штат Нью-Йорк пришел на помощь своему братскому штату, но Эрику повезло еще меньше, чем его коллеге из Нью-Джерси. Его особой проблемой был судья Блейн, судья окружного суда из Западного Нью-Йорка, заседавший для пополнения коллегии из трех судей.
– Мистер Шварц, такова ли позиция Нью-Йорка, что требование предоставить ДНК человека через пятнадцать лет после совершения преступления является обоснованным? – спросил судья Блейн.
– Эээ... ну, прокурор не считает это обременительным – всего лишь мазок со щеки.
– Да, и в попытке получения ДНК этот человек был ВСЕГО ЛИШЬ арестован и содержался под стражей без предъявления обвинения, – ответил Блейн.
Как уже было сказано, это была горячая скамья, и все ознакомились с протоколом. К счастью, хотя сторону О'Рейли подвергли значительным сомнениям, все было на пути к вынесению решения в его пользу.
***
Два часа спустя Джимми сидел с двумя банками Mоlsоn's в вагоне, который аmtrас называет своим кафе, и ехал на север. Для начала он купил две банки пива, чтобы не проходить второй раз через очередь за следующей порцией. Поездка до Ренсселаера/Олбани заняла два часа сорок минут – время, достаточное для того, чтобы выпить два пива и подвести итоги за день. С учетом времени и расходов у него выходило чуть больше 2200 долларов, не считая чаевых таксисту в Нью-Йорке и платы за парковку машины на вокзале в Ренсселере. Неплохой дубль для этого дня.
На сиденье напротив опустился Эрик Шварц и повел себя так, словно они были друзьями в силу их совместного появления в федеральном суде.
– Сказал им, что мы ничего не добьемся, – сказал он.
Джимми хрюкнул в ответ, проверяя свои цифры.
– Не вижу смысла. Все равно же они возьмут ДНК, – проворчал Эрик,
Внезапно он привлек внимание Джимми, хотя лицо адвоката защиты по-прежнему не выражало никакого интереса.
– Ммм, – сказал Джимми, делая глоток пива. – Как думаете, поезд придет вовремя, или мне следует добавить еще полчаса времени на дорогу?
– Обычно, двигаясь на север, он опаздывает примерно на двадцать минут. – Эрик сделал паузу и задумался на мгновение. – Интересно, почему так?
– Клиент может упереться, он и так расстроен тем, что его арестовали, – сказал Джимми, на мгновение задумавшись.
– Да, колоссальная трата времени, когда приходится собирать отбросы.
Собирать ДНК с сосуда для питья, дверной ручки, да с чего угодно. Новый хороший друг О'Рейли Эрик, помощник прокурора, просто сказал, что будет делать полиция, когда суд ей откажет. У нее появится дополнительная работа, но не потребуется прекращать дело. О'Рейли было интересно, как воспримет эту новость его клиент.
– Вот довольно большой счет, и, кстати, у них все равно будет ДНК.
Очевидно, Джимми нужно было что-то делать. Но что?
***
Симону вызвали на встречу с Элис Джонсон, главным администратором. В этом не было ничего необычного, но все же, странно, что ей не сказали о цели встречи.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – сказала Элис.
Усевшись, Симона посмотрела на Элис, женщину лет пятидесяти. Элис сидела за своим столом, как будто они находились в больнице на территории штата, а не в хижине у подножия западноафриканского холма.
– Я вызвала тебя, чтобы лично сообщить новость о том, что отправляю тебя домой на отдых.
– Но почему? Моя работа – здесь, – потребовала Симона.
– Но твоя голова – нет. Доктор О'Рейли, которую я встретила два года назад, была сильным и полностью преданным своему делу профессионалом, – начала Элис, – но Симона О'Рейли, напротив которой я сижу, – проблемная женщина. Твоя подруга Клэр рассказала мне о личных проблемах, которые ты носишь в своей голове. Я понимаю твою ситуацию. Твои проблемы обычны, но без них здесь трудно работать. Работать здесь и нести на себе груз вины – это сломит даже самых сильных. Тебе нужно вернуться домой и уладить свои семейные дела. Я не позволю людям перегореть или сломаться в мое дежурство.
– Но я нужна тебе. Я нужен детям, и эта борьба критически важна. Если мы проиграем бой здесь, неизвестно, сколько людей погибнет.
– Вот почему я и отправляю тебя домой. Это – борьба на смерть, и она не будет выиграна ни в этом месяце, ни в этом году, ни, возможно, при моей жизни. Мир еще этого не видит, но если мы потерпим неудачу, последствия будут немыслимыми! Мне нужны мои люди на сто процентов. Езжай домой. Реши проблему, а потом возвращайся. Мне нужна Симона О'Рейли, но я хочу, чтобы она показывал все, на что способна.
