Третий сын. За грибами с мамой и Марковной

Леса у нас богатые. Не про тайгу разговор, про лес обычный, что начинается сразу за деревней. Маленько от деревни отойди и, если ты не деревенский, а городской, не враз назад дорогу найдёшь. Наши-то и сами по одиночке в лес не ходят. Заблукает кто, ищи его с собаками. Это в кино товарищ Глазычев со своим Мухтаром враз всех находил. А наши кабыздохи, выпусти их в лес, хвост трубой и самих искать надо. Но идти в лес надо. По концу лета там и ягоды, и грибы. Да и летом надо идти. Веники где заготавливают? В березнике. А без веника что за баня? Тьфу, порнография заморская. Сауной её ещё обзывают. Ни пара, ни веников. Сиди, как дурак, и просто потей. Был Вовка в такой, когда к родственнику в город ездил погостить. Одно название, что баня. Сидят все вместе - и девки, и парни, в трусах, девки ещё и в лифчиках, - и греются. Да какой дурак в баню в трусах идёт? Только городской. У нас в деревне тоже в баню вместях ходят. И что такого? Баня же. Попарятся, помоются, заодно и разглядят девки парней, а парни девок.

Ну да не про баню речь, про лес. Заглянула как-то в Вовкин дом Марковна. Вежество соблюдает, не сразу про дела разговор повела. Сначала с матерью Вовкиной про здоровье, про хозяйство. Это вроде как на Востоке начинают разговор

— Как семья? Как бараны? Ишак ещё не сдох?

Точно так же издалека заходят. Поговорили, чаем мать угостила Марковну. А как же иначе? Гость в дом - так хоть стакан воды подай. И отказаться нельзя, обида смертельная. Отказался - зла желаешь. Ну вот как чай допили, Марковна и завела речь про то, что вот Башкина в лес ходила с кем-то, так грибов набрали - не враз унесли. Вертались назад, две ходки делали. И пригласила Вовкину мать в лес прогуляться. Походить, кислородом да озоном подышать, поискать грибочков. Обабки посушить, рыжики жарить в сметане, грузди на засол. Матушка прониклась идеей и засобиралась. А чтобы совсем уж безопасно было в лесу - вдруг волки или лихие люди - Вовку с собой позвали. А тому собраться - только подпоясаться. Он завсегда рад кому помочь, особенно женщинам. Зато его поселковые бабы и любят. И одинокие, и замужние - все любят безотказного Вову - третьего сына. Вот, к примеру, сёдняшняя гостья Марковна. Так не только она, а и её дочка, и внучка тоже Вову любят. За незлобивость его, за покладистый характер, за широту души, а вовсе не за то, про что наговаривают злые языки. Да пусть их, пусть брешут. Это они злостью исходят от того, что от мужиков своих боятся гульнуть. А какие не боятся, так те смело подолы задирают. Вона Танька Марковны, так та и при муже не боялась ничего, а как её идола сбёг из дома, так вовсе в открытую стала Вову в гости принимать. И делит полюбовника со своей дочкой. От него не убудет, а бабам приятно. К тому же на пару даже забористее выходит. Да и подскажет мать в случае чего дочери, научит.

А Вова и двух враз ублажить может, и на такое горазд. В день по несколько баб пропускал и ничего. А то как же, коли воздуха у нас свежие, природа -мать наша, опять же нетронутая. Продукты свежие, без всяких ГМО и прочих отрав вроде нитратов и пестицидов. Рос-то на парном молочке, на экологически чистых, как теперь говорят, продуктах. Вот и вырос в сучок. Да крепенький такой образовался, прям как нос у того Буратины. Правда тот Буратина свою Мальвину тока носом и мог ублажить, а Вовка вовсе не носом бабам в манду тычется, совсем другим струментом. Потому и слава про него по деревне идёт, что полюбовник он ласковый, крепкий, внимательный и если уж взялся ебать, то проебёт, как положено. Неудовлетворёнными не оставался ещё никто. В том числе и родная Вовкина мать.

