Переиграй все, Сэм. Часть 6

Пятница 15 июля 2016 года День 133

Что такое любовь? Не причиняй мне боль, малыш... не причиняй мне боль... не надо.

Сон с Глорией поставил точку в моем браке с Джулией. Хотя я и не мог развестись с ней, пока застрял во временной петле, но, когда я спал с другой женщиной, это действительно стало для меня очевидным.

Я продолжал жить своей жизнью.

Находиться в ловушке, проживая один и тот же день снова и снова, является чем-то похожим на чистилище. Фактически, я серьезно задумался о богословских последствиях моего затруднительного положения. На самом деле я не верил, что нахожусь в раю или в аду, но моя жизнь могла походить и на то, и на другое... если бы я ей позволил.

Так, что же парень делает с вечностью?

Я запоем смотрел телепередачи. Я ел в каждом ресторане, к которому у меня был хотя бы мимолетный интерес, а также в нескольких сотнях, к которым у меня его не было. Я видел каждый фильм, пьесу и мюзикл в районе Большого Нью-Йорка. Обошел все музеи, достопримечательности и туристические объекты.

Я использовал свое новообретенное богатство, чтобы попасть в места, которые раньше никогда не мог себе позволить. Я тратил деньги, как будто это скоро выйдет из моды. Я раздавал тысячи людям на улице. Я давал обслуге непомерные чаевые. Я ходил в элитные бутики и заставлял продацов крутиться вокруг меня. Я пошел в стрип-клуб и устроил дождь из стодолларовых купюр.

Я легко впадал в скуку, поэтому делал много глупостей. Было большим облегчением знать, что я могу сделать почти все что угодно и без последствий.

Я оттачивал свою технику с помощью садового шланга. У китайцев существуют пытки водой, у меня тоже. Доктор Питерс снова надрал мне задницу, когда я попробовал еще раз, хотя и не так сильно, как в первый. Что привело меня к одной из целей, которые я поставил перед собой.

Что мне нужно было, так это научиться драться.

***

Я – большой парень, метр восемьдесят восемь, девяносто пять килограмм. Будучи примерно на десять сантиметров выше среднего человека и широкоплечий, я привык быть одним из самых больших парней в комнате. Особенно среди моего братства белых воротничков.

Так что, мне никогда не приходилось драться. Я был слишком большой, чтобы со мной задирались, и слишком мягкий, чтобы задираться самому. Но подсознательно я думал, что если так лягут кости, я подраться могу. Я, как подозреваю и многие мужчины, считал себя незадействованной пороховой бочкой крутизны. Я просто решил не надирать задницы.

Но доктор Дик развеял мои сомнения.

Так что, теперь я хотел устранить этот дисбаланс. Я хотел победить его в честном бою, а для этого мне нужно было тренироваться.

В городе размера Нью-Йорка можно найти все что угодно. У меня не было ограничений в учебных центрах по боевым искусствам на выбор и в средствах, чтобы гарантировать получение практики.

Первым моим выбором был крав-мага. Я слышал, что это, возможно, самый практичный из боевых стилей, разработанный для реальных ситуаций. Тренировки по смешанным боевым искусствам найти было легче, но я не хотел много заниматься бросковыми видами, особенно с голым доктором Диком.

Я боялся, что не смогу научиться. Я уже был в хорошей форме, но не мог построить «мышечную память». Но все равно попытался. И либо «мышечная память» – это кусок дерьма, либо она имеет больше отношения к мозгу, чем к самим мышцам. Потому что у меня не было проблем с тем, чтобы каждый день начинать с того, на чем я остановился.

На какое-то время боевая подготовка стала моей повседневной работой. Каждый день я посвящал ей по нескольку часов. В течение нескольких месяцев я тренировался в одной школе, а затем переходил в другую, чтобы попробовать новый стиль. Сумев постоять за себя против некоторых продвинутых учеников, я снова двигался дальше. Мне не нужно было становиться экспертом, важно просто набрать опыт.

Я нашел то, на что не рассчитывал... и мне это понравилось. Я был завсегдатаем спортзала в течение многих лет, но наслаждался более... точными... тренировками для боевой подготовки. Это был пот ради определенной цели. И изучение формы насилия странным образом успокаивало. позы для улучшения равновесия и координации были почти медитативными.