С этими словами Элис отстранила Симону, и обе женщины поняли, что это было правильное решение. Симоне необходимо было примириться с собой. Ей нужно решить проблемы, от которых она бежала.
***
Первый случай заболевания лихорадкой Эбола в США был диагностирован в Далласе, штат Техас. Болезнь распространилась на одного медицинского работника, а затем еще на одного. В течение нескольких недель отдельные случаи заболевания стали появляться среди путешественников и медицинских работников, вернувшихся из-за границы. Многих охватила паника, и политики отреагировали. Одни смело, другие со страхом.
Доктор Симона О'Рейли, выдающийся детский хирург, попала в карантин после приземления в международном аэропорту Ньюарка. Ей пришлось обратиться к человеку, которого она меньше всего хотела о чем-то просить.
Первый звонок Джимми О'Рейли раздался сразу после девяти вечера, когда он укладывал своих дочерей спать. Звонок поступил от представителя организации «Врачи без границ», сообщившего ему, что по возвращении из Западной Африки задержана его жена. Джимми знал, что его жена возвращается, но не знал точной даты и времени. Отношения между мужем и женой достигли той точки, когда общение было затруднено.
К моменту второго звонка, от Симоны, он уже был в движении. После первого звонка он без колебаний снял трубку и позвонил Кэрри Уилсон, но ему все еще казалось необычным звонить своей любовнице по поводу проблем супруги. Он встречался с Кэрри почти четыре месяца. Она не теряла времени и сообщила ему, что ожидает сексуальных отношений, а если он не хочет, то должен сказать об этом заранее.
У Кэрри было много общего с Симоной. Обе они были целеустремленными профессиональными женщинами. Каждая знала, чего хочет, и не позволяла обыденной повседневной жизни, которой жил остальной мир, встать у нее на пути. У Кэрри был жених, Реймонд Эмерсон, бывший советником большинства Ассамблеи. Рэй познакомился с Кэрри в первый месяц ее работы в Олбани. Дата свадьбы назначена не была. Каждый из них считал, что это – вопрос статуса каждой из сторон. Они были влиятельной парой из Олбани, желавшей стать влиятельной парой из Вашингтона.
Кэрри описывала свои отношения с Рэймондом как открытые. Джимми не знал, что это значит, то ли оба они занимались сексом с другими людьми, то ли одна Кэрри?
Джимми сказали, что она проводит с ним время исключительно для расслабления, но также он заметил, что их отношения были не только сексуальными. Казалось, что ей нравится его общество. Он подумал, что, возможно, он был отдушиной для ее отношений от чистой политики. Но не знал наверняка, потому что она никогда не обсуждала с ним Рэймонда Эмерсона.
Джимми знал, что Кэрри может связаться с губернатором. В силу необходимости он попросил бы женщину, с которой спал, помочь оотпустить его вернувшуюся жену. Как хороший адвокат, он заблокировал свои чувства лицемерия и унижения и позвонил.
Кэрри с готовностью согласилась помочь. Ее ультралиберальные убеждения оскорбляло то, что вернувшихся медицинских работников удерживают против их воли, и Джимми знал, что она получает огромное удовлетворение от того, что может помочь женщине, мужа которой соблазнила. Но больше всего Кэрри нравилось, что Джимми пришлось просить об одолжении. Она наслаждалась тем, что могла сделать то, что не мог сделать ее любовник. Ей нравилось показывать ему, что она имеет такую власть над своим партнером. Джимми не завидовал Рэймонду Эмерсону. Этот амбициозный молодой человек связался с пантерой, как в постели, так и вне ее.
Звонок Симоны в тот вечер был коротким и, как понимал Джимми, унизительным для нее, поскольку она умоляла его сделать что-нибудь. Он не помнил, чтобы она когда-либо была так расстроена, даже когда ее буквально тащили насиловать. Именно так они познакомились, когда он спас ее от трех пьяных парней из студенческого братства более десяти лет назад. Теперь она умоляла его вернуть ее домой. Она была очень потрясена.
Кэрри перезвонила через двадцать минут после того, как он поговорил с Симоной. Она была в режиме помощника губернатора: одни инструкции, профессиональный политический помощник, выдающий список дел подчиненному.
– Фирма – Симко, Брайс и Тейлор. Адвокат – Тед Брайс. Он будет ждать в здании федерального суда в Ньюарке завтра в 8:30 утра. Сегодня вечером губернатор позвонит судье и попросит его выслушать это первым делом. Ты поедешь в Ньюарк сегодня вечером и получишь подписанные под присягой показания. Я сейчас отправлю их по факсу в твой офис. Один от Симоны и один от эпидемиолога, который встретит тебя в зале ожидания первого класса авиакомпании US аir, – сказала Кэрри. Затем добавила:
– Что бы ты ни делал, не теряйте свой ирландский темперамент.