Матушка у Володи на железке трудилась. Да какая там железка, так себе, узкоколейка. Раньше мотовозик тягал вагоны, перевозя бригады на работу и с работы, забрасывая бригады на лесосеки. Лес ещё вывозили по этой узкоколейке. Да ещё жители поселковые кому в лес надо, старались проехать хотя бы часть пути по железке. на той железке, кроме путейцев и машинистов, были ещё диспетчера. Вот Вовкина маманя диспетчером и трудилась.

С развалом Союза работы как-то заглохли, осталась самая малость, но железка функционировала. Правда начальству стало не до контроля. Работает да и ладно.

Кроме матери в той шараге трудилось ещё сколько-то народа. Коллектив маленький, дружный, всё вместе: радости, печали, праздники. Вот и в тот раз что-то у матери на работе отмечали, да видать так наотмечались, что пришла маманя домой в крепком подпитии. Вова как раз по телевизору что-то смотрел. Вечер же. Никто никуда не пригласил, а шараться просто так без дела ему не нравится. Раньше хоть клуб был, можно было в кино сходить, на танцы, а теперь на дверях клуба огроменный замок висит, уже заржавевший от времени. Вот и сидел перед телевизором, благо можно было пощёлкать пультом, выбирая каналы.

Матушка зашла и с порога давай наезжать на сына. Пьяная, дак чо. И начала с того, что вот вырастила сыночка, думала себе на радость, в помощь на склоне лет, а оказалось, что никакой помощи от него не дождёшься. Вовка даже прихирел слегка. Да как у неё язык поворачивается такое нести? Всё в доме с недавних пор легло на его плечи. Ну, акромя, конечно, домашних дел, что издревле считались женскими. Постирать там, сготовить, ещё чего. Да и с этими делами тоже сам справляется, стараясь не особо нагружать матушку. Вона машинку ей купил по имени "Sаmsung. Чудо корейской техники. Ты туда бельишко забрось, порошка засыпь и включи. Всё, можешь идти заниматься чем другим, она сама всё сделает. Дороговато, правда, зато очень уж труд облегчает. Матушка нарадоваться не может, постоянно нахваливает. Так чо ещё не делает-то? Каку капсю ещё надо?

А вот каку. Матушка, подвыпив, расхрабрилась и высказала то, что давно хранила в себе, не решаясь сказать об этом сыну.

— Ты, поросёнок, всю деревню низовскую и верхний посёлок ходишь дерёшь. Всех баб переёб. А что дома под носом у тебя мать живая есть, ты даже не думаешь. А я ведь тоже женщина, тоже хочу. - Матушка всхлипнула. - Я же ещё не старая, неужто на меня уже и внимания нельзя обратить? Марковна насколько старше, а ты её загибаешь. И не отказывайся! Не смей! Она сама бабам хвалилась, как ты её прошарошил во все дыры.

Вовка попытался оправдаться

— И не во все. За щеку только да в пизду. А больше ничего и не трогал.

Мать палец выставила навроде пистолета, в сына прицелилась

— Вот! Во-от! За щеку он ей дал. А что, мать уже разучилась хуй сосать? Почему матери такое не предложил? Молчи! Пришибу, гад! Нашёл себе ровню, старуху с засохшей пиздой.

Вовка оторопел от такого наглого извращения фактов. И ничего у Марковны пизда не сухая, а очень даже мокрая. Вона сколько натекло, когда ёб. Попытался донести это до матери, да куда там. Она уже раздухарилась, сына толкнула так, что он на кровать завалился, на спину упал. А мать одним рывком сдёрнула с него штаны. Дома-то Вовка триканы носил, чаще всего и без трусов. Дома же, кто видит. Бывало, что и вовсе голым ходил. Так и мать тоже не особо заморачивалась одеждой. Честно сказать, не раз и не два у Вовика вставал на матушку, да он гасил эти порывы. Мать всё же, не чужая тётка. Это тех можно хоть стоя, хоть лёжа, хоть раком. А тут своё. Да и не принято как-то матерей ебать. Хотя ебут деревенские родню, ещё как ебут, только не выставляют это на всеобщее обозрение. И Мансур со своей сестрой живёт, как муж с женой. И Чадаевы мать с сыном живут и живут неплохо. Петровна молоденькой козочкой скачет. Ещё бы ей не скакать, когда Васька её по несколько раз на дню загибает.