И да, я признаю, что мне нравилась сама схватка. Хотя, возможно, мое удовольствие было подкреплено тем фактом, что на следующий день у меня не было ни боли, ни синяков.

Крав-мага – это смесь более традиционных боевых стилей, со всеми бесполезными движениями и позами. С тех пор как я получил большое наслаждение от этого... искусства борьбы, я решил попробовать и традиционные школы.

Я сходил в несколько из них, но, в конце концов, быстро от них отказался. Все инструкторы хотели меня «переделать», придавая большое значение традициям, и, хотя я наслаждался почти йогическими позами и движениями, когда приходило время спарринга, я возвращался к более простым движениям крав-мага.

Я даже попробовал пару дней позаниматься йогой. Но после того как заканчиваешь со всеми этими растяжками, они не позволят вам бить друг друга... ламеры.

Но это вдохновило меня спросить Бена, не знает ли он девушки, которая любит легкую порку. Я встретился в Вестине с Кэсси с несколькими парами штанов для йоги... потрясающе.

Я уже собирался отказаться от других стилей борьбы, когда вошел в небольшое додзе хапкидо над Корейским рестораном в Бронксе.

Когда я впервые встретил Суна, его владельца, то сразу почувствовал близость. Странно, если бы он оказался женщиной, я бы сравнил это со встречей родственной души. Но... ни в коем случае, Чуваки, я – абсолютный натурал.

Это было очень странно. Сун был неразговорчив. Мне так и не удалось развить с ним то, что я назвал бы настоящей дружбой. Он был слишком сдержан, чтобы за один день сформировать какую-либо привязанность. По мере того как я узнавал его лучше, мне удалось сократить фазу «узнавания» и узнать кое-что о его прошлом. Но даже с почти... необъяснимым влечением, которое я испытывал к нему, я должен была смириться с тем фактом, что у нас никогда не будет настоящей двусторонней дружбы, пока не закончится петля времени.

Что же касается этого странного... влечения (за неимением лучшего термина), я списал его на то, что мы – родственные души, когда речь зашла о боевых искусствах. У Кэндзи был какой-то военный опыт. Он учил традиционным формам и катам, но адаптировал их к практическому применению и смешивал с другими стилями, где те были более эффективными.

В печальном проявлении эффекта временной петли я стал воспринимать Кэндзи как своего лучшего друга, но для него я оставался просто незнакомцем, которого он встречал каждый день впервые. Его додзе стало моим домом вдали от дома – запасной вариант для меня, чтобы двигаться вперед, когда я не мог набраться энтузиазма, чтобы придумать что-то новое.

Я продолжал заниматься боевыми искусствами. Через некоторое время они перестали быть средством достижения цели и стали собственной наградой.

Но я все равно собирался надрать задницу доктору Дику.

***

Пятница 15 июля 2016 года День 297

Что такое любовь? Не причиняй мне боль, малыш... не причиняй мне боль... не надо.

Я вернулся к матчу-реваншу после шести месяцев подготовки. Я знал, что у него имеется какая-то подготовка. Теперь, когда у меня самого было кое-что, я мог оглянуться назад и сказать, что у него был солидный, но ничем не примечательный набор навыков. Более чем достаточный, чтобы победить Сэма версии 1.0, но новый и улучшенный Сэм собирался забрать его обеденные деньги и погнать его домой к маме.

За это время у меня появились некоторые мысли насчет мести, причем в отношении садового шланга. Большинство других моих попыток были подобными же розыгрышами. Поскольку осмысленное возмездие было выше моих сил, я в основном преследовал Джулию и ее любовника способами, которые находил забавными.

Однажды я договорился с женой доктора Дика встретиться со мной и застать их обоих на месте преступления. Это было настоящее шоу, но, в конце концов, оно оказалось для меня слишком реальным. Я вообще-то не хотел серьезной конфронтации. Это просто повергло меня обратно в депрессию. Пока я был в петле времени, я не мог уйти от своей жены. Приходилось продолжать жить своей жизнью.

Ради собственного здравомыслия я не мог позволить себе день за днем погрязать в последствиях моего неудачного брака. Поэтому, когда я все-таки прерывал послеобеденный восторг моей жены, обычно это были детские шалости, рассчитанные на то, чтобы рассмешить меня за их счет.