– Спасибо, Кэрри.
– Ты в долгу перед губернатором, Джимми. Он не забудет, и я тоже.
***
Он оставил своих дочерей с сестрой и ее женой, а сам поехал на юг по шоссе Thruwаy до Гарримана и по шоссе 17 до I-287 в Нью-Джерси, затем по I-95 до I-78.
Парковки аэропорта были переполнены, терминал был занят и перегружен охраной. Назвать его перегруженным и плохо управляемым было бы мягко. Он с трудом попал в зал ожидания первого класса авиакомпании US аir, поскольку у него не было билета. Ответственный сотрудник, когда он, наконец, дозвонился, понял, что он адвокат, который должен встретиться с пассажиром US аir.
Проверив компьютер, они обнаружили, что из Атланты прилетел врач Карл Дженнингс из центра по контролю и профилактике заболеваний, но его рейс задерживается. Договорившись, что ему позвонят на мобильный, когда прибудет врач, Джимми отправился на поиски места, где держали его жену. Потребовались настойчивость и некоторые юридические угрозы, чтобы его отвезли в зону, теперь обозначенную как место карантина, оказавшуюся не более чем офисом с внутренним окном, через которое можно было разговаривать. Никто, похоже, не знал, что делать и куда двигаться дальше. Джимми сказал Симоне через стекло, что вывезет ее на следующее утро. Затем какой-то высокопоставленный мудак из службы безопасности аэропорта попытался выдворить его с территории аэропорта. Однако появилась группа адвокатов из Американского союза защиты гражданских свобод, и во время последовавшего словесного спора Джимми удалился, чтобы выяснить текущее местонахождение своего эпидемиолога.
Когда он направился обратно в зал ожидания первого класса, позвонили сотрудники и сообщили, что доктор Дженнингс прибыл и ждет его. Было уже два часа ночи, и аэропорт начал замедляться. В зале ожидания доктор Дженнингс поприветствовал Джимми и пригласил его присесть, пока он зачитывает показания под присягой.
– Да, это то, что мы обсуждали с мисс Уилсон, – сказал Дженнингс. – Очень компетентная женщина. Она выбрала это место из-за нотариуса, который у них работает. Очень дотошная и знающая молодая леди.
– Кэрри действительно обо всем подумала, но расскажите мне, как она привела вас сюда.
– О, я уже был в пути из-за всего этого фиаско с карантином. Действительно бесполезное дело. Я ехал посмотреть, не смогу ли поговорить с людьми, облеченными властью. Я рад, что могу помочь вашей жене. Без таких людей как она, мы бы и впрямь беспокоились насчет распространения Эболы. Но если – и я имею в виду, если – они смогут сдержать эту болезнь в Западной Африке, то мир будет перед ними в большом долгу.
***
На следующее утро все прошло как по маслу. Федеральный судья освободил Симону к 9:00 утра, а затем подписал постановление о причинах, по которым не должны быть освобождены остальные задержанные. В тот самый момент, когда они находились перед судьей, а адвокат из Нью-Джерси Тед Брайс приводил аргументы, выступил губернатор штата Нью-Йорк с заявлением, осуждающим задержание возвращающихся медицинских работников без причины.
К полудню Джимми вывез Симону на автостраду Нью-Йорка и направился домой. С тех пор как села в их довольно старенькую, но надежную «Хонду», она не произнесла ни слова. Все, чего мог добиться от своей жены Джимми, – это односложных бурканий и покачиваний головой.
На выезде из Кингстона ему надоело. Он съехал на обочину, проехал через дорожный круг и остановился пообедать в ближайшей закусочной. Припарковав машину и заглушив двигатель, он сказал:
– До дома осталось чуть больше часа езды, а ты не в состоянии встретить своих дочерей. Что, черт возьми, с тобой происходит?
Он знал свою жену более десяти лет, но то, что случилось дальше, удивило его. Сильная женщина, которую, как ему казалось, он знал, полностью сломалась. Она плакала, да, но это было нечто большее. Он почувствовал в ней такую боль, которую никогда раньше не испытывал. Он обнял ее и успокоил, как успокаивают истеричного ребенка.
– Все в порядке, теперь ты в безопасности, – сказал он, проводя рукой по ее затылку, а ее лицо уткнулось в его плечо, – теперь ничто не сможет причинить тебе боли. Я этого не допущу.
