Может показаться, что подобный эффект может быть достигнут куда проще: сестра признается, что хочет мужчину, влюблена в него, и прочее. Но Елецкие такой ход отвергли и ни разу не использовали. Прежде всего, существовать рядом с тем, кто такую проверку пройдёт, будет непросто. Ну, а кроме того, они понимали, что пройти её сможет разве что евнух.
Искусство соблазнения было поднято на такую высоту, что они придумали ещё один вид спорта – не просто соблазнить жениха или гражданского мужа сестры (это было уже пройденным этапом), а самой получить удовольствие от секса, да ещё так, чтобы потом в его глазах это выглядело просто как смирение перед бессмысленностью сопротивления.
Однако почти всегда после успешной проверки они проторённой дорожкой шли в лабораторию, где им по знакомству делали все необходимые анализы и экспертизы. Справки, акты и заключения с подшитыми записками (кто, как, когда, где и с кем) хранились в строго засекреченном месте. Видимо, лет через двадцать они с удивлением, брезгливостью, любопытством или жалостью будут перебирать эти летописи их похождений... А пока копиями документы приходилось время от времени махать перед носами чрезмерно скупых, самоуверенных или наглых насильников. И всегда они оказывались достаточно сообразительными, чтобы одуматься и предпочесть суму тюрьме.
Что потеряли сёстры Елецкие, избрав и разработав такую групповую стратегию и ни разу от неё не отступив? С точки зрения обычной женщины – многое. Ведь ни одна из них не могла сказать "я его люблю", "он мне нравится", "я его хочу". Все их симпатии были наигранными, вожделения – продиктованными необходимостью, а секс уже давно стал средством не сближения людей, а их проверки, испытания и оценки. Словосочетание "брак по любви" вызывало брезгливую усмешку. Ни одна из сестёр никогда не сказала себе "Я не хочу его соблазнять", так же как шахматист, сказавший "Я не хочу с ним играть", подвергается дисквалификации. Раз сестра хочет, чтобы я его соблазнила, я это сделаю. Более того, Елецким особенные ощущения приносило именно совращение неприятного им человека – чем быстрее он купится на их игру, тем скорее исчезнет из жизни их семьи. Две – три минуты её секса с мерзавцем обеспечивали то, что этот мерзавец никогда не станет её зятем, а если он оказывался ещё и психически крепким, то он соблазнялся так изощрённо, тонко, аккуратно и грамотно, что оказывался скомпрометированным прежде, чем успевал это понять.
Получалось, что на соблазнение неприятных мужчин тратились наиболее продуманные и ловкие усилия – сама соблазняющая была особенно заинтересована в успехе предприятия. Такие сливались для Елецких в одно безликое существо – жадное, потное, похотливое, с дрожащими волосатыми лапами и слюнявым зловонным ртом. Необходимость отвлечься от его личности и заниматься с ним сексом они воспринимали как работу, которая, как известно, редко приносит удовольствие, зато всегда приносит доход. Таким образом, с течением времени они отточили своё искусство до такого уровня, что вообще перестали учитывать свои симпатии или антипатии к объекту – просто, если он им нравился, им нужно было чуть меньше играть. Но выражать симпатию, если её нет – для любой женщины задача примитивная, из букваря. А вот обаять, очаровать, соблазнить, заставить потерять голову, не делая к этому никаких явных шагов – вот в этой игре они находили особую прелесть, сложность и азарт. Тем более ценно, что в случае успеха они достигали сразу двух целей – получить физическое удовольствие и избавить сестру от неудачной партии.
... Вот так они и сидели – тридцатисемилетняя мать двоих детей Елена Елецкая, располневшая и подурневшая, от былой
красоты сохранившая разве что её следы и только на лице – женщина, раньше заменявшая младшим сёстрам мать и наставницу; вызывающе сексапильная средняя сестра Елизавета Елецкая тридцати одного года; и юная и прекрасная, в расцвете своих двадцати четырех, Екатерина Елецкая, красоту которой, правда, портил здоровенный синяк от стремянки на бедре. То, что недавно провернули младшие сёстры, они называли "перекрёстной проверкой" и использовали третий раз.
Кирилл уже был отправлен в отставку, сохранив память о себе в модном телефоне, очень дорогих серёжках и куда более дешёвом колье, не считая всякой мелочи типа духов, шарфиков и статуэток. Николай Викторович будет с позором изгнан, только получив ордер на новую квартиру – её придётся продать, а деньги согласно договору разделить пополам с его нынешней гражданской женой (а впоследствии – посторонней женщиной) Елизаветой Елецкой.
– Мы столько сделали по даче, – заканчивала она свой рассказ, – одна бы я месяц пыхтела. Хотя мало что умеет, но очень старается и учится быстро...
– Ещё бы, – хохотнула Катя, – с таким – то стимулом.
– Нужен мужик в доме, нужен, – задумчиво и немного невпопад заметила Лена.
– Будут ещё, – отмахнулась Лиза.
Они надолго замолчали.
– Значит, опять оба мимо, – подытожила Лена рассказы сестёр. Это её звонок, кстати, имитировал вызов Кати начальником, а столь нужные документы существовали только в воображении младшей сестры.
– Угу, – выплюнула косточку Лиза, а Катя просто кивнула.
– Как мужики – то они ничего?
– Кирилл – просто лось, – поделилась Лиза, – он трижды, я дважды. Сорок две минуты кувыркались.
– А этот, твой – то, слаб оказался, – подала голос Катя, – мне и кончить не дал. А потом лежал, весь в сперме, плакал и бормотал то "Прости", то "Как мне было хорошо"... Ублюдок.
– Да я тебя предупреждала, что он хиловат. Ничего, потенция маленькая, зато квартира большая.
Её шутке даже никто не рассмеялся. Они опять погрузились в размышления, только слышно было, как косточки вылетают изо ртов и шуршат по листве.
– Слушайте, а которые они у вас по счёту?
– У меня – девятый, – сказала Катя, – скоро юбилей.
– А я не считала, – вздохнула Лиза, – Ну, если поднапрячься, то вспомнить можно... Но нужно ли?
Они ещё долго сидели, отрешённо глядя, как остывают кроваво – красные стволы сосен, озарённые заходящим солнцем.
Лена размышляла о том, что её собственная семья, дети, любящий муж – постепенно вытесняли из её головы былые заботы о сёстрах, да они в них и не особенно нуждались: обе обеспечены, поставлены на ноги и ведут содержательную личную жизнь. Тем самым Елена выполнила долг перед мамой и чувствовала себя вполне счастливой.
Самые грустные мысли вдруг посетили Лизу. Ведь вскоре она вступит в тот возраст, в котором Лена уже нашла своё семейное счастье, а все её собственные женихи, как назло, оказываются блудливыми изменниками, норовящими переспать с её младшей сестрёнкой. Лизе хотелось встретить, наконец, мужчину своей жизни, любящего и преданного только ей, выйти замуж, нарожать детей, и чтобы муж и после свадьбы смотрел только на неё, а не на других баб, сколь бы молоды и привлекательны они ни были.
А Катя морщилась от ноющей боли в бедре: "Нет чтобы как все нормальные мужики – сначала погладить, потискать, пощупать – нет ведь, свалил с лестницы... Так и сломать что – нибудь недолго. А на фоне его половой несостоятельности такая прыть выглядит по меньшей мере смешно... ".
– Какие же всё – таки все мужики...
– Козлы! – хором закончили Елецкие и расхохотались.