Протекция. Часть тринадцатая

...Итак, «народные массы» молча таращились на приближающуюся к ним "эксплуататоршу", дивясь её неслыханной то ли смелости, то ли наглости. На её модный бежево-белый деловой костюмчик от кутюр, стоивший два-три заводских оклада. На такие же шикарные туфельки цвета слоновой кости, которых наверно никогда не носить их жёнам и дочерям. На сверкающие в лучах заходящего солнца ярко-жёлтые камушки в её серёжках, брошке, кулоне на золотой цепочке... После назначения на директорскую должность Виолетта взяла себе за правило одеваться в соответствии со статусом, что не раз помогало ей и при общении с подчинёнными, и на деловых встречах. Однако сейчас поняла, что в такой ситуации роскошь выглядит неуместно.

На работяг она могла подействовать, как красный цвет на стадо быков. Но вместе с тем она и приглушала их раздражение, лишний раз напоминая о разнице между «капиталисткой» и «подневольными», о том, что, взбунтовавшись, они могут обречь себя на безработицу и нищету. В их душах клокотали злость и досада, ища и требуя немедленного выхода. Казалось, эта толпа вот-вот всколыхнётся и бросится крушить всё вокруг. И с трудом верилось, что буйный порыв всеобщего гнева сдерживала одним своим присутствием вот эта нарядная, странно улыбающаяся девчонка! Кстати, а чё она лыбится-то?!..

Кто из них мог знать, что сейчас Виолетта вспоминала студенческую юность? А точнее, один яркий эпизод из неё – митинг за отставку ворюги-ректора. Да, это был ни с чем не сравнимый драйв! Их тогда собралось около десяти тысяч на площади перед главным корпусом. Лозунги, плакаты, горячие речи... И чётко поставленная цель – отставка разжиревшего ректората, внаглую наживавшегося и на студенческих стипендиях, и на воровстве бюджетных и спонсорских средств. Вспоминала самодовольного толстяка-ректора, поначалу грозившего им жёстким разгоном, а затем побледневшего от страха, когда прибывшие спецназовцы оценили обстановку, заявили, что не станут применять силу против безоружных подростков, и демонстративно уехали с места событий... И с Евгения Кирилловича мгновенно слетел весь дутый гонор. Бледный от страха, он с трудом пробормотал дрожащими губами в микрофон: «Успокойтесь, ребята! Пусть будет по-вашему!» Тут же написал заявление об уходе с занимаемой должности, передал его членам стачкома и убрался из вуза подобру-поздорову. И они, совсем ещё зелёные девчонки и мальчишки, впервые ощутили кайф от собственной силы, единения, слаженности! А заодно – и ответственность за свои действия... Что вряд ли скажешь об этих протестующих. Понимают ли они сами, чего хотят? И чувствуют ли, как поневоле превращаются в страшных, но покорных марионеток в руках пройдохи-мэра? В том-то и беда, что нет. В их головах – сумбур, в душах – взрывная смесь. Накипело там немало злобы за годы разрухи, обнищания, воровства, безнадёги... И этот огнеопасный коктейль они собираются выплеснуть на неё. На ту, что взялась вытаскивать их из этого болота! Как бы самой в нём не увязнуть!.. Эх, взрослая детвора! Забитые и запуганные работяги, равнодушные к проблемам родного города, боящиеся высунуть головы из тесных квартирок, называющие себя «обиженным трудовым народом» только с посторонней подачи! Некто хитрый и коварный нарочно разжёг гнев в их душах и направил всю эту полутысячную массу против неё, молоденькой слабой девчушки. Ну, и что ей с ними делать?

– Я уже услышала ваши требования, – тихо, но уверенно заговорила она, окидывая собравшихся полунасмешливым-полуласковым взглядом. – Хотите, чтобы я свернула бизнес и убралась из Знаменска подобру-поздорову. Это сделать нетрудно. За неделю я закрою все свои журналы, информагентства, фабрики, типографии. И уеду отсюда. Город опять заживёт тихой, спокойной жизнью без всяких хлопот – без промышленности, без нормальной инфраструктуры, без инвесторов, без денег. Настанет полная идиллия – как раньше. С разбитыми дорогами, без электричества, без нормального городского транспорта, с кучами мусора во дворах, с бомжами-наркоманами на улицах, с безработицей, с голодом... Так было здесь до моего появления, если вы уже забыли...

– Цену себе набиваешь? Пупом земли себя возомнила? Или запугать нас хочешь?! Не выйдет! Мы уже всякого навидались! – выкрикнул из толпы всё тот же тенорок. – Вали отседа на хрен, пока целая!

– Хватит, натерпелись! – подхватили этот крик ещё несколько голосов.

– Да хуле мы смотрим на эту шалаву малолетнюю?! И на хрена мы её слушаем?!!

– Правильно! Хай шестёрок своих поучает, а не нас!