А пока Вовка размышлял и задавался вопросом можно ли ебать матерей, мать сама ответила на его невысказанный вопрос, просто взяв в руку хуй. Повертела, словно крутила штопор, осмотрела со всех сторон, словно впервые увидела. Как же, впервые. А в баню-то вместе ходят, чего уж там было не рассмотреть. И вставал у Вовки в бане на мамкино голое тело, чего уж скрывать. И она понимала, на кого у сына встаёт. Да вот не приспичило ещё, не прижучило, вот и молчала, не решаясь сделать первой этот шаг, надеялась на то, что сын, как мужик, сделает это первым. Короче говоря: Мы были оба, я у аптеки, а я в кино искала вас... А ту, по всей видимости, так закипело, что паром крышку сорвало. Да плюс ещё выпила. И, скорее всего, наслушалась баб, которые не стесняясь обсуждают кого и как Вова драл, да в каких позах и в какие щели.

А матушка, покрутив мигом вставший хуй, подула на головку, залупила плоть до самого края, лизнула и, оставшись довольной вкусом, взяла головку в рот. Через малое время оторвалась

— Вырастила, выкормила, вон какой красавец. И твёрдый, как деревяшка, только тёплый, аж горячий. И размером приличный. У отца-то, пожалуй, деже поменьше был. И потоньше. Да что сравниваю-то? Я уж и забыла, какой у него был. Ты лежи, не шевелись, я щас разбалакаюсь быстренько.

Матушка раздевается, приговаривает

— Нет, это же уму непостижимо. Мужик в доме, а матери хоть огурцы в пизду толкай. Думаешь приятно? Тебе бы вот в задницу затолкать. И главное половина деревни с роднёй шоркается, а у меня Иисусик выискался, заветы там какие-то блюсти надумал. Он, значит, в рай собрался, а матери по ночам подушку грызи. А ты знаешь, что женщине нельзя долго быть не ёбаной. У неё от этого и расстройства всякие, и болезни. Вот расстроюсь да как дам тебе по башке сковородой. Да, той самой, что ты купил. И пусть "Тефаль" думает о твоей дурной голове. Там мозгов-то всё одно нет. Были бы, так давно бы уж никого не спрашивал, разложил бы мать да продрал. Я даже на все щели согласная.

Вовка переспросил

— И в задницу?

— Да хоть в передницу, хоть в задницу. Куда попадёшь, туда и суй.

Матушка сняла жилетку, задрала юбку. Вовка удивился

— Мам, ты без трусов?

Дома-то ладно, как хочешь, так и ходи. А на работу мать всегда трусы надевала, как без них, когда с людьми работаешь. А ту голая задница с передницей. Мать отмахнулась

— Да не донесла. Уже перед крыльцом обоссалась. Дак в баню-то забежала, быстро муньку сполоснула и домой. А тут ты лежишь и в ус не дуешь. И вообще молчи. Мне, может быть завтра будет стыд и срам тебе в глаза глянуть. Да и плевать. Зато сегодня вечер и ночь мои. Будешь ты, сынок, ебать мамку, как шлюху какую в разных позах и во все, как ты говоришь, дырки. А для жопы вон там в тумбочке крем лежит.

Вот те на! Так у мамани это не экспромт, это же она заранее к ебле приготовилась. Точно уже невмоготу стало.

