Пират

Вилла Нова, окрестности Анцио, 81 год до н. э.

Большинство обитателей виллы прекрасно видели, как в бухте неподалеку от нее, бросили якорь два корабля с пурпурными парусами. Если бы вилла находилась, например, в Греции, то ее обитатели уже давно бы бежали прятаться, зная, что под парусами такого цвета ходят только пираты из Киликии. Но вилла располагалась в окрестностях Анцио, всего в двадцати лигах от Рима и про пиратов сюда доходили только неясные слухи. Поэтому многочисленное население виллы какое-то время с любопытством наблюдало, как с кораблей спускаются шлюпки, как в шлюпки спускаются вооруженные люди, а потом шлюпки направляются к берегу. Когда шлюрки были уже на середине пути, большинство любопытных уже вернулось к своим занятиям, так как все они были рабами, а управляющий Аниус уже косился на бездельников. Всем было прекрасно известно, что на расправу с нерадивыми работниками Аниус был скор. Тем более на вилле сейчас жил ее хозяин — Тит Ацилий Грассус со своей дочерью и Аниус прекрасно понимал, что если хозяин останется недовольным, то он, Аниус, может потерять и должность, и уважение с нею связанное и тот комфорт, который она обеспечивала ему, бывшему рабу, а теперь вольноотпущеннику.

Эти размышления Аниуса прервала захлестнувшаяся на его горле петля. Он неловко взмахнул руками и упал на землю, и тут же человек с мечом и в кожаных доспехах, с нашитыми на них медными бляшками, расчетливым движением ударил его по голове рукояткой меча, и управляющий потерял сознание.

Когда Аниус пришел в себя, то сразу же пришел в ужас. Он сидел на земле среди толпы связанных работников виллы. Сновавшие по ее территории воины, выносили из хранилищ зерно, выкатывали из них винные бочки, доставали припасы, заготовленные на зиму — сушеные и вяленые фрукты, колбасы, мясо и все, что производила вилла. Все это воины грузили на телеги, взятые тут же на вилле, и везли к кораблям, где их товарищи так же сноровисто грузили все сначала на шлюпки, стоящие у берега, а потом перевозили на борт. На глазах застывшего от ужаса и происходящего Аниуса, все, произведенное за год на вилле, всего за несколько часов было вывезено и погружено на корабль.

Когда захватчики закончили с погрузкой продуктов, большинство из них отправилось обратно на корабли. На берегу остался только предводитель с двумя десятками воинов, пять из которых охраняли внушительную и совершенно дезорганизованную толпу людей, еще недавно работавших на вилле.

Отдельно стояли Тит Ацилий Грассус, крепкий мужчина лет 45 и его дочь Ацилия. Девушка была очень молода, но уже оформилась как женщина и отец подыскивал ей подходящую партию. Отца с дочерью охраняли два пирата и, судя по синякам на лице и руках отца, он пытался сопротивляться. Сейчас же он стоял, безучастно глядя в землю и прижимая к себе дочь.

Предводитель пиратов был высок и мощен. Даже под доспехами угадывалась атлетическая фигура, в его зеленых глазах явно ощущалась привычка командовать, а длинные рыжие волосы завитые в две косицы говорили о том, что на своей родине он знатный и уважаемый человек. Остальные пираты были смуглыми, а их предводитель выделялся среди них и бледной кожей и цветом глаз и волос, к тому же он почти на голову был выше всех остальных.

Он прошелся вокруг толпы пленных и безошибочно вытянул из нее Аниуса.

— Где хранятся деньги? — задал он вопрос на латыни, в которой слышался незнакомый управляющему акцент.

— Я не знаю, господин — пробормотал Аниус.

Предводитель молча снял с пояса длинный нож, неожиданно вскинул руку и Анниус тут же ощутил, как по его лицу струится кровь, а на землю рядом с ним что-то упало. Он опустил глаза и одновременно с пришедшей болью понял, что упало на землю его левое ухо. Предводитель поднял полу туники Аниуса, вытер ею нож и снова задал свой вопрос. Аниус, качаясь от боли и страха, очень быстрым шагом пошелвпереди пирата, показывать все тайники, где хранились полученные от дохода имения средства, ожидавшие отправки в Рим. Довольный предводитель забрал три туго набитых денариями кошеля, и снова втолкнул Аниуса в толпу обитателей виллы, с ужасом, смотревших на пиратов.

Закончив с Аниусом, предводитель развернулся к стоявшим между двух стражников отцу и дочери.

— Кто такие? — спросил он, глядя на Тита Ацилия

— Я хозяин виллы. А это моя дочь. А с кем разговариваю — спросил римлянин с вызовом.

Предводитель пиратов внимательно осмотрел Тита Ацилия

— А тебе не кажется, что в твоем положении задавать вопросы смешно? — произнес он, насмешливо глядя на оппонента. — но, если ты так настаиваешь, я отвечу. Я владелец двух этих кораблей, я владелец всех этих людей — он обвел рукой нестройную толпу обитателей виллы. — Я хозяин твой и твоей дочери — он насмешливо улыбнулся. — А зовут меня Горрос Аданский.

Римлянин молча смотрел на Горроса. Его дочь жалась к отцу и в глаза пирату не смотрела. Тот, не торопясь подошел к римлянам. Потом взял за плечо Ацилию и потянул к себе. Ее отец дернулся, пытаясь защитить дочь и тут же упал, сраженный молниеносным ударом Горроса в челюсть. Ацилия увидев упавшего отца, укусила пирата за руку, но тот, на укус внимания не обратил, отвесил девушке несколько не особо сильных пощечин, потом развернул к себе и рывком сорвал с нее всю одежду.

В свои 18 лет Ацилия была безупречно сложена, и пират невольно залюбовался ее телом. Девушка инстинктивно прикрыла грудь и лобок, но Горрос развел ей руки и бесцеремонно стал ее ощупывать. Ацилия снова попыталась укусить пирата, но тот небрежно отмахнулся и, отвесив ей еще пару пощечин, снова стал изучать ее упругое молодое тело.

— Отпусти ее — требовательным голосом произнес пришедший в сознание Тит Ацилий, пытаясь подняться с земли.

— А то что? — насмешливо спросил пират, который в этот момент исследовал ягодицы девушки и, преодолевая ее сопротивление, раздвигал их, намереваясь проникнуть глубже

— Отпусти ее — отец Ацилии уже не требовал, а просил и просил стоя на коленях.

Горрос с любопытством посмотрел на него и даже на время прервал исследование тела Ацилии

— Объясни мне — почему я должен ее отпустить?

— Она молода и еще не знала мужчины. А если ты ее отпустишь, я заплачу. Вдесятеро от того, что ты взял на вилле.

— Денег у меня достаточно. — Пират задумался. Но если ты мне заменишь ее и удовлетворишь так, как я скажу, то я обещаю, что сохраню ее девственность и отпущу ее живой. Ты согласен?

Тит Ацилий Грассус побледнел, сжал губы и кивнул в ответ.

Горрос оттолкнул девушку к стражникам и подошел к римлянину. Тот продолжал стоять на коленях и пират, подойдя к нему развязал завязки кожаных штанов и приспустил их, освобождая огромных размеров член.

— Ну покажи на что ты способен? Я перетрахал много римлянок, но еще ни разу не имел дела с римлянином.

Тит Ацилий вздохнул, опустил голову и взяв рукой член Горроса направил его себе в рот. Горрос же положил ему руку на голову и нажал.

— Начинай же. Тебе придется постараться!

И Тит Ацилий начал насаживаться ртом на член пирата, стараясь всосать его как можно глубже. Уже после первых движений он ощутил результат своих усилий, член стал твердеть и увеличиваться в размерах. Тит Ацилий не останавливался, понимая, что никаким другим образом дочь он спасти не может. Когда эрекция у Горроса достигла максимума, Тит Ацилий ощутил, что ему сложно открыть рот так, чтобы не оцарапать огромную головку члена зубами. Но Горрос направлял его движения, держа за волосы своей мускулистой рукой, н римлянину ничего не оставалось делать, как продолжать сосать этот большой член.

— А у тебя хорошо получается, мне нравится — Горрос увеличил амплитуду движений и их скорость. Он уже не обращал внимания на то, что делает Тит Ацилий, а просто трахал его в рот, не давая тому оторваться от его члена. В какой-то момент Горрос зарычал, прижал голову Тита Ацилия к себе и его дочь, не отрывавшая глаз от этой сцены, увидела, как ее отец давится спермой Горроса, пытаясь ее проглотить. Наконец пират отпустил голову своей жертвы, вытащил член и тот смог вздохнуть. Но унижение еще не закончилось, Горрос снова притянул голову римлянина к себе и заставил очистить член от остатков спермы. Пока Тит Ацилий этим занимался, у пирата снова появилась каменная эрекция и он приказал римлянину встать на четвереньки и задрать одежду, тот подчинился. Горрос подошел ближе, плюнул на головку члена и резко вошел в анус римлянина. Тот не выдержал и закричал от боли, но пират, не обращая внимания на крики, продолжал двигаться, увеличивая темп, чтобы опять достигнуть оргазма. Ацилия не отрывалась смотрела на насилующего ее отца пирата и в глазах ее загорался огонь ненависти. Горрос тем временем снова кончил и вытащил из своей жертвы член. Тит Ацилий обессилено упал у ног пирата часто дыша. Из его ануса сочилась сперма, смешанная с кровью. Взгляд пирата остановился на Ацилии. Она все так же раздетая стояла рядом с охранником и с ужасом смотрела на отца.

— Иди ко мне — обратился к ней пират

— Ты же обещал ее не трогать, если я удовлетворю тебя! — Тит Ацилий превозмогая боль пытался подняться.

— Я обещал оставить ее девственной и отпустить!

Римлянин неожиданно ринулся в ноги Горроса и сумел его повалить, но пират, упав, ударил ногой Тита Ацилия в живот, а когда тот согнувшись от боли упал рядом с ним, оплел шею римлянина руками и через несколько секунд раздался отчетливый хруст шейных позвонков и взгляд Тита Ацилия сначала помутился, а потом стал неподвижным. Пират отпустил обмякшее тело и поднялся на ноги.

— Отец! — закричала Ацилия и бросилась на Горроса.

Тот отошел немного в сторону перехватил ее рукой под живот, приподнял и развернув к себе спиной, поставил девушку перед собой. Его огромный член снова стоял, и он вошел в нее сзади таким же резким движением, как несколькими минутами раньше в ее отца. И также, как и ее отец девушка закричала от боли и бессилия. В этот раз Горрос кончал дольше. Ацилия уже не могла кричать и только хрипела от боли, а пират, не обращая на это внимания, равномерно двигался в ней. Когда он кончил, он вышел из нее и отпустил. Ацилия упала рядом с телом отца задыхаясь от боли, ненависти и бессилия. Горрос, тем временем, не торопясь заправил член в штаны, и скомандовал своим подчиненным грузить на корабль рабов.

— А с ней что делать? — спросил один из его воинов, указав на Ацилию. Горрос задумался на пару мгновений.

— Отпустите ее, Горрос Аданский всегда выполняет свои обещания!

— Но за нее можно взять хороший выкуп! — возмутился один из пиратов!

— Я выплачу его из своей доли — пообещал Горрос.

Пираты погнали толпу рабов к кораблю, а Ацилия осталась у разгромленной виллы, рядом с бездыханным телом отца.

Рим, 65 год до н. э.

Рынков рабов в Риме было несколько, но Ацилия предпочитала рынок в Остии, так как выбор там был больше, а цены ниже. Правда там рабов продавали обычно только группами по нескольку человек, но для школы, которую содержала Ацилия, это было даже удобно.

Школа Ацилии славилась на весь Рим, а последние два года к ней часто приезжали покупатели из провинций. Она была первой кто догадался открыть школу рабов, где из них готовили сексуальные игрушки для будущих владельцев. Сейчас у Ацилии воспитывалось больше 100 рабов, но с учетом заказов из Паннонии и с Крита, надо было приобрести еще минимум 20 человек.

Ее обычный продавец Луций Корнелий Септ, прекрасно зная ее запросы привел группу юношей и девушек, из которых Ацилия быстро отобрала подходящих ей 20 человек — 15 юношей и 5 девушек. После непродолжительного торга они сошлись на цене в 2500 денариев за раба и возможность выбрать бесплатно еще двух рабынь, но уже постарше. Ацилия тут же вспомнила о заказе одного из сенаторов, которому нравилось истязать женщин и выбрала двух упитанных сириек как раз в его вкусе. В школе сирийкам предстояло провести минимальное время, их немного приведут в порядок после тяжелого плавания, сошьют наряды, в которых они и будут отправлены новому хозяину. Ацилия на каждой из рабынь заработает по 5000 денариев, а их новый хозяин получит удовольствие и через пару месяцев (а больше у него рабыни не выживали), снова придет к ней. Остальные же проведут в школе стандартные два года и их она будет продавать уже совсем за другие деньги. На последнем устроенном ею аукционе, мальчик для орального секса был продан за 35 000 денариев, а самая низкая цена, за которую купили рабыню, закончившую школу, но после неудачного падения, заработавшую шрам на левой щеке, все равно была выше 20 000. Так что школа Ацилии процветала и приносила своей хозяйке очень приличную прибыль.

