ГЛАВА 01.2
Зазвонил мой телефон. Это был Брент.
— Ты сегодня придешь на бильярд и футбол? В пять, у меня дома?
— Конечно. Брент, не мог бы ты убедиться, чтобы подъездная дорожка была свободна для меня. Я могу немного опоздать, а мне нужно кое-что привезти, и я не хочу далеко идти.
— Конечно. Без проблем. Это должно быть весело.
Я согласился с ним, и он повесил трубку.
Мне было интересно, помнит ли он, что это была моя идея? Я усмехнулся.
Я позвонил Лоре. Сказал ей, что приду к ней домой, а потом не забыл спросить, там ли Крис. Она сказала, что его не было допоздна, он был на прослушивании. Я оставил машину припаркованной возле маленького соседского парка и пошел к аллее сзади дома Уиллсов. Проскользнул в задние ворота и подошел к задней части дома. Через двери во внутренний дворик я увидел Лору. Она стояла у обеденного стола и смотрела, как я иду через лужайку. Её глаза были расширены, и она продолжала сжимать руки. Выглядела испуганной. Я открыл дверь патио и шагнул внутрь.
— Миссис Кингстон будет…
Я прервал её: — Позвони Энни и скажи ей, что я здесь. Я поднимусь в твою комнату. — Я знал, что искал: шарфы. Я видел, как Лора надевала их несколько раз, несколько штук, и у меня был один конкретный на примете. Я добрался до её комнаты и открыл дверь в её шкаф. Там пахло чем-то родным, но с нотками её духов. Я заметил, что в шкафу была только её одежда, никакой мужской, никакой одежды мужа. Я начал перебирать её одежду. Я увидел то, что хотел, но остановился, гадая, последует ли она за мной. Она последовала.
Лора стояла у двери шкафа и смотрела, как я роюсь в её шкафу, рассматриваю наряды, провожу руками по её одежде, глажу ткань. Она держалась за дверную стойку, прикусив губу. Я нашел шарф, который хотел, — широкий льняной шарф грубого плетения, но мягкий, зелено-синий. Я снял его и достал с полки еще темно-алый и черный из того же материала. Перекинул их через руку. Мы оба подпрыгнули, когда дверь внизу с грохотом распахнулась, а затем с лязгом захлопнулась. Лора не стала медлить и спустилась вниз, чтобы поприветствовать миссис Кингстон. Я последовал за ней со своим собственным приветствием.
Я задержался на несколько мгновений, чтобы убедиться, что эти шарфы соответствуют моей цели. Я повязал один вокруг своего бедра; он не сбился и не сполз. Я кивнул. Сложил оба шарфа, по одному в каждой руке. И услышал внизу пронзительный голос Энни, она сыпала словами "выеби меня" и "прямо сейчас". Я мрачно улыбнулся. Время перевернуть столы.
Я спустился по лестнице, и обе женщины замолчали перед моим появлением, услышав меня на винтовой лестнице, которая разворачивалась сверху в парадное фойе дома миссис Уиллс, по одну сторону от парадного входа. Я нашел их стоящими в гостиной. Они стояли лицом друг к другу: миссис Уиллс в своей прямой желтой юбке и белой блузке, миссис Кингстон в более длинной струящейся юбке с черно-зеленым принтом и полупрозрачной черной блузке. Они обе наблюдали за моим приближением.
Миссис Кингстон не сводила с меня глаз, её волосы были уложены и завиты. На щеках у неё были румяна, губы накрашены помадой, а глаза подведены светло-голубыми тенями. Она выглядела очаровательно. Её блузка была полупрозрачной, и я мог видеть линии минималистического черного бюстгальтера. На ней были туфли на высоких каблуках, обтягивающие ступни и лодыжки, похожие на греческие сандалии.
Медленно я вытянул обе руки и, держа конец шарфа в каждой, позволил им свободно распуститься. На лице миссис Кингстон сменилось несколько выражений, прежде чем она остановилась на голодном взгляде с открытым ртом. Лора выглядела растерянной. Я посмотрел на неё.
— Лора, у тебя есть наушники, которыми ты можешь воспользоваться?
Миссис Уиллс беззвучно кивнула.
— Иди в свою комнату, закрой дверь и надень наушники. Мы скоро уйдем. — Я взглянул на часы: три тридцать. Это давало мне около двух часов, как раз то, что нужно!
Она прошла мимо меня. Прежде чем она дошла до подножия лестницы, я сказал миссис Кингстон: — Сними блузку и лифчик.
Энни задыхалась и облизывала губы. Я услышал медленные шаги Лоры, её медленные прислушивающиеся шаги на лестнице, цоканье по ковру.
— Твоя мама, — прошептала Энни. — Она рассказала?
Я кивнул, медленно.
