Переиграй все, Сэм. Часть 1

рlаy it аgаin Sаm от kubliсоn

***

Пятница, 15 июля 2016 года

Что такое любовь? Не причиняй мне боль, малыш... не причиняй мне боль... не надо.

Черт...только не опять...

Я медленно открыл глаза, в тысячный раз удивляясь, почему выбрал эту песню в качестве будильника. И сам же ответил: потому что мне она показалась забавной, потому что подумал, что она поднимет настроение Джулии, моей жены.

***

В первое же утро, когда он зазвонил, я позволил ему играть, пока она, наконец, не села и не спросила, почему я не выключаю будильник?

Бинго! Теперь моя очередь.

Все еще с закрытыми глазами я начал медленно качать головой. Потом быстрее. Вскоре я уже вовсю танцевал «Ночь в Роксбери» (что на самом деле было просто покачиванием головой с каким-то кайфом). Это вызвало у меня ту самую реакцию, что я ожидал. Она ударила меня по руке и прикрутила звук, фыркая и стараясь не смеяться.

Но моя миссия еще не закончилась. Мне пришлось немного приподняться и сыграть вратаря, когда Джулия попыталась дотянуться до моего телефона. Я подождал, пока она не окажется почти рядом, ее грудь оказалась прямо у моего лица, а затем захлопнул свою ловушку.

Я быстро приподнялся и впечатал рот прямо на ее сосок через длинную футболку, которая была на ней. Одновременно я обхватил ее обеими руками и перекатил нас на ее сторону кровати.

– Аааааахх! – взвизгнула она. – Держись подальше от лакомства! Прекрати, Сэм!

Она легонько колотила меня по голове, но ее сердце было не согласно с этим, в то время как я попеременно сосал, лизал, слегка покусывал. Вскоре ее протесты превратились в стоны, когда она начала входить в игру.

К этому времени мой телефон автоматически перешел в режим повтора, но включился снова в середине моего сосания.

Что такое любовь? Не причиняй мне боль, малыш... не причиняй мне боль... не надо.

– А-а-а! Выключи его!

Я замедлил работу над грудью, словно собираясь остановиться. Все еще с полным ртом ночнушки и соска, я опять начал качать головой.

– Ты – засранец! – рассмеялась она.

Это было начало замечательного утра, когда мы катались, щекоча, хватаясь за задницы, игриво сражаясь за мой телефон. Игра превратилась в тисканье, а потом – в занятие любовью. Все было прекрасно.

***

Это было в понедельник. Сегодня пятница, и вероятность повторения нулевая.

К этому времени меня уже тошнило от песни «Что такое любовь» в исполнении Хэддавэй. Мне чертовски хотелось что-то изменить. Я протянул руку и выключил телефон, затем сел. Окружающая обстановка была немного другой, нежели в понедельник. Я находился в комнате для гостей. Джулия сказала, что у нее болит горло и что она, возможно, чем-то заболела. Забавно, когда болею я, меня отправляют в гостевую комнату. А когда болеет она... меня отправляют в комнату для гостей.

Я на мгновение задумался, не пойти ли на работу, но тут же отбросил эту мысль. Было пять часов утра, и прежде чем начать свой день, Джулия должна была проспать до полседьмого. Мне требовалось вставать раньше, потому что каждое утро я садился на электричку в Нью-Йорк. Джулия же работала в местной больнице здесь, в Трентоне, клерком в отделе счетов.

Поскольку у меня не было жгучего желания делать... на самом деле что угодно, я решил сегодня немного отдохнуть. Я встал и надел шорты и футболку, тихо входя в нашу спальню, чтобы не разбудить Джулию. Я посмотрел на свои туфли, прежде чем выбрать пушистые тапочки у кровати. Сегодня все должно быть комфортным.

Я сел в свой десятилетний «Форд-Таурус» и поехал через наш сонный район среднего класса. Я миновал вокзал, где обычно паркуюсь, и поехал в «Большое Яблоко». Мне надо было убить немного времени, поэтому я зашел в ресторан И-ХОП – Международный дом блинов.

Я не мог решить, чего именно хочу, решив заказать все что было в меню, много раз. Когда подошла официантка, у меня все еще не было идей, поэтому я просто сказал себе: «К черту все это».