Она уже приказала управляющему забрать партию нового товара и собиралась сама отправиться домой, как ее внимание привлекла стоящая в стороне от основной площадки клетка, в которой находились три оборванных, заросших грязью мужчины. Глаза их сверкали ненавистью, а руки и ноги были скованы кандалами.

— А кто это такие? — спросила Ацилия продавца.

— Это пираты, Госпожа — вежливо ответил тот. — Их захватил Помпей, этих трех, как самых непокорных он отправил на продажу. Но все они совершенно дикие и неуправляемые и я не могу продать их уже третий день. Внутри Ацилии вдруг все замерло, когда в одной из фигур она узнала Горроса. Тот был явно изможден, но могучие мышцы еще не ослабели, а зеленые глаза сверкали ненавистью.

— А сколько ты просишь за них? — небрежно поинтересовалась Ацилия.

— Вам отдам всех троих за 500 денариев, Госпожа. И еще 20 за клетку.

— 300 за все, и я заберу их прямо сейчас!

Продавец немного подумал, и они ударили по рукам.

Клетку с пиратами привезли к школе Ацилии ближе к вечеру. Охрана вытащила их из клетки и тут же один Горрос попытался цепью ударить охранника. Но те были начеку и нападавший получил удар тупым концом копья в живот, а потом охрана некоторое время профессионально топтала его ногами, не нанося при этом серьезных увечий. Ацилия дождалась, когда охранники выместят злость и остановятся, и приказала новых рабов отмыть и поместить в три разных камеры, не снимая кандалов. При этом она особо отметила, что кормить пленников следует хорошо, но одежду давать им не следует, а ту, что есть на них — изъять.

Когда она выходила к паланкину, ее почтительно окликнул управляющий. Ацилия остановилась и кивнула, разрешая тому говорить.

— Могу я поинтересоваться, Госпожа, с какими целями Вы приобрели этот пиратский сброд? Думаете они на что-то пригодятся?

— Ты же знаешь, что удовольствие можно разными способами — улыбнулась Ацилия. — Так что даже этим людям мы найдем применение. Я займусь ими через неделю. А пока пусть их кормят, но не разговаривают.

Управляющий кивнул.

— И еще вопрос, Госпожа. Я правильно понимаю, что те две сирийки предназначаются сенатору? — Ацилия кивнула. — Тогда мне надо заказать им одежду и приспособления для полной фиксации. — Ацилия кивнула опять. — И не показывай их им. Не надо, чтобы они боялись. — Потом подумала и добавила: «И закажи еще три, но для мужчин. Крепче и больше размером». Управляющий задумывался, сопоставляя в голове информацию и снова почтительно кивнул.

— Спасибо, Госпожа. Приятных Вам снов!

Ацилия вышла к паланкину, и ожидавшие ее нубийцы помогли ей занять свое место и ровным шагом направились к ее дому.

После смерти отца и изнасилования Горросом, Ацилия не меньше года приходила в себя. В результате доход, от доставшихся ей по наследству нескольких вилл, начал катастрофически падать. А так как сама мысль о том, чтобы поехать на любую из них, внушала Ацилии почти животный ужас, то управляющие, быстро сообразили, что контроль ослаб, стали приворовывать и доходы от вилл становились все меньше и меньше. Но через года девушка смогла взять себя в руки. Прежде всего она договорилась со своим двоюродным братом за десять процентов от своих доходов, о том, что тот формально возьмет над ней опеку, но не будет лезть в ее дела. Уладив формальности юридические, она взяла нескольких охранников и отправилась в путешествие по принадлежащим ей виллам, чтобы навести порядок. Двух управляющих, она приказала засечь насмерть и, когда приехала на третью виллу, местный управляющий упал ей в ноги и поклялся вернуть все долги с процентами. Его Ацилия тоже приказала выпороть, но оставила в должности, и вилла почти сразу же стала приносить прежний доход, плюс управляющий выплачивал сворованное за год. На третьей и четвертой виллах она поступила точно так же. Вернувшись в Рим, Ацилия поняла, что поездка все равно доставила ей дискомфорт и ей не хочется регулярно контролировать вороватых управляющих. Через месяц после этой поездки она приняла решение о продаже принадлежащих ей вилл, а уже через полгода после этого решения, все они были проданы.

И именно в это время одна из ее подруг предложила ей купить молодого раба, привезенного из Египта. Когда подруга назвала ей цену, Ацилия посмотрела на нее как на сумасшедшую. Но когда та пояснила, что мальчик выучен специально для орального обслуживания, то любопытство Ацилии пересилило ее жадность. Надо сказать, что она ни разу не пожалела о тех деньгах, которые потратила. Раб был искусен и неутомим. И именно он навел ее на мысль, что можно открыть школу по подготовке таких рабов. Сейчас раб был управляющим школой Ацилии, что, впрочем, не избавляло его от обязанностей, для которых он был куплен. Называла она его Стом («рот», др. греч. сокр.) и постепенно прозвище стало именем.

Первую партию из тридцати рабов Ацилия покупала вместе с Стомом. Тот по каким-то одному ему известным признакам отобрал 10 мальчиков и 10 девочек, среди только прибывшей партии рабов и попросил Ацилию дать ему возможность заняться их воспитанием и не вмешиваться. Ацилия не возражала, но внимательно наблюдала за происходящим и после того, как первая партия товара была продана, все же внесла свои коррективы. Она согласилась с подходом Стома, который настаивал на том, что начинать надо с обучения умению безропотно подчиняться. Однако, она считала, что сексуальный раб не должен быть безмолвной вещью, а должен быть еще и полезен своим хозяевам. И прежде всего она настаивала на том, чтобы дать рабам образование, научив их читать, писать и разбираться в искусстве. Она же предложила обучать их основам ведения хозяйства, то есть готовить не просто сексуальные игрушки, а полезные для своих хозяев сексуальные игрушки, которые удовлетворяя своих хозяев, могут еще и приносить им доход. Что, учитывая высокую цену, в которой обходились новым хозяевам выпускники школы Ацилии, было абсолютно не лишним. Но, конечно, половина времени уделялось именно сексуальному воспитанию. И воспитание это было, конечно же, направлено на умение доставить удовольствие. Результаты же, особенно с учетом внесенных Ацилией корректив, не заставили себя ждать. Школа становилась все более популярной, а спрос на ее выпускников увеличивался с каждым годом. Конечно же появились подражатели, но они довольствовались крохами со стола Ацилии. Мало того, к Ацилии стали обращаться с индивидуальными заказами. И еще через год после открытия появилось направление индивидуального воспитания, когда хозяин присылал в школу раба или рабыню, а там их воспитывали так, как требовалось хозяину. Ацилия при этом свято хранила конфиденциальность, что ее клиенты несомненно ценили и готовы были оплачивать.

За время существования школы ее уже два раза расширяли и Ацилия уже полгода подумывала о том, чтобы купить два соседних со школой здания, чтобы решить проблему свободного места на несколько лет вперед.

С момента покупки трех пиратов прошло две недели. Как и приказывала Ацилия их отмыли и прилично кормили, однако не расковывали, из камер не выпускали и не давали никакой одежды. Все трое заметно пришли в себя, исчезла худоба, мышцы снова налились силой. А в глазах появилось очень знакомое любому человеку, имеющему рабов выражение. Все трое, независимо друг от друга, стали обдумывать возможность побега. Ни один из рабов после покупки ни разу не видел Ацилию, но та регулярно наблюдала за ними и решила, что пришло время заняться воспитанием.

К зданию школы, сбоку примыкал дом, раньше принадлежавший семье Курциев. Ацилия купила его сначала для расширения школы, но потом подумала и оставила его как место, где она могла работать и принимать клиентов. Дом отремонтировали, обновили и Ацилия довольно часто оставалась там ночевать, а со временем дом стал ее основной резиденцией.

Утром следующего дня рабов по одному вывели из камер, где они содержались, провели в дом и приковали к колоннам в атриуме. Обнаженная Ацилия нежилась в бассейне и, видя ее безупречно сложенное тело, рабы отреагировали совершенно одинаково — как мужчины уже долгое время лишенные общества женщин. У всех троих сразу же появилась эрекция, а глаза не отрывались от тела Ацилии. Та отметила, что член у Горроса явно больше, чем у двух остальных бывших пиратов. Троица начала было отпускать пошлые шуточки, но вмешалась охрана и несколькими тычками древком копий под ребра, быстро заставила бывших пиратов замолчать.

Ацилия заранее все оговорила со Стомом, поэтому дав какое-то время пиратам полюбоваться собой, она разместилась в бассейне на ступеньках, так, чтобы видеть всех троих. Как только она это сделала, в атриум зашел Стом в сопровождении трех стражников, двое из которых внесли жаровню с углями и поставили ее на пол. Не говоря ни слова, Стом начал нагревать на ней какое-то приспособление. Через некоторое время он сообщил Ацилии, что можно начинать. Когда он развернулся от жаровни к центру атриума, прикованные рабы осознали, что в руках у него клеймо, ярко светящееся после нагрева.

— Я могу начинать, Госпожа? — почтительно спросил Стом.

Ацилия молча кивнула. Они с Стомом все вчера обсудили и он знал, что Горроса надо оставить напоследок. Ближайший из пиратов начал извиваться, когда Стом подошел к нему, но прикован он был надежно и через мгновение управляющий приложил клеймо немного ниже правого соска раба. Ацилия всегда клеймила свою собственность, но обычно, чтобы не портить товарный вид, ставила клеймо на внутреннюю сторону ступни. Но в этом случае о товарном виде заботиться было не надо. В атриуме запахло паленым мясом, раб стонал, но не издал ни крика. Стом, равнодушно убрав клеймо от тела раба, снова направился к жаровне и начала разогревать клеймо заново. Эрекция у всех троих на этот момент, само собой, пропала. Стом, снова подождал пока клеймо не начнет светиться багрово-красным светом и отправился ко второму бывшему пирату. Тот уже был готов к тому, что произойдет и даже не застонал, когда клеймо погрузилось в его плоть. Он только вздрогнул в первый момент и до скрипа сжал зубы. Ацилия внимательно наблюдала за Горросом. Происходящее ему явно не нравилось, но тот понимал, что сопротивляться не получится. И когда Стом подошел к нему с клеймом, Горрос вперил взгляд в Ацилию, та подняла глаза и ответила ему тем же. И пока управляющий ставил клеймо Горросу, тот не отводил взгляда от глаз Ацилии. Узнавания в его глазах не было и Ацилия порадовалась, так как пока это не входило в ее планы. Стом закончил и отошел. Запах паленого мяса в Атриуме постепенно развелся. Ацилия какое-то время молчала, потом встала на ступеньках бассейна и оглядела прикованных рабов. Струйки воды стекали по ее обнаженному телу и взгляды всех присутствующих в атриуме мужчин вольно или невольно были направлены на нее. Иногда за такие взгляды, Ацилия приказывала пороть рабов, но сейчас решила не отвлекаться и заговорила.

— Мое клеймо значит для вас только одно, вы теперь моя собственность и я могу сделать с вами все, что захочу. Что именно я хочу из вас сделать, я еще не решила. Но имейте ввиду, что с того момента, как вы стали рабами, ваша жизнь не стоит ничего. Если кто-то хочет сопротивляться, может попробовать, это будет даже забавно. Пусть врач обработает их клейма, а завтра мы снова увидимся тут.

Ацилия вышла из бассейна и к ней тут же поспешили две рабыни укрыть ее. Она придержала наброшенную ей на плечи накидку и повернувшись ко Стому распорядилась: «Распорядись, чтобы на теле у них не было волос к завтрашнему дню. « Расслышав ее последние слова, Горрос зарычал. «Я свободный человек, ты не посмеешь!» Ацилия резко развернулась и подошла к нему: «Что ты себе позволяешь, раб? Я не посмею? Я сейчас отрешу твои косицы сама! Дайте мне ножницы!». Один из рабов поспешил за ножницами, а Горрос рванулся к Ацилии, и в какой-то момент ей показалось, что он сможет порвать цепи, но те выдержали и Горросу оставалось только яростно рычать в лицо Ацилии, спокойно смотрящей ему в глаза. Тем временем прибежал раб с ножницами, и подал их хозяйке, опустившись на колено. Та, не отрывая взгляда от Горроса, взяла одну из его рыжих косиц и отрезала под корень, тот зарычал еще яростнее, а Ацилия тут же отрезала вторую.

