– Это уже лучше. Слушай, а твой аппарат девушку может довести до оргазма? Если она начнет извиваться и биться, то сорвет электроды, чего доброго – это ж не очень приятно будет. И удовольствие поломать можно, да и травму получить.
– Да, девушку надо фиксировать. Потому что да, оргазм у нее может быть настолько сумасшедший... насколько этого захочу я.
– Вообще чудесно. Но в чем же тогда твоя роль и заслуга как музыканта? Я цепляю на себя электроды, втыкаю иголки, включаю какую угодно запись какой угодно музыки и собираюсь "улетать". Зачем мне партнер по другую сторону клавиатуры? Как он сможет оценить мое эмоциональное состояние?
– Так, а на что придумана обратная связь, Мариша? Та самая эмпатия? Вот на этом экране, – показал Маркус, – я вижу все оттенки наслаждения, которые играют в теле моей... слушательницы. Кто – то другой, конечно, увидит только хаотичные всплески эквалайзеров, но я уже знаю точно, какая полоса за какую эмоцию отвечает и какого цвета не хватает для поднятия возбуждения. Понимая эту картину, я могу ускорять или замедлять темп музыки... Это довольно просто – все равно, что менять темп фрикций. Могу добавить или убавить тех или иных инструментов – а это уже более тонкие аналоги. Может оказаться полезным поменять мелодию, если увижу, что она не находит соответствующего отклика.
Таким образом за несколько сеансов я смогу подобрать с десяток разных семплов, подходящих именно для этой женщины, на каждый из них наложить необходимые инструменты, и мне тогда останется работать только частотой и амплитудой. А твое тело уже настроено на любимые мелодии – именно на те, которые сильнее всего заставляют его трепетать и наслаждаться... Впрочем, импровизацию никто не отменял, верно?. . К оргазму, наверное, можно идти под многократную коду с нарастанием и паузой... И тут у меня возникает желание включить, к примеру, длительный звук гитарной струны, чтобы оттянуть завершающий аккорд. Представляю, как твое тело начнет вытягиваться в эту струну, надеясь приблизить разрядку, а ее все не будет, и ты несколько минут будешь находиться в состоянии сильнейшего пикового напряжения...
– Так, братец. Я хочу испытать твой "сексофон" на себе, – заявила Марина. – Бессовестный! От твоих слов я вся уже давно теку, как не знаю кто.
– Он еще не отлажен, – начал возражать Маркус. – Да и вообще... Это уже то, о чем мы с тобой не раз говорили.
– Знаю! Но совместная мастурбация за секс не считается – об этом мы тоже говорили. Особенно если учесть, что на вашей благословенной планете минет или куни – все равно, что дружеский поцелуй в щечку. Впрочем, мастурбация меня сейчас не спасет! Прикажешь мне идти и вешаться на шею вашему шефу или юному Артему? Я так не могу... То есть могу, но... Короче, я не желаю слышать никаких возражений! Ты смерти моей хочешь, наверное?!
– Результат может быть непредсказуемый, – пытался протестовать уже почти что сдавшийся (Марина это хорошо видела) Маркус.
– Пусть будет какой угодно, – Марина топнула ножкой. – К тому же ты не посмеешь огорчить твою сестру.
– Тебя придется зафиксировать...
– А то ты не знаешь, как это делается! Почетный член клуба "Смайтфетиш"!
– Ладно...
Качая головой и что – то прикидывая, Маркус подошел к компьютеру, нажал несколько кнопок на сенсоре.
– Что ты делаешь? – с подозрением спросила Марина.
– Меняю обстановку... Помоги пока распутать мне эти провода...
Неожиданно для Марины стены лаборатории, и без того состоящие почти из одних окон, отъехали в сторону, причем вместе с полом. Аппарат Маркуса, пара стульев – шезлонгов и несколько предметов интерьера оказались прямо на траве, среди цветов и деревьев.
– Так будет лучше, как ты думаешь?
Пораженная Марина охотно подтвердила, что ей так нравится больше.
Через минуту в обновленную лабораторию Маркуса ввалился андроид, тащивший на себе крупный квадратный предмет, примерно метр на метр и толщиной сантиметров пять – явно какая – то мебель. Поставил на землю, сдернул чеку... С легким грохотом предмет развернулся в гибрид операционного стола и гинекологического кресла с ремнями и фиксаторами.
– Ну что же – ложись! – Маркус приглашающе показал рукой на кресло. – Черт з
нает, чем мы тут занимаемся, – проворчал он затем вполголоса.