Но не сегодня. Сегодня я был серьезен.

Я кратко постарался спланировать какое-то отвлечение для Джулии. У соседей через две двери родился новый ребенок. Они пользовались тканевыми подгузниками и платили специальной службе, чтобы каждые пару дней грязные убирали и стирали. Лицо, все в грязных пеленках может помешать ей вмешиваться.

Я даже подумал, что у меня есть навязчивая идея бросить дерьмо в лицо моей жене. Должно быть, есть нерешенные вопросы.

В конце концов, я ничего не сделал, решив, что, если это будет выглядеть так, будто я дерусь с Питерсом, она не станет вмешиваться. Если она снова схватит его, я не стану его бить. Я хотел честного боя. Если она схватит меня... что ж, если в первом бою и была какая-то положительная сторона, то она показала, что я могу держать удар.

Я вошел в дом, дав любовникам немного времени, чтобы начать. Я уже много раз ходил по этой тропинке.

Там был доктор Дик, качавший мою жену.

Я громко откашлялся:

– КГХММ-КХРМ

Они замерли на секунду, потом Джулия начала выползать из-под Питерса. Она подвинулась на кровати и попыталась натянуть одеяло на свою наготу, глядя на меня, как на привидение, и тихонько поскуливала. По ее щекам уже текли слезы.

Я знал по опыту, что мы можем стоять так и смотреть друг на друга несколько минут, если я ничего не скажу. Джулия никогда не прибегала к старым банальностям вроде «все не так, как кажется» или «это ничего не значит». Все ее безумные бормотания были чем-то вроде «прости» снова и снова.

Но я пришел сюда не за извинениями.

Доктор Дик стоял в ногах кровати, между моей женой и мной и сбоку от нее. Это именно то, чего я искал. Я не нападал на него, так что, он и не защищался.

Мне же была нужна драка. Мне нужно было, чтобы он разозлился.

По дороге в спальню я приготовил во рту большой сгусток мокроты и слюны.

Я спокойно шагнул вперед и плюнул ему в лицо.

На пару секунд он был ошеломлен, затем взревел и бросился на меня.

Питерс нанес большой хук справа. Раньше я бы попытался блокировать удар или уклониться от него. Теперь же использовал работу ног, чтобы избежать этого. Шаг назад, шаг вперед. Когда я сделал шаг назад, удар Питерса просвистел мимо моего носа. Шагнув вперед, я впечатал кулак ему в живот.

Доктор Дик отшатнулся и сгорбился. Теперь, когда я знал, как вкладывать в удары вес своего тела, они обладали гораздо большей силой, чем мои прежние.

Я хотел продолжать оказывать давление. Я рванулся вперед и ударил его по лицу. Не ударил, потому что у доктора Дика была стеклянная челюсть. Нет, я, сука, дал ему пощечину. Он был скорее оскорблен, чем получил повреждение.

Он набросился на меня со шквалом ударов. Теперь он воспринимал меня всерьез, стараясь не сильно выкладываться, как при первом ударе. Но я был лучшим бойцом, чем он сейчас, и у меня было гораздо больше досягаемости. Я легко уклонялся от большинства ударов Питерса.

Доктор Дик не так хорошо избегал ударов.

Я был в затруднении, потому что знал, что слишком сильный удар в голову преждевременно положит драке конец. Но я более яростно работал над его телом. Вероятно, я сломал ему по меньшей мере половину ребер, и весь его торс скоро станет черно-синим.

Питерсу на самом деле было больно. Думаю, он попытался бы заключить перемирие, если бы я проявил хоть малейшие признаки снисхождения. Очевидно, он тренировался в каком-то зале смешанных единоборств. Он продолжал пытаться подобраться поближе и схватиться со мной, чтобы уменьшить мое преимущество в длине рук. Поскольку я сосредоточился на отбивании тела, его руки были опущены, чтобы защитить живот. Сомневаюсь, что у него хватило присутствия духа удивиться, почему я не бью его по лицу.