Выражение лица Энни не изменилось. На её лице было застывшее, изучающее выражение. Она начала расстегивать блузку. Каждая пуговица, казалось, давалась ей с трудом, но потом её руки задрожали. Она начала с самого верха. Я держал шарфы болтающимися перед её голодными глазами, пока у меня не устали руки. Затем я перекинул их оба через предплечье и встал перед Энни. Её блузка была распахнута, демонстрируя декольте, прикрытое лифчиком, и золотисто-загорелую кожу. Хлипкий бюстгальтер задевал верхними тесемками её соски. Медленно она потянула за фалды блузки, вытягивая его из юбки. Быстрым движением она стянула края блузки с каждого плеча, стряхнула её и выпрямила руки по бокам. Блузка стекла по её телу и упала на пол гостиной, черной лужицей соблазнительной одежды на светлом ковре.
Она стояла и смотрела на меня. Её волосы были заколоты на одну сторону бирюзовой застежкой, она была очень привлекательна. Она смотрела, как я складываю оба шарфа на правую руку, не сводя с них глаз, следя за движением, как золотоискательница следит за ювелиром, который работает с её бриллиантовым кольцом. Когда мои руки перестали двигаться, её глаза уставились на мои, а затем она потянулась за спину и расстегнула свой бюстгальтер. Чашечки освободили её груди, и она снова вытянула руки по швам. Бюстгальтер повис на в локтях, она встряхнула руками, чтобы он тоже упал на пол. Её соски торчали на груди, как маленькие ротики манящей плоти, увенчанные коричневыми сосками. Глядя на её обнаженный торс, я сильно захотел её. Я глубоко вдохнул, и она улыбнулась, маленькой, интимной улыбкой, едва показывая зубы. Её взгляд был прикован к моей промежности и палатке на ней.
— Энни, повернись.
Она грациозно повернулась по моей команде, все признаки злобной сучки исчезли, поглощенные дрожью, которая металась по её телу, дрожью страсти, единственным признаком возбуждения, в котором я нуждался, чтобы быть уверенным, что моя мать в конце концов поняла всё правильно.
— Энни, заведи руки за спину. — Она так и сделала, её плечи вздрагивали и она задыхалась. Я перекинул алый шарфик через шею и стянула её запястья. Из голубого я сделал простую полупетлю, затянув её на одном запястье, а затем ещё две петли на другом конце. Быстро сделал восьмерку, чтобы стянуть их вместе. Я наклонился и поцеловал её в шею, отбросив в сторону её вьющиеся волосы.
— О да, — прошипела она.
— Энни, моя мама рассказала мне о тебе две вещи. — Я расправил шарф, а затем обернул широкую ткань вокруг её предплечий. — Это не слишком туго, Энни?
— Нет, сэр, — прошептала она. Я снова обернул его вокруг её локтей и стянул их вместе. Она была невероятно гибкой, и я не почувствовал никакого напряжения в её конечностях. — Охххх. — Она вздохнула. Он немного оттянул её плечи назад, выгнув её спину и выставив её груди, на искушение мне.
Я подоткнул шарф, чтобы он не ослаб. Обеими руками я отвел её волосы с правой стороны шеи, обнажив маленькое ушко. Я поцеловал его, и она застонала. Я лизнул его, и она вздрогнула. Я сосал его, она стонала, её руки шарили по моей промежности и ногам. — Миссис Кингстон, я знаю, чего ты хочешь. Я дам тебе это, но ты должна сделать кое-что и для меня.
Энни хрюкнула, её голова склонилась набок. Я посмотрел вниз по её груди; соски налились и набухли. Я почувствовал, как в моей груди сжалось возбуждение, уверенность в том, что моё понимание этой женщины и, следовательно, её использование, доставит нам всем невероятное удовольствие. Мы будем использовать её, а она будет испытывать сильный экстаз.
— Энни?
— Да, Сонни?
— Я собираюсь связать твои руки вместе. Ты этого хочешь?
— О да, Сонни. — Слова вырывались из неё, как будто она задыхалась.
— Тогда, Энни, я собираюсь снять с тебя трусики.
— О да, Сонни.
— И когда я это сделаю, что ты хочешь, чтобы я сделал после?
— Выеби меня, Сонни! Я прошу тебя, пожалуйста, выеби меня!
Я встал перед к ней. Она выпрямилась, подняв подбородок, чтобы посмотреть на меня. Я наклонился над ней, приблизив свои губы к её рту, где моё дыхание овевало её кожу. — Энни, моя мама сказала, что ты хотела бы, чтобы тебя изнасиловали, захватили ночью врасплох. Это правда? — Я почувствовал её мощный вдох. Я перевел взгляд с её открытых красных губ на её глаза, они были широко раскрыты и метались туда-сюда. Она вздохнула и попыталась кивнуть, прижав свои губы к моим. Я нежно поцеловал её, затем отодвинулся. — Энни, это правда?
— Да, Сонни. Я сказала твоей матери… Я сказала, что мне снилось, как меня трахают ночью в моей постели. Просыпаюсь, глазам темно, а меня привязывают к кровати. Я мечтаю почувствовать, как руки срывают с тела ночную рубашку, а губы на моих сосках сильно кусают меня! Да, Сонни, я хочу, чтобы меня отымели ночью.
— И что ты готова сделать для меня, чтобы заслужить это? Я могу сделать это для тебя, ты ведь знаешь это?