– Как они могли такое сделать? Посадить меня в клетку, как животное.
– Ты теперь на свободе, все просто боятся. Не все могут быть храбрыми, когда сталкиваются с угрозой, которую поросту не понимают.
Она заплакала, и ее тело содрогалось большую часть часа. В итоге он пошел в закусочную один, за едой на вынос. Они ели в машине, пока он изо всех сил старался ее утешить. Она была голодна, измождена и духовно сломлена. Несмотря на все, что стояло между ними, он понял, что любит свою жену и всегда будет любить. Будет ли их брак работать снова – это уже другой вопрос. На данный момент он отложил его в сторону.
***
Симона провела неделю за восстановлением. Она проводила время со своими дочерями, Вики и Бет. Они скучали по ней, но было ясно, что она им не нужна. Девочки были в восторге от ожидаемого рождения их двоюродной сестры. Лиза, супруга их тети Тары, была на восьмом месяце беременности, и ребенок мог родиться уже через две недели. Никто не сказал девочкам, что мужчиной-донором был их отец, и что новый ребенок будет их родным братом.
– Лиза говорит, что они собираются назвать его Джеймсом, – сказала Бет своей маме.
– Но папа не хочет, чтобы они это делали, – вмешалась Вики. – Ему не нравится имя Джеймс. Ты знала об этом?
– Да, мы это обсуждали, когда думали, что ты можешь быть мальчиком, – сказала Симона Вики.
Бет подумала, что идея о том, что Вики может быть мальчиком, очень забавна. Тут появилась Тара и выгнала девочек играть.
– Идите, загорайте, пока есть возможность. Уже осень, и скоро наступит зима.
Когда девочки ушли, Симона сказала:
– Полагаю, ты сделала это, потому что хочешь поговорить.
– Да, – сказала она. – Лиза думает, что Джимми, возможно, захочет выслушать доводы разума о тебе и о нем. Он немного повзрослел с тех пор, как ты уехала в последний раз.
– Думаю, ты имеешь в виду Кэрри Уилсон, но мне вряд ли кажется, что он завел любовницу, чтобы получить озарение.
– Не принижай леди. Мой брат питает слабость к независимым женщинам. И, как и ты, она питает симпатию к умному мужчине, способному принять в качестве партнера умную женщину. Но она не притворяется, что ведет игру с одним человеком, и он это принял. Он потерял некоторые из своих глупых романтических представлений.
– Это то, как ты видишь наш брак?
– Так я вижу его сейчас. У тебя есть работа, которую нужно делать в этом мире, у него тоже. Глупо пытаться соответствовать нереальным стандартам в ваших обстоятельствах. Если ты кого-то любишь, освободи его. Если вернется, он твой. Если нет, значит, этого не должно было быть.
– Разве ты не стала понимающей душой.
– Конечно, я нашла любовь хорошей женщины. У меня есть роскошь обладать любимым человеком в полной мере. У вас с Джимми никогда не будет большего, нежели перерывы между работой. Ему придется с этим смириться.
***
В этот момент Джимми ждал Кэрри Уилсон в гостинице Lаthаm Inn. Гостиница была одним из тех мест, куда приходят люди, чтобы их не замечали. Кэрри не скрывала своих отношений, но и не выставляла их напоказ.
– Люди готовы принять многое, лишь бы не тыкать их этим в лицо, – говорила Кэрри.
У Джимми был тот твердый панцирь, что выращивают адвокаты защиты. Ему было все равно, что думают люди. Важно было только его собственное мнение. Он не тыкал свой роман в лицо Симоне, но и не скрывал его. Он знал, чем занималась его жена, когда ее нет дома, и пользовался той же привилегией для себя. Теперь, когда она вернулась, он не знал что делать ни с женой Симоной, ни с любовницей Кэрри.
Кэрри позвонила и попросила встретиться с ней в тихой гостинице. Когда она появилась, то вся улыбалась.
– Ты выглядишь счастливой, – сказал он.
– Из-за тебя, любимый, – сказала она, целуя его, – разве ты не слышал? Ты выиграл «Нью-Джерси против Гила»!.
Теперь настала очередь Джимми улыбаться. Он был почти уверен в результате, но знать что он выиграл наверняка, было приятно. Когда он расплылся в ухмылке, Кэрри рассмеялась.
В это время дня в гостинице не обслуживали столики, поэтому Джимми пошел в бар за «Космо» для Кэрри. Когда он вернулся к столику, вошла высокая и потрясающе красивая брюнетка под руку с крупным парнем средиземноморского типа. Оба члена этой пары кивнули Кэрри, а затем продолжили их не замечать.