– Вы готовы заказать, сэр? Или вам необходимо еще несколько минут? – спросила слегка измученная женщина средних лет.

– Давайте мне всего по разу.

– Сэр?

– По одному из всего, что есть в меню завтрака. Первые блюда, гарниры, напитки – все.

– Ммм...

Я видел, что она беспокоится, что я просто над ней издеваюсь, может быть, готовлюсь убежать. Поэтому я сказал:

– Вот моя кредитка. Давай, пробивай всю сумму. Добавь для себя пятьдесят процентов чаевых и отправляй еду по мере ее приготовления.

Теперь она вся разулыбалась.

– Да, сэр. Не хотите ли пересесть за столик побольше? Вам понадобится место.

– Хорошая мысль, Фло.

На ее бейджике было написано «Джанет», но она меня не поправила. Я подумал, что мог бы назвать ее большими сиськами, и она просто улыбнулась бы и сказала: «Да, сэр».

Она подвела меня к столику на десять персон в центре ресторана, практически кланяясь и расшаркиваясь, как феодальный крепостной своему господину. Она даже двинулась, будто собираясь придержать для меня стул, прежде чем остановилась, смущенно покраснев. Я не мог не улыбнуться тому, какой счастливой она выглядела, я, вероятно, сделал ее целую неделю.

Ресторан был заполнен примерно наполовину, и с наступлением утреннего ажиотажа в него входило все больше людей. Наверное, я представлял собой настоящее зрелище, сидя в одиночестве за столом на десять персон, уставленным тарелками от края до края, некоторые из которых были частично составлены друг на друга. Я получил много странных взглядов и заметил, что довольно много молодых посетителей делают фото. Интересно, какой ажиотаж я наведу в социальных сетях?

Около восьми утра ресторан был переполнен, и один мужчина с семьей из шести человек ждал, когда освободится столик. Он смотрел на меня и прожигал глазами, потому что я занимал так много места. Он продолжал, разговаривая с хозяйкой, сердито жестикулировать в мою сторону.

Поэтому я сбавил скорость.

На самом деле я почти ничего не ел. Я бродил по интернету на своем телефоне, время от времени протягивая вилку, чтобы случайно что-то наколоть. А теперь я положил телефон и начал методично переходить от тарелки к тарелке, откусывая по кусочку от каждой. Иногда я закрывал глаза в преувеличенном восторге, но в основном, поддерживал постоянный зрительный контакт с сердитым папой.

Его лицо покраснело еще сильнее, и подошла жена, чтобы его остановить. Он оттолкнул ее и сделал шаг в мою сторону.

Я тут же вскочил. Мой стул с грохотом отлетел назад. Я широко раскинул руки и закричал ему:

– ТЕБЕ НЕЙМЕТСЯ, БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК! ХОЧЕШЬ НАПАСТЬ НА МЕНЯ, БРАТ?! ЭТО МОЙ И-ХОП! И ВСЕ ТВОИ БЛИНЧИКИ ПРИНАДЛЕЖАТ МНЕ!

Тишина стояла такая, что можно было бы услышать, как упала булавка. Весь ресторан смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Кое-кто из молодежи снимал меня на свои телефоны. Краем глаза я оглядел свой стол. Не отводя взгляда от сердитого папы, я наклонился и схватил горсть блинчиков с черничным и ванильным кремом. Я откусил огромный кусок, размазав крем по всему лицу, после чего поднял руку над столом и выронил блины.

Затем вышел прямо за дверь. Сын злого папы показал мне большой палец, когда его отец не видел.

Оказавшись на парковке, я пожалел, что не захватил на выходе салфетку, но это испортило бы эффект. Я вытер руку о рубашку, лежавшую на заднем сиденье моей машины, и уехал. Не в первый раз я подумал, что моя конкретная ситуация может быть невероятно освобождающей.

От меня не ускользнуло, что мое поведение становилось все более неустойчивым. Не так давно сама мысль о том, чтобы накричать на незнакомца на публике, была немыслима. Это какое-то дерьмо Джерри Спрингера. Но когда полностью уверен, что твои действия не имеют значения, что ты не оставляешь в мире никакого следа, то можно начинать сходить с ума.