Она кивнула, и я был достаточно далеко от нее, чтобы мы не касались друг друга. Её губы работали, она облизывала их, её язык выныривал и касался их, размазывая помаду ещё больше. — Все, что угодно, Сонни. Я так долго мечтала об этом, я знаю, что это неправильно, плохо с моей стороны, но это так возбуждает меня, одна мысль о том, чтобы проснуться привязанной к кровати и закинуть ноги на плечи мужчины, когда он войдет в моё гнездышко. — Она вздохнула, слегка склонив голову.
Я кивнул. — Если ты сделаешь то, что я хочу от тебя сегодня, я предоставлю тебе это, возможно, много раз, и с разными мужчинами.
Её глаза расширились, а ноздри раздулись. Её рот открылся, но она промолчала.
— Попроси меня связать тебе руки, — сказал я.
— Свяжи меня. Свяжите мне руки, пожалуйста. — Энни повторила без колебаний, умудряясь задыхаться при этих словах.
Я переместился к ней сзади и сделал, как она просила. Я использовал концы сине-зеленого пояса, чтобы связать её локти вместе, крепко и надежно. Стянул с шеи черно-алый и завязал один конец вокруг её левого преплечья, под мышкой, у плеча. Она склонила голову. Я убрал её волосы вперед, с плеч и спины. Мне нравилось ощущать её вьющиеся волосы на своих руках. Я пропустил шарф под её другим плечом и закрепил его на предплечье, а затем оттянул её плечи назад, крепче сжимая верхние части руки. Её плечи прогнулись, а спина ещё больше выгнулась. Я потянул сильнее, пока её лопатки не сошлись друг с другом, а тело не выгнулось до невозможности. Немного ослабив натяжение, я протянул петлю через её правую руку и завязал её. Оставшейся тканью я обмотал её предплечья.
Когда я встал перед ней, Энни подняла голову. Её губы были припухшими, поджатыми и казались ещё краснее. В глазах была дымка, а тело слегка покачивалось, раскачиваясь в пьяном предвкушении. Я положил руку ей на затылок и поцеловал её в губы. Её рот открылся, и её язык прорвался ко мне в рот. Она стонала, когда я целовал её.
Я отстранился от её губ. В её глазах пылал голод. Она наклонилась вперед, двигая своими губами вслед за моими, словно желая сохранить поцелуй, следуя за мной. Её плечи были отведены назад, что увеличивало её груди, выпячивая их вперед. Это были круглые чаши страсти, и я наклонился, чтобы испить из них, посасывая каждую по очереди, пока Энни стонала. Я облизал её соски и крепко втянул каждую грудь в рот. Энни вздохнула и захрипела.
Я приподнял своё лицо перед ней, положив руки на её бедра. Они вздрогнули под моим прикосновением, дернулись вперед один раз и затихли.
— Энни, сегодня вечером я отдам тебя своим друзьям. Мы будем ебать тебя, все вместе, снова и снова. Я скажу им, что если они когда-нибудь захотят тебя, они могут прийти к тебе домой и взять тебя. Ты станешь для нас шлюхой. Это то, чего я хочу. Если ты попросишь меня снять твои трусики, если я сниму их, то ты будешь мокрой, когда я прикоснусь к твоей киске, ты станешь нашей, и мы будем делать с тобой все, что захотим. Со своей стороны, я обещаю, что по крайней мере один раз, а скорее всего часто, ты будешь изнасилована в своей постели посреди ночи.
Миссис Кингстон сглотнула и облизала губы.
— Сонни. — Она остановилась. — Сонни, сними трусики, пожалуйста. — Её глаза блестели, теперь они были стянуты в напряженные щелочки, которые казались почти кошачьими.
— Миссис Кингстон, ты должна согласиться сообщать мне, когда твой муж Сид дома. Ты сообщаешь мне, когда он уезжает из города и когда возвращается. Ты сообщишь мне, в какие ночи в вашем доме его не будет, и ты будешь оставлять заднюю дверь открытой, когда будешь свободна.
— Хорошо, Сонни, — прошептала миссис Кингстон.
Я опустился на колени и провел руками по её обтянутым чулками ногам. Казалось, что её кожа под моими руками под черными чулочками пульсирует. Я запустил руку под её платье и нашел верхнюю часть чулок — подвязку поверх трусиков. Я сбросил её платье и пошел на кухню. На кухне я взял острый как бритва нож. Вернулся в гостиную. Глаза Энни выпучились, когда она увидела нож.
— Извини за трусики, Энни, но я не буду снимать подвязку, чтобы снять их.
Её пораженное лицо расслабилось, но момент ужаса затянулся в виде неустойчивой дрожи, пробежавшей по её телу. Я снова присел и одной рукой приподнял её платье. Взору предстали её стройные ножки и верх чулок. Меня позабавило, что подвязки были розовыми, пояс — розовым с черными оборками. Её трусики представляли собой ниточки и лоскутки ткани, которые несколькими быстрыми движениями ножа я разрезал. Я отнес нож на кухню и вернулся в гостиную.
— Энни, повернись и нагнись.
Она так и сделала.
Я расстегнул штаны и выпустил на свободу свой твёрдый хуй. Задрал её платье на бедрах и присел, наклонив конец хуя к неглубокой расщелине её задницы. Двинулся рукой ниже, нащупывая, пока не почувствовал губы её киски, налитые от возбуждения. — Ты мокрая, Энни. Когда мой хуй войдет в тебя, ты будешь нашей, ты понимаешь это?