– Не хер пасть разевать на трудовой народ!

– Сколько мы ещё будем на эту сучонку горбатиться?! До каких пор её терпеть?!!

– Давим эту мразь!

«Мразь» терпеливо и спокойно выжидала, пока рассерженные мужики немного выпустят пар. И заговорила снова, с трудом превозмогая дрожь от волнения:

– Незачем меня стращать. И не надо повторять дважды. Я – хрупкая, слабая девчонка. Меня можно прибить одним сильным ударом, одним броском булыжника. Это легко. Не буду больше пугать вас последствиями своего исчезновения – вы имеете бесспорное право жить так, как хотите. Просто оглянитесь. Оглянитесь и посмотрите на тех, кто так гневно ораторствует за вашими спинами. Они и в самом деле кричат то, что вы желаете услышать?

Митингующие завертели головами. А из середины толпы снова вылетел уже срывающийся, истеричный вопль:

– Тебе хана, падло! Ты – трупак!

Это выкрикнул один из «спортсменов». Увидев обращённые на него многочисленные взгляды, осёкся и нерешительно повёл глазами вокруг. А затем, справившись с робостью, снова завопил:

– Мужики, вы чего?! Так и будете перед этой соплячкой на цырлах танцевать?!! Мочим её!

– А ты откуда взялся? – внезапно зашумели вокруг. – Кто такой?!

– А чё?

– Из чьей задницы ты выпало, дерьмо?!!

Крикун снова боязливо оглянулся по сторонам, ища глазами дружков. Молодчики в спортивных костюмах, чуя неладное, попятились прочь от толпы.

– Откуда они? Они тут сроду не работали!

– Так это ж засланные казачки от Грязнова! Гамадрилы из его охраны! Провоцируете, суки?! Бей провокаторов! Кишки из них наружу!

Толпа зажала «спортсменов» со всех сторон. В воздухе запахло большой кровью.

Виолетта побледнела, как смерть, лишь теперь по-настоящему испугавшись за происходящее.

– Остановите их, – тихо проговорила она, глядя на стоявших ближе всех к ней пожилых рабочих заслезившимися от страха глазами. – Этого нельзя допустить!

Те согласно закивали и поспешно бросились в толпу с криками:

– Ша, мужики!!! Отставить!!! Тихо!!! Не надо самосуда! Вяжем этих ушлёпков! Вяжем и охраняем! До приезда ментов!

Спустя минуту-две связанные ремнями «спортсмены» лежали, уткнувшись носами в асфальт. А рабочие, снова собравшись в кучу, загудели:

– Ну, а дальше?

– Дальше уже не наше дело.

– Расходимся, что ли?

– Да вроде того.

– Ну и на хрена было затевать этот кипиш?

– Не мы его затеяли, а они! Грязнов со своей шоблой! Суки!

– А как же наши зарплаты?

– А это ты вон у неё спроси!

Толпа окружила Виолетту. И снова полетели гневные реплики:

– Ты смотри, вырядилась, как на бал!

– Разжирела на рабочих мозолях, стерва малолетняя!

– Дави её!

– Тихо! Уймитесь пока! Так что там с нашими кровными, хозяюшка? Только не вздумай нам тут хвостом вертеть!

– Деньги уже перечислены, – ответила она, с трудом превозмогая дрожь в голосе. – Вместе с компенсацией за сегодняшний моральный ущерб. Можете занимать очереди у банкоматов.

– Проверим! – угрожающе выкрикнули из толпы. Несколько человек подошли к аппаратам, и спустя несколько секунд послышался восторженный возглас:

– Есть! Есть, мужики! С надбавкой! Давай в очередь!

Собравшиеся, оживлённо гудя, быстро разделились на три очереди. На хозяйку больше никто не обращал внимания. И она беспрепятственно прошла в «контору» – к директорскому кабинету. Тем самым крайне удивив директора и перепугав мэра, начинающего понимать, что затеянная им провокация с треском провалилась. Он ошарашено уставился на вошедшую. На ту, кого подстрекаемые им работяги должны были раздавить, размазать по асфальту. Инстинктивно попятился в угол, не зная, что сказать. И так же инстинктивно опустился на колени, подняв на неё умоляющий взгляд. Молча, не смея раскрыть рот, просил пощады. Молил не лишать его стольких созданных им сытных кормушек.

В лихорадочно работающем мозгу городского головы мгновенно пронеслась вся его карьера – от неприметного сельсоветского клерка до солидного градоначальника. Молниями отсверкали все давние замыслы и надежды. Иван Васильевич рассчитывал стать Иваном Грозным – хотя бы районного масштаба. А стал Ванькой Грязным (так за глаза прозвали его горожане едва ли не с первого года на мэрской должности), по уши погрязшим в служебных и финансовых махинациях и афёрах. Это был конец. Преждевременный и позорный конец всех его радужных планов. Шестое чувство подсказывало, что суд и следствие над ним проведут лишь для проформы. Реальное наказание будет жестоким и страшным – он задел интересы слишком серьёзных людей. Наверно ему грозит ликвидация. Быстрая или долгая и мучительная? Сейчас его судьба зависит от неё – от этой хрупкой на вид девчушки, каким-то чудом сумевшей усмирить бушующую толпу и предотвратить погромы в городе. Оставшейся хозяйкой положения вопреки всем его потугам.