Но об этом позже.

***

Было всего полдевятого, и мне еще предстояло убить еще пару часов. Я подумал, не сходить ли в кино, но я все уже видел.

Рядом был торговый центр, и я знал, что в девять пятнадцать там состоится флешмоб. Я мог бы пойти посмотреть, может быть, даже попытаться присоединиться. Флешмоб состоял, в основном, из подростков, приехавших на лето, и сегодня, в двадцать семь лет, я чувствовал себя особенно старым.

Так, что же я сделал? Ничего. Абсолютно ничего. Я просто сидел в машине, даже не слушая радио, просто отключился.

В полдвенадцатого я вышел из нее и отправился в «Хоум депо». Я купил самый длинный садовый шланг, который был там, вместе с насадкой, которая, как научил меня опыт, давала наилучший вид водяной струи. Она включала, в основном, длинный конус, который фокусировал воду в узкий луч. У нее не было запорного клапана, поэтому, чтобы остановить поток воды, мне придется пережать шланг.

Я поехал домой, приехав чуть позже четверти первого... отлично.

Как я и предполагал, «Хонда» Джулии стояла на подъездной дорожке вместе с красным «Порше-Кайеном», который, как я знал, принадлежит доктору Ричарду Питерсу. Дик Питерс – подходящее имя, учитывая, что дик по-английски – это член. Я зову его просто доктор Дик. Я припарковался позади «Порше» и подтащил шланг к крану на фасаде дома. Прежде чем включить воду, я зашел в гараж. Я слышал, как на втором этаже что-то застучало и заскрежетало, но знал, что меня не услышат. Я взял плоскогубцы и осторожно обжал конец металлической насадки, пока она не стала меньше половины своего первоначального размера. Затем вышел наружу, присоединил насадку к шлангу и включил воду на полную мощность.

Тридцатиметрового шланга был чем хватало, чтобы дотянуться до лестницы, ведущей к двери нашей спальни. По дороге я прихватил с кухни маленькую скамеечку для ног, которой пользовалась Джулия, чтобы дотянуться до верхних полок. Я поставил ее прямо перед дверью, оглянувшись на стену с другой стороны коридора, чтобы проверить, на месте ли она. Это была самая деликатная часть плана. Потом я встал за ней с гофрированным шлангом и медленно открыл дверь.

Зрелище никогда не становилось легче. В основном это была волосатая задница доктора Дика, качающаяся вверх-вниз, а ноги моей жены вяло дрыгались. Они были не очень громкими: лишь ворчание и случайные «э-э» или «да». Моя дорогая жена и доктор Дик устраивали свой ежедневный полдень.

Я видел все это раньше и больше не хотел смотреть, поэтому решил начать вечеринку прямо сейчас.

Они все еще не знали, что я здесь, пока я не отпустил пережатый шланг.

Это сопло? С моими модификациями? С расстояния трех метров? Я скажу вам, что струя жалила как сукин сын. Первое ощущение – не холод и не сырость, а жгучая боль. Не теряя времени, я направил струю прямо к его мошонке. Доктор Дик завизжал, как маленькая девочка, и отчаянно попытался откатиться, спасаясь от боли. Он упал с кровати со стороны двери, и как только перестал загораживать, у меня появился идеальный вид женских половых органов моей жены. В этот момент она была просто мокрой и растерянной. Замешательство перешло в панику, когда она получила турбо-душ промышленной силы. Струя воды не наносила никакого реального ущерба, но эта область... нежная.

Она вскрикнула и с глухим стуком скатилась с другой стороны кровати. К этому времени доктор Дик уже встал и оценил ситуацию. Думаю, его первым побуждением было уговорить меня.

– Сэмюэль, я знаю, как это должно выглядеть... ААУУКХКХ.

Трудно говорить, когда тугая струя со скоростью свыше кубометра в час бьют тебе в промежность. Сначала он крутил бедрами, пытаясь избежать ее. Джулия склонилась над кроватью с выражением ужаса на лице. Доктор Дик понял, что я не остановлюсь, поэтому взревел и собрался с силами, чтобы напасть на меня.