— Да, Сонни, — пробормотала она. — Пожалуйста, введи хуй в Энни.
Я сделал, как она просила, в конце концов, это была очень хорошая идея. Я вошел в неё примерно на половину длины хуя, прежде чем она напряглась, и проникновение остановилось. Я вытащил хуй и сбросил с неё платье. Я поднял её, чтобы она встала вертикально. Она повернулась, её глаза были озадачены.
— Пойдем со мной, — сказал я, не поясняя зачем. Потянул её к входной двери. У меня возникла логистическая проблема. Мне нужно было бежать за машиной, но Энни не могла бы ни открыть дверь, ни закрыть её. Ключ к выходу из таких ситуаций — импровизация. Я взбежал по лестнице в комнату Лоры. Она лежала на кровати, платья на ней не было, ноги были широко раздвинуты. Одной рукой она яростно теребила свою пиздёнку, а другой водила вибратором вокруг и внутри своей киски.
Она прекратила мастурбацию, когда я открыл дверь, вытаскивая наушники из ушей.
— Лора, мне нужна твоя помощь.
На её лице промелькнул сначала испуг, затем похоть. Она скатилась с кровати и встала передо мной на колени. Расстегнула мои брюки, и я позволила ей это сделать. Внизу ждала Энни, топлес и связанная. Лора вытащила мой влажный хуй и взяла его в рот. После того, как она несколько раз втянула мой член в горло, я потрепал её по голове.
— Лора, спустись со мной по лестнице.
Она кивнула, поднялась, взяла халат и последовала за мной вниз. Энни не было у двери, где я её оставил. Мы обогнули последний изгиб лестницы, и я увидел Энни, она отошла от окна в подъезде к двери на кухню.
— Ого! — сказала Лора, стоя позади меня.
Я оглянулся. Миссис Уиллс смотрела на Энни, которая стояла со связанными руками за спиной и выпячивала грудь, делая её рельефной и яркой. Её дикие, вьющиеся волосы и макияж придавали ей потусторонний вид. Она молчала.
— Лора, мне нужно забрать свою машину. Как только я окажусь на подъездной дорожке, я посигналю. Ты откроешь дверь, вытолкнешь Энни и закроешь её за ней. Так пойдет?
— Что ты собираешься с ней сделать? — спросила миссис Уиллс, её голос дрожал.
— Я собираюсь отдать её своим друзьям, и мы будем её ебать. Твой муж будет в городе сегодня или завтра?
— Он уехал.
Я кивнул: — Хорошо.
Я такой проказник. Я замер на мгновение, глядя на Лору, которая смотрела на Энни.
— Поцелуй её, — сказал я.
Лора подняла на меня глаза, широкие, возбужденные. Затем она беззвучно кивнула. Моя мама была права. Лора подошла к Энни и поцеловала связанную женщину в губы, нежно, затем более страстно. Она наклонила голову к каждой груди и пососала сиськи Энни.
Восточная женщина вздрагивала от этого внимания.
Я оттащил Лору назад.
— Вытолкни её за дверь, когда я подъеду.
Лора кивнула, затем обняла Энни за голые плечи и снова поцеловала её в губы. Запустила руку под юбку Энни, и они обе завизжали, когда её рука коснулась голой киски.
Я побежал к машине и через несколько минут был перед домом. Я посигналил, наклонился и открыл дверь. Я ехал на маминой машине, и у неё были плюшевые сиденья из мятого бархата без перегородок. Толкнул дверь машины, и через мгновение появилась Энни, топлес и связанная, и неловко вползла в проем, улегшись на сиденье и откинув голову. Я склонился над ней и захлопнул дверь. Из чистой похоти я прильнул губами к её ближайшему соску и стал сосать и дергать губами. Энни вскрикнула. Она дрожала и задыхалась, её груди были блестящими от оральных ласок Лоры.
Я пристегнул ремень безопасности, сейчас не время останавливаться. Притянул голову Энни к себе, и она расслабилась, пыхтя и выдыхая через нос. Пока я вел машину, я гладил её голую спину, проводя пальцами по гладкой, безупречной коже. Всю дорогу до дома Брента я бормотал такие слова, как: — Ты скоро будешь ебаться, Энни, — и — у меня много хуёв для тебя, Энни! — Она сдвинулась и прижалась лицом к моей промежности, целуя мой отвердевший хуй через штаны.
Я подъехал к дому Россини и припарковался. Выключив зажигание, я понял, что мы перекрыли миссис Россини доступ к подъезду, что, если то, что я задумал, сработает, было весьма хорошо. Обычно, когда мы забывали и делали так, она звонила и просила нас передвинуть машину или две.
— Энни, мне нужно кое с чем разобраться. Ты лежи здесь. Тебе должно быть достаточно тепло. — Я натянул одеяло, которое мама держала на заднем сиденье, ей на спину. — На случай, если тебе станет холодно. Оставайся здесь. Я приду за тобой, когда мы будем готовы. — Я наклонился и поцеловал кожу на её боку, над поясом её юбки. Вышел из машины и вошел в дом Брента. Я обследовал территорию, чтобы убедиться, что она пуста. Внизу слышался звук телевизора. Я спустился вниз.