— Клянусь, я доберусь до тебя — рычал Горрос и его могучие мышцы напрягались под цепями. — доберусь и убью. Но сначала, сначала я попользуюсь тобой как следует!

В глазах Ацилии загорелся огонек ненависти. Она подошла к Горросу ближе и протянув руку схватила его за большие яйца и сильно и резко сжала их.

— Смотри, чтобы у тебя осталось чем пользоваться, раб. От боли Горрос замолчал, но не издал ни звука, чтобы не показать, что ему больно. Но Ацилия знала, что это не так.

— Рано или поздно, я тебя кастрирую. Но я хочу, чтобы ты сам просил об этом. — Она разжала руку и отошла.

— Не дождешься — буквально выплюнул ответ ей в спину Горрос

Ацилия не обернулась, только небрежно, но так чтобы все трое слышали, напомнила Стому о необходимости удаления волос на теле новых рабов и вышла из Атриума.

Стом, когда Госпожа ушла отдал распоряжения и рабов по одному отвязывали, выводили в здание школы и там два цирюльника полностью избавляли их от волос. Каждый из пленников пытался сопротивляться, но охрана была опытной и сопротивление было подавлено в зародыше. Повозиться пришлось с Горросом, который пытался кусаться, но справились и с ним. После процедур всех окатили холодной водой и отправили по камерам.

К следующему этапу воспитания Ацилия решила приступить на следующий день, не откладывая дела в долгий ящик. Ненависть к Горросу душила ее, но она каждый раз напоминала сама себе, что с местью торопиться не стоит и что чем дальше она растянет удовольствие, тем приятнее будет ей потом.

Надо сказать, что за годы руководства школой Ацилия выработала методы воспитания, которые были наиболее эффективны. Она не была жестокой от природы, но, само собой, бизнес накладывал свой отпечаток на ее характер и со временем она перестала воспринимать рабов как живых людей. Скорее она видела в них разумный и живой источник ее прибыли, а достаточно часто, что уж таить, и удовольствия. Для этой цели она использовала своих почти подготовленных воспитанников, заодно проверяя качество их обучения, но гораздо чаще, она вызывала на ночь Стома и использовала его таланты по прямому назначению. Сегодня ночью тот тоже не остался без работы и достаточно большую ее часть трудился языком, прекрасно зная привычки и предпочтения своей хозяйки.

Спальня была оборудована несколькими приспособлениями для удобства обслуживания и начала Ацилия с кресла, под которым фиксировался раб, так, чтобы ему можно было сесть на лицо. Пока она ужинала, Стом работал языком нежно и ласково, чтобы доставить хозяйке удовольствие, но при этом не мешать ей есть и получать удовольствие от пищи. После ужина Ацилия отправилась в спальню и там уже Стом удовлетворил ее по полной программе. Закончив с удовольствиями сексуальными, Ацилия потребовала массаж и Стом, обладавший широким спектром умений, делал его долго и качественно. После массажа, Ацилия некоторое время нежилась под прохладной простыней и молчала, Стом же, закончив, отошел в сторону, чтобы его присутствие было незаметно, но и так, чтобы видеть малейший жест хозяйки.

Прошло прилично времени и Стом уже решил было, что Ацилия заснула, как она позвала его.

— Скажи мне, что ты думаешь насчет эти трех новых рабов. Что из них получится?

— Вы знаете, Госпожа, я не очень понимаю пока, что Вы хотите с ними сделать?

Ацилия задумалась. Она хотела отомстить, при этом, ей хотелось, чтобы Горрос страдал как можно сильнее.

— Думаю, что я хочу сделать из них верных псов, преданных мне больше жизни и боготворящих меня. Как ты думаешь, получится?

Стом задумался и осторожно ответил: «Все возможно, Госпожа. Но это потребует времени и усилий. Задача непростая и нужно запастись терпением. И, конечно, чтобы они были преданны именно Вам, то именно Вы и должны заняться их воспитанием.»

— Хм... А насколько долго?

— Я думаю, что двух можно сломать за месяц или чуть больше. Но вот тот, который называет себя Горросом. Такие предпочитают смерть рабству.

— Я хочу, чтобы он жил и жил моим рабом

— Тогда, Госпожа, ему надо менять сознание, а сделать это сложно. И я не гарантирую результат.

— Я хочу это сделать! И если ты справишься, я отпущу тебя на свободу! А если нет, я буду очень недовольна.

— Это очень приемлемая цена, Госпожа — Стом поклонился. Я возьмусь за эту работу. Но я могу только обдумывать Ваши действия и говорить, как надо поступить. И это будет не быстро.

— Ты сказал год.

— Да, Госпожа.

— Начинаем завтра. А теперь я хочу писать и можешь идти.

Ацилия свесила ноги с кровати и пододвинулась к краю, немного откинувшись назад. Стом привычно приник к ней и дождавшись, когда хозяйка закончит мочиться, вымыл ее языком. В какой-то момент Ацилия захотела продолжения и Стом покорно и умело обеспечил ей еще один оргазм — последний за эту ночь. Дождавшись, когда хозяйка ляжет, он, пятясь, вышел из комнаты. На его губах блуждала улыбка. Он сделает то, что хочет Госпожа и он больше не будет Стомом.

Primus («первый», лат.)

Как и приказала Ацилия, воспитание началось на следующий же день. Стом пришел с утра и рассказал свой план хозяйке, которая, немного подумав и предложив несколько дополнительных деталей. план одобрила.

Атриум был залит солнечным светом. В его торце на возвышении стояло удобное резное кресло. В кресле сидела Ацилия в белоснежной столе, чуть приоткрывавшей щиколотки. Ее изящные правильной аристократической формы ступни, украшали сандалии из позолоченной кожи с завязками до середины икры. Ноги ее покоились на спине чернокожего мальчика из воспитанников школы. Мальчик был полностью обнажен и только две золотые цепочки, соединенные наверху вместе тянулись от ошейника и от кожаного обруча, охватывающего член, в левую руку Ацилии, та небрежно играла цепочками и наблюдала, как охрана вводит в зал первого пленника.

Охрану Ацилия нанимала из бывших легионеров, которые, закончив службу, по каким-то причинам отказались от земель и предпочитали жизнь в столице страны. Ветераны не только прекрасно владели оружием, но и умели обращаться с пленными и рабами. При поступлении на работу к Ацилии они проходили дополнительное обучение.

По договоренности со Стомом, они решили начать с самого молодого из бывших пиратов. Тот был почти юношей, хотя фигура уже начала превращаться в мужскую, а на теле присутствовало несколько шрамов, говорящих о том, что их владелец выжил не в одной схватке. Там, где не было шрамов кожа была еще по-юношески гладкой. Справа чуть ниже соска было видно не до конца зажившее клеймо. Стража подвела пленника к Ацилии и насильно поставила на колени.

Некоторое время Ацилия просто рассматривала бывшего пирата, стараясь выглядеть равнодушно. Он был мускулист, без капли жира, мускулы были гладкими и не гипертрофированными, как у борцов, выступающих в цирке. Член вполне приличных размеров (с Горросом, конечно, не сравнить) был в спокойном состоянии и Ацилии почему-то захотелось увидеть, как он встает. Глаза пленника были карими, и он снизу вверх вызывающе дерзко смотрел на Ацилию. Охрана придерживала пирата за плечи, не давая выпрямиться, но он все равно смотрел на нее, хотя это и было неудобно.

Ацилия чуть нажала на спину мальчика под своими ногами и тот распластался, давая ей возможность встать. Она поднялась с кресла и неторопливо начала спускаться с возвышения, на котором кресло стояло, мальчик, снова встав на четвереньки следовал за ней немного сзади. Пленник не отводил глаз от Ацилии. специально для bеstwеаpоn.ru Та, встала перед ним и посмотрела ему в глаза.

— Как тебя зовут? — спросила она обманчиво мягко.

— Бореас — ответил бывший пират, отвечая ей прямым взглядом.

— Это неправильный ответ. Ты раб и пока я не дам тебе имя сама, у тебя его просто нет. Еще раз спрашиваю, как тебя зовут?

— Бореас — упорно повторил пленник, не опуская глаз.

В глазах Ацилии мелькнула ярость, но она контролировала себя. Подтянув к себе за цепочку мальчика, она задала ему тот же вопрос, что и пирату.

— Как тебя зовут? Я разрешаю говорить, отвечай!

— У меня нет имени, Госпожа! — негромко ответил мальчик, не поднимая головы от пола, но при этом так четко, что его расслышали все, присутствующие в атриуме.

— А как зовут его? И Ацилия указала на пленника

— Его никак не зовут, Госпожа! Он Ваш раб и у него нет имени!

Ацилия довольно кивнула. «Ты теперь понял?» — спросила она пленника. Тот упрямо мотнул головой — «Меня зовут Бореас!».

— Зря ты так думаешь. Тебя уже никак не зовут.

Ацилия небрежно бросила цепочку на спину мальчика и тот сразу замер, боясь пошевелиться. А его хозяйка, неторопливой походкой, такой что все мужчины в атриуме невольно проводили ее взглядом, вышла в таблинум и почти сразу снова появилась в дверях. В руке она держала сделанный специально под ее руку короткий кнут из кожи гиппопотама, жесткий и страшный даже на вид. Охрана с непроницаемыми лицами продолжала держать пленника, а во взгляде того появился страх.

— Вставьте ему кляп и завяжите глаза! — распорядилась Ацилия, подходя к жертве. Откуда-то появился Стом и выполнил приказ хозяйки. Ацилия не торопясь, сделал несколько кругов вокруг пленника и несколько раз провела кнутом по его коже. Каждый раз тот вздрагивал.

— Это кнут из кожи гиппопотама, — начала говорить она, остановившись за спиной раба — Думаю, что ты видел как им пользуются и что бывает с теми, на ком его пробуют. Пленник не мог двинуться, но тело его начала сотрясать дрожь. А Ацилия продолжала:

— Меня учил им пользоваться ланиста одной из гладиаторских школ, мастер своего дела. При помощи такого же кнута он разогнал десять вооруженных гладиаторов, которые не хотели ему подчиниться. Я могу этим кнутом с первого удара рассечь до костей кожу на твоей спине. Могу перебить им твой позвоночник, могу сломать руку. Ты мне посмел дерзить, но, если ты правильно ответишь на мой вопрос, я ударю тебя всего один раз. Если я услышу тот же нелепый ответ, что и раньше, то начну с твоих яиц. — Пленник непроизвольно сжал ягодицы, пытаясь втянуть яички. Ацилия усмехнулась, увидев это.

— Ты готов ответить правильно? — Пленник не издал ни звука и остался неподвижен. — Ну что ж, я давала тебе выбор.

И уже через мгновение на ягодицах бывшего пирата, очень близко к анусу, вспух красный рубец, еще через мгновение — второй. Кнутом Асцилия владела мастерски и оба удара не задели яичек, но при этом прошли так близко, что пленник понял, что угроза нешуточная.

— Ну так что? Ты хочешь ответить мне? — И кнут снова опустился на ягодицы пленника, но же в самом низу, если бы Ацилия ударила чуть сильнее, то вряд ли бы его яички остались целыми.

И тут бывший пират сдался. Он мотнул головой на вопрос Ацилии. Та приказала вытащить кляп и снова спросила: «Как тебя зовут?»

— Никак — услышала она желанный ответ.

Но кнут снова опустился на его спину. Правда в этот раз удар был не очень сильным и Ацилия как бы напоминала им, что может сделать больнее.

— Разве ты не знаешь, как обращаться ко мне?

— Никак, Госпожа — пленник буквально протолкнул сквозь горло унизительное для него обращение.

— Так лучше. — Ацилия встала перед ним, сложив кнут и показывая, что пока не собирается бить стоящего перед ней на коленях пленника. Она приказала снять повязку с его глаз и тот сразу поднял взгляд. В нем уже отсутствовал прежний вызов, а больше всего было растерянности и недоумения. Ацилия знала, что до настоящего преданного рабского взгляда это еще далеко, но первый шаг был уже сделан. Ацилия, чтобы закрепить урок строго и коротко приказала «На меня не смотреть! Взгляд в пол!» и удовлетворенно улыбнулась, когда пленник совершенно безропотно выполнил ее приказ. Поднявшись на возвышение, Ацилия села в кресло и у ее ног тут же появился чернокожий мальчик, служившей им подставкой, чем Ацилия не преминула воспользоваться. Она сидела и смотрела на сильного мужчину, стоявшего перед ней на коленях, и предвкушала момент, когда в такой же позе она увидит Горроса. Но помня договоренности со Стомом, она понимала, что спешить не стоит, а пока надо довести дело до конца с этим.