Мать развела руками в стороны титьки. Титьки-то у матери, как у большинства взрослых женщин, и безо всякого силикона вполне приличные. Развела и резко сжала, зажав между ними хуй. Играет титьками, дрочит Вовкин конец. Спрашивает

— Нравится?

Ещё бы не понравилось. Мало того, что взрослая женщина, с которыми Вова предпочитал иметь дело, так ещё и мама. Когда-тто он эти титьки сосал, потом шарил. Мать позволяла ему шарать титьки едва ли не до сего дня. А сейчас оон мамку в эти самые титьки ебёт. А маманя ещё и голову наклоняет, старается губами поймать залупу, выныривающую из плена этих дынек.

Наигравшись с хозяйством сына, матушка заползла на кровать. Точнее говоря, залезла на сына. Потянулась к губам. И они целовались. Вовка вспомнил, что они с матерью не целовались сто лет. Раньше мать всегда целовала его, провожая в школу, потом на работу. И даже на гулянку вечером провожала всегда с поцелуем. Вовка уже и подзабыл вкус маминых губ. Верхних. Нижние он вообще ещё не пробовал. Но сделает это обязательно. С другими не обязательно, а с мамой будет так. Всегда. Вот только сейчас она своё получит, успокоится, а потом Вовка её ка-ак вылижет. Ох и поорёт же она, поизвивается! А он потом её на живот положит и сзади, как больше всего любит. А уж куда там попадёт, то никто предсказать не может. Надо будет только заранее кремом дырочку смазать.

Мать залезла на Вовку, приподняла зад, скомандовала

— Направь!

— Кого?

— Хуя твоего! Что ты как маленький? Или издеваешься? Кровь из матери пить вздумал, сучёныш" Быстро направь свой конец. Ещё спроси: Куда? - и точно получишь.

Спорить с матерью? В таком-то её состоянии? Да ни в жисть! В глазах сумасшедшинка какая-то, возбуждение на пике, того и гляди сорвётся. Видать долго готовилась к этому дню, накрутила себя, а сейчас ведёт себя так дерзко, стараясь спрятать глубоко робость и страх. Не враз решишься лечь под сына. Пусть не под, а на него, это всё неважно. Главное, решилась дать сыну. Всё же запрет на такое заложен генетически. Ну так она же не для продолжения рода, не рожать же от сына. Здоровья для всё это. Тело перезрело, просит разрядки, тут хоть кому дашь. Да вот некому.

Оседлав сына, мать запрыгала на нём. Что она говорила, что выкрикивала, Вовка и не запомнил. Он сам погрузился в какой-то транс. Это был не просто секс, это было какое-то животное соитие. С рычанием, с царапаньем, с завыванием на два голоса. Матушка скакала на сыне, падала ему на грудь, кусала, тут же целовала следы укусов и снова кусала. И кончала раз за разом. Наконец успокоилась. Голос стал тише, движения медленнее, а вскоре и совсем замерла. Несколько раз вздрогнула, слезла с сына, на четвереньках поползла по кровати. Вовка поймал её за бёдра, притормозил. Мать голосом умирающего лебедя спросила

— Вов, ты чо?

— Так постой.

И начал целовать ягодицы, одновременно рукой играя с мокрой и склизкой пиздой.

— Вова, ты мне жопу целуешь?

Ты смотри, сообразила.

— Нельзя?

— Теперь тебе всё можно. Теперь ты мужчина - главный в дому. Теперь делай что хочешь. Я ведь просто баба. - Мать потянулась, прогнувшись. - Ты только почаще так делай.

— Как? Что делать?

— А что сейчас делал, то и делай.

— Мам, тогда так стой.

— Раком, что ли?

— Ну да. Только скажи, тебе со мной понравилось?

Мать засмеялась

— Обычно бабы о таком спрашивают. Понравилось? Да я чуть с ума не сошла, пока ты меня ёб.

— Я? Ты сама на мне прыгала.

