Сестра и море. Часть 3

— Оставь посуду в раковине, Эм, - говорю я ей, заправляя постель в передней кабине.

По морской традиции шкипер судна занимает кормовую каюту, но я люблю лежать, положив голову на нос "Индиго" и чувствуя, как она колеблется вместе с приливом и ветром. Слышу, как Эмма топчется в своей каюте. Я взбиваю подушку в V-образном углублении, где корпус сужается к носу, и сползаю с кровати. Прохожу через кают-компанию, удостоверяясь, что все люки заперты (прочь, ночные бродяги!), прежде чем просунуть голову в кормовую каюту. Эм извивается, устраивая себе маленькое гнездышко под простынями.

— Хочешь выключить свет? - спрашиваю я ее.

— Мм. .. да, пожалуй. В какой нечестивый час ты собираешься завтра вставать, Белла?

— В семь утра, дорогая. Мне нужно проверить прогноз погоды.

— Фу. Тогда сделай это тихо. Я подозреваю, что утром у меня будет похмелье.

Я смеюсь, затем наклоняюсь и целую Эмму в лоб.

— Иди спать, Эм. У тебя был дерьмовый день, но завтра будет лучше.

— Спокойной ночи, Белла. Люблю тебя, - бормочет она.

— Я тоже тебя люблю.

Я гашу ее свет и закрыю дверь ее каюты. Выключаю свет в салоне и забираюсь на свою кровать. Свет убывающей четверти Луны смешивается с сигнальными огнями на дорожке, отражаясь от воды снаружи и внутрь через иллюминаторы, отбрасывая рябь на потолок. Я смотрю на них, стараясь не думать о том, как я возбуждена.

Но мое разочарование растет. Прошло больше года с тех пор, как я в последний раз была с девушкой, и я жажду, чтобы меня трогали и любили... Обычно я могу подавить это желание днем, но ночью оно возвращается, - и я должен либо молча страдать, либо играть с самой собой, чтобы дать выход потребности.

Я навеселе, но не настолько пьяна, чтобы легко достичь оргазма, так что мой выбор ясен. В каюте тепло, поэтому я снимаю топ, брюки и трусы и лежу, наслаждаясь ощущением прохладного воздуха на коже. Медленно опускаю к себе правую руку, поглаживая свои скудно прикрытые волосы. Меня забавляет и в то же время не удивляет, что я довольно мокрая. По правде говоря, я уже пару часов с трудом сдерживаюсь, чтобы не прижаться к Эм за столом в салоне.

Мой палец мягко скользит между губами, посылая легкое покалывание по позвоночнику. Мой клитор, уже набухший, гордо выступает из внутренних губ, и я медленно начинаю поглаживать его, отдавая себе внимание, в котором так отчаянно нуждаюсь. Я прижимаю бедра к ладони, наслаждаясь ощущением давления, которое она создает на моих внешних губах, затем снова раздвигаю их, чтобы погладить дальше вниз и в мой вход. Я чувствую, как твердеют мои соски, и поднимаю левую руку, чтобы нежно погладить сначала левый, потом правый сосок, а оттуда нижнюю часть груди. Я не могу не представить, как Эмма прикасается ко мне вот так, и я издаю тихий стон, прежде чем сжать челюсти. Последнее, что мне нужно сейчас, - так это разбудить ее.

Пальцы моей правой руки теперь скользкие, и я двигаю левую тоже вниз, чтобы поработать указательным и средним пальцами в моем мокром влагалище. Я медленно поднимаю свои ощущения, чувствуя, как маленькие капельки пота собираются и скатываются по моей груди и животу, когда мое дыхание становится неровным. Мои мышцы начинают напрягаться, когда я подхожу ближе, и я выгибаю спину, сильно вдавливаясь палец в себя. Мой кульминационный момент берет мое тело жестко на высокой ноте, и я задыхаюсь, продолжая играть пальцами безумную фугу на клиторе и вокруг моих губ. Это проходит, как большая волна, и я падаю обратно на кровать, тяжело дыша.

Сердцебиение постепенно опадает, и я лежу, томно глядя на крышу, чувствуя, как подо мной качается Индиго, слушая мягкий шлепок волн о корпус и сухой скрип натягивающихся-ослабевающих швартовых.