Надо сказать, что Ацилия имела обыкновение называть принадлежащих ей рабов про функции, которые они выполняли. Типичным примером тому был Стом. Но этот новый раб пока не выполнял каких-то функций, хотя называть его хоть как-то требовалось, ну хотя бы для того, чтобы отличать его от других. Подумав, она произнесла: «На сегодня я с тобой закончила. Продолжим завтра. А называть я буду тебя «Прагм» (вещь, др. греч. сокр.), ты понял меня?» — и пленник к ее удовлетворению, сдавленно произнес: «Я Вас понял, Госпожа».

Вечером, после того как Стом и чернокожий мальчишка, который служил ей подставкой, обслужили ее в два языка, она отправила мальчика в комнату, где он спал с остальными воспитанниками, а сама обсудила со Стомом результаты первого дня, и, отпустив его, легла спать.

Проснулась Ацилия достаточно рано. Она вызвала колокольчиком двух рабынь и те быстро провели все утренние процедуры, они уже были готовы надеть на нее столу, когда Ацилия ощутила желание кончить и указав взглядом одной из рабынь вниз, раздвинула ноги. В принципе вся домашняя прислуга Ацилии прошла воспитание у Стома и умела удовлетворять свою хозяйку. Хозяйка же предпочитала язык и иногда пальцы, а вот про член она до сих пор не могла думать, и обычный секс был для нее своего рода табу. Она так и оставалась формально девственной после того изнасилования. И нежелание заниматься сексом, была самой главной причиной того, что замуж она не собиралась. Впрочем, ее вполне устраивало то положение дел, которое существовало сейчас.

Рабыня между тем умело работала языком, скользя им снизу вверх по влажным от смазки половым губам Ацилии. Она знала, что хозяйка любит легкие порхающие движения и еле касалась языком поверхности губ и клитора. Постепенно движения языка рабыни переместились выше и Ацилия издала первый стон. Она остановила рабыню и вернулась на ложе, встав на четвереньки, рабыня не отставала от своей госпожи и оказалась между ее ног, лицом вверх. Ацилия сразу же прижалась лобком к ее рту, и рабыня снова заработала языком. Вторая из рабынь тоже знала, что следует делать в такой ситуации, она встала на четвереньки за Ацилией и ее умелый язычок начал нежно исследовать анус ее госпожи. Тем временем первая служанка сосредоточилась на клиторе и ее язык порхал вокруг него все чаще и все настойчивее задевая его. В конце концов Ацилия не выдержала и протянув руку, прижала голову рабыне к своей промежности и начала тереться о ее лицо, не заботясь может ли та дышать или нет. Кончила она как всегда бурно и рабыням снова пришлось готовить ее к выходу.

Завтрак она приказала подать в атриум. Пока она ела, охрана привела ее жертву. Ни о чем не спрашивая, ему завязали глаза и приковали руки и ноги к козлам, так что тот не мог двигаться. Но что порадовало Ацилию, с момента, когда пленника ввели в зал, он молчал и смотрел только в пол, не смея поднять глаз.

Закончив с завтраком, она спустилась с возвышения и подошла к своей жертве.

— Здравствуй, Прагм. Я разрешаю тебе говорить

— Здравствуйте, Госпожа! — голос пленника был тихим и хриплым — по приказу Ацилии (и по очередному совету Стома) того со вчерашнего вечера безо всяких объяснений перестали поить и кормить. Как и вчера пленник был обнажен и Ацилия обошла вокруг. Следы от вчерашних ударов были заметны, но уже начали заживать и она подумала, что била даже слабее чем хотела. Она провела рукой по тому следу, который был ближе всего к яичкам, потом взяла их в руку и несильно сжала, ощутив, как напрягся пленник.

— Мы сегодня продолжим твое воспитание, ты готов? — она ощутила колебание жертвы и сжала яички чуть сильнее. Эффект оказался ожидаемым. Тем более что яичек из руки Ацилия не выпустила, хотя и немного ослабила хватку.

— Да, Госпожа — ответил бывший пират все тем же хриплым голосом.

— Прекрасно. Сегодня ты будешь учиться работать языком. Это должны уметь все, принадлежащие мне рабы. А ты принадлежишь мне. Ты готов?

На этот раз молчание затянулось. Ацилия после нападения на виллу собирала всю возможную информацию о пиратах, и прекрасно знала, что оральный секс для них — это табу и тот, про кого узнавали, что он им занимался, неважно с мужчиной или женщиной сразу становился изгоем и парией. И когда Ацилия и Стом обсуждали этот момент, Стом сказал, что с первым и самым слабым можно попытаться решить все наскоком и сразу его сломать.

Ацилия, несколько секунд ждала ответа, потом медленно начала сжимать яички. Некоторое время Прагм терпел. Ацилия усилила нажим. Привязанный к козлам бывший пират начал стонать, но больше сделать ничего не мог. И когда он все же выдавил из себя согласие, Ацилия совсем не торопилась разжимать руку. И только когда тот еще раз прохрипел «Я готов, Госпожа», не торопясь ослабила давление, показывая, что тот в ее руках и только потом окончательно разжала пальцы.

— Ну что ж. Тогда начнем. Сначала ты обслужишь свою охрану. Они тратят на тебя время и в благодарность ты отсосешь им по одному разу. Она кивнула Квинтусу — одному из охранников и тот, прислонив копье к колонне, подошел к пленнику спереди. Задрав тунику и развязав набедренную повязку, Квинтус поднял голову бывшего пирата и бесцеремонно ткнул членом ему в лицо. Тот упрямо сжал губы и опустил голову вниз, не в состоянии превозмочь стыд и нежелание брать член в рот. Однако, Квинтус был настойчив и взяв пленника за затылок снова поднес член к его рту. Тот же, уже не в состоянии опустить голову, упрямо сжимал губы.

— Мне принести бич? Только я уже не стану жалеть тебя как вчера? — голос Ацилии был спокойным, но в нем ощущался лед. — Ты все равно сделаешь это, только в этот раз я первым же ударом попаду по твоим ненужным яйцам.

Прагм бессильно захрипел и открыл рот. По лицу его катились слезы. Квинтус сразу этим воспользовался и воткнул член между губ жертвы. Сделав несколько движений, охранник посмотрел на Ацилию.

— Он не сосет, он просто открыл рот — констатировал он с некоторым недоумением.

— Прагм, ты слышишь? — Ацилия снова взяла в руки яички бывшего пирата и сразу резко сжала их. Тот взвыл, прикусив член Квинтуса. Тот отпрянул и сразу же отвесил пленнику оплеуху. Ацилия молча усилила давление. По лицу Прагма текли слезы, и он снова покорно открыл рот. А когда Квинтус осторожно вставил ему член между губ, сжал их и, продолжая плакать, начал неумело сосать, подчинившись неизбежному. Кончил Квинтус через несколько минут и прижав голову Прагма к себе, выплеснул ему в рот приличную порцию спермы. Ацилия дождалась, когда Прагм проглотит все и только после этого снова разжала руку. Квинтус отошел в стороны, а из глаз привязанного к козлам пленника текли крупные слезы, но на них никто не обращал внимания.

Ацилия приказала снять с раба повязку и приподняв его голову за подбородок, посмотрела в его глаза. Там была только безнадежная покорность, но Ацилия решила ее закрепить

— Сегодня на ночь я отдам тебя охране, и ты обслужишь их всех так, как они скажут. А завтра мы продолжим воспитывать тебя. В ответ она услышала покорное и хриплое «Да, Госпожа».

Но ночью раб взбунтовался. Охрана, считая, что пленник совсем сломался, расковала его, чтобы было удобнее пользовать и тот вырвавшись, бросился на насильников. Он успел сломать руку одному из охранников, а второму в кровь разбить лицо и сломать нос. Однако, бывшие легионеры быстро опомнились и скрутили бывшего пирата. После чего продолжили насилие, но уже в более грубой форме. Узнав об этом утром, Ацилия приказала оставить Прагм охране на неделю, но запретила его калечить. Впрочем, бывшие легионеры умели делать больно и без серьезных повреждений. Стом даже опасался, что Прагм может сойти с ума, но Ацилия решила, что опасения напрасны и оказалась права.

Неделя прошла в делах и заботах и Ацилия только иногда вспоминала про свое приобретение. Но в один из вечеров Стом поинтересовался — не пора ли продолжить воспитание.

— Пора — подумав ответила Ацилия — Приведите его завтра в атриум.

Ацилия только успела сесть с свое кресло, когда ввели Прагм. На это раз он не был прикован и шел сам, вихляющей походкой, которой ходят шлюхи. На ногах у него были женские сандалии, а ногти на руках и ногах были ярко накрашены. Прагм был одет в цветастую тунику, которую носят проститутки, губы, как и ногти были ярко-алыми, а брови подведены черным. Туника была сзади задрана, символизируя доступность бывшего пирата со всех сторон. Сопровождали его два ухмыляющихся охранника.

Подойдя к креслу Ацилии, Прагм опустился на колени и поцеловал пол перед креслом, после чего замер в этой позе.

— Вижу, вы хорошо постарались — обращаясь к охране сказала Ацилия. Те молча поклонились в ответ.

— Но воспитание Прагма еще нее закончено. Мой раб должен уметь обслуживать всех, а не только мужчин. И при этом уметь выполнят работы по дому. С этого момента я отдаю его на воспитание женщинам. Они должны научить его убираться, стирать, а главное работать языком. Любая из моих рабынь может в любой момент потребовать от Прагма удовлетворения. Естественно, если это не мешает им работать. Когда мне скажут, что он научился, я проверю сама. Для безопасности, пусть всегда носит кандалы, но укоротите их, чтобы он не мог быстро ходить и свободно двигать руками. И если он нападет, сразу кричите. Ответственным за воспитание будет Стом и ему позволяется делать с новым рабом, то, что он считает нужным.

В доме Ацилии был строгий запрет на сексуальные отношения между рабами. Она по совету Стома считала, что неудовлетворенный раб или рабыня лучше управляемы, если знают, что получат оргазм хорошо выполняя обязанности. Поэтому раз в неделю, она разрешала в зависимости от настроения либо просто мастурбацию, либо же секс. И рабы старались заработать это право. Конечно, находились и непокорные. Но когда кастрировали пойманного за онанизмом раба, остальные поняли, что секундное удовольствие может закончиться суровым наказанием и нарушать правила перестали. К тому же созданная Стомом система взаимного недоверия, почти не позволяла уединиться и не быть пойманным за запрещенным занятием.

Охрана выполнила приказ Ацилии, укоротив кандалы и Стом забрал его знакомиться с домом хозяйки и заведенными там порядками. Показав ему устройство дома, выделив место для сна и объяснив в общих чертах обязанности, Стом подозвал первую же попавшуюся ему на глаза служанку. Та подошла и Стом приказал Прагму лечь на пол. Тот не без колебаний, но повиновался.

— Можешь сесть ему на лицо — обратился Стом к служанке

Та не заставила себя упрашивать и задрав полы простой темной туники опустилась на лицо Прагма, почти перекрыв тому дыхание.

— Не задуши его, он еще нужен — тон Стома был насмешливым, но служанка четко различила в нем приказные нотки и немного приподнялась.

— А вот теперь начинай работать языком — обратился Стом к бывшему пирату

Тот не сразу, но принялся за дело. Служанка попыталась ему помочь движениями таза, но Стом запретил ей двигаться, чтобы Прагм понял, что от него требуется.

— Не умеет он лизать — хихикнула служанка — только щекочет и все

Стом присев рядом с головой Прагма начал объяснять тому, что именно требуется. После советов опытного воспитателя дело пошло на лад и служанка тяжело задышала. Стом обратил внимание, что процесс возбудил и Прагма. Его туника встопорщилась внизу. Служанка задышала еще громче, к дыханию стали примешиваться стоны она уперлась ладонями в пол за головой Прагма и стала плавно, расширяя амплитуду скользить по лицу Прагма. Тот сумел поймать ритм и двигал языком в так движениям служанки. Через несколько секунд та, со стонами и криками кончила. Дав ей немного прийти в себя, Стом отправил девушку работать дальше, а Прагма приказал подняться и поманил за собой. Тот, с мокрым от смазки служанки лицом, последовал за управляющим. Тот же прошел в свою комнату и приказав закрыть дверь поставил Прагма на колени и приподняв тунику молча ткнул своим членом ему в рот. Надо сказать, что приличным размером Стом похвастаться не мог, но Прагм только обрадовался этому. Перепробовав за это время члены всех охранников Ацилии, он усвоил, что чем меньше член размером, тем проще с ним управиться. А опыт, приобретенный там же, позволил Прагма быстро и качественно обслужить Стома. Тот даже похвалил бывшего пирата, после чего отправил его на кухню, помогать работавшим там рабыням.

Надо сказать, что женщины были не настолько грубы с новым рабом, как охранники. Осмелев, они бесцеремонно пользовались его услугами, но, по крайней мере, не совали ему ничего ни в горло, ни в саднившую еще от боли задницу. Уже через неделю, Прагм свыкся с тем, что его могут заставить лизать в любой момент, а когда свыкся, понял, что получает от процесса удовольствие. Это заметили и рабыни, так как вставший член скрыть было невозможно. Но на время обучения кончать Прагму было категорически запрещено, а про наказание за мастурбацию, Стом ра

ссказал ему первым делом.