Видя замешательство Джимми, Кэрри прошептала:
– Сьюзен Синглтон и Тони Греко. У них кое-что происходит. Он – главный политический советник губернатора, а она претендует на должность руководителя отдела по связям с общественностью в его следующей кампании.
Джимми внимательно посмотрел на Сьюзен. Он никогда не видел женщину, которая была замужем за Стивеном (он же Фокси) Фицджеральдом. Она была всем, что о ней говорили, включая, очевидно, женщину, которая играла с кем-то.
– Я слышала, она замужем, – сказала Кэрри.
– Да, я знаю ее мужа. Он сейчас защищает Роджера Гамильтона.
– Того Гамильтона, что убил свою беременную жену.
– Того самого, но все же, якобы убившего свою беременную жену.
– Насколько я слышала, суд – это простая формальность, – высказала мнение Кэрри.
– Никогда не знаешь, особенно с Фокси, – ответил Джимми.
По правде говоря, он уважал человека, которого они называли Фокси. Как и Джимми, он не боялся играть картами из нижней части колоды, если это было необходимо для победы. Это напомнило Джимми, что нужно что-то сделать, чтобы полиция не смогла подмять под себя решение, которое он только что выиграл. Должен быть способ отвлечь их от намерения взять анализ ДНК клиента Джимми.
– Эй, ты все еще со мной? – спросила Кэрри.
– Прости, у меня просто случайная мысль.
– Ну, надеюсь, что в ней – кровать и я, – сказала она.
Джимми засмеялся:
– Ну, предлагаю твою квартиру, так как в моей сейчас живет жена.
– Благодаря мне. Так что, думаю, ей просто придется позволить мне одолжить ее мужа для себя. Но не раньше, чем он угостит меня ужином.
В тот вечер Джимми отложил свои сложности на потом. Ответы на его проблему, что делать с ДНК Гила и что делать с его женой, придут к нему сами. Кэрри искала партнера для постели, и в данный момент он был ей должен. Они отправились в квартиру Кэрри на Стейт-стрит, в двух кварталах над зданием Капитолия. Она была обставлена не очень хорошо. Кэрри не рассматривала ее как постоянный дом. Это было место на время, пока она ждала, что ее босс станет баллотироваться в президенты.
Исключением была спальня, которую Кэрри тщательно обставила большим старомодным шкафом и большой кроватью в виде саней, имитирующей французское барокко. Эта спальня находилась в задней части дома, выходила на задний сад и каретную дорожку. Уличный шум заглушали тяжелые ставни на окнах фасада. Этажом ниже располагались офисные помещения одной из многочисленных лоббистских фирм.
Кэрри, не теряя времени, налила каждому из них по бокалу вина и удалилась в спальню. Она разделась и легла обнаженной, потягивая вино, прислонившись спиной к изголовью кровати. Джимми поставил свое вино на тумбочку и сбросил одежду. Он встал на колени между ее ног, зная, чего она хочет. Кэрри была женщиной, считавшей, что лучший элемент мужчины – его язык. Ей нравилось, когда он был медленным и дразнящим.
Джимми провел руками по ее ногам, а затем последовал за ними губами. Он обошел вокруг ее щели и пощипал вульву. Провел языком по половым губам, а щекой с щетиной – по внутренней стороне ее бедра. Она застонала, как по команде, когда его язык скользнул между ее нижних губ.
Джимми дразнил ее, повторяя свои оральные ласки, пока она не захотела большего. Она поставила вино и схватила его за голову, заставив его рот прижаться к ее клитору. Как по команде, он присосался к ее клитору, и она кончила...
Кэрри нравилось медленное нарастание, потому что это отсрочивало оргазм. Когда же он наступал, то был интенсивным и быстро заканчивался. Тогда она позволила ему войти в нее и нежно поглаживать, двигаясь внутрь и наружу.
С ней было легко. Он мог не торопиться и наслаждаться ее телом. Только почувствовав, что она готова, он по-настоящему входил в нее. Тогда она кончала, как будто кто-то щелкал выключателем. Кэрри была женщиной, тешившей мужское эго. Но не стоит забывать, что она считала своим правом спать с любым мужчиной, которого пожелает. Любовников у нее было очень мало, и она всегда их хорошо проверяла. Она могла быть неразборчивой в связях, но неразборчивость в любовниках ей не нравилась. Чей-то муж – это нормально, но если у него есть еще одна любовница, это уже неприемлемо. Она верила в некую относительную верность. Для себя. В этом была разница между эмансипированной женщиной и просто шлюхой любого мужчины.
– Пойдешь к ней домой сегодня вечером? – спросила она, прижимаясь к своему измученному любовнику.