Эти слова были излишни. Марина в несколько движений сбросила тунику, под которой не было никакого белья, запрыгнула на кресло, на лету скидывая туфли. Устроилась поудобнее, потягиваясь всем телом и покачивая ножками в воздухе. Она далеко не первый раз показывала себя брату. Ей нравилось видеть его восхищение, и она сама от этого возбуждалась. Подобно герою какой – то читанной в детстве книги ей порой хотелось, чтобы вдруг выяснилось, что либо Маркус, либо она сама – приемный ребенок в семье. Тогда упали бы все преграды, и ничто бы не помешало пуститься им во все тяжкие... Маркус как – то признался, что мечтает о том же. Но, поставив себе определенные границы, брат и сестра их не переходили, хотя и балансировали порой на самом краешке дозволенного.
– Слушай, выгони этот агрегат, – попросила Марина, показывая на андроида. – Я стесняюсь, когда он на меня так пырится.
Маркус хохотнул и отправил андроида вон, напомнив ему на прощание задание быть поблизости – чтобы в эту секцию оранжереи не забрел кто – нибудь из праздношатающихся или напротив, любителей работы в вечерние часы. Сам подошел к полулежащей сестре, взял ее руки и направил их вдоль туловища, закрепляя ремнями в трех местах. Зафиксировал торс, бедра... Уложил ноги в лотки – держатели, притянул их ремнями.
– Тебе удобно? – спросил он.
Марина поерзала.
– Во всяком случае, я в полной твоей власти. Давно так себя не чувствовала.
– Да, ты больше любишь, когда сама кого – то привязываешь.
– Дело не в том. Просто не так много людей в этом мире, кому я доверяю. Ты – один из них, – сказала Марина.
– Спасибо... – Маркус нагнулся к ее лицу и поцеловал сестру в губы. Это был не вполне братский поцелуй, но далеко и не ласка любовника. Потом подошел к держателям, слегка раздвинул их, разводя ноги чуть шире. Влажная щелка слегка приоткрылась, нижние губы, выглядевшие слегка набухшими, налились малиновым цветом. Сестренка на самом деле текла от возбуждения. Черт возьми, а ведь действительно, нельзя же ее огорчать.
Марина чувствовала, как платиновые зажимы защемляют ей губы, слегка оттягивая их книзу. Маркус, впрочем, тут же прижал их к коже пластырем, приподняв губы обратно и растянув их в стороны, открывая вход во влагалище; гладкий блестящий электрод фаллической формы легко скользнул внутрь его, заполнив собой тесное пространство. Другой электрод, немного уже и значительно длиннее, для которого Маркус не пожалел гелевой смазки, вошел в анус и пополз глубоко внутрь... Не слишком ли глубоко?
– Все нормально, так надо, – сказал Маркус. – Сейчас я его еще раздую немного...
Марина ощутила, как что – то у нее набухло прямо в середине живота. Маркус положил пальцы ей на кожу возле пупка, надавил, подвигал... Словно бы плотный шарик перекатывался под кожей – конец электрода туго раздул сегмент кишки.
– Басы будут ощущаться именно отсюда, – пообещал Маркус. – Высокие ноты ты животом не почувствуешь, они играют в другом месте.
С грудью сестры он возился долго, собирая причудливый узор из трех электродов и целой пачки золотых акупунктурных иголок с наноприемниками на тупых концах. А острые концы игл впивались в кожу вокруг ореолов, заставляя Марину приглушенно ойкать. Впрочем, во всем ее теле торчало не менее полусотни игл, которые Маркус укрепил в одному ему ведомых точках акупунктуры, сверяясь то и дело с показаниями прибора. Несмотря на то, что процесс подготовки проходил не меньше пятнадцати минут, возбуждение Марины не спадало. Более того, оно даже росло. Брат мог бы сказать, каким образом он этого добивается, втыкая иглы в особые точки, но зачем фокуснику выдавать все свои секреты?
Каким образом крепится странной формы электрод, Маркус тоже не сказал; но, поворачивая и прижимая его, он добился того, что сестра ощутила, будто бы гибкие лепестки проникли ей глубоко под капюшон клитора, охватили его там со всех сторон и подперли снизу. Это ощущение само по себе уже было донельзя восхитительным, а ведь впереди еще было, видимо, самое интересное... Марина чувствовала, как у нее замирает сердце в ожидании новых, неизведанных ощущений, как вздрагивают колени и пальцы рук – заполнившее ее вожделение настоятельно требовало выхода.