Но каждый раз, когда он пытался прорваться ближе, я делал исключение и наносил ему удар в лицо. Даже при том, что я держался подальше от его челюсти и не использовал всю силу, каждый удар откидывал его назад и оставлял его ошеломленным. Этот парень был вспыльчивым. Я больше боялся, что он упадет в обморок, чем того, что ему на самом деле удастся причинить боль мне.

Оглядываясь назад, я, возможно, слишком долго и усердно тренировался для этого боя. Я представлял себе королевскую битву, а получил бой подушками. Я думал, что этот бой будет катарсисом, но Питерс был гораздо большим вызовом в моей памяти, чем в реальной жизни.

Я почти готов был закругляться и позволил доктору Дику отступить и отойти на некоторое расстояние, не последовав за ним. Я видел, как он переступает ногами. С нашей первой драки я знал, что он любит удары ногами. У него еще не было возможности, не хватало места. Но теперь он был готов попробовать свои шансы.

Несмотря на то, что говорил Карл Дуглас, не все сражаются в кунг-фу. Когда тебя поймают с ногой в воздухе, может случиться Много плохого. Надо быть чертовски хорошим бойцом, чтобы выйти сухим из воды против того, кто знает, что делает.

Доктор Дик завелся и ударил меня ногой в грудь, отчего я отступил в сторону. Хапкидо учит множеству двух комбинаций ударов. Я резко двинул левой ногой вперед в его открытый пах, затем тем же движением вверх в голову.

Он почувствует полный эффект от удара, только когда очнется.

Джулия все еще сидела на кровати, ее широко раскрытые глаза метались между мной и скрюченным на полу телом доктора Дика. Наверное, ей было интересно, когда ее муж превратился в Брюса Ли. Инстинкт подсказывал мне, что надо пошутить. Я потратил семь лет, пытаясь рассмешить ее.

Но теперь уже нет. Я сделал то, за чем пришел. Я уже спустился на две ступеньки, когда она начала кричать, чтобы я подождал, но, как я уже говорил, мне не нужны были ее извинения.

***

Пятница 15 июля 2016 года День 708

Что такое любовь? Не причиняй мне боль, малыш... не причиняй мне боль... не надо.

Надрать доктору Дику задницу было разочаровывающим действием. Я был рад, что сделал это, но понял, что сам процесс продвижения был важнее, чем пункт назначения.

Не буду утомлять подробностями того, как я проводил каждый день во временной петле.

Раньше я проводил много времени, пытаясь развлечь себя. Тренировки по боевым искусствам научили меня получать гораздо больше удовольствия от попыток улучшить себя.

Я жадно читал.

Я попытался научиться играть на инструментах, но обнаружил, что у меня нет музыкального слуха. Я мог попадать не фальшивить, но не мог отличить одну ноту от другой.

Я изучал новые языки, к которым, как оказалось, у меня был талант. В дополнение к программному обеспечению для обучения языку в Нью-Йорке можно найти практически любое иммигрантское население, которое вам нравится, и погрузиться в языковую среду. Я изучил французский, испанский и немецкий.

Но первым языком, который я выучил, был тот, который меня не интересовал до петли – корейский.

Я продолжал проводить много времени в додзе Суна. Сун говорил на ломаном английском, но после того как я научился говорить на его родном языке, он стал гораздо более открытым.

Кроме того, у Суна была сестра, Ми-Сук, физически привлекательная девушка, совсем не говорящая по-английски. По крайней мере, так я думал. У меня мелькнула мысль приударить за ней. Она нажала на все мои кнопки на предмет физического влечения. А как только я заговорил с ней по-корейски, она уже не могла так легко меня игнорировать. Я узнал, что она может говорить по-английски, просто по какой-то причине я ей не нравлюсь.

Я все еще был рад, что выучил язык.

Я читал книги на самые разные темы. Если я когда-нибудь выберусь из петли, то стану по-настоящему универсальным человеком.

***

Я все еще время от времени брал день, чтобы немного повеселиться.

Я потратил почти двести тысяч долларов на организацию импровизированного уличного фестиваля в Центральном парке. У меня были столы, стулья и несколько стендов с временными работниками, раздающими закуски и напитки.

Гигантский баннер гласил: «С Национальным Днем пудинга из тапиоки»!

Я стоял на маленькой сцене, окруженной стопками чашек с пудингом высотой в два с половиной метра. Я использовал мегафон, чтобы массы слышали мое послание.