– Виолетта Викторовна, – с трудом прошептал он. – Не надо... Я... Я больше никогда... Не надо! Умоляю!..

Снова, как несколько часов назад, подполз к её ногам и стал жадно, захлёбываясь слезами, осыпать поцелуями новенькие блестящие туфельки.

Однако на сей раз сцена «преклонения и раскаяния» была ещё более короткой – ответом ему стал безжалостный пинок в лицо. И суровое приказание:

– До приезда следователя – ни шагу отсюда!

Знаком приказав директору идти следом, молча покинула кабинет и вышла во двор. Здесь уже почти ничто не напоминало о стихийном митинге, грозившем разрастись до масштабного бунта с погромами.

Подъехавшая полиция быстро рассовывала по фургонам связанных «спортсменов». А пять сотен рабочих, сойдясь в круг, о чём-то оживлённо переговаривались. Завидев вышедшую хозяйку, трое отделились от остальных и направились к ней.

– Уважаемая Виолетта Викторовна, – сурово заговорил один из них. – Мы, как представители профкома, приносим вам извинения за всё случившееся. Обещаем больше не поддаваться ни на чьи провокации и впредь не допускать подобного безобразия... Хотите, встанем перед вами на колени всем коллективом?

– Извинения принимаются, – тихо ответила она, заметив, что её ответ с тревогой слушают не только эти трое, но и все несколько сотен собравшихся. – И довольно уже ползать на коленях. Ходить учитесь. Самостоятельно. Чтобы впредь не зависеть ни от каких «крутых благодетелей». Становитесь наконец коллективом разумных людей, а не стадом. Подумайте как следует над тем, что я говорю и делаю. Думать – это не вредно и не больно.

Рабочие ещё с минуту молчали. А потом тишину снова прорезал басистый выкрик из толпы:

– Качать Белинскую, мужики! На руки её, королеву нашу!

«Королева» не успела ничего сказать в ответ – её подхватил десяток сильных рук.

– Через весь город пронесём! Как чемпионку! Как героиню!

С немалым трудом Виолетте удалось отговорить восторженных «фанатов» от этой затеи. Неспешным, спокойным шагом она вернулась к ожидавшей её четвёрке спутников, не сводившей встревожено-растерянных взглядов с заводского двора.

– Как вам это удалось? Вы что, волшебница? Или святая? – поражённо пробормотал начальник охраны.

– К сожалению, ни то, ни другое, – ответила она внезапно поникшим, усталым голосом. – Максим Петрович, это по вашему вызову подъехала полиция? А про идею со спецназом, надеюсь, вы уже забыли?

– Вы же меня за неё осмеяли. А полицию всё-таки вызвал – на всякий пожарный.

– Вот за это благодарю. Они подоспели как раз вовремя и кстати и забрали тех, кого следовало забрать... Почему вы хмуритесь? Всё ещё сердитесь на меня?

– На победителей не сердятся, – возразил собеседник. – А хмурюсь я почти всегда... Ну, это неважно. Куда вас отвезти? Домой?

Упрямая девчонка покачала головой:

– Назад, в офис.

– Вам бы отдохнуть... Еле-еле держитесь.

– Вот доживу лет до семидесяти... Если доживу... Тогда и отдохну. На всю катушку. А сейчас жаль терять время на отдых... Поехали!

– А мы? – встревожено напомнил о себе разжалованный главбух.

– Мужики, совесть имейте! – тихо зашипел на них Максим Петрович. – Ей сейчас надо хоть немного передохнуть. Хотя бы по дороге... И вообще, это вам не такси. Своим ходом доберётесь. Скажите спасибо, что вас на работе оставили...

– Так значит, оставили всё-таки?! – встрепенулся Виктор.

– С тобой, архаровец, я ещё отдельно поговорю! – сверкнул на него глазами шеф. – Я тебя научу базар фильтровать в разговорах с начальством! Ишь ты: «быдло»! Сам-то чьих будешь, аристократ хренов?! Забыл, как приплёлся сюда после армии, голодный-холодный, в слезах и в соплях, без гроша в кармане?! Забыл, где тебя пригрели и в люди вывели?!.. Короче, свободны оба! Не мельтешите тут перед глазами!

Он торопливо заскочил в кабину. Серебристый «Лексус» мягко заурчал и плавно-плавно покатился по Типографской, увозя «королеву города» с места её новой победы.

(Продолжение следует)