Одиночество в конце концов находит меня, и я переворачиваюсь на бок, сворачиваясь в клубок. Это бесполезный пережиток моей юности, когда я делала себя совсем маленькой, чтобы попытаться спрятаться от вещей, которые меня расстраивали. Я снова засыпаю с ощущением пустой кровати вокруг меня и ноющей дыры в моем сердце, в котором кто-то должен жить.

— -

Меня будит разговор. Я разворачиваюсь на спину и прислушиваюсь. Слышу приглушенный голос Эммы. Я натягиваю свои сброшенные трусики и рубашку, тихо соскальзываю с кровати, выхожу через дверь в салон и прислушиваюсь. Ну разумеется - она разговаривает с Аланом, и по ее голосу чувствую, что она плакала. Гнев овладевает мной, я топаю к ее двери и толкаю ее. Лицо Эм освещено ее мобильником, и на щеках блестят струйки слез.

Эм вскрикивает от удивления, когда я выхватываю у нее мобильник. Я поднимаю палец, предупреждая ее возражения, и некоторое время слушаю, как Алан пресмыкается в извинениях. Затем я прерываю его.

— Алан? Это Изабель. Не трудись больше перезванивать Эм. Я вынимаю батарейку из ее телефона. Так что отвали и чтобы ты сдох в огне.

Я вешаю трубку. Рот Эммы делает небольшое "о" от удивления, когда выдергивала заднюю панель ее Sаmsung.

— Мне нужно конфисковать это? - спрашиваю я ее, размахивая батарейкой.

— Нет. Я даже рада, что ты это сделала. А то он не переставал звонить.

— Чертова неблагодарность, - бормочу я. - он что, пытался улизнуть в своих обхяснениях? Мол, ненароком поскользнулся на банановой кожуре и случайно засунул свой член ей в киску?

— Он утверждает, что это было только один раз, и что это ничего не значит, - тихо говорит она.

— Они все читают один и тот же сценарий оправдания, не так ли?

Она вздыхает. Я кладу телефон и батарейку на шкафчик и забираюсь к ней в постель.

— Белла?

— Тише, - говорю я, притягивая ее к себе.

Она сопротивляется, недолго, прежде чем сдаться и крепко прижаться ко мне, беззвучно плача. И снова я ничего не могу сделать, кроме как держать ее, пока дрожь не прекратится. В конце концов она успокаивается. Я, однако, долго лежу без сна, обдумывая сценарии мести.

— -

Солнечный свет, конечно, будит меня, и я осторожно выбираюсь из постели, стараясь не разбудить Эмму. От беспокойного сна и выпитого вина у меня кружится голова, я протираю глаза, сажусь за навигационную станцию и включаю УКВ-радиоприемник. Только что пробило семь утра, и прогноз погоды на побережье Солента транслируется по полчаса, так что у меня есть время проснуться. Наполняю чайник и включаю его, затем проверяю заряженность аккумуляторов «Индиго». Уровень топлива чуть больше трех четвертей бака, что более чем достаточно для того места, куда я планирую отправиться в эти выходные.

Чайник закипает, и я завариваю себе чашку кофе, а Эмме - чашку горячего шоколада, который оставляю на маленьком столике рядом с ее кроватью. Я открываю люк трапа, чтобы выпустить воздух из кабины, и высовываю голову. Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, и день обещает быть чудесным. Я потягиваю кофе, с удовольствием наслаждаясь легким дуновением ветерка. Я с нетерпением жду возможности поднять паруса позже.

УКВ-приемник с треском оживает, и я быстро убавляю громкость, когда слышу, как Эмма издает протестующие звуки из своей каюты.

"Всем станциям, всем станциям, всем станциям, это береговая охрана Солента, Солент береговая охрана, береговая охрана Солента, с важное объявление безопасности мореплавания". Я выключаю телевизор и слушаю, как береговая охрана выдает прогноз погоды на побережье. В ближайшие шесть-двенадцать часов никакой суеты, хотя ветер с запада посвежеет. Сегодняшняя ночь и завтрашний день могут быть более интересными; из Северной Атлантики движется зона низкого давления, которая, возможно, изменит курс и принесет дождь и сильный ветер в Солент. Я делаю себе мысленно пометку, что нам нужно причалить задолго до наступления сумерек. Но к утру, конечно, все должно быть хорошо.

Она появляется через некоторое время на палубе, потягивая горячий шоколад и слегка рассеянно улыбаясь мне. А я тем временем стараюсь не пялиться на то, как ее мужские шорты обрамляют попку.