– Я не могу остаться, если спрашиваешь об этом. Рано утром я должен быть в офисе.
– Ты будешь сегодня вечером заниматься сексом со своей женой?
– У нас не было секса с тех пор, как она уехала в последний раз.
– Почему? Ты не можешь все еще на нее злиться, – сказала Кэрри, приподнявшись на одной руке, чтобы заглянуть ему в глаза. Ей было искренне любопытно. Кэрри понимала, как гордый мужчина может расстроиться, узнав о неверности жены. Но степень гнева Джимми даже после их собственного романа вызывала недоумение.
Джимми заложил руку за голову и попытался ответить на вопрос. Почему он не занимался любовью со своей женой или хотя бы не трахал ее? Она – красивая женщина, к которой его безмерно влечет. Он глубоко любит ее, несмотря ни на что. И все же, в настоящее время между ними не было физической близости.
– Наверное, потому, что я так сильно ее люблю, – сказал он.
Кэрри покачала головой:
– Это не любовь, а ревность. Если бы это была любовь, то ты бы хотел, чтобы она была счастлива, а не вы оба были несчастны.
– Так вот что у вас с Рэймондом, настоящая любовь?
Кэрри нахмурилась. Она никогда не говорила со своими любовниками о Рэе.
– У нас с Рэем есть взаимопонимание. Я осторожна, а он смотрит в другую сторону. Я просто слишком молода, чтобы в данный момент связывать себя эксклюзивными отношениями, – ответила она, как обычно. Возможно, она даже начала верить в эту ложь, ведь говорила ее так часто.
– Но ты хочешь престижа отношений. Быть помощником губернатора и влиятельным посредником в ассамблее, – закончил он за нее.
– Цинично сказано, но да. И любое дальнейшее обсуждение Рэя запрещено, – сказала она, снова скрывая правду.
– Понятно, но у меня другая ситуация. Я не жил в сказке. Требовалось кормить детей и оплачивать счета. Тем не менее, я жил романтикой, где любовь побеждает все.
Кэрри криво улыбнулась и покачала головой.
– Ты на самом деле загадка. Жесткий адвокат, не принимающий никакого дерьма, мечтающий стать героем какой-нибудь голливудской романтической комедии.
– Теперь ты смеешься надо мной?
– Нет, это твоя любовница тебя жалеет, – сказала она. И подарила ему долгий, затяжной поцелуй, исходивший из самого сердца. Она могла любить этого мужчину. И все же, он угрожал той жесткой профессиональной женщине, которой она стремилась быть, и той великой карьере, которую для себя наметила.
***
Симона встала рано. Джимми вернулся домой поздно вечером, и хотя он только что принял душ, она все еще чувствовала на нем запах духов другой женщины. Она ничего не сказала. Ее план состоял в том, чтобы держать рот на замке и делать все возможное, чтобы вернуть его. Как это можно сделать, она не знала.
Сегодня она посетила больницу. Она уже восемь месяцев не работала на обычной работе во время последнего задания MSF (Врачей без границ). Пришло время появиться и отдать должное местной команде. Она договорилась о встрече с главным администратором больницы, Эллен Перри, и начальником медицинского персонала, доктором Кларком. Они провели встречу в офисе Эллен, расположенном в отдельном здании через дорогу от собственно больницы.
Эллен и Джейк Кларк были очень сердечны. Ей было лет шестьдесят, но, вопреки всему, директору по персоналу, доктору Кларку, было всего около тридцати. Они усадили Симону и за чашкой кофе начали, как казалось, дружескую беседу. Но после обсуждения трудностей и проблем, связанных с работой Симоны в Африке, они дошли до того места, где Симона ожидала, что они спросят, когда она вернется на работу. Затем наступило молчание.
– Ну, я намеревалась побыть дома до конца этой недели. Но могу выйти в понедельник, если для вас это достаточно скоро, – сказала Симона.
Тишина продолжалась, пока администратор обменивался взглядами со своим директором по персоналу.
Наконец, заговорила Эллен:
– Как ни тяжело говорить, но обстоятельства необычные... – Эллен уставилась на свою пустую чашку из-под кофе.
Вмешался доктор Кларк:
– Невозможно сказать это просто, но мы считаем, что в нынешней обстановке твое возвращение было бы разрушительным.
На мгновение Симона не поняла, а потом поняла слишком хорошо:
– Вы не можете поверить, что у меня Эбола?
– Нет-нет, – заверил ее Кларк, – но общественность в панике. В данных обстоятельствах, твой рабочий...
Голос Кларка прервался, поэтому его изложила Эллен Перри.
– Мы просто не можем принять тебя обратно, пока не спадет испуг. Тогда, конечно, мы будем очень рады восстановить тебя в должности, – сказала Эллен.