Они играли в бильярд, двое на двое. Пока я спускался по лестнице, было слышно, как они переругиваются друг с другом. Лестница заканчивалась во мраке в одном конце подвала, а в другом конце находилась семейная зона и бар. За углом от двери был книжный шкаф в полстены, где можно было увидеть половину бильярдного стола, бар за ним, и диван, но не телевизор, который находился в дальнем углу. Я вошел в комнату.
— Привет, ребята! — сказал я громко.
Все поприветствовали меня. Я взял пиво и встал около стола, наблюдая, как Крис и Сэмми сражаются с Брентом и Лэндоном. Я был единственным, у кого не было бильярдного стола дома, поэтому они были лучшими игроками, но поскольку у них у всех были эти столы, то за эти годы я стал довольно хорошим бильярдистом. Странно или предсказуемо, но моё сердце забилось в груди, когда они закончили игру. Крис и Сэмми выиграли.
— Будешь? — спросил Брент, протягивая свой кий.
— Буду, — сказал я и взял его кий. Но потом я бросил его на стол, и все замолчали и уставились на меня.
— Пора поговорить, — сказал я тихо. Я подошел и облокотился на барную стойку. Это была не классическая барная стойка, а низкая, предназначенная для того, чтобы на неё опираться или сидеть, с мягким передним краем. Поднявшись на неё, я подумал о том, как Энни будет лежать на ней, когда её будут ебать сзади.
— Вы все должны сесть, — сказал я.
Тишина сгустилась во влажном воздухе подвала. Я подождал, пока все усядутся. Они знали, что будет дальше, поэтому я просто сказал: — Все сделано.
Я произнес эти слова так, словно это было страшное заявление. Реакция была приглушенной. Я был не вполне уверен, чего мне ждать, поэтому я не почувствовал разочарования.
Я указал на Брента: — Я выебал твою мать.
Я указал на Криса: — И твою мать я ебал.
Затем на Сэмми: — И твою мать.
И наконец на Лэндона: — И твою мать я тоже выебал.
— И да, я выебал СВОЮ мать. Так что теперь мы точно знаем, что наши милфы — все они будут ебаться. Я определенно знаю, что они все — ебутся.
Я ждал. Парни оглядывали друг друга. Сэмми был готов вот-вот взорваться, пытаясь удержаться от ухмылки. Крис выглядел испуганным, Брент был безразличен, потому что новость не была для него такой уж неожиданной. Я начал с него, чтобы его реакция была образцовой. Лэндон просто уставился в какую-то неопределенную, далекую точку.
— Не знаю, как вы, ребята, но я думаю, что это заслуживает тоста! — сказал Брент. — За Сонни!
Все подняли по пинте — правда, бутылки, но мне нравится это слово — "пинта". Я не смог удержаться, я ухмылялся. Я был горд. Я выебал матерей всех своих друзей, а они поднимали за меня тост! Что за прекрасный мир!
Мы все щелкнули горлышками своих пивных бутылок. Да, мы не были совершеннолетними, но мы были достаточно взрослыми, чтобы умереть за нашу страну, и ограничивать нас в холодном пивке было просто неразумным. Культура, которая считает нас достаточно взрослыми, чтобы держать в руках оружие, не должна отказывать парням в праве немного выпить, если только мы не смешиваем два напитка. Мы все долго, спокойно потягивали свой "Дос Экви".
Лэндон посмотрел на меня и поднял свою бутылку.
— Черт возьми, я знал, что мы можем на тебя рассчитывать, брат! — Он выпил и усмехнулся. — Ты действительно это сделал? Я имею в виду, как ты сказал? Каждую из них?
— Иисусе! — пробормотал Крис. — Он действительно это сделал!
Я ждал. Я понял, что мы все не думали о чем-то большем, чем этот момент. Как будто мы не верили, что это возможно, дойти до этого момента, и поэтому не задумывались о следующем моменте; о том, когда мы сможем думать о том, как ебать наших милф. Но для других парней все было по-другому. Они все думали о своих собственных матерях, думали о них как о женщинах, голых, кончающих, умоляющих, чтобы их трахнули, сосущих их хуи… что угодно. У всех у них было видение, как будто их что-то захлестнуло. Никто не смотрел на меня.
После нескольких минут футбольных комментариев и отсутствия других звуков, я решил, что пора. Теперь никто не улыбался. Даже Сэмми вернулся к своему нормальному виду, а не к дремах о больших, ожидающих его сиськах.
— Ребята, я знаю, это важный момент. Честно говоря, я чувствую себя немного незащищенным. Нам нужно поговорить о милфах, наших матерях, и о том, как это будет происходить.
— Они шлюхи и бляди! Вот о чем я говорю! — воскликнул Сэмми.
Я поднял руку.