— Доброе утро, красавица, - протягиваю я ей.

— Как погода? - спрашивает она, сонно улыбаясь мне и снова зевая.

— Пока все в порядке, но сегодня вечером, пожалуй, будет хуже, - отвечаю я, - так что ближе к темноте мы где-нибудь пришвартуемся и напьемся.

— Звучит восхитительно, - говорит она.

Потом она ставит чашку и подходит ко мне. Она обнимает меня и крепко сжимает.

— Спасибо, что присмотрела за мной вчера вечером, Белла.

— Эм, ты бы сделала то же самое для меня. Не упоминай об этом, - говорю я, чувствуя неловкость от ощущения ее тела рядом со мной.

Я смотрю на нее, отбрасываю в сторону свое смущение и улыбаюсь.

— Ты в порядке?

— Теперь, когда меня обняли, мне лучше. Что у нас на завтрак?

Я задумываюсь.

— Нам нужно сделать запас. Сегодня вечером я думаю о Госпорте или Коузе, так что хотя ужин будет закуской к пиву, но на обед нам тоже кое-что нужно.

— Коуз. Пойдем в Коуз. Мне там нравится.

— Уговорила. А сейчас завтрак и бежим в магазин?

— Именно так, - говорит она.

Эм ныряет обратно в свою каюту, и я приятно возбуждаюсь, мельком видя, как она раздевается и натягивает спортивную одежду.

— Классное шоу, - весело говорю я ей и слышу в ответ ее гортанный смех.

— Прекрати извращаться, я твоя сестра, - кричит она мне в ответ и подмигивает.

Я фыркаю и качаю головой, откладывая в памяти кусочки ее выступления для моего последующего развлечения.

— --

— Отдать швартовые!

Двигатель "Индиго" тикает со скоростью чуть больше полутора тысяч оборотов в минуту. Этого достаточно, чтобы дать ей фору и включить носовое подруливающее устройство, так что я смогу использовать подруливающее устройство, чтобы вывести нас из причала.

— Конец свободен! - раздается в ответ крик Эм.

Я наклоняюсь, натягиваю полузацеп, который крепит последний трос от кормы "Индиго" к причалу, и торопливо вытаскиваю короткий рабочий конец обратно на палубу, чтобы он не задел винт. «Индиго» высовывает нос из своего ночлежного места, и я резко переворачиваю руль на правый борт, давая ей солидную трехсекундную очередь носового подруливающего устройства, чтобы помочь развороту, как только мы отойдем от пирса.

Эмма укладывает тросы и кранцы. Потом она подходит и встает рядом со мной в кабине. Я улыбаюсь ей и отступаю в сторону.

— Становись на руль, - говорю я.

— О... ладно, - отвечает она, садясь на мое место и берясь за руль обеими руками.

— Дайте еще немного газа, а потом выведите нас через волнорез. Старайтесь держаться правого борта канала.

— Какая у нас глубина под килем? - спрашивает она, и я улыбаюсь тому, как она быстро впитывает искусство управления лодкой.

— Достаточно, начинается прилив, так что нам не грозит опасность где-нибудь соприкоснуться. Я крикну, если мы окажемся там, где не должны быть. Расслабьтесь и наслаждайтесь, шкипер!

Она смеется, и я забираюсь на транец позади нее, чтобы следить за тем, где мы находимся. И, в силу моего двусмысленного положения, на нее тоже.

Эм одета в короткие белые льняные брюки и бирюзовый жилет без рукавов. Бретельки ее оливково-зеленого бикини завязаны на затылке обрывочным бантом. На ней палубные туфли (без носков) и модные солнцезащитные очки, надетые поверх потрепанной кепки, которую она натянула на голову. Кончик ее хвостика трепещет на ветру, как вымпел. Я отчетливо вижу веснушки, которые покрывают ее плечи. Она в своей стихии, и мне приятно наблюдать за ней в таком состоянии.

— Отведи нас немного дальше к центру канала, когда мы будем проходить тренировочный док для спасательных шлюпок, - говорю я.

Она кивает и поворачивает руль на несколько градусов влево. Она чуть сдвигает дроссель, и мы набираем скорость. Я смотрю на бревно; мы делаем четыре с половиной узла, что вполне достаточно для прохода и входа в гавань.

— Мы поднимем паруса, как только выйдем из пролива, - говорю я.