– Сегодня! Величайший из дней! Сегодня – Национальный День Пудинга Из Тапиоки! Пожалуйста, подходите и берите себе пудинг бесплатно! Приходите в одиночку, приходите вместе! Бесплатный пудинг!

Я начал с грузовика компании U-Hаul, полного пудинга, с несколькими оптовыми поставщиками, которые должны были доставить его в течение дня. Собрать столько пудинга и доставить его за один день стоило целого состояния.

У меня были танцовщицы в скудных нарядах и диджей.

У меня были девочки в бикини, плескающиеся в детских бассейнах, полных пудинга (на самом деле воды с кукурузным крахмалом и пищевым красителем).

Через пару часов, прежде чем я успел сбросить излишек пудинга, меня закрыла полиция.

– Сэр, у вас есть разрешение на все это?

– Поверьте, я пытался получить. Но в городе все делается слишком медленно, а пудинг не может ждать.

– Нам нужно, чтобы вы немедленно закрылись и убрали этот беспорядок. Вы не можете продавать еду без лицензии.

– Это заранее упакованный пудинг! Его даже не требуется держать в холодильнике.

Офицеру не понравилось, что я с ним спорю.

– Сэр, вам и так грозит солидный штраф. Не заставляйте меня просить вас снова. Прекращайте все.

Я кивнул, как будто собирался это сделать, и вернулся на сцену.

– Люди! Этот человек хочет забрать ваш пудинг! Этот день никогда не закончится, если вы не съедите свой пудинг! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПУДИНГ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПУДИНГ!

Ньюйоркцы любят хорошее шоу. Около пятидесяти человек подхватили мою речевку «Да здравствует пудинг», когда я спрыгнул со сцены и побежал от полицейских. Я схватил со стола целую охапку стаканчиков с пудингом и начал швырять их людям, у которых его не было, пока меня не схватила полиция.

Остаток дня я провел в тюрьме. Пудинговая галерка не успокоилась.

***

В другой раз бродвейский визажист надел на меня парик из длинных грязных волос и тонкую поддельную бородку. Потом я пошел в комиссионный магазин и купил разномастную рваную одежду.

В таком виде я отправился на открытый микрофон в хипстерский бар в Челси.

– Я хотел бы прочесть стихотворение, написанное моим личным героем. Он был врачом, человеком науки, но его слова трогают мою душу, беседуя с моим внутренним ребенком.

Я прочистил горло.

Одна рыба... две рыбы.

Красная рыба... голубая рыба.

Я был вынужден пересмотреть отношение к хипстерам. Мне дали договорить и не обиделись. Они даже смеялись вместе со мной, в то время как я пришел посмеяться над ними. Я почувствовал себя слегка презренным... но все равно делал это еще несколько раз на других хипстерских тусовках. Их чувство юмора сделало все даже более забавным, чем я ожидал.

***

В основном я разговаривал с людьми. В детстве я был слегка застенчив, а когда повзрослел, у меня почти не осталось друзей.

И теперь нет.

Все мои друзья – это друзья Джулии, а я знал, что большинство, если не все они, знали, что Джулия наставляет мне рога. Я не был достаточно близок ни с одним из них, чтобы провести опрос, и не хотел бы больше иметь никаких связей с этой толпой, несмотря ни на что.

Итак, я вышел на охоту за новыми друзьями. За один день у меня не сложилось бы большой дружбы, но я мог бы найти хороших кандидатов. Людей, которых я постараюсь включить в свою жизнь, если выйду из петли времени.

В верхней части этого списка был Сун, но было еще несколько, с которыми я познакомился и сошелся. Конечно, для них я оставался чужаком.

Быть вечным чужаком для людей, которых я встречал десятки, а то и сотни раз, иногда утомляло меня. Я испытывал искушение время от времени возвращаться к жене, просто чтобы получить хоть какую-то привязанность.

Мне удалось отогнать эту мысль, придумав новый план.

Мои родители родили меня поздно, и теперь были на пенсии во Флориде. Три часа полета, и я – в лоне безусловной любви.

Также я ходил на свидания. Завязать настоящие отношения было невозможно, но я мог пользоваться приложениями для знакомств и ходить в клубы. Меня заставляли ходить на такие встречи, которых я избегал в колледже, но я подумал, что, возможно, был слишком разборчив.