– Восстановить? – переспросила Симона.
– Да, мы отозвали твои полномочия. На данный момент ты не имеешь права здесь практиковать, – сказала Эллен.
– Но только временно, пока все не уляжется, – добавил Кларк.
Симона была ошеломлена. Страх невежд она понимала. Эбола – страшная болезнь. Понятны даже действия бессердечных политиков, питающихся общественными страхами. Но ведь это – информированный медицинский персонал, знающий, что риск ничтожен. Зачем им подвергать ее остракизму за то, что она пошла на личные и профессиональные жертвы?
– Вы понимаете, что если мы не сдержим эту болезнь там, где она сейчас, то в опасности будут все. Для борьбы с этим необходимы тысячи медицинских работников. Вы подвергнете всех их остракизму по возвращении? И если да, то кто будет готов бросить все ради борьбы с этой штукой?
Ответ администратора Эллен последовал незамедлительно:
– Это не наше дело. Нам необходимо управлять больницей. Кто приведет своих детей в учреждение, где существует хоть малейшая вероятность того, что врач болен заразной болезнью?
Симона вернулась домой женщиной, чьи убеждения поколеблены. Она вернулась в дом, где жила с мужчиной, которого любила. В дом, где росли две ее дочери, но уже не ее. Теперь она задавалась вопросом, что стало с ее жизнью. Она была уверена, что отправившись в Африку, поступила правильно, но при этом потеряла все. Работы, которую она любила, больше нет. Муж, которого она любила, спит с другой женщиной. Любят ли ее дочери?
***
Джимми О'Рейли сидел в полицейском суде с головной болью. Она появилась вскоре после встречи с клиентом Сэмом Гилом. Клиент был доволен вердиктом апелляционного суда, но его радость сменилась волнением, когда адвокат сообщил, что полиция Трентона, несомненно, теперь попытается получить его ДНК другими способами.
– Это не может быть законным. Суд же сказал «нет», – усомнился Гил.
– Да, нууу, не совсем. Понимаешь, если они случайно наткнутся на твою ДНК в открытом мире, то четвертая поправка не подействует. Читая решение, которое мы получили из апелляционного суда, они именно так и поступят.
Это решение написала судья Шоу, женщина, возглавлявшая коллегию из трех судей. Согласно ее толкованию четвертой поправки, для ее применения требуется «количество новых доказательств, достаточное для того, чтобы убедить независимого следователя в необходимости дальнейшего розыска». Старая ДНК не подходила для этого, даже несмотря на наличие нового теста. Другими словами, без новых доказательств, связывающих Самуэля Гила с преступлением, новый тест не применяется. Но полиция собиралась сделать все возможное, чтобы найти эту новую связь.
– Что мы можем сделать? Я заплатил кучу денег. И что ты собираешься делать?
Отношение Гила, казалось, переросло в обвинение в том, что адвокат его обманул. Джимми сочувствовал, но не мог понять, в чем его вина или даже что в конечном итоге беспокоит Гила. Однако, учитывая свой гонорар, возможно, Гил чувствовал себя немного обиженным.
– Мне пришло в голову, что когда тебя задержали, полиция штата не сфотографировала тебя. В лучшем случае, у них есть только общее твое описание. Полиция Трентона вообще никогда тебя не видела, – сказал Джимми.
– Итак.
– Ну, я думаю, чтобы собрать твою ДНК, им потребуется за тобой следить, а это может сбить с толку. Например, подумай, если бы кто-то, имея твое общее описание, жил у тебя дома и ездил на твоей машине, а ты был бы в Массачусетсе, на работе?
Гил был в замешательстве, поэтому Джимми пришлось подробно изложить свою идею. Но после того как трюк был изложен, Гил понял его мудрость. В доме Гила должен был остановиться на несколько недель один из следователей Тары О'Рейли, имеющий общий рост и подходящий под описание Гила. Сэм Гил же уезжал на работу за пределы штата.
Джимми ожидал со стороны своего клиента протестов по поводу неудобств. На самом же деле Гил был не просто в восторге, а практически в экстазе. В голове Джимми сработал маленький колокольчик. Обычно клиенты не были настолько сговорчивыми. Они мямлили, упирались и утверждали, что не должны испытывать неудобств. В конце концов, они безусловно правы, и работа адвоката заключается в том, чтобы добиться для них именно того, чего они хотели. Гил же, напротив, казалось, принял этот обман, как будто это было то, чего он искал с самого начала.