Когда управляющий решил, что Прагм готов сдать экзамен, он почтительно доложил об этом Ацилии и та позволила Стому испытать нового раба. Когда тот зашел в комнату, Ацилия сидела раскинувшись, и положив ноги на ручки кресла. Чернокожий мальчик-подставка, стоял рядом с креслом на четвереньках и опустив голову в пол. Прагм, прекрасно понимая, что от него ожидают, опустился на колени и подполз к Ацилии, остановившись между ее ног.

— Сначала писать — произнесла та.

Прагм подставил рот и сразу поймал им светло-желтую солоноватую струйку. Ацилия прекрасно понимала, что в отличие от того же Стома, Прагм еще не в состоянии выпить сразу все, но не останавливалась и какая-то часть мочи попадала на пол. Закончив, Ацилия прижала ногой Прагм к своей промежности и приказала ее вымыть, а потом удовлетворить. Она даже не ожидала, что тот так хорошо справится со своей задачей. Язык у Прагма был большой, он умело и старательно вылизывал каждую ее складочку, несколько раз проник внутрь, а потом занялся клитором. Кончила она очень быстро и сильно. Оттолкнув Прагм ногой от себя, она тяжело дышала, сидя в кресле, ничуть не стесняясь присутствующих тут служанок, Стома и охранника. Отдышавшись, она коротко бросила: «Я довольна, убери все с пола и свободен!» Прагм выполнил приказ и выполз из комнаты на коленях.

Ацилия подозвала Стома.

— Ну можно считать, что с одним мы разобрались. Как думаешь?

— Думаю, что да, Госпожа. Но это была самая легкая задача. Со вторым будет куда сложнее, а с третий вообще задача неординарная.

— Мы обо всем договорились — раздраженно бросила Ацилия — твоя свобода в твоих руках.

Стом молча поклонился и с разрешения хозяйки покинул комнату.

Sеcundus (второй, лат.)

Второй пленник юношей не был. Но фигура у него была юношеская. У пиратов он служил старшим мачтовым матросом, был ловок подвижен и резок. В плен его взяли в бессознательном состоянии, когда после удачного тарана, он не удержался на мачте и упал на палубу. Все эти подробности Стом выяснил у Прагма и доложил своей госпоже. Отдельно он добавил, что такие люди обычно бесстрашны и в безвыходной ситуации предпочитают смерть позору. Ацилия на несколько дней отложила начало воспитания и задумалась. Для ее планов второй пират был не менее важен, чем Прагм и, само собой, был нужен ей живым, но сломанным так же окончательно и бесповоротно как это случилось с Прагмом. Но эта задача казалась ей гораздо сложнее, так что Ацилия решила не торопиться. Она каждый день приходила к камере, где держали пирата и через специально сделанное в стене отверстие наблюдала за ним. Содержали его в камере школы на первом этаже. Как и во всех помещениях там когда-то было достаточно приличных размеров окно, которое, когда превратили комнату в место для заключения, на две трети заложили кирпичом. Однако сверху оставалось достаточно места и проникало достаточно света. Ацилия обратила внимание, что каждый день пленник стоит у окна и долго смотрит в него, при этом с каждым днем взгляд становился все тоскливее.

Подумав, Ацилия приказала перевести пирата в камеру в подвале, которая служила карцером для серьезных нарушителей режима школы. Камера была небольшой, окон в ней не было вообще и Ацилия приказала сделать потолок камеры как можно более низким, чтобы будущий заключенный не мог в ней стоять в полный рост. Работу выполнили за два дня и вечером, неожиданно для пленного, его перевели в новое место заточения. Ацилия стояла рядом с дверью в нее и внимательно наблюдала за пиратом. Когда перед ним открыли дверь, и охрана показала, что он должен пройти внутрь, он немного побледнел, но все-таки сделал шаг вперед. Дверь закрылась, но перед этим Ацилия успела увидеть ужас на лице заключенного, когда тот обнаружил, что в камере нет ни одного источника света. Кормить пирата Ацилия приказала через неравномерные промежутки времени, разговаривать с ним запретила и приказала убрать из камеры деревянную емкость для нечистот, чтобы добавить заключенному дискомфорта.

В таком состоянии Ацилия приказала держать его месяц. Когда после окончания этого срока заключенного вывели в коридор, Ацилия поморщилась от запаха, который исходил от того, но продолжала наблюдать. В коридоре горел один неяркий светильник, но пленник, целый месяц лишенный света, морщился так, как будто смотрел на яркое солнце. Ацилия приказала охране не торопиться выводить того из подвала, чтобы не повредить зрение. Когда бывший мачтовый привык к неяркому свету, под присмотром охраны его вывели выше и дали посидеть в сумраке, прежде чем выйти во внутренний дворик школы. Там ему разрешили вымыться и, не дав одеться, отвели в Атриум, где приковали к одной из колонн. Аццилия не обращая внимание на все это обедала, устроившись на специальном ложе. У ложа на четвереньках стоял Прагм, абсолютно обнаженный и покорно смотрящий в пол. Ноги Ацилии покоились на его спине и Прагм, стоял, не шелохнувшись и не обращая внимание на то, что происходит вокруг. На шее его был ошейник, от которого тянулась цепочка, лежавшая на его спине. Такая же цепочка тянулась и от яичек Прагма. Ацилия обратила внимание, как расширились глаза пленника, когда тот увидел своего бывшего товарища в его нынешнем состоянии. Он не отрывал взгляда от Прагма и в глазах его горело презрение. Пленник даже попытался обратиться к бывшему товарищу, но охранник лениво ударил его концом копья в солнечное сплетение, а Прагм молчал, и все так же смотрел в пол.

Закончив обед, который она запивала цекубским вином, Ацилия некоторое время расслабленно лежала на ложе, потом подвинулась к его краю и на глазах прикованного пленника помочилась Прагму прямо в рот. Увидев, что тот, пьет мочу хозяйки привычно и покорно, пленник начал что-то гневно говорить на своем языке, но опять получил чувствительный удар в солнечное сплетение и вынужденно замолчал. Прагм, тем временем вымыл языком хозяйку, довел ее до оргазма и подобрав с пола, то, что не смог выпить сразу, снова встал на четвереньки у обеденного ложа. На своего бывшего товарища он вообще не смотрел.

Ацилия сделал знак пальцами, и охрана увела пирата в его камеру. Когда пленника подвели к двери, он обнаружил, что потолок камеры стал еще ниже, а пространство между стенами сузилось. На этот раз в камере его держали всего две недели, но так как о времени пленник не имел никакого понятия, они показались ему вечностью. В этот раз ему стали давать меньше воды, но при этом пища была сильно соленой. Когда пленника выпустили во второй раз, то процедура повторилась в абсолютно такой же последовательности. Пирату дали привыкнуть к свету, вывели во дворик и дали вымыться и потом приковали в атриуме, где обедала Ацилия. Как и в прошлый раз там присутствовал Прагм и, как и в прошлый раз с пленником не разговаривали и ему не дали сказать ни слова. И опять, когда он вернулся в подвал, камера снова стала меньше. Теперь ни стоять, ни лежать в полный рост он не мог. Он даже попытался сопротивляться и не заходить туда, но охрана была начеку, и вывернув заключенному руки, втолкнула его внутрь, захлопнув за ним дверь. И снова полная темнота на неопределенное время. Когда процедуру повторили в четвертый раз, пленник перед тем, как его вернули в камеру, заметил Ацилию и на плохой латыни закричал «Что ты от меня хочешь?». Аццилия дала охране знак остановиться, внимательно посмотрела на пленника, с удовлетворением увидела ужас в его глазах и ответила: «Ты видел!». И дала знак охране продолжать.

Когда дверь открыли в следующий раз, Ацилия стояла перед камерой. Пленник, чуть-чуть привыкнув к свету, приоткрыл глаза и посмотрел на нее.

Ты подумал? — Ацилия старалась не морщиться от тяжелого духа, который исходил от заключенного.

— Я больше не хочу туда! — в голосе звучала мольба.

— Ты знаешь, как этого избежать!

— Как?

— Ты все видел!

Пленный побледнел.

— Только учти, что у тебя есть только один шанс. И отказаться ты сможешь только один раз. Если в следующий раз ты откажешься, я больше тебя не выпущу из этой камеры.

Пленник молча развернулся и сделал шаг к двери.

— Один раз, ты же помнишь? Потом тебя ничего не спасет!

Пленник остановился.

— А если я соглашусь?

— Ты станешь обычным рабом. По крайней мере от тебя не будет так вонять.

Пленник отвернулся от входа в зловонную дыру, которой по большому счету и была его камера.

— Я могу подумать?

— Да, в камере сколько хочешь!

Пленник снова посмотрел на дверь.

— Я больше не хочу туда!

— То есть ты согласен?

— Да! — выдавил пират и тут же получил древком копья в солнечное сплетение от охранника.

Согнувшись от боли, он смотрел на того. Здоровенный охранник пояснил — Не забывай добавлять «Госпожа» при обращении.

Ацилия вопросительно взглянула на свою жертву.

— Да, Госпожа — проговорил тот через силу.

Ацилия дала пирату немного прийти в себя. Ему дали отмыться и вновь поместили в камеру с окном, где тот мог любоваться на солнечный свет. Ацилия специально ждала, чтобы тот расслабился и из камеры приказала привести его только через неделю вечером. Охрана ввела пленного к ней в спальню и опустила на колени.

Ацилия подозвала к себе рабыню, которая занималась ее волосами.

— Сядь в кресло и раздвинь ноги — приказала Ацилия ей, указав на кресло, стоящее сбоку от кровати. Рабыня безропотно выполнила приказ и устроилась в кресле широко разведя ноги. Охрана сразу стала коситься на эту приятную картину, но строгий взгляд Ацилии пресек это занятие. Одернув охрану, она повернулась к пленнику

— Приступай, пришло время учиться!

Тот непонимающе посмотрел на Ацилию.

— Сейчас ты ее вылижешь и будешь лизать, пока она не кончит. Тебе понятно?

Во взгляде пирата сверкнул сначала гнев, потом гордость, он молчал, стоя на коленях и раздувая ноздри.

— Впрочем, ты всегда можешь вернуться в свою камеру. У тебя же есть один шанс еще.

Взгляд пирата сразу потух.

— Ну! — подстегнула его Ацилия, добавив в голос настойчивости — я жду!

И пират на коленях пополз к рабыне. Та, откинувшись в кресле наблюдала за ним.

— Стом! — позвала Ацилия — если нужно подскажи ему как правильно. — А вы — обратилась она к охране — присматривайте за ним!

Стом появился, как всегда моментально, и встал у кресла, наблюдая за пленником сверху и сбоку одновременно. Тот подполз и остановившись между ног рабыни опустил голову в пол и мелко дрожал.

— Приступай — в голосе Ацилии было столько настойчивости, что пленник поднял голову и потянувшись вперед, осторожно лизнул влажную вагину рабыни, которой явно нравилась ситуация. Он остановился на несколько секунд, а потом, как будто кинувшись в омут начал обрабатывать влажную розовую плоть все плотнее прижимаясь к ней лицом. Рабыня, явно получая удовольствие застонала и сначала прижала его голову к себе руками как можно плотнее, а потом сжала бедра так, чтобы он точно не мог вырваться. Но тот и не собирался он неустанно работал языком, пока рабыня, извиваясь от вожделения, не кончила с громким стоном. Она отпустила голову пирата и развела бедра. Но тот стоял на коленях и завороженно смотрел на ее влажное и истекающее соком лоно.

Ацилия немного выждала и отправила рабыню заниматься домашними делами. Потом поманила пальцем пленника. Тот, не вставая с колен, подполз к ней. Ацилия повернулась ко Стому и тот тоже подошел к госпоже. Она же, задрав тунику Стома, повернулась к пленному и коротко приказала: «Теперь его». И увидела в глазах пирата ярость и ненависть. Это и спасло ее, когда он на нее бросился, она успела откатиться в сторону и дать охране время схватить и скрутить взбунтовавшуюся жертву. Того снова поставили на колени. Он стоял и тяжело дыша исподлобья смотрел на свою мучительницу. Покорность и тоска полностью исчезли из его взгляда, и он сверкал глазами и был явно готов на вторую попытку. Однако, Ацилия понимала что делает и выдержав взгляд пирата поднялась с кровати и подойдя к нему небрежно сказала «Все равно ты это сделаешь. Когда будешь готов постучи три раза в дверь камеры». Пленник забился в руках охраны и Ацилия с удовлетворением обнаружила, что ярость из его взгляда опять пропала.