— Минуточку. Мы должны прояснить ситуацию. Наши матери, ваши матери — ни те и ни другие. Блядь ебётся только за деньги, а шлюха никогда не говорит "нет". Наши матери — ни то, ни другое. Просто потому, что мы думаем, что можем выебать их сейчас, — усмехнулся я. — Ну, я-то знаю, что могу. Но только потому, что сейчас мы думаем, что они будут ебаться, после тех многих лет, когда мы никогда не представляли себе, что были созданы чем-то, кроме Непорочного початия…
— Зачатия, идиот. Непорочного зачатия! — прорычал Брент. — Зачатия!
Я проигнорировал его.
— … у нас есть свидетельства того, что "да" — они все ебутся. — Я не мог удержаться и снова ухмыльнулся. — Я здесь, чтобы сказать вам, мальчики, наши матери ОЧЕНЬ любят ебаться!
То, что последовало за этим, было катарсическим первобытным криком, экзистенциальным воем ликования, облегчения и сексуального напряжения, все спуталось в один раздирающий уши вой, который заглушил бы и футбольный матч. Как будто "Баффало Биллз" только что выиграли Супербоул.
Когда наступила тишина, а точнее, когда телевизор снова стало немного слышно, я продолжил.
— Ребята, с тех пор как я отымел миссис Кларк, я все время думаю об этом моменте и о том, что будет дальше.
Я упомянул маму Лэндона первой, зная, что каждому парню придется столкнуться с тем фактом, что я имел его мать, и для каждого это будет по-разному. Лэндон не смотрел на меня; его лицо казалось окаменевшим… но это могло быть лишь моим воображением. Я почувствовал укол вины, ноющее чувство, что парень просто не должен делать то, что сделал я, но потом я подумал о миссис Кларк… о Кайле, которая смотрела на меня, когда я дрючил её в раздевалке, о похоти в её глазах, о похоти, о вожделении, о требовании, чтобы я использовал её так, как она хотела, и о полном понимании того, что звезды сошлись, и каждая моя женщина мечтала о случке со мной. Для каждой из них эта была мечта до того момента, как я вошел своим членом в них, которая казалась совершенно невозможной. Сегодня каждая из этих женщин была на шаг ближе к осуществлению своей сексуальной фантазии. Все, что нам нужно было сделать, — это раскрыть и воплотить её. Тогда мы сможем реализовать и наши фантазии.
— Ребята, теперь, когда мы знаем, что они ебутся, в самом реальном смысле знаем.
— Ты знаешь это в библейском смысле, — снова пробормотал Брент.
На этот раз мне пришлось рассмеяться, хотя это был какой-то нервный смех. Я был в шаге от обрыва, но не на твердой стороне, а когда под ногами практически ничего нет. Все, чего мне оставалось ждать, — это полета или падения. Если они все вдруг отступят и решат, что это все просто разговоры, мне конец!
— Остынь. Это не просто. Мы должны кое-что понять. Никто из нас не будет счастлив, если это превратится в вольницу. Наши матери не собираются раздвигать перед нами ноги, если мы щелкнем пальцами. Они также не будут охотно признаваться, что ебались со мной. Также нелегко будет заставить их подумать о том, чтобы заняться вами, ёбарями-неумехами. У них было все самое лучшее, а дальше все пойдет только по наклонной.
Все закатили глаза. Но, что удивительно, никто ничего не сказал. Это было хорошо. Я понял, что это означает, что они действительно думают о реальности происходящего. Секундные мысли, страхи, чувство вины за то, что мы даже подумали об этой идее, могут закрасться в маленькие умы каждого из нас. Если нет, не беспокойтесь, но у меня есть кое-кто для окончательного решения этого вопроса, в моей машине. Но сначала…
— Это был только первый шаг. Нам нужно пораскинуть нашими маленькими мозгами, размером с горошину, не твоими, Брент, вокруг того, что это значит, и прояснить это.
В этот момент в разговор вмешался Лэндон: — Сонни прав. Нам нужен план.
Я поднял руку: — Лэндон, мы любим тебя, чувак, но ты должен дать мне высказаться. Это ты столкнул меня с обрыва в эту особенную пустоту. Дай мне закончить то, что я должен сказать… и сделать, прежде чем ты попытаешься добавить путаницы.
Я остановился, глядя Лэндону в глаза. Я не часто бросал ему вызов, но в этот раз я чувствовал, что должен и был готов. Мой туз — Энни и её дырки были у меня в машине.
Лэндон на мгновение уставился на меня, вена на его лбу на мгновение вздулась. Его кожа покраснела, но в конце концов он кивнул и опустил взгляд.
— Спасибо. Послушайте, ребята, это только первый шаг. Лэндон сказал слово "герметичность", и это наша цель, но мы можем и не добиться этого. Мы должны понять, что никто из нас не хочет отнять это у кого-либо. Никто из нас не собирается злоупотреблять тем, что мы теперь знаем о наших матерях. Больше всего мы хотим, чтобы они хотели нас. Мы хотим, чтобы они думали, что трахнуться с нами — это хорошая идея, что это будет интересно и весело. Моя мама… моя мама… моя мама… моя мама более сексуально открыта, чем мы все думали, и особенно я. Смею заметить, что я обнаружил, что это относится к каждой из наших милф. Но "сексуально открытая" не означает "открытая для всего". Никто не уйдет далеко, если сtqхfс прибежит домой и схватит свою милфу за сиську или запустит ей руку между ног, пока она наклониться, чтобы вынуть посуду из посудомоечной машины. Вы просто получите удар тарелкой по балде.