Эмма снова рассеянно кивает. Она не сводит глаз с различных маркеров каналов, и у меня есть время расслабиться. Я смотрю, как нам машут экипажи учебного центра RNLI, а также нескольких резервных яхт Королевского флота, которые прибыли в Лимингтон после утренних гоночных тренировок.

Когда мы выходим в собственно Солент, я внимательно осмотриваюсь. Кажется, все в порядке, поэтому, быстро оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что мы свободны от пробок, я киваю Эм.

— Веди нас по ветру и приготовься дать задний ход!

— Да, мэм! - говорит она, отдавая честь.

Я показываю ей язык и вознаграждаюсь еще одним смехом. Затем я принимаюсь за работу, разворачивая грот-парус и генную-парус. Так как сейчас на «Индиго» только Эм и я, то я предпочитаю задействовать всего два паруса, а не больше.

— Яхта вся твоя, неси ее в широкий простор и давай направимся к Коузу! - говорю я, стараясь перекричать хлопанье парусов.

Эм подчиняется, поворачивая руль вправо. Когда мы выходим из ока ветра, паруса наполняются. Я облегчаю "Геную", затем облегчаю "Грот, и вскоре мы идем по ветру в направлении острова Уайт. Эмма переводит двигатель в нейтральное положение и выключает зажигание. Теперь парусный спорт в чистом виде обрушивается на нас: солнце, паруса, хорошая лодка и ветер, чтобы двигать ее. Эм широко улыбается мне, и эта улыбка оказывается заразительной. Я стою рядом с ней у руля и просто развлекаюсь, наблюдая за ней.

— Что? - спрашивает она через некоторое время.

— Ты рождена именно для этого, - говорю я.

— Мы водяные малыши, ты и я.

— Я рада, что ты здесь, - киваю я ей.

Она обнимает меня левой рукой, притягивая мое бедро к своему.

— Я тоже, Белла. Я тоже.

— -

Убедившись, что мы миновали пятиметровую глубину, я спускаюсь в каюту и начинаю завтракать. Все просто: сыр, пармская ветчина и ломтики помидоров на цельнозерновых рогаликах и кофе, чтобы мы были смазаны. Я естественно приспосабливаюсь к качке и качке, когда наш «Индиго» скользит по ветру, едва замечая случайные большие волны. Я поднимаю поднос с рогаликами и ставлю его на подветренное сиденье кабины, затем спускаюсь обратно и выныриваю с двумя чашками кофе. Протягиваю Эмме ее чашку, и она с радостью принимает ее, одной рукой держа руль, а другой - кофе.

Я ем свой рогалик, следя за погодой, но Солент довольно пуст в той части, где мы находимся. Я вижу много яхт дальше к востоку от Коуза, что имеет смысл, учитывая его выдающуюся роль в британской морской традиции. Еще больше парусов видно на юго-западе у замка Херст. Но сейчас мы одни в нашем огромном водном пространстве. Радиосвязь также, кажется, помалкивает, за исключением случайного идиота, раздражающего береговую охрану Солента запросами о проверке радиосвязи.

Я откидываюсь назад и смотрю на паруса, потом откидываюсь еще дальше и просто смотрю, как Эм уверенно ведет нас. Я наблюдаю, как двигаются ее руки, как напрягаются и расслабляются мышцы, когда она приспосабливается к качке лодки. Я смотрю, как ее жилет слегка съезжает в сторону. Я смотрю на горизонт в ее солнцезащитные очки и наблюдаю за тем, как на ее лице складывается милая улыбка.

— Ты опять за мной подсматриваешь, - ровным голосом говорит она.

— Извини, сила привычки. Мне нравится видеть тебя счастливой.

— Расскажи мне, чем ты занималась. Я не слышала никаких связанных с тобой скандалов, по крайней мере, месяц.

Я криво ухмыляюсь.

— Моя жизнь полность пуста от скандалов, Эм. Потому что я не социализирована.

— Я в ужасе, - говорит она невозмутимо.

— Тише, ты, - бормочу я. - Не все из нас способны одним жестом лишить разума желаемый ими пол.

— Вот дерьмо, Изабель, - говорит Эмма. - Ты же великолепная женщина. Ты просто еще не научилась охотиться.

— Я начинаю думать, что моя добыча вымерла.

— О, неужели? - спрашивает Эмма, склонив голову набок.

— Я думаю, что все девушки заняты, - грустно констатирую я.

— Они там есть, - отвечает она. - Ты просто недостаточно внимательно смотришь.