У меня было несколько свиданий на одну ночь, а также я иногда ходил к девушкам по вызову. Чаще всего у меня были строго платонические свидания с женщинами, которые не были готовы прыгнуть сразу в постель. Я думал, что некоторые из них могут быть материалом для отношений, но трудно сказать, когда не можешь пройти мимо первых впечатлений.

***

Несколько раз я разговаривал с женой.

Я задумался, стоит ли вообще с ней разговаривать? Читая ее дневник, я узнал все ее самые сокровенные мысли и чувства. Она никогда не будет так откровенна со мной, как с дневником.

Я точно знал, почему она изменяет, и точно знал, что она обо мне думает. Эти двое противоречили друг другу. То, что она была серийной изменщицей, никак не вязалось с тем, как сильно она меня любила.

И все же я чувствовал, что должен дать ей шанс. Может быть, то, что ее поймали, даст ей новую перспективу.

Я несколько раз разговаривал с ней, и не буду утомлять вас всей ее виноватой болтовней. Она много умоляла и обещала никогда больше не сбиваться с пути, если я дам ей еще один шанс. Правда, у меня к ней было всего несколько вопросов. Я расскажу, чем закончился наш последний разговор.

***

Мы с Джулией сидели в гостиной, она на диване, а я на стуле. В основном, она плакала. Мне пришлось дать ей поработать с некоторыми платками, прежде чем я смог получить от нее связное предложение. Как я и думал, она мне не лгала, но и не рассказывала подробностей, пока я не вытягивал их из нее. Мне приходилось давать ей понять, что Питерс – не первый. Для нее это каждый раз было настоящим шоком.

– Так скажи мне, Джулия, почему ты мне изменила?

– О боже, Сэм, доктор Питерс... он... Не скажу, что он меня соблазнил, но он – очень сильная личность. Я знаю, что это не оправдание. У меня нет веской причины. Ничего, что могло бы оправдать мое поведение.

Все это было правдой, но она аккуратно обошла более серьезную проблему.

– А как насчет всех мужчин до Питерса?

Джулия побледнела. Она на мгновение растерялась, так как ее надежды на примирение развеялись как дым. Она не стала этого отрицать.

– Тебе... тебе кто-то сказал?

– Кто мне скажет, Джулия? Сколько наших друзей знали? Сколько людей считают меня посмешищем из-за тебя?

– Никто над тобой не смеется! – выдохнула она. – Никто. Все тебя любят, Сэм. Они бы не стали смеяться над тобой. Некоторые... некоторые из них знают. Меня и раньше ловили. Но это отражается на мне, а не на тебе, детка.

– Неужели? – спросил я. – Это хорошая мысль, но она не проходит. Никто не давал мне знать. Они остались друзьями с тобой, хотя и знали, что ты – двуличная сука. Как они могли меня уважать? Я – посторонний. У вас у всех есть секрет, и единственный, кто не был посвящен в него, это я. Они меня любят? Чушь.

Джулия вздрогнула, когда ее назвали сукой. Раньше я называл ее и похуже, но к моему презрению она не привыкла. Снова наступило долгое молчание. Эти разговоры были одной частью разговора на три части пристального взгляда.

– Сэм... я понимаю, о чем ты. Я... никогда не думала об этом так. Я просто знаю, что никто из наших друзей никогда не говорил о тебе ничего плохого. Извини... Мне жаль, если мои действия повредили твоим отношениям с ними. Но если никто из них не сказал тебе... то как... как ты узнал, что есть другие?

– Во-первых, не имеет значения, откуда я это знаю. Во-вторых, ты уклоняешься от ответа. Почему?

Джулия вздохнула:

– Я не пытаюсь уклониться от ответа, просто не знаю, что сказать. Я думала об этом. Полагаю, что настоящий ответ таков... потому что могла. Потому что я никогда не думала, что меня поймают. Я думала, что смогу веселиться, не причиняя тебе вреда.

В ее дневнике этого не было, хотя звучало правдиво. По крайней мере, в данный момент. Но я полагал, что она никогда не скажет мне, почему начала, если у нее будет выбор в этом вопросе.