— Прыгала я, а ёб ты. Ты чего делать собрался, так делай. Я же не могу стоять так часами. И жопу мне потискай. Сильнее! Ага, так. Вылитый папенька. Ой, сын! Глыбоко как всунул! Ай! Потише ты, сладенький мой. Ещё! Оуу, хорошо-то как! Я ведь баба, меня же ебать и любить надо. Любить и ебать.

Мать ткнулась головой в матрас, такой выставила задницу. Ебите, сынуля, я вся ваша.

Давно Вовка не кончал с таким наслаждением и азартом. Так и мать не ёб ни разу, вот и потому такое чувство особенное. Мама лежит на животе, Вовка рядом, отдышаться не может. Мать повернулась на спину, притянула к себе сына, прижала, гладит.

— Устал, маленький мой. Вспотел весь. Нелегко мамку ебать, да? - Засмеялась. - А ведь тебе понравилось. Я всё думала что да как. Вдруг ты меня пошлёшь подальше, а то и вовсе обругаешь, скажешь: Ебанулась старая! Ишь чего надумала. А сейчас лежу, и на душе и в теле так хорошо, такая сладость. И ты ласковой такой, нежный и в то же время напористый. Ой, Вова, ты куда?

А Вовка малость отдышался и спол вниз по материному животу, раздвинул её ноги и присосался к пизде. Не лизал, а именно присосался, вытягивая из пизды свою сперму в смеси с материными выделениями.

— Вовка! Вова! Не надо! - Мать отталкивала голову сына. - Вовка, я же грязная! Вова, не надо! Мне стыдно!

Вовка на мгновение оторвался, быстро проговорил

— Молчи, мам. Сам наспускал, сам приберу. К тому же ты такая вкусная, наестись не могу. Прям хоть снова спускай и вылизывай.

И он снова присосался к пизде. И вскоре мать, как и предполагал Вовка, извивалась, орала, теребила сына за волосы, то отталкивала, то прижимала его голову к своей промежности. Выгибалась, вставая на мостик, тяжело падала на кровать, крепко сжимала бёдра, грозя свернуть сыну шею. А он всё лизал и лизал малые губы и между ними, сосал клитор, прикусывал го, заставляя мать снова и снова кричать, снова и снова извиваться. Такое долго терпеть невозможно и вскоре матушка замолчала и замерла. Состояние вроде полуобморочного.

Отдышалась, слабо, сил-то не осталось, потеребила сына за чупрыну

— Сволота ты, Вова! Ты меня чуть не убил своим языком. Нельзя же так. Хоть бы предупредил.

— Тебе не понравилось?

— Дурак! Даже отвечать не буду. Вов, давай поспим. Я больше ничего не хочу и не могу.

Мать повернулась на бок, Вовка прижался к её спине. Материна задница упиралась Вовке в низ живота, в вялый член. Вовка потянул в стороны материны ягодицы, постарался всунуть вялое и сопливое нечто между ними. Вдруг ночью встанет, а тут обе дырочки наготове.

Ничего и никуда не встало и не попало до самого утра. А утром сын, пока мама ничего не соображала спросонья, быстро приласкал титьки, пососав и полизав соски, раздвинул мамины ноги, задрав их вверх и всандалил до самого упора, вырвав из материнских губ короткий вскрик. А потом с каким-то остервенением, поспешно, словно боясь, что этот сон внезапно закончится, драл материну пизду, из которой он вышел на свет пару десятков лет назад.

А потом они просто лежали рядом. Уставшие, потные, счастливые, ставшие ещё роднее. Теперь их связывала не только одна кровь, но и общая постель. Вовка повернулся к матери, спросил

— Мам, а с отцом ты как жила?

— В каком смысле как? Как и все семьи.

— Нет, я в плане ебли.

— Ааа, вона ты про что? Так как жила. Нормально жила.

— А как ты ему давала?

— Нешто тебе интересно стало? Или ревность проснулась?

— Мам, какая ревность. Просто интересно.

