Старушка. Часть 1

Когда мы познакомились, она была, считай, в два раза младше меня. Ну, почти: она июньская, а я – августовский. Это было в разгар каникул, так что ей уже исполнилось шесть, а мне вот – вот предстояло отмечать мои двенадцать. Дюжину. Не знаю почему, но уже давно, года четыре как я себе наметил этот рубеж – двенадцать, считая, что в этом вполне взрослом возрасте у меня начнётся новая жизнь. Следующий рубеж – 20 лет, но это уже почти старость, думал я, глядя на солдат, что расквартированы в казармах на окраине нашего города. Они мне казались очень взрослыми дядьками, пожившими, повидавшими всё на свете мужиками. Раньше они шныряли по всему городу в поисках пожрать, нынче их видно реже. Про более поздние этапы своей жизни я не очень задумывался, ну, там, семья, наверное, будет, детишки, я буду пропадать месяцами на работе, как мой батя, детишки будут расти и всё такое. Про будущую жену и работу я не думал вообще ничего. Тогда.

Мамка иногда устраивает себе каникулы, или вакации, как она говорит, и мы ходим в ближайшее кафе поесть. Она у меня наполовину полька, родом из Вильнюса и часто пользуется польскими словечками, да и букву Эл она произносит, как Вэ, на польский манер. Да, так вот для меня это тоже каникулы: ей не готовить, а мне не мыть посуду. Все довольны. Когда батя бывает дома, мы отправляемся в кафе втроём и это бывает настоящий пир. Батя приезжает богатый – нефтяник же и заказывает всякие вкусные вещи. Вообще – то он наезжает нечасто, два – три раза в год, остальное время пашет на северАх, так он это называет. Раньше он летал вахтами, дома бывал регулярно, но я тех времён уже не помню. Сейчас система развалилась и он появляется дома от случая к случаю. Иногда, если батя долго не появляется, замечаю мамку с заплаканными глазами и опухшим носом – или скучает или ещё что. Как – то я услышал разговор её с нашей соседкой, тёть Дашей. Сильно сказано – разговор: мамка всё больше молчала, а тёть Даша ей твердила, что, мол, наверняка у него там ещё одна семья, вот и торчит на своих северах. Мамка слабо возражала, что он деньги копит, мотаться туда – сюда – недёшево.

Верно то, что в деньгах у нас нужды нет, батя старается, чтобы всё в доме было, как у людей. Последняя обнова – огромный телик, плазма, почти метр размах экрана, жутко дорогой. И мне новый монитор, я давно мечтал о плоском семнадцатидюймовом. Заодно память нарастил до гига, круто. Мало у кого из пацанов есть такая крутая машина, даже у старших больше 512 нет ни у кого. Они иногда захаживают ко мне погонять контру страйк – так у них игрушка не летает ни у кого: в предыдущий батин приезд я его расколол на крутую видеокарту, свежий Джифорс. Мамке он тогда купил посудомойку, но она так и стоит неподключенная, посуду мою я. А вот моя машинка летает, как ракета. Зарабатывал батя видно, неплохо, бригадир вышкомонтажников, если я правильно помню. Даже квартиру когда – то смог новую купить. И машина была, но батя её после продал – чё ей зря ржаветь в гараже без хозяина. Мамка не захотела учиться водить и батя её не очень заставлял. Продали и продали, мне хватает моего велика. Гараж теперь – просто сарай, из окна виден, там всякий старый хлам хранится. А квартира оказалась замечательной. И школа недалеко. В эту квартиру мы въехали, я ещё в школу не ходил, она показалась огромной после общаги, просто дворец какой, три комнаты, кухня, кладовка и туалет с ванной отдельно. Свой туалет и ванна – настоящее счастье после общаги, я первое время пользовался ими надо и не надо, потом пообвыкся. Помню, сразу полюбил кладовку, почти все мои детские игрушки до сих пор там обитают. А вот теперь мне кроме компьютера других развлечений не надо. Он в моей комнате – главный.

Нам с мамкой вдвоём в квартире так просторно, что мы подолгу почти не видимся: она готовит мне завтрак плюс с собой в школу пакет, и отправляется к себе в горсовет, как его по старинке называют. Ей ехать далеко, в центр, да ещё она старается быть на работе раньше всех, а мне, хотя как и ей к девяти, можно поваляться с полчасика лишних. Проснусь без будильника: просто в нужное время мне снится мамкин голос – Димочка, вставай, сына – пора в школу, и я вскакиваю. Вечером я обычно грею себе тарелку борща или кашу в микроволновке, тоже батино новое приобретение, вот и ужин. Мамка приходит, я слышу её каблуки ещё в подъезде. Возится в ванной, потом на кухне, курит, запах дыма сигареты ползёт по квартире, потом слышно бурчание телика и так изо дня в день. Иногда заглядывает, типа, как дела, как успехи в школе. Успехов особых нет, но и проблем у меня не бывает никогда, такой я человек. Почти никогда. Сейчас каникулы, видимся почаще вечерами. Я категорически отказался от всяких там летних лагерей – да я дня не протяну без моего Пентиума Четыре. Я его Пентя называю, или Пентюх, если виснет иногда. Ещё почти месяц до школы, надо в мочилке свежей обязательно успеть дойти до последнего уровня, пацаны обалдеют. Дел по горло.

Всё меняется, когда приезжает батя, тогда всё кувырком. Смесь праздника с карнавалом: шум в доме, то смех, особенно в первые дни по приезде, а то и ругань, всякое бывает. Но мамка вся сияет, в эти дни её каблуки стучат по кафелю подъезда осо

бенно звонко. Собственно, батя нас и приучил выбираться в кафе, чё зря карячиться на кухне, пусть профессионалы делают своё дело. Повар – готовит а посудомой – моет. А мы будем наслаждаться жизнью. Хорошая программа, мне нравится.