Все захихикали.
— Теперь о главном. Вы это заслужите. То, что они ебались со мной, не означает, что они будут ебаться с вами. — Я сделал паузу, чтобы это дошло до всех. — Мне невероятно повезло. Так повезло, что кажется глупым портить все, продолжая заниматься этим вопросом. Но я собираюсь. Сейчас они могут думать, что я их тайная любовь, но это не так. Некоторые знают, что это неправильно, они знают, что у меня были другие женщины. Одно из лучших, что у нас есть, это то, что никто не должен быть сбит с толку. Мы не собираемся быть долгосрочным решением чего-либо для наших матерей. Или они для нас, когда дело доходит до секса. Это фантазия, а фантазии хороши один раз, но после этого реальность возвращается. Но реальность — это не та единственная вещь, которая предсказуема и последовательна.
— Черт, Сонни. Ты сейчас говоришь как Брент. Ближе к делу! — сказал Сэмми. — Я голоден.
В глубине души я усмехнулся: — Все либо получится, либо нет. Мы должны согласиться на две вещи: во-первых, мы будем пытаться, а во-вторых, мы не будем давить.
Сэмми толкнулся бедрами вперед. — Черта с два! Я буду тужиться изо всех сил!
Мы все захихикали, но это не был прежний нервный смех. Это был вдумчивый, созерцательный смешок.
— То, что произойдет дальше, должно быть органичным, естественным, легким. Милфы из Списка — это не "верняк". Проблема с "верняками" в том, что мы их не уважаем. Отсутствие уважения означает две вещи. Во-первых, это значит, что мы не обращаем внимания на то, чего они хотят. Во-вторых, это значит, что мы берем то, что хотим. Ни то, ни другое не сработает с этими конкретными милфами. Я предлагаю, что, хотя мы все согласны с тем, что цель — сделать наших милф герметичными, метод, который мы должны использовать, — это обнаружить их глубочайшие сексуальные потребности и удовлетворить их. Тогда это будет простой обмен: то, что хочет она, на то, что хотим мы.
Я сделал паузу.
— С женщинами, я думаю, удивительно легко найти общий язык. Если почитать о прошлом, то у женщин было много секса, они часто беременели от самых безумных идей, многие из которых исключали их удовольствие, их оргазм, их реакцию или их участие в чем-либо значимом. Сегодня женщины просто ожидают, что время от времени они получат свое. Я предлагаю, чтобы метод, который мы согласны использовать для того, чтобы наши милфы стали герметичными, заключался в том, чтобы сначала дать им то, чего они хотят.
— А чтобы сделать это, мы должны выяснить, что они хотят, — сказал Брент, оглядываясь по сторонам.
Я подумал, что сейчас самое время немного прояснить ситуацию: — Просто чтобы вы все знали, Брент уже поимел мою маму. — Я посмотрел на Криса: — И твою маму тоже, Крис.
Все посмотрели на Брента, и его лицо стало свекольно-красным.
— Это не его рук дело, не его вина. Это сделал я. У меня была подходящая ситуация, чтобы представить идею разделения моего богатства, в виде Лоры и моей мамы, и я сделал это. А теперь вот что хорошо, по крайней мере, для вас, ленивых ублюдков. Я уже имел наших милф. Выяснение их фантазий, выявление их списка сексуальных покупок ляжет на меня. Я не говорю, что вы не можете этого сделать, я просто думаю, что у меня есть лучший путь к открытию этих фантазий. Я не собираюсь лгать вашим матерям. Если они спросят, что происходит, я скажу им. Я скажу им, что мы хотим их и как мы хотим их — голыми и герметичными. Но я хочу, чтобы эта мысль сорвалась с моего языка, когда они будут наиболее склонны думать, что это сексуальная, хорошая и… разумная идея. Если вы позволите, я думаю, что теперь я могу поделиться "Списком милф" с каждым из вас.
Брент, благослови его сердце, энергично кивнул: — Я могу за это поручиться. Сонни делится! Боже, вы даже себе не представляете!
Остальные парни уставились на него. Брент поднял на них глаза и усмехнулся, а затем оскалился. — Прости, Сонни.
Я покачал головой: — Я хочу сказать, что мы должны подходить к этому с умом. Это как иметь подругу…
— Как будто ты знаешь, — пробормотал Сэмми.
—. …ты не просто срываешь с неё одежду и пытаешься её трахнуть. Обычно. Лучший секс — это когда им это нравится. Лучший секс — это когда все хорошо проводят время. — Я оглядел комнату, встречаясь со всеми взглядами, пока они не отвели глаза.
Брент заговорил. — В девятнадцатом веке люди думали, что оргазм женщины делает ребенка счастливее. Они считали, что депрессия или "меланхолия", как они называли это состояние у человека, вызвана скучным, обычным, механическим и не приносящим удовлетворения сексом ещё до того, как ребенок увидел свет. Конечно, не все так думали, но некоторые — да.