– Я читал твой дневник.

Джулия вскочила и побежала в ванную. Я слышал, как она там опорожняет желудок. Прошло около двадцати минут, прежде чем она смогла собраться и вернуться в гостиную.

Я думал, что она плакала, но она, должно быть, сдерживала слезы.

– Мне очень, очень, очень жаль... Я не могу... Я не знаю как... – она замолчала.

– Да, это в значительной степени подводит итог. Все еще хочешь сказать, что надо мной никто не смеялся? Значит... ты не могла достичь оргазма со мной, да? Я не соответствовал твоим стандартам?

– Нет! То есть да! Знаешь... Я просто подумала, что мне нужно больше... Я была молода и глупа... а потом... потом... когда меня не поймали...

Она глубоко вздохнула.

– Сэм, ты ПРАВДА меня Удовлетворяешь. Если... если ты читал мой дневник, то должен знать, что это перестало быть оправданием...

– ЭТО НИКОГДА И НЕ БЫЛО ОПРАВДАНИЕМ! – закричал я, стукнув кулаком по кофейному столику, разбив стеклянную крышку и порезав руку. Я просто откинулся на спинку кресла и вжал руку в подлокотник. Она заживет.

Джулия подскочила.

– Неужели... неужели нет никакой надежды? Я люблю тебя, больше чем кого-либо. Я изменюсь. Я больше никогда этого не сделаю, – всхлипнула она. – Ты не думаешь, что сможешь когда-нибудь меня простить, дать мне еще один... еще один шанс?

Может ли она измениться? Я подумал, что, вероятно, сможет. Но я никогда не забуду, что она сделала со мной. Если бы враг причинил мне такую боль, я мог бы его убить. Конечно, враг никогда не смог бы причинить мне такую боль, лишь только тот, кого ты впустил в свое сердце. Как только его впускаешь, то должен ему доверять.

Я никогда больше не смогу так открыться Джулии.

– Нет, «нас» больше нет. Я верю, что ты меня любишь, Джулия, но ты ошибаешься. Себя ты любишь больше. Ты не любила меня настолько, чтобы ставить на первое место. Ты недостаточно любила меня, чтобы быть со мной терпеливой, чтобы отказывать себе в удовольствии. Все, что тебе было нужно, – это подождать или, еще лучше, помочь мне. Ты – очень поверхностная женщина, Джулия. Жаль только, что я не заметил этого раньше.

– Прощай, Джулия.

***

Даже в самом гневном состоянии я никогда физически не наносил Джулии вреда. Я испытывал искушение, жестокое искушение. Я мог бы сделать это и выйти сухим из воды. Но я этого не делал по двум причинам.

Во-первых, я все еще не знал, как работает временная петля. Я знал, что снова и снова переживаю один и тот же день. Но больше никто так не делает. Одна из моих ранних теорий состояла в том, что, возможно, существует несколько измерений. Могу ли я быть связующим звеном, где разветвляются многочисленные ветки будущего? Могут ли мои действия иметь последствия для других, даже если не для меня? Я не знал. Но я не хотел причинять кому-то боль ради забавы, если был хотя бы один шанс, что им придется жить с последствиями.

Но вероятность этого была очень мала.

Вторая, гораздо более важная причина, по которой я никогда не делал Джулии больно, заключалась в том, что я просто не хотел быть таким парнем. Мой отец любил перефразировать цитату драматурга Зигмунда Миллера: «истинный характер – это то, что ты делаешь, когда тебя никто не видит».

Я не должен позволять своей низменной натуре брать верх над моралью только потому, что могу делать что угодно без последствий. Мне нужно управлять собой, особенно потому, что это могло сойти мне с рук. Я не знаю, существует ли карма на самом деле, но верю, что некоторые вещи... пятнают человека.

К тому же, истязание Джулии не поможет мне ее забыть. Я был бы счастливее, если бы мог забыть ее и не срывать пластырь.

Я даже перестал приходить домой со шлангом.

У меня не было другого выбора, кроме как просыпаться каждое утро в шести метрах от моей жены, но однажды я оглянулся и понял, что не видел ее больше года.

***

Пятница 15 июля 2016 года День 1382

Что такое любовь? Не причиняй мне боль, малыш... не причиняй мне боль... не надо.