Кафе как кафе, жрачка неплохая, особенно удаются всякие штуки с бараниной и разными травками с рисом. Эти блюда – гордость хозяина кафе, Магеррама. Говорят, он из Карабаха, появился в городе давно, ещё до Ельцына. Меня ещё и на свете не было. Я его прозвал про себя Карабах – барабах. Смешно. Все кругом говорят – хороший дядька, хоть и черножопый, своих работников не гнобит и денежку какую – никакую платит почти регулярно. Вообще, к хачикам и азерам народ наш относится намного лучше, чем к нохчам, особенно после Будённовска. Я его по – старинке называю Прикумск, я родился в том самом роддоме, который нохчи захватили, помните? Басаевцы. Было дело громкое. Мало кто помнит... До Прикумска от нашего города часа три по трассе на восток, батя возил нас как – то, когда ещё машина была. Чувства странные – встретился с пацанами – вроде ж друганы мои все, а говорить не о чем. Пришибленные какие – то, помалкивают или метут пургу о глупостях. Всякие небылицы про чеченов с даргинами плетут. Так и промучились пару часов, потом мы уехали, батя с мамкой наверное попали в такое же положение, пообщавшись с бывшими соседями по общаге и знакомыми по прежним работам. Молчали всю дорогу домой. Да и весь Прикумск какой – то пришибленный, что ли, помельчал и посерел, пыльный, невзрачный, хотя кое – какие новые домишки появились. Говорят – хачики понаехали. Скучно здесь. Теперь я знаю: с прошлым надо расставаться без оглядки и не пытаться впрыгнуть в эту речку ещё разок: не та уже речка...

Мамка ушла покурить куда – то в укромный уголок, она стесняется прилюдно. Я сидел, ковырялся в тарелке, когда подошла девчонка лет шести, хвостики козой, я её здесь постоянно вижу, местная, одно слово. Давай я за тебя доем – предложила коза – у тебя всего много, а ты еле шевелишь вилкой. Помогай – согласился я, только в мамкины тарелки не лазь. Минут пять она вылавливала всякие вкусные кусочки там и сям – видать, не очень голодная, но впрок поесть никогда не лишне. Так оно и оказалось впоследствии: жизнь её научила есть при случае про запас, хочешь – не хочешь, но неизвестно, когда в следующий раз будет еда. Между тем выяснилось, что она прямо здесь и живёт, в кафе – её мать тут работает на Карабаха – барабаха и живут они вдвоём в подсобке, где новая посуда и скатерти. Другого жилья у них нет. С тех пор, как сбежали из Грозного. Этого коза не помнит, она ещё не родилась – мать была как – раз ею беременна, когда спасалась на попутках с одним узелком. Про отца мать её никогда не говорит, мрачнеет только. Знает только коза, что когда – то у них была большая семья, дедушки – бабушки, дяди – тёти, свой дом и хозяйство, всё пропало. Никого и ничего не осталось.

Вернулась мамка, прислушалась к нашей болтовне, спросила что – то. Коза отвечала бойко и сразу – хорошая реакция, не тормозит, не мямлит и не куксится. Выяснилось, что зовут Настей, но все её тут называют Старушкой. Чё так? А это дядя Магеррам, Хозяин мне всегда говорит, что я для него старовата. Вот и пошло – Старушка. Дядя Магеррам? Это Карабах – барабах что – ли? Старушка звонко рассмеялась, обнаружив отсутствие почти всех молочных зубов. Ей понравилось такое прозвище для хозяина. Мамка моя покосилась на меня – научишь ребёнка – ляпнет ещё невзначай, проблемы появятся у ребёнка. Но коза её заверила, что не ляпнет – она уже большая и знает, когда и кому что можно говорить. Взрослая, блин. Но как выяснилось позже, во многих вещах она разбиралась получше моего, жизнь её нелёгкая научила поневоле. Наверное, если ты родишься и вырастешь в кафе под столами, когда все твои игрушки – пивные пробки, то будешь либо хват, стойкий и готовый к любым поворотам, либо тупой баран, робкий, пугливый и бессловесный. Как – то так. Коза – хват.

Старушка тем временем раскрутила нас на мороженое, слетала за стойку, всё притащила и напомнила, что счёт она сама проверит потом. А ты считать – то умеешь? Коза замялась – не очень, но меня тут никто надуть не посмеет, заверила. На самом деле она нацелилась на чаевые – сдачу ей обычно посетители оставляют без возражений. А вот Нинке, официантке, грубой и вредной, отсчитывают копеечка в копеечку. Так и вышло – как не оставить козе червонец с копейками, хотя я сорить деньгами не люблю. Мамка же отнеслась к Старушке вполне благосклонно – забавная. Бедняжка. Это почему бедняжка? Ну как же – разве это правильно, что ребёнок живёт в кафе, вместо детсада – пьяные хари по вечерам. Я согласился, хотя бедняжкой коза не выглядела, вполне довольна жизнью, шустрая, мордочка даже где – то симпатичная, смуглая и глаза чёрные, а волосы – русые и кудрявые. Одета опрятненько, хоть всё и заношенное, но не грязнуля. Позже она рассказала, что раньше было не так, мать совсем опустила было руки, спали на полу в тряпках не раздеваясь, но Магеррам строго потребовал, чтобы они обе были чистые и с приятным запахом. И всё изменилось. Дело житейское. Тогда я не обратил внимания на эти её слова, а зря, как оказалось.