— Спасибо, Брент. У тебя так много полезной информации, — сказал Лэндон резко, но с улыбкой.
— Оргазмы делают счастливыми будущих детей? — удивленно спросил Крис, его глаза расширились. — В этом есть большой смысл.
— Нет, Крис. … забудь об этом! — сказал Лэндон, бросив взгляд на Брента, который ухмыльнулся и пожал плечами.
Настроение у всех явно стало лучше.
Я вздохнул с глубоким облегчением. — Моя идея проста. Мы исследуем, можем ли мы дать нашей матери умопомрачительный секс. В процессе мы получим безопасное место, где сможем наладить контакт с нашим внутренним извращенцем и выяснить, что на самом деле заставляет наше сердце колотиться. В сексуальном плане, я имею в виду. Я думаю, остальное — безнадежное дело.
— Мы не становимся экзистенциальными, — сказал Брент в качестве пояснения.
— Заткнись, Брент, — сказал Лэндон. Только он мог сказать это так, чтобы Брент выглядел гордым от внимания и при этом заткнулся.
Я сказал: — Я думал о Бренте и о том, как он занесет все в электронную таблицу и назначит свидание Криса с попкой Кайлы на четверг, а Лэндона с киской Лоры на субботу.
— А как насчет меня? Я получу сиськи твоей мамы в воскресенье, Сонни? — Сэмми захихикал. Никто никогда не просил Сэмми заткнуться. Это было бы все равно, что сказать остальным перестать дышать.
Я продолжил. — Я думал об этом, но как бы вы себя чувствовали, если бы кучка девчонок решила записать вас на погружение в их пиздёнки три раза в неделю и передавала бы вас по кругу, как … как … как …. —
— Дилдо, я думаю, это то слово, которое ты ищешь, Сонни, — резко сказал Лэндон.
В этот момент у меня возникло ощущение, что Лэндон уже думал об этом и ждал, чтобы согласиться со мной. Это заставило меня нервничать, и в то же время я почувствовал гордость за то, что он позволил мне "ввести мяч в игру". До сих пор все мячи были у меня, так что это имело смысл.
— Я думаю, что мы должны позволить всему происходить органично. Если вы все согласны, я буду работать над тем, чтобы все устроить. Пока мы не узнаем, что к чему с нашими милфами, мы не должны думать, что они открыты для наших дел и объявлять на них открытый сезон охоты.
Все кивнули, и Лэндон сказал: — Я полностью согласен. Я думал о том, что мы будем делать, если ты вернешься с положительным результатом. Я не рассматривал возможность того, что ты будешь трахать всех наших матерей, но теперь, когда ты это сделал, я тебя понимаю. Ты будешь в некотором роде разоблачен, если объявишь, что выебал свою маму, а остальные останутся с сухим хуем. По крайней мере, теперь никто не сможет выстрелить своим ртом без последствий, грозящих вернуться к нему. — Лэндон оглядел каждого из нас. — Сонни проделал здесь большую работу. Он пошел на большой риск ради всех нас. Мы должны позволить ему провести нас до конца пути. — Он повернулся ко мне и протянул руку. — Сонни, расскажи нам, как идут дела, и мы последуем за тобой.
Я пожал руку Лэндону. В этом парне было что-то такое, что заставляло вас хотеть угодить ему. Ему действительно не о чем было беспокоиться в жизни, он всегда находил место, и его было легко найти, потому что оно всегда было впереди, ближе всего к передовой.
— Но, ребята, я думаю, нам нужно сделать что-то официальное, чтобы закрепить наши обязательства, чтобы мы все знали, что мы привержены этому порядку. Никаких отступлений. Не сдаваться. Никаких влюбленностей! Не раньше, чем наши милфы станут "герметичными" или мы поймем, что это не их конек. Всё верно? — Лэндон обвел взглядом нашу группу, его подбородок был вздернут, а глаза свирепы.
Никто не заговорил, но мы все кивнули.
Я чувствовал себя чертовски умным. После идеальной паузы я сказал: — Ну, у меня как раз есть одна нужная штучка в машине. Я должен подготовить её. Поиграйте в бильярд, возьмите пива. Я вернусь через некоторое время.
Брент посмотрел на меня с неподдельным любопытством, гадая, что у меня сейчас в рукаве. Я слегка улыбнулся, кивнул и встал. Было пора. Я поднялся по лестнице и вышел к машине. Энни лежала на сиденье, неловко свернувшись калачиком под одеялом. Вечер стал прохладным.
— Пора, Энни, — сказал я. Я стянул с неё одеяло и бросил его на заднее сиденье. Она повернулась, чтобы посмотреть на меня, её глаза были сонными, тусклыми. Я помог ей выйти из машины, она выскользнула из моих рук, проскользнула по дорожке к двери дома и оказалась внутри прежде, чем я успел закрыть дверь машины. Вид этой женщины со связанными за спиной руками и голыми сиськами, вбегающей в дом, был настолько сюрреалистичным, что я усмехнулся. Я подумал, что какой-нибудь сосед выглянет из окна и увидит это. Из-за этой галлюцинации парень завязал бы со своим последним пороком. Никто бы ему не поверил.