Выдержал он целых пять дней. На четвертый он попытался разбить голову о стену камеры, но охрана была готова к такому повороту дел и не дала этого сделать. А на пятый день пленник три раза постучал в дверь. Ему дали вымыться и снова привели к хозяйке. Та ни слова не говоря, подозвала Стома и молча задрала ему тунику. И пират, скуля от унижения взял в рот член ее управляющего. Дальше обучение почти повторяло обучение Прагма. Срывался бывший мачтовый, а теперь раб с кличкой Глосс («язык», др. греч, сокр.) еще два раза. Он уже не бросался на хозяйку или на охрану, но пытался отказаться делать то, что ему приказывали. Первый раз он отказался мыть туалеты для рабов, которые те убирали в порядке общей очереди. А во второй раз отказался обслужить Лицинию, одну из постоянных покупательниц Ацилии, отдававшую предпочтение юным мальчикам и обратившей внимание на Глосса из-за его сложения. Надо сказать, что Лициния была женщиной крайне некрасивой, толстой и неприятной. Но это не давало Глоссу никаких прав отказываться ее удовлетворять. Оба раза он проводил в камере по нескольку дней и возвращался оттуда еще более покорным чем прежде. И само собой, когда он вышел из камеры во второй раз, в гостях у его хозяйки была Лициния, которой его и оставили на пару часов. Естественно, под присмотром охраны.

Какое-то время спустя, Ацилия обратила внимание на повышенный болевой порог своего раба и, ради эксперимента, одолжила его на ночь подруге, которая любила использовать кнуты и забавляться с мужскими гениталиями. Естественно, предупредив подругу, что надо быть осторожной. Однако Глосс не сделал ни одной попытки бунтовать, и он покорно выносил то, что с ним делали. Вернулся тот от подруги самостоятельно, но шел с трудом и широко расставив ноги и с этого момента в его взгляде не было ничего кроме преданности. Впрочем, в камеру Ацилия его все равно отправляла для профилактики и для того, чтобы он помнил, что его ожидает, если он перестанет повиноваться.

Mаximе аmеt (самый важный, лат.)

Закончив с Глоссом, Ацилия долго думала. Она наблюдала за Горросом в его камере, но не могла заметить ничего, что бы могло помочь сделать его послушным и покорным. Она долго советовалась со Стомом, но тот тоже советовал не торопиться и внимательно изучить пленника, чтобы вычислить его слабые стороны. Горрос сидел в своей камере, когда приносили еду, ел, с охраной разговаривать не пытался и делал вид, что их не замечает. Из соображений безопасности пират был все время в кандалах, а те, были четырьмя длинными цепями прикреплены к стене камеры при помощи длинных и массивных штырей, оставляя пленнику возможность двигаться, но ограничивая его свободу. Когда Горрос думал, что его оставляют в камере одного, он, не зная, что на самом деле за ним постоянно наблюдают, испытывал на прочность крепления кандалов и их звенья. Когда наблюдающий заметил, что ему удалось расшатать один из штырей, которыми кандалы крепятся к стене, и он доложил об этом Ацилии, та приказала усилить наблюдение, но никаких мер не предпринимать. Горрос был настойчив и терпелив, за следующую неделю он расшатал уже два из четырех железных штырей, которыми кандалы крепились к стене, так, что они свободно вынимались из своих гнезд. Ацилия приказала дождаться, когда он справится с остальными. Это произошло еще через две недели.

Горроса выводили из камеры, чтобы ее убрать и вымыть пленного раз в месяц, в последних его числах. Для этого в камеру заходил надзиратель и два стражника, еще двое ждали в коридоре. Вооружена охрана короткими копьями, которыми было удобно действовать в помещении. Надзиратель открывал замок, соединяющий цепь со штырем, и стражники вели заключенного мыться. Из камеры убирали старую солому, а Горроса выводили во двор и не расковывая, выливали на него пару ведер воды, давали мочалку, которой он тер себя некоторое время, а потом снова обливали водой. Во время процесса мытья, пленнику освобождали только одну руку, а стража все время была наготове. После мытья вызывали цирюльника, который тщательно избавлял пирата ото всех волос на теле. Обратно возвращались таким же порядком, так что единственной возможностью попытаться сбежать, был момент, когда надзиратель и два стражника заходили в камеру, оставляя открытой дверь. Естественно, Ацилия прекрасно понимала это, а Горрос, не подозревавший, что за ним наблюдают, не потерял счета времени и наблюдая за ним Ацилия обратила внимание, как он внутренне подобрался и сосредоточился, понимая, что скоро придет день, когда он может рискнуть. Но дни проходили за днями, а дверь камеры не открывалась. Горрос внимательно прислушивался, каждый раз, когда за дверью камеры раздавались шаги, но та так и не открывалась. Как и раньше, охранник приносил ему еду два раза в день и пропихивал ее специальной палкой через нижнюю маленькую дверцу ближе к пленнику, чтоб тот мог ее достать. Горрос даже как-то попытался, вопреки своему обыкновению, заговорить с разносчиком еды, но тот никак не отреагировал. Ацилия же приказала охране несколько раз в день подходить к камере, некоторое время стоять у двери и потом уходить. И каждый раз она видела на лице заключенного, за которым наблюдала, сначала надежду, а потом, когда шаги удалялись, разочарование.

Дверь в камеру открылась ночью. Спящий Горрос не успел ничего сообразить и ничего предпринять, а охрана уже скрутила его и приковала лицом вниз к массивным козлам, которые внесли в камеру, как только убедились, что пленник не сможет никуда дернуться. Козлы были необструганными и пока Горроса привязывали, в его живот, руки и ноги впилось множество заноз. Зафиксирован он был надежно, и, проверив, что пленник никуда не денется, охрана покинула камеру, оставив бессильного пирата там. Он попытался опрокинуть козлы, раскачивая их, но тут же открылась дверь и два стражника, войдя в камеру, молча и жестко избили прикованного пирата по спине и ребрам, и так же молча удалились из камеры, закрыв дверь. Горрос был в ярости, но опрокидывать козлы больше не рисковал. Прикованным он провел весь следующий день и следующую ночь. Тело болело от многочисленных заноз, жутко хотелось пить, а мочевой пузырь разрывался от желания его опорожнить, но Горрос терпел, не желая опозориться. Впрочем, через несколько часов ожидания, он понял, что больше не выдержит и расслабился. Моча потекла по ногам и сразу же гораздо сильнее засаднили занозы на внутренней стороне бедер. Горросу хотелось спать, но на козлах уснуть было физически невозможно. Он попробовал кричать, но дверь открылась, и все те же молчаливые стражники так же молча снова обработали ребра прикованного пирата древками своих коротких копий.

— Если услышу еще хоть звук, трахну тебя в задницу — спокойным голосом пообещал Горросу один из них, закрывая дверь. Горрос подавил в себе возмущенный рык, потому что понимал, что тот выполнит свое обещание, а он сделать ничего не сможет.

Снова дверь открылась только утром следующего дня. Впавший в болезненное забытье Горрос поднял голову на звук и увидел входящую в комнату Ацилию. В левой руку она держала два поводка, от которых тянулись цепочки к ошейникам, идущих за Ацилией на четвереньках Прагма и Глосса. Горрос сначала не узнал своих соратников, но Ацилия остановившись, легонько дернула цепочку и оба, видимо предупрежденные заранее, подняли головы и посмотрели Горросу в лицо. Тот выругался, и начал бросать в лицо обоим оскорбления. Ацилия снова дернула цепочку и оба раба опустили головы в пол. Она обернулась к страже, стоящей за дверью, и кивнула. Горрос снова получил по ребрам и замолчал, но продолжал яростно сверкать глазами, глядя на то, во что превратились его бывшие товарищи.

Тем временем два раба внесли в камеру кушетку, и поставив ее подальше от прикованного к козлам пирата, почтительно встали за ней. Ацилия не торопясь прошла к ней и села, не отрывая от Горроса взгляда. За ней, как привязанные следовали Прагм и Глосс.

— Ты пытался бежать — Ацилия немного помолчала. — И должен быть наказан. И за твою попытку тебя трахнут твои бывшие товарищи. — Ацилия немного помолчала, потом отпустила из рук поводки. — Я хочу, чтобы вы его трахнули, одновременно. Идите!

Прагм и Глосс поднялись с колен и направились к Горросу. Лица обоих были непроницаемы и Горрос понял, что они сейчас исполнят приказ своей хозяйки, но сделать ничего не мог. Прагм подошел к пирату спереди, а Глосс встал за ним. И буквально через мгновение Горрос ощутил, как его ягодицы раздвигает эрегированный член Глосса, и упорно проталкивается через сжатый анус пирата. А в тот момент, когда Горрос ощутил, что член уже внутри и Глосс равномерно двигается, с каждый движением проникая все глубже, ему в губы ткнулся полустоящий, но уже поднимающийся член Прагма. И Горрос, понимая, что может сделать только одно, открыл рот, а как только у него во рту оказался член, крепко сжал зубы, стараясь перекусить жилистую упругую плоть у самого основания. Прагм закричал. Вбежала охрана и один из охранников, быстро сориентировавшись, ударил Горроса по затылку. От удара перед глазами Горроса все поплыло, и он разжал зубы. Прагм вытащил сникший уже член изо рта бывшего командира и стал его рассматривать. Из основания сочилась кровь, были видны следы зубов, но член остался целым. Ацилия, посмотрев на раба, кивком головы отпустила того к лекарю, а сама подошла к скалившему зубы Горросу. Глосс, растерявшись, остановился, но член из задницы Горроса не доставал.

— Ты — продолжай — Ацилия посмотрела на Глосса и тот снова задвигался. — А вы — обратилась она к охране — выбейте ему зубы.

Горрос застонал, но два охранника уже шли к нему. Один на ходу расстегивал ремень, чтобы зафиксировать голову Горроса, а второй доставал из ножен нож с костяной рукояткой и узким лезвием. Было понятно, что делают они это не впервые. Второй разжал ножом зубы Горроса и вставил туда длинную деревяшку, а первый обвязав деревяшку ремнем с двух сторон, потянул ее назад, одновременно раскрывая пирату рот и перетягивая деревяшку все глубже, так что в итоге тот сжал ее коренными зубами. И когда первый из охранников остановился, максимально оттянув голову Горроса назад, второй, повернув нож рукояткой вперед, нанес первый резкий удар, выбив Горросу верхний зуб. Горрос дернулся, но первый охранник не дал ему опустить голову и отвернуться, а второй, таким же резким ударом сломал еще один зуб. « Экзекуция продолжалась недолго и все ее время Глосс равномерно двигался, трахая Горроса и усиливая его страдания. Когда охрана закончила с зубами, Ацилия приказала второму стражнику занять место Прагма и тот, подняв тунику засунул в окровавленный рот Горроса, который тот не мог закрыть от боли свой член и уже через мгновение двигался навстречу движениям Глоссаа, совершенно не заботясь о Горросе и его ощущениях. Кончили они оба почти одновременно и почти одновременно достали свои опавшие к этому моменту члены. Горрос бессильно уронил голову, с лица его капала кровь, смешанная со спермой охранника. Его анус, тоже сочился кровью и спермой и Горрос ощущал там болезненный зуд. Во время изнасилования и экзекуции еще больше заноз впились в тело и теперь, шея, грудь, живот и внутренняя часть рук и бедер, соприкасавшиеся с козлами, чесались и кровоточили.

Но когда Ацилия подошла к пирату и подняв его голову за подбородок, посмотрела в его глаза, в них горели ненависть и гнев.

— Сука! — прошамкал Горрос окровавленным ртом и попытался плюнуть Ацилии в лицо. В лицо он не попал, но ее белоснежная стола заалела несколькими красными пятнами. Ацилия молча и без размаха нанесла тыльной стороной правой ладони удар по лицу Горроса, голова того мотнулась, но Ацилия поймала ее, ударив левой рукой. Пленник продолжал что-то хрипеть, но Ацилия уже не различая того, что тот что-то говорит, в ярости продолжала наносить удары. Замолчал пират только когда потерял сознание. Ацилия не поняв этого нанесла еще несколько ударов, и голова пирата бессильно моталась из стороны в сторону. Успокоилась она так же внезапно, как и пришла в ярость и приказав не трогать Горроса, вышла из камеры. За ней встав на четвереньки вышел Глосс, а охранник, пользовавшийся ртом Горроса, перед выходом проверил, насколько хорошо привязан пленник к козлам, и только потом закрыл дверь.

Следующие несколько дней превратились для пирата в настоящий ад. Ацилия к нему не заходила, но охрана появлялась регулярно и появлялась только с одной целью — воткнуть член в одну из дырок Горроса. При этом его не кормили и лишь изредка давали напиться теплой желтоватой воды, со странным привкусом. Он так и не понимал, что это, пока не увидел, один из охранников мочится в чашку с водой, из которой ее поили.