— Ааа, вона чо. Так как давала. Как он хотел, так и брал. Где приспичит и как приспичит. Захотелось ему - заголяйся. И где он только меня не ёб. Разве что только не на абажуре. - Мать засмеялась. - Он и мамку мою, твою бабку, обихаживал только в путь. Она как раз у нас какое-то время жила. Так он не разбирался между нами. Какая под руку попалася, той и всадил. И не стеснялся ебать меня перед матерью, а её передо мной. А то напару раком поставит рядышком и дерёт по очереди. Тот ещё затейник.

— Мам, а если я так буду делать? Ну, в смысле, буду тебя это самое везде, где приспичит.

И замер, готовясь услышать отповедь. Нашёлся, мол, ебака грозный. Но мать лишь вздохнула, прижала сына к себе.

— Сказала же, что теперь ты хозяин. И почему я должна противиться? Это молодайки глупые думают, что помаринуют мужика, так он шибче её драть будет. Хрена лысого! Перегорит мужик раз, другой, третий, а потом плюнет и другую найдёт, на всё согласную. Благо такого добра вокруг - только свистнуть. Так что приспичило мужику - подставляй баба пизду.

— А если ты не кончишь?

— А язык на что? - Мать засмеялась. - Нет, я не про то, что ты подумал. Сказать ведь всегда можно, что ты ничего не получила. Хотя от другого использования языка я бы отказываться не стала.

И непроизвольно раздвинула ноги, приподняла зад. Чисто рефлекторно, не специально. А сын на чистых рефлексах нырнул между материных бёдер и присосался к так и не помытой пизде. Потом подумал и развернулся, лёг лицом к маминым ногам, а своим и своей задницей к маминому лицу. Та всё поняла правильно вскоре тишину нарушало лишь сопение и чмоканье. Мамины губы сотворили чудо, у Вовика встал. Ну, а дальше чего рассказывать, коли и без тог всё ясно. У мужика стоит, женщина готова принять его, так чего рассусоливать.

Марковна не обманула. Ходили всего ничего, а корзинки почти полные. Грибов не то, чтобы дох, но достаточно. Марковна чуть в стороне, Вовка с матерью рядышком. Бредут, под ноги смотрят, разговаривают.

Матушка корзинку поставила на землю, штаны расстёгивает, спускает. Вовка спросил

— Мам, ты чо?

— В очо. Ссать хочу.

— А я думал, что чего другого захотела.

И засмеялся.

— Мать, пустив струю, простонала

— Ууу, засранец ты, сын. У тебя все мысли только об одном.

— Угадала. Ты штаны-то не натягивай. Вон об деревце обопрись и наклонись.

— Сдурел? Марковна же тут. Вдруг увидит.

— И что? То она не знает, что мы с тобой живём как муж и жена. А то она сама мне не даёт. Ну и увидит. Пусть позавидует. А если ты раньше кончишь, то и она может у дерева постоять.

— Хуечки ей. В меня кончишь. А её, если захочешь, дома выебешь.

— Да я к ней не собирался.

— А и не надо к ней. К нам пойдём. Грибочков нажарим, по стопочке примем, вот и засупонишь ей. А я посмотрю со стороны.

— А тебе какой в том интерес?

— А просто со стороны посмотреть, как ты её шоркать будешь. Мне себя-то не видно, так хоть на вас посмотрю.

Вовка подтолкнул мать в спину, заставляя наклониться. Развёл в стороны ягодицы, ткнулся головкой между губ. Те мягко разошлись и впустили хуй. ать застонала.

— Блядь! И не поорёшь.

— Хочется?

— Ещё как. Ты же знаешь, я крикливая.

Вовка сопел, напяливая маменьку. Было довольно прохладно и этот контраст между холодком, обдувающим задницу и жаром маминой пизды заводил непомерно.

Мама простонала

— Вовка, кончай!

Сын засмеялся.

— Может Марковну позовём?