***
Два часа спустя Джимми находился в полицейском суде Олбани, ожидая своей очереди на судебное заседание. Этот клиент был обнаружен пьяным сверх установленного законом предела, прислонившимся к капоту своего автомобиля. Он был припаркован в Новой Шотландии, в квартале, где находилось не одно, а целых три заведения для взрослых. Полиция сначала его допросила, а затем проверила на трезвость. После чего предъявили ему обвинение в вождении в нетрезвом виде, хотя в тот момент он не находился за рулем.
Обвинение утверждало, что он был за рулем, что он и признал. Защита настаивала на том, что за рулем он не был, как только опьянел. Большинство судей прекратили бы дело на предварительном слушании, но в городе проводилась большая кампания по борьбе с вождением в нетрезвом виде, и окружной прокурор показывал, насколько он крут, так что, виновен он или нет, но суд должен был состояться. Сам суд так и не состоялся. По окончании давления, обвинение признало его виновным в нарушении общественного порядка. В конце концов, обвиняемый стоял на улице в состоянии полного алкогольного опьянения.
У него начинала болеть голова. Джимми посмотрел направо. Через четыре свободных места сидел Стивен (Фокси) Фицджеральд. Они кивнули друг другу. Стивена прозвали «Фокси» в юридическом колледже. Джимми помнил, как забавно они все его называли. Он получил это прозвище не за какие-то юридические способности, а за то, что у него была самая красивая девушка, которую кто-либо когда-либо видел. Ее описывали как настоящую лису (красотку). Когда выяснилось, что она дочь богатого страхового магната, Стивена переименовали в Фокси.
И все же, как можно быть лисицей, будучи женатым на неверной женщине? Были и те, кто завидовал Джимми и называл его проницательным ублюдком, женатым на симпатичной докторше. По мнению коллег, он был на высоте. Будут ли они думать так же сейчас? Здесь он сидел, отрабатывая гонорар за фиктивное дело. Через четыре места от него адвокат, защищавший интересы в крупнейшем местном деле об убийстве, тоже застрял в ожидании магистратского суда. Почему? Потому что фирма Фокси ничего о нем не думала? Проницательный Джимми и Фокси Стивен совершали одни и те же ошибки.
В жизни недостаточно быть умным. Нужно быть удачливым. Жениться не на той женщине... Нет, это неверно, если вы любите не ту женщину, вы оказываетесь в тупике. Фокси работал в хорошей крупной фирме, но он не был партнером и, очевидно, не собирался им становиться. Все знали о ситуации с работой Фокси, так же как знали, что его жена бегает за ним. Джимми тоже с трудом сводил концы с концами, пока его жена улетала в Африку, чтобы поиграть в домик с медицинскими жеребцами, благородно пытаясь спасти мир. О ситуации Джимми тоже было известно.
Его называют городом, но на самом деле это маленький городишко, – думал он.
– Интересно, не занимаемся ли мы неправильным бизнесом? – сказал Фокси.
Мысли Джимми блуждали так далеко, что он не заметил, как Фокси преодолел расстояние между ними.
– Вообще-то, не только этим, но и другими вещами, – ответил Джимми.
– Да, забавная штука – жизнь, – казалось, размышлял Фокси. – Ты когда-нибудь задумывался над тем, чем мы на самом деле занимаемся?
– Не совсем понимаю, о чем ты.
– Защищаем людей. Это касается невиновных или виновных?
– Думаю, и тех, и других.
– Когда-нибудь удавалось отмазать виновного? – спросила Фокси.
– Не знаю, наверное, да.
– Думаешь, это риск, на который мы идем?
– И все же, когда ведешь дело, то рискуешь осудить кого-то невиновного. Это кажется большим риском, – сказал Джимми.
– Может быть.
– Я думал о своей жене, – признался Джимми.
– И ты веришь, что у нас общая проблема? – сказал Фокси, выгнув одну бровь, чтобы выглядеть одновременно скептически и насмешливо.
– Одним словом, да, – ответил Джимми.
– Возможно, но жена может быть такой проблемой, которая существует, только если ты ей это позволишь. С совестью жить гораздо труднее, чем с женщиной. Думаю, все зависит от мнения мужчины о себе.
Этот разговор был набором загадок, вопросов без определенных ответов. Тогда они назвали дело Джимми, завершив странную дискуссию. В последующие дни Джимми будет гадать, знает ли Стивен что-то о проблемах Джимми, или же Фокси Стивен просто пытается решить свои собственные. Оба мужчины были женаты на волевых женщинах с независимой и успешной карьерой. Обе жены поддерживали их, и казалось, что они любят своих мужей. Оба мужчины были начинающими юристами с туманными карьерными перспективами. Тем не менее, Фокси намекал на другую связь. Неужели они оба представляли убийц?