Ацилия вошла в камеру, когда почти бесчувственного пирата одновременно имели два охранника, а тот уже никак не реагировал на происходящее. Ацилия дождалась, когда оба кончат и жестом приказала покинуть камеру. Те вышли и Ацилия провела рукой по спине Горроса. Провела нежно и мягко, ощущая под пальцами сведенные от напряжения мышцы. Тот вздрогнул от этого прикосновения и попытался что-то сказать. Ацилия снова провела рукой по спине своей жертвы, как бы успокаивая ее.

— Не надо ничего говорить — она водила пальцами по позвоночнику Горроса — Сейчас тебя отвяжут и смажут раны бальзамом. Я вызову лекаря, и он посмотрит твой рот и сделает так, чтобы было не больно. А потом мы поговорим. Она отошла от пленника и в комнату снова зашли охранники, только что насиловавшие пирата. Ацилия удовлетворенно отметила, что, когда он их увидел, в глазах первый раз за все время, мелькнул страх.

Охранники отвязали Горроса от козел, и тот сразу же попытался броситься на них. Но многодневная неподвижность и сведенные мышцы привели лишь к тому, что пират упал на пол и инстинктивно скрючился в позе эмбриона, ожидая побоев. Но бить его Ацилия не разрешила. Она приказала охране отнести бессильного пленника в комнату лекаря. Там Горроса положили на стол и две рабыни осторожными движениями губок смыли с него теплой водой кровь, сперму и испражнения. Пират постанывал от периодической боли, возникавшей при слишком сильном нажиме на измученное тело, а также от колющих ощущений в отходивших от неподвижности мышцах. Когда рабыни закончили, Горрос уже мог двигаться, но осмотрев комнату и увидев охрану, стоящую наготове, сделал себе послабление и отдался в руки лекарю, который сначала вытащил все занозы, а потом смазал бальзамом все раны на теле Горроса, от чего многодневный зуд, терзавший пирата, наконец прекратился. Лекарь тем временем занялся ртом Горроса, смывая кровь и вымывая водой сгустки крови и спермы. Закончив промывание, он смазал десны каким-то другим и поначалу очень едким бальзамом. Но зато, через какое-то время, многодневная режущая боль во рту и деснах, к кторой пират так и не смог привыкнуть, почти совсем прошла, а распухший язык, после того как лекарь дал выпить Горросу воды с соком лимона, стал меньше в размерах и тоже почти перестал болеть.

После процедур, охрана осторожно, но настойчиво, взяла Горроса под локти и отвела в его камеру, которую привели в порядок. Козлы не убрали, но отставили далеко в сторону, а на лежанке появилась охапка свежей мягкой соломы и даже лоскутное одеяло. Однако приковать пленника не забыли и уходя, один из охранников шепнул пирату на ухо, что не прочь с ним позабавиться. Прежний Горрос бы попытался ответить ударом на такое заявление, нынешний же успокоил себя тем, что он еще сведет счеты со всеми и с этим охранником тоже. Чуть позже, когда обстоятельства изменятся в его пользу. Когда дверь за охраной закрылась, Горрос откинулся на лежанке, накинул на себя одеяло и впервые за несколько суток нормально заснул. Снились ему кошмары, в которых Прагм и Глосс с эрегированными членами, тыкали ими Горроса в лицо и грозили пальцами. Горрос пытался отбиваться, но руки не поднимались и его вялые движения не приводили ни к чему хорошему. Он просыпался несколько раз за ночь, вставал, мочился кровью в деревянную бадью, снова ложился и снова проваливался в кошмары. Однако, встав в четвертый раз, он вернулся от бадьи на лежанку и заснул уже глубоким сном без кошмаров и сновидений, и так проспал очень долго. Когда он открыл глаза, солнце светил в окно камеры последними лучами и значит, с учетом того, что окно выходило на запад, был уже вечер следующего дня.

Ему пропихнули миску с баландой и Горрос удивился — насколько вкусно она пахла. А когда обнаружил, что в миске все тщательно протерто, и он может своим беззубым ртом не жевать, а просто проглотить теплое варево, то удивился еще больше. К еде прилагалась большая глиняная кружка с прозрачной и чуть прохладной водой, которую Горрос осушил, наплевав на то, что больше не осталось. Он поел, немного побродил по камере, стараясь понять — в каком состоянии находится его тело и опять же с удивлением обнаружил, что серьезных повреждений нет. Вернувшись на койку, он уже через несколько мгновений опять спал и в эту ночь он не просыпался и не видел никаких снов вообще.

Утром его разбудил звук открывающейся двери. Горрос открыл глаза и обнаружил, что в камере находится его бывший мачтовый матрос, а теперь раб Ацилии по кличке Глосс. Горрос сразу проснулся и сразу заговорил.

— Как? Как ты мог позволить превратить себя в это, Вериус?

— Я уже не Вериус, у меня другое имя!

— Что она сделала с тобой? Ты же никогда не боялся ничего и никого! Ты дрался с римлянами, когда было ясно, что все безнадежно и вдруг, я вижу это!

— Госпожа умеет вытаскивать наружу чужие страхи и твои она тоже вытащит, не сомневайся! Ты же видел Прагма?

— Бореаса? Ну он мальчишка, его проще сломать. Но от тебя, Вериус, я не ожидал такого.

— Я больше не Вериус — Глосс произносил свое старое имя равнодушно и спокойно — и ты тоже скоро перестанешь быть Горросом!

— Я скорее умру, чем это случится!

— Госпожа не даст тебе умереть. Лучше смирись. Госпожа все равно добьется своего!

Слова Горроса, казалось, совсем не доходили до бывшего соратника и тот оставался спокойным и полностью смирившимся с судьбой. И осознав, что это ему не кажется, а так и есть на самом деле, он зарычал от ярости.

— Уходи и больше никогда не приходи ко мне, я не хочу тебя видеть!

— Госпожа мне приказала поговорить с тобой. И только она имеет право приказывать мне и говорить, что делать. Если она посчитает нужным, я приду снова!

— Вон! Вон отсюда, кусок дерьма — Горрос уже орал — если ты не уйдешь я сверну тебе шею.

— Попробуй — голос Язычка стал насмешливым — и я посмотрю, что получится.

Горрос в гневе ринулся к нему, Глосс остался на месте. Цепи удержали Горроса буквально в ладони (римская мера длины — около 7, 5 см.) от бывшего соратника.

— Ну и почему ты мне не сворачиваешь шею — голос Язычка был издевательски язвительным

Горрос в ярости рвался к нему, но цепи его надежно удерживали.

— Потому что только я могу решить кто, кому и когда свернет шею — голос Ацилии раздался от двери в камеру и оба беседовавших обернулись к ней — но я бы посмотрела, как это произойдет, так что Глосс подойди поближе! И, к изумлению Горроса, Глосс совершенно безропотно выполнил приказ Ацилии и сделал шаг вперед. Теперь Горрос мог до него дотянуться и сделать все, что захочет. Ярость Горроса мгновенно прошла, он был в шоке и растерянности от покорности того, кого раньше знал как Вериуса, и который теперь был совершенно другим человеком. Пират замер, не зная, что делать дальше. Глосс продолжал стоять рядом, поза его была расслаблена, а лицо спокойно.

— Не хочешь, но скорее не можешь. Но я давала шанс. Глосс, можешь идти! — голос Ацилии был насмешлив. Дождавшись, когда раб выйдет из камеры, она вошла внутрь и подошла ближе к пирату. Жгучая ненависть почти ослепила того, но он взял себя в руки и тяжело дыша смотрел на свою мучительницу. Та же как будто не обращала внимания на его эмоции.

— Глосс правильно сказал, ты все равно станешь таким же как он. Рано или поздно. В твоем случае, возможно поздно, но станешь! — насмешка в голосе Ацилии стала еще сильнее.

— Никогда! Никогда я не стану таким, и я отомщу тебе за Бореаса и Вериуса, тварь! — из-за выбитых зубов Горрос нещадно шепелявил.

Ацилия молча улыбнулась ему, повернулась к двери и позвала охрану.

— Пора преподать нашему яростному другу второй урок. Им уже пользовались мужчины, теперь я отдаю его женщинам.

Внутрь камеры зашла охрана и внесла деревянный косой крест, составлен он был из двух досок, которые, как и козлы, были не обструганы, сверху между досками, в месте их соединения, к кресту была прикреплена прямоугольная площадка, чтобы поддерживать голову. Крест положили на пол, Горроса отковали и положили на него спиной, после чего растянули за цепи, идущие от кандалов, зафиксировав их так, что жертва не смога двигаться.

Дождавшись, когда охрана закончит и проверит надежность креплений, Ацилия подошла к пленнику и расставив ноги, встала над его лицом.

— А начну сегодня я. Лизать ты еще не научился, но вот пометить тебя, я могу.

Тяжело дыша, Горрос снизу смотрел на Ацилию. Вопреки своему положению, вид ее розовой плоти между ног, приковывал взгляд, и возбуждал пирата. Ацилия же не торопясь приподняла тунику и начала опускаться на корточки. Горрос видел, как раскрывается ее промежность и вид влажной плоти возбудил его еще сильнее. Ацилия присела на корточки до конца и Горрос видел ее розовую промежность у самого лица, ощущая ни с чем несравнимый запах возбужденной женской плоти. Возбуждение снова стало сильнее, но в этот момент, желтая струйка ударила ему в лицо. Он попытался отвернуться, но Ацилия предвидела это и, упершись ему в лоб рукой, продолжила мочиться. Закончив, она привстала, распрямила ноги и отпустила тунику. Пока она это делала, еще несколько капель упали на лицо Горроса. Тот трясся от беззвучной ярости, но поделать ничего не мог.

И личный ад Горроса начался снова. Вся женская половина дома Ацилии в любую свободную минуту бежала к нему в камеру. Старые, молодые, толстые, стройные, красивые и не очень, в общем все неудовлетворенные женщины пользовались тем, что хозяйка разрешила бесконтрольные оргазмы только при одном условии — оргазм должен быть получен у Горроса в камере. Сначала пират даже получал удовольствие от того, что женщины используют его член. Со времени своего пленения, он не имел женщины и первый день его эрекция была безупречна, а член работал как часы. Однако, к концу второго дня Горрос начал уставать, а на третий он совершенно не хотел секса. Однако женщины были настойчивы и, пока не добивались эрекции, от Горроса не отходили. Но куда более сильные страдания доставляли те, кто пользовался его языком. Поначалу пират отказывался им работать и упрямо закрывал рот, когда к его лицу приближалась женская вагина. Но проблему быстро решила повариха Алета, статная женщина, командовавшая на кухне Ацилии. Сев Горросу на лицо и поняв, что тот сопротивляется, она развернулась лицом к его гениталиям, опустилась на его лицо уже анусом, полностью перекрыв доступ воздуха, и взяла пирата за яйца, крепко сжимая их. Через минуту тот начал задыхаться и, не выдержав, хрипеть от боли. Алета подняла свой крепкий зад, дав Горросу возможность несколько раз вздохнуть, но яйца из рук не выпустила и снова опустилась ему на лицо. Горрос не выдержал на пятый раз. И Алета получила свой оргазм. После этого процесс пошел проще и любые попытки Горроса отказаться лизать подавлялись в корне и в конце концов он смирился с этим.

На третий день вечером, когда уже стало темно, в камеру Горроса вошла молодая смуглая рабыня. Она, не говоря ни слова, взяла в руки его обмякший член и он, на удивление быстро откликнулся на ее старания и поднялся. Та, пользуясь моментом, оседлала Горроса и не торопливыми движениями заскользила по члену, явно получая удовольствие от его размеров и крепости. Горрос и сам удивился своей реакции на происходящее, но от действий смуглокожей девушки он возбудился. И его возбуждение передалось партнерше. Он, сам не зная, как кончил вместе с ней и кончил бурно. Девушка, получив удовольствие не торопилась слезать с поникшего уже пениса Горроса и терлась об него обнаженным телом и небольшой грудью. В какой-то момент она прижалась к нему очень плотно, ее голова оказалась у его уха, и он услышал страстный шепот: «Послезавтра сделай вид, что сдался и мы сможем отомстить. Завтра я зайду к тебе еще раз и объясню как».

Сказать, что Горрос ждал следующего вечера, значит ничего не сказать. Девушка в этот раз появилась засветло, дождалась пока Горроса перестанут использовать сразу две рабыни и когда они ушли, вошла в камеру. Она сбросила с себя легкую тунику и села ему на лицо. Горрос уже почти привычно заработал языком. Девушка сидела на нем плотно и двигалась вперед-назад. Пират очень быстро поймал ее ритм и ощутил, что она возбуждается и движения становятся все более настойчивыми и она все плотнее прижимается к нему влажной промежностью. Он старательно работал языком, на девушка двигалась в так его движениям, и ее немного солоноватая смазка постепенно покрывала все его лицо. Она же подставляла ему то колечко ануса, то влажные розовый губы, но постепенно, он сосредоточился на ее клиторе, который был размером с хорошую горошину. И когда это случилось, девушка прижалась к его лицу лобком до боли в губах и пока не кончила, вжимала его голову в доску так, что у Горроса начал болеть затылок. Кончив, она немного приподнялась и не покидая лица пирата немного склонилась вперед и опустила голову как бы отдыхая.