Мне стыдно, что потребовалось так много времени, чтобы понять природу временной петли. А может, и не природу. У меня до сих пор нет четкого понимания этого. Но, может быть... механизм, с помощью которого она работала.

Почти каждую ночь я ложился спать.

Это звучит просто, но я и не задумывался. Каждое утро я просыпался с одной и той же энергией и степенью отдыха, независимо от того, что делал или как поздно заснул прошлой ночью. Так что, мне не требовалось спать, никогда.

Но я все равно засыпал. Засыпать в конце дня было вполне естественным. И даже если на следующий день я не чувствовал никакой разницы, мне просто хотелось отдохнуть.

Шло время, и я спал все меньше. Когда я предпринимал спланированные действия, ходя на свидания и заводя друзей, выполнять все повторно становилось все труднее. Нью-Йорк – город, который никогда не спит, поэтому я мог бы легко проводить каждый час каждого дня, встречаясь и разговаривая с новыми людьми.

С самого начала моего пребывания в петле я иногда не спал всю ночь. Я думал, что мой день каждую ночь заканчивается в пять утра, а потом я просыпаюсь в пять утра в пятницу.

Но когда я стал не спать чаще, то кое-что заметил. Ну, два аспекта.

Во-первых, мой день сбрасывался не в пять утра. На самом деле он сбрасывался в четыре часа пятьдесят восемь минут и двадцать шесть секунд. Это было так близко к пяти, что я даже не замечал. Я не знал, что это значит, но почувствовал, что это важно.

Во-вторых, если я не засыпал, мой день заканчивался в четыре пятьдесят восемь вспышкой света. Это я заметил вскоре после того, как вошел в петлю, но не придал этому никакого значения. Все было очень быстро. Так быстро, что было скорее впечатление света, чем реальный свет. Я думал, что это – просто уловка моего разума, когда я переходил к тому, чтобы внезапно проснуться в постели.

Теперь надо понять, что я провел девяносто девять дней из ста в Нью-Йорке. Если бы было можно проводить каждый день в Большом яблоке или Трентоне, штат Нью-Джерси, что бы выбрали вы?

Так что, это был один из тех редких дней, которые я провел в Трентоне.

Я купил роман в магазине «Барнс энд Нобль». Я хотел закончить его в тот же вечер, чтобы не покупать на следующий день. Как обычно, я заканчивал день в гостинице. Я дочитал роман и посмотрел на телефон, чтобы проверить время – 4:53. Нет смысла пытаться уснуть. Я смотрел, как тикает время до моего сброса, а затем проснулся на следующее утро.

Никакой вспышки.

Какого черта?

К этому времени я уже начал думать о вспышке света как о нормальном явлении. Ее отсутствие почти вывело меня из себя. В тот день я опять остался в Трентоне – по-прежнему вспышки не было.

Ладно, пора экспериментировать.

Я вернулся в Нью-Йорк и не ложился спать. Снова была вспышка.

Теперь я совсем запутался. Я думал, что вспышка являлась частью моей временной петли, но теперь казалось, что она каким-то образом связана с Нью-Йорком.

Это стало центром моего дня. Я просто убивал время, чтобы дождаться 4:58:26 утра.

Я двигался по комнате, пытаясь понять, какое значение имеет мое местоположение. Я видел вспышку независимо от того, где был в нью-йоркских пяти округах, но чем дальше я удалялся от Манхэттена, тем... тусклее она казалась. В Нью-Джерси я ее вообще не видел.

Проблема была в том, что я все еще заканчивал свои дни в помещении. Я был либо в отеле, если был один, либо в клубе или баре, если был с кем-то еще.

Однажды вечером я решил в конце дня выйти на улицу. Это возымело смысл.

Теперь вспышка длилась всего лишь долю секунды, но когда я был на улице, то определенно мог сказать, что у нее было направление.

Я вернулся в Трентон и в 4:58 сидел во дворе своего отеля. Я не ожидал ничего увидеть, но вот она. Очень слабая, с севера. Я видел ее только потому, что не был внутри помещения.

На следующую ночь я снял пентхаус в самом высоком отеле Трентона. В 4:58 я стоял на балконе и смотрел в сторону Нью-Йорка.