— Я те позову. В меня кончай, свинота.

Тут голос раздался

— Не надо меня звать, я сама пришла. А чо это вы тут делаете?

Вова с матерью рассмеялись. Какая тут ебля, когда хуй выскочил и тут же опал. Да и у матери запал прошёл. А насмешило их то, как Марковна произнесла это: А чо это вы тут делаете? Сразу вспомнился фильм "Добро пожаловать или посторонним вход воспрещён" Это выражение как раз оттуда.

Мать подтягивала штаны, одновременно матеря Марковну

— Принесла тебя нелёгкая. Чтоб тебе всегда так обламываться, зараза. Всю малину испоганила, всю парафию обосрала.

Та в ответ

— Да не ругайся ты так, Тоня. Я же не нарочно. Так получилось.

— Получилось у неё. Сейчас придём домой, пока я буду грибы жарить, Вовке дашь. И выдоишь его полностью, раз помешала ему кончить. Сучка ты, а ещё подругой зовёшься.

Под несерьёзное переругивание Марковны и матери, под недовольное сопение Вовки, не сумевшего кончить, добрались до дома. Вовка с Марковной принялись сортировать и чистить грибы, а мать пошла подмываться.

— Блядь, толком не поеблась, а пизда грязная. А ты, сучка, жопу мыть будешь?

Марковна в ответ

— А чо мне её мыть? Я ни с кем не была.

— Тогда мойте грибы, ставьте жарить, а я быстро подмоюсь и до чипка сбегаю, бутылочку возьму.

Едва мать вышла за двери, Марковна принялась снимать с себя одежду. Вовка рот разинул от удивления. Он привык, что порученное дело должно быть выполнено. А тут прямой саботаж. Грибы не мыты, а Марковне приспичило пизду потешить. Возмущаясь таким непотребством, мысленно возмущаясь, быстро скинул одежду с себя.

Марковна наклонилась на столешницу, легла на неё грудью, выставила пышный зад. Вот ведь вроде женщина в возрасте, можно сказать пожилая, а кожа на жое как у младенца: ни морщинки, ни прыщика, лишь лёгкий пушок, серебрящийся от света, падающего из окна. Ноги расставила, маняще подвигала задом, будто намекая: Вова, я готова! Ебать подано, приступайте.Вовка и приступил. Дело давно знакомое, привычное. Чуть растянул в стороны губёнки на пизде Марковны, приставил ко входу головку и - Опа! - хуй попал туда, куда метился, то есть точно в пизду. И понеслась скачка. Марковна активно подмахивает, пыхтит, Вовка сопит то ли от напряжения, то ли от удовольствия. Дрючит старушку, дрючит, а прихода всё нет. Перестоял у парня, теперь не скоро кончит. Надо бы поскорее, скоро матушка вернётся, опять выслушивать от неё, какие все вокруг сволочи и нельзя их оставить ни на минутку без пригляда. Ладно этот молодой кобель, а вот эта вот пизда старая чем думает. Вовка даже предугадал ответ, чем думает Марковна. Что Вовик сейчас прочищал, тем Марковна и думает. Ну дак насмотрелась на чужую еблю, возбудилась, у самой зачесалось. Кто-то скажет, что женщины в возрасте уже ничего не хотят. Хотят, да ещё как хотят. Даже больше, чем молодки. Предчувствуют, что осталось радоваться совсем самую малость, вот и стараются урвать всё, что можно, а особенно то, что нельзя.

Эх, не успели любовники кончить, мать вернулась раньше. Повозмущалась, но мешать не стала, присела в сторонке и смотрит. Если бы не сын, которому край как надо кончить, так Марковна бы опиздюлилась. А так лишь комментарии последовали о том, какая у матери тупая и неумелая подруга. И жопу-то она не так задирает, и подмахивать совсем не умеет, и ноги могла бы правильно расставить. Правда не стала уточнять, как всё это делать правильно. Неправильно - и всё!