Вы когда-нибудь играли в эту карнавальную игру, где вы стреляете струей воды в рот пластикового клоуна? Ну, что ж, я здесь для того, чтобы сказать вам, что живая экшн-игра гораздо веселее. Я поймал его на полуслове прямо в открытый рот. Он непроизвольно вдохнул, а потом, задыхаясь и откашливаясь, согнулся, упершись руками в колени, в то время как я продолжал обрабатывать его шлангом.

Ухо... глаз... лысина... рот... поперек кровати на Джулии, чтобы та не поднимала головы... ухо... рот... промежность... промежность... промежность... промежность...

В конце концов, доктор Дик взял свое дыхание под контроль и побежал на полной скорости, раскинув руки. Его рот и глаза были плотно закрыты. Он собирался броситься прямо в пасть нападающему и прикончить меня.

Если бы я не знал, что это произойдет, могло бы и сработать.

Я держал струю на его лице, чтобы он не открывал глаз, и отступил в сторону, пока не прислонился к дверному проему. Вот тут-то и вступила в игру скамейка.

Доктор Дик на полной скорости пронесся через дверной проем и споткнулся об нее, инерция понесла его через коридор. Там он врезался головой прямо в гипсокартон. Вот почему так важно было расположение скамейки и место, где я стоял, – балка стены находится на сорок сантиметров от центра. Вместо того чтобы убиться о балку пять на десять, доктор Дик стол оглушенный и голый наполовину в коридоре, наполовину в верхней ванной комнате, зажатый между двумя стенными балками.

Это в значительной степени вывело его из борьбы.

Я пережал шланг, чтобы остановить воду, и придвинулся, чтобы поставить ногу на поясницу доктора Дика, просто чтобы удерживать его на месте.

Моя дорогая жена, почувствовав затишье в действии, решила немного подстраховаться.

– Сэм, я... я... мне так жаль. Я не знаю, что сказать.

Надо отдать ей должное. Мы много раз говорили об этом, и она никогда не пыталась преуменьшить свою измену. Никогда не перекладывала ее на меня. Никогда не говорила, что это было в первый раз, или что это ничего не значило, или что это был просто секс. И хотя она не была абсолютно открытой и честной, но никогда не лгала.

Но сегодня я был не в том настроении, чтобы идти по этому старому пути.

Она медленно приближалась, закутанная в одеяло. Одна рука на уровне груди, другая немного вверх, чтобы не споткнуться.

Она выглядела словно смерть, переделанная на новый лад. Мокрая, плачущая и лепечущая. Что бы она ни говорила, для меня это был просто белый шум.

Меня больше интересовало, насколько близко подобралась она ко мне и доктору Дику.

– Детка, пожалуйста, поговори со мной. Скажи мне, что я могу что-то сделать. Скажи, что я не все испортила.

Я ничего не говорил. Доктор Дик был тих как мышка, возможно, надеясь, что я забыл о нем. Еще чего. Я подождал, пока она подойдет на три шага.

Следующая часть требовала точного расчета времени.

Шаг 1 – когда она была на середине пути, я отпустил воду, послав струю прямо в ее правую часть на уровне промежности. Она инстинктивно использовала обе руки, чтобы прикрыть ее, и потеряла одеяло, запутавшееся в ее ногах.

Пока она все еще падала, я обратил свое внимание на доктора Дика. На его выпяченную задницу.

Шаг 2 – мощная клизма. Как гетеросексуальный мужчина, это вызывало у меня некоторую брезгливость, но иногда приходится бросать вызов самим себе ради искусства.

К счастью, он был довольно расслаблен, не ожидая, что сопло засунут ему в задницу. Все быстро изменилось, когда он завизжал, как застрявшая свинья, и начал брыкаться, но у него не было опоры.

После падения Джулия стояла на четвереньках, все еще запутавшись ногами в одеяле. Она была достаточно близко, чтобы я смог протянуть свободную руку и схватить ее за волосы. Не хотел, чтобы она убралась до начала шоу.

Шаг 3 – пауза в восемь секунд.

Шаг 4 – отпустить.

Я резко отпрыгнул назад, отпустив волосы Джулии и шланг.