— Ты меня слышишь? — спросила она еле слышным шепотом

Горрос кивнул, задев губами ее промежность, девушка вздрогнула.

— Тогда через несколько дней сделай вид, что ты покорился и сдался, и готов стать ее рабом. Тебя обязательно привяжут в атриуме для окончательного разговора, чтобы все видели твой позор. Я сумею сделать так, чтобы ты смог развязать веревки, а дальше сделаешь что хочешь. — шепот девушки был сбивчивым и горячим — Ты согласен?

Горрос не раздумывая кивнул снова. Девушка поднялась и слезла с его лица, подобрала тунику и, набросив ее на себя вышла из камеры. Как только она ее покинула, ее место заняла Алета, посещавшая пирата по три-четыре раза в день. Она опустилась на его лицо и Горрос обреченно начла двигать языком, думая о предложении, которое ему сделали. Он думал об этом еще три дня. Прикидывал все возможные варианты, думал, что можно сделать, но выходило, что судьба дает ему шанс отомстить. А то, что выбраться живым вряд ли получится, Горрос осознал уже очень давно.

Проснувшись утром на четвертый день от того, что его член упорно теребила женская рука, Горрос мрачно посмотрел на ее обладательницу, и попросил позвать охрану. Девушка разочарованно поджала губы, но охрану позвала и через несколько мгновений вернулась обратно с двумя мрачными стражами. Судя по выражениям их лиц, Горрос оторвал их от какого-то важного занятия типа игры в кости. Пират поймал себя на грустной мысли, что прекрасно помнит, как выглядят возбужденные члены каждого из них и вкус спермы обоих.

— Что тебе? — грубо спросил один из них.

— Передай госпоже, что я хотел бы это прекратить — как можно более покорным тоном выдавил из себя Горрос.

— Мы не имеем права уходить с поста — сказал второй стражник — но, когда сменимся, все передадим, а пока наслаждайся!

И стражники, дружно заржав скрылись за дверью, а повеселевшая девушка снова взялась рукой за его член.

Стража, видимо, имела какие-то инструкции, а может быть менялись они именно в это время, но Ацилия в сопровождении небольшой свиты, появилась в камере еще до того момента, когда девица успела поднять уставший член Горроса, хотя тот уже и поддавался. Ацилия только кинула недовольный взгляд на девушку, как та исчезла.

— Мне передали, что ты хочешь прекратить, это так?

— Да — делая вид что стыдится и колеблется, Горрос выдавил из себя обязательное обращение — Госпожа.

— А ты понимаешь, что от тебя требуется?

Я бы хотел это услышать от Вас,... Госпожа... — второй раз обращение Горросу удалось легче.

— Покорность, покорность и еще раз покорность. Как я тебя буду использовать я решу завтра. И завтра ты получишь новое имя. Понял меня?

— Да, Госпожа — Горрос кивнул.

— Освободите его, дайте помыться, кандалы снимите, но следите за ним внимательно и до завтра пусть остается в камере. Только пока его не будет, отмойте тут все. — Отдав распоряжения, Ацилия удалилась.

Охрана же, расковав пленника, помогла ему подняться, так как после нескольких дней на кресте, двигаться нормально он не мог. Его провели во внутренний двор, и там посадили в бадью с водой, дав грубую мочалку. Когда к Горросу вернулась какая-то подвижность, он долго и с удовольствием тер все тело, а охрана, видимо соблюдая инструкции хозяйки, терпеливо ждала. Когда пират закончил и вылез из бадьи, охрана отвела его обратно в камеру, которую за время отсутствия Горроса прибрали. Дверь закрылась и Горрос начал осторожно ходить по камере, пытаясь размять отвыкшие от движения мышцы. Он понимал, что совсем не в форме, но желание отомстить подавлял все остальные и он, ходя по камере как тигр, старался максимально размяться, не привлекая внимания охраны. В конце, концов он усилием оставшейся еще воли, заставил себя остановится и заснуть.

Пришли за ним утром, когда он еще спал. Охрана открыла дверь, бесцеремонно его растолкала и еще сонного вывела в коридор и повела в направлении атриума.

Ацилия завтракала. Ноги ее как обычно покоились на спине чернокожего мальчика, а по двум сторонам кресла стояли на четвереньках Прагм и Глосс. На Горроса они не подняли и взгляда, но тот надеялся, что если ему удастся задуманное, возможно два бывших товарища опомнятся и поддержат его, и тогда, может быть, появится хоть какой-то шанс. Его провели к колонне, и охрана тщательно привязала пленника, Ацилия же продолжала завтракать, не обращая на него никакого внимания. Горрос исподлобья внимательно осмотрел зал. Ацилия завтракала, она была от него максимум в десяти локтях, и он понял, что ее-то он в любом случае достанет. Убивать быстро Горрос умел. Жалко, что его мучительница погибнет так быстро, но зато он отомстит. Охрана стояла в стороне от Ацилии и внимательно обводила зал атриума взглядами, но Горрос понимал, что он успеет опередить их. Чуть в стороне и от столба, к которому был привязан Горрос, пожилой сгорбленный раб, не торопясь подметал пол, постепенно приближаясь к колонне. Через некоторое время после того, как раб скрылся за колонной, Горрос ощутил, что веревки на руках ослабли, еще через мгновение он понял, что ноги его свободны тоже. Горрос снова оглядел атриум. Ацилия продолжала есть, его бывшие соратники так же неподвижно стояли у ее кресла на четвереньках, охрана, представлявшая главную опасность, была относительно далеко и не могла помешать ему совершить задуманное. Он несколько раз сжал и разжал кулаки, чтобы разогнать кровь, потянул руки вперед, ощущая, как перерезанная веревка тянется за кулаками и издав боевой клич пиратов «Ар-Рага!» рванулся к Ацилии. Он ощущал и понимал, что успевает, он увидел, как у обоих соратников, услышавших клич, поднимаются головы и почти поверил, что все получится и, может быть, он даже останется жив. Он даже успел увидеть непроизвольный страх в глазах Ацилии и успел вспомнить ее. И именно в этот момент он ощутил, как что-то дернуло его за ногу, и он упал со всего размаху на каменный пол атриума, ударившись головой и потеряв сознание. Головы Глосса и Прагма, на мгновение, вспомнивших, что из зовут Вериус и Бореас и что они умеют сражаться, опустились и одновременно с этим взгляд их снова потух, став безвольным и покорным. Часть охраны уже заслоняла собой Ацилию, направив копья на лежащего на полу Горроса, а вторая стояла вокруг него и торопливо вязала ему руки и ноги. За колонной стоял раб, который подметал атриум. Сейчас уже было ясно, что он молод и строен. Одна его нога прижимала к полу веревку, которой были связаны ноги Горроса и наступив на которую он, прекратил движение Горроса к цели, заставив того упасть. Испуг на мгновение появившийся в глазах Ацилии исчез, и она с торжеством смотрела на лежавшего на полу без сознания Горроса.

Горрос очнулся не скоро. На глазах его была повязка, ноги были крепко связаны, а руки крепко привязаны к телу, голова зудела от удара. Он пошевелился и, видимо заметив, что он очнулся, кто-то убрал повязку с его глаз. Глаза резануло дневным светом, и он защурился. Когда Горрос смог открыть их окончательно он понял, что лежит на носилках, а когда осмотрелся внимательнее, понял, что носилки погребальные. И в следующий миг он осознал, что это будут его похороны и что всем совершенно наплевать, что он жив. Ему снова закрыли глаза повязкой, а носилки подняли и куда-то понесли. Горрос хотел закричать, но рот был надежно закрыт кляпом. Ужас, охвативший пирата, был всеобъемлющим, но он даже не мог выразить его голосом, так как кляп не давал ему даже пискнуть. Несущие носилки остановились, судя по движениям развернулись и Горрос ощутил, что его опускают вниз, запах влажной земли подсказал воображению, куда именно. Движение остановилось и через некоторое время сверху опустили еще что-то и Горрос, впав в еще больший ужас понял, что это носилки еще с одним телом — рабов, которые не позаботились об оплате своих похорон закапывали в общей яме. А еще через несколько мгновений, Горрос услышал, как сверху сыплется земля. И свет, едва проникавший сквозь повязку на глазах, исчез совсем.

Общий план действий подготовила сама Ацилия.

Стом, который был в него посвящен, дал несколько дельных советов. И начиная с визита к нему девушки рабыни, а на самом деле бывшей выпускницы школы Ацилии, а сейчас вольноотпущенницы Цирцеллы, все происходящее находилось под контролем Ацилии. Раб, который подметал атриум и не дал Горросу совершить задуманное был помощником ланисты и копил деньги на открытие собственной школы. Ацилия иногда использовала его услугами и прилично платила, так что отказываться тому не было смысла. Она же очень рассчитывала на то, что на эмоциональный срыв, вызванный неудавшимся нападением, наложится ужас от похорон заживо и ее расчет оправдался. На самом деле Горроса закопали во внутреннем дворе, предварительно сделав несколько кругов по помещениям школы, чтобы у того создалось впечатление, что его несут на кладбище. Вторые носилки, которыми его накрыли сверху, не дали ему задохнуться под сыпавшейся землей. Единственное чего реально боялась Ацилия, что Горрос либо умрет со страха, либо от него же сойдет с ума, но и откапывать пирата раньше времени тоже было рискованно.

Она выждала ровно два дня. Горроса откопали вечером на самом закате. Сначала он даже не понял, что случилось, но когда его достали из ямы и отвязали от носилок, то, как только он смог двигаться он пополз к ногам Ацилиии и начал целовать землю возле них. По щекам его текли слезы благодарности. Ацилия же спокойно смотрела на него сверху и внутренне торжествовала.

— Помнишь, что я обещала тебе, когда тебя заклеймили? — голос Ацилии был ледяным.

Горрос на несколько секунд замер, видимо вспоминая, потом вспомнил.

— Да, Госпожа — он не запнулся перед обращением, которое раньше ненавидел

— И что же?

— Что я сам буду просить о том, чтобы Вы меня кастрировали, Госпожа!

— И? — лед в голосе Ацилии прямо-таки обжигал холодом.

— Кастрируйте меня, Госпожа, я прошу Вас об этом! — в голосе Горроса звучали истерические нотки

— Хорошо — тон Аццилии смягчился — зайдешь к лекарю и пусть он все сделает сегодня вечером, можешь идти.

— Простите Госпожа, еще один вопрос — голос Горроса был заискивающим.

— Ну?

— Полностью, или...

— Полностью — Ацилия даже не раздумывала над ответом

Горрос тяжело поднялся с колен и покорно направился в сторону комнаты лекаря. Ацилия смотрела ему вслед и чувствовала какую-то пустоту внутри. Месть свершилась, но она ничего не ощущала.

Эпилог

Через месяц после описанных событий.

Вечером в спальне после того, как Стом обслужил ее, он попросил разрешения поговорить

— Говори — после того как Стом работал языком, Ацилия обычно пребывала в отличном расположении духа.

— Госпожа, Вы обещали свободу, если мы сломаем всех трех пиратов

Ацилия задумалась. Она не хотела терять такого раба как Стом и ей было жалко его отпускать, с другой стороны, она ему обещала

— И что ты станешь делать?

— Я хочу уехать на родину, Госпожа.

И тут Ацилия точно поняла, что без Стома ее жизнь станет сложнее и отпускать она его не собирается и не хочет. Он постоянно был рядом, постоянно обслуживал ее, управлял ее школой. И она все решила.

— Нет. Ты не получишь свободы, я сделал все сама, а ты только давал советы. А договоренность у нас была совершенно другая.

— Как скажете, Госпожа — голос Стома был так же ровен как обычно.

— Ты закончил разговор?

— Да, Госпожа!

— Тогда поработай языком еще раз, и я лягу спать!

Стом покорно опустился на колени и привычно прильнул к лону своей хозяйки, которое он знал лучше, чем свои пять пальцев. Буквально через минуту, та начала вскрикивать.

Когда утром Кастрат зашел в комнату Госпожи, первое что он увидел лежащую на своем ложе Ацилию, под ее левой грудью торчал принадлежащий Стому простой железный нож с деревянной рукояткой. Несколько капель крови, пролившихся на простыню, уже засохли. Кастрат обвел взглядом комнату и обнаружил слева от ложа, висящего на балке перекрытия Стома. Под его неподвижными ногами, лежал опрокинутый круглый столик с тремя резными ножками. Во взгляде Кастрата буквально на мгновение, проступило удовлетворение, потом взгляд его потух, он подошел к двери и позвал на помощь.