Вовка кончил. Матушка заставила Марковну присесть и высосать остатки спермы, облизать не только головку, но и весь ствол. А то. Пользовалась - очищай. И погнала Марковну подмываться

— Не хватало тут ещё твою пиздятину нюхать.

Грибы они всё же сварили, обжарили с луком. И так хорошо они пошли под водочку, так всем троим захорошело, что вскоре оказались все в одной постели. Устал? Кто устал? Вова устал? Не стоит? Сейчас всё исправим. Пососём, подрочим, вот и всё исправим, всё поставим. Нет таких задач, с которыми бы не справились голодные и охочие до ебли женщины. Не можешь? Поможем. Не стоит? Поставим. Не хочешь? Заставим. Ишь ты какой! Учёные вообще сказали, что мужчине достаточно для отдыха пятнадцати минут. А должен он в день не менее двенадцати раз бабу удовлетворить. Вот и давай, Вовочка, не позорь тех учёных. А за нами дело не станет. Мы и пососём, и жопы подставим, выбирай, что по нраву.

Вовка натешился в волю. Даром, что женщины в возрасте. А вот умения у них и азарта намного больше, чем у молодых. Да ещё разрешение на пользование всеми дырочками. Правда тётки смазали друг дружке задницы кремом, подготовились. От тепла да от Вовкиных шаловливых рук и не только их, крем растаял и размазался по ягодицам. И сейчас они блестели на свету и пускали по квартире солнечные зайчики. Прямо свето музыка. Добавить светофильтры и будет цвето музыка.

Устали. Проще говоря, заебались. Привалились женщины к Вовику, он хозяйским жестом положил руки на их сопливые пиздёнки. Бабы млеют. Лениво переговариваются. Мать говорит

— Ну вот, хоть посмотрела со стороны, как Вовик ебёт. Себя-то не видно, а тут посмотрела.

— Да уж, устроили смотрины. - Марковна поддержала разговор. - Как ты раком стояла, да как рот раззявливала, когда сын тебя в задницу тарабанил. Это кино снимать надо. Жалко сама себя не видела.

Вовка предложил

— А может нам в спальне зеркала повесить? Вот и будет всё видно.

Мать в ответ

— Не, зеркала не пойдут. Отвлекать будут. Да ещё будешь перед зеркалом, как та макака, пытаться всякие позы принимать.

Марковна поддержала подругу.

— Вам надо эту, как её, камеру видео купить. Снимай кино и за деньги показывай.

Мать поинтересовалась

— А кому это ты показывать кино собралась?

— Так тебе со мной, а мне с тобой. А ещё внучке с дочкой. О, так их тоже можно снимать. Иии, да у нас цельный Галивуд получится, тока наш, не Мериканский. Точно. Озадачу-ка я девок своих, пусть раскошелятся, вот и купим в складчину камеру. Да мы такое кино замутим - народ рты пораззявит от зависти.

Марковна повернула голову, лежащую на Вовкином бедре и ткнулась лицом в его конец. Ахнула

— Вова, у тебя изнава встал! Чур я первая!

Матушка возмутилась

— Вечно ты, пизда, первой пролезть норовишь.

Вовка успокоил мать

— Ма, а ты на меня садись.

— Так куда садиться, если эта сучка уже в рот всё всосала?

— То ты забыла, куда можно сесть. Только шибко задом не прижимайся. Он у тебя пышный, ещё придушишь сына.

И засмеялся. Мать поддержала смех

— Не боись! Ты ещё нужен.

Марковна поддакнула

— Ещё как нужен. Кто, акромя тебя, будет старушек пежить? - И обращаясь к матери. - Ты, Тоня, пока на Вовкином лице сидишь, я на хую попрыгаю. И получится, что Вова двух баб враз обеспечивает. Эх, пизда моя - страдалица! Быстро на хуй садись, пока он стоит. Ой, мамочка! Да до чего же благостно!