Доктор Питерс изо всех сил сжимал кулаки, пытаясь избежать неизбежного, но то, что входит внутрь, должно выйти и наружу. Сопло выскочило из него, за ним последовала струя... ну, вы можете догадаться.

Джулии, стоявшей чуть дальше метра от него на уровне глаз, не было нужды гадать. Ей и впрямь не следовало открывать рот.

Несколько секунд я смотрел, как Джулию рвет, а доктор Дик тихо всхлипывает, потом потерял сознание.

***

Я был на полпути к своей машине, когда остановился.

Моя маленькая месть закончилась, и я вдруг почувствовал себя опустошенным. Сесть в машину казалось чудовищной задачей, а решить, куда ехать дальше, тем более. Идти было некуда, делать нечего, все это ничего не значило. Я был никем.

Вместо того чтобы сесть в машину, я прошел через три дома к дому моего соседа Теда. Я воспользовался ключом, который он хранил в фальшивом камне под окном. Я поднялся наверх, в его спальню, к прикроватному столику.

Открыл его.

Достал «Глок-17», который он там держал.

Сунул его себе в рот.

Нажал на курок.

***

Пятница, 15 июля 2016 года

Что такое любовь? Не причиняй мне боль, малыш... не причиняй мне боль... не надо.

Я медленно сел в постели.

– Боже милостивый, когда же это кончится?

Вначале день был обычным.

Я встал в 5:00 утра в гостевой комнате, надел костюм, приготовленный накануне вечером, и отправился в Нью-Йорк.

Я отправился в свой офис на Уолл-Стрит. Ну, в мою каморку.

Я был аналитиком в «Бродуэлл энд Маркс». Моя работа заключалась в исследовании компаний и финансовых продуктов. Я пытался определить победителей и проигравших, а затем передавал свои выводы младшему юристу, который рассматривал мою работу вместе с группой других аналитиков.

Затем младший юрист давал свои собственные рекомендации старшему юристу, принимавшему фактические решения о покупке и продаже. Старший юрист, конечно, приписывал всю прибыль себе, а в любых потерях обвинял ошибочный анализ своих подчиненных.

Когда вы говорите, что работаете на Уолл-стрит, люди предполагают, что вы, должно быть, живете в мечте, взбираясь на золотую гору. Я же взбирался на медные предгорья.

Я получил эту работу сразу после окончания в двадцать один год Университета Рутгерса по специальности «Финансы». Эта степень открыла мне дверь, но за шесть лет, прошедших с тех пор, я далеко не продвинулся. Успех на Уолл-Стрит зависит скорее от того, кого вы знаете, чем от того, сколько вы знаете. Поскольку я с готовностью признаю, что я – не тот, кто делает погоду, я видел, как менее квалифицированные, менее талантливые мужчины и женщины проносились мимо меня по служебной лестнице.

И все же я получал хорошую зарплату. Возможно, моя карьера развивалась медленнее, чем мне бы хотелось, но я верил, что в конце концов, достигну вершины. Я просто надеялся, что буду еще достаточно молод, чтобы наслаждаться видом с нее.

Я провел насыщенный событиями день, просматривая финансовые документы, а затем отправился домой чуть позже шести.

Я вошел в дверь, и из кухни донеслись восхитительные запахи. Не имея необходимости проводить в поездке на работу по два часа в день, Джулия уходила на работу позже и возвращалась домой раньше. Она работала в больнице, но на самом деле не была медицинским работником, поэтому ей приходилось работать в обычное время. Джулия готовила ужин почти каждый будний день, а я старался наверстать упущенное по выходным, если только не приходилось работать сверхурочно, что случалось довольно часто.

Сегодня на ужин было меню завтрака. Ничто не сравнится с запахом бекона.

– Ням. Что это за божественный запах?

– Яичница с беконом уже готова, а картошка по-домашнему – в духовке. Я включила тостер, когда услышала, что ты подъехал.

– Я говорил не о еде, – ответил я, уткнувшись носом в ее шею и глубоко дыша.

Она слегка вздрогнула. Джулия всегда тает, когда играют с ее шеей. Мне нравилось нежно дышать ей в затылок и обходить вокруг, едва касаясь губами тонких, почти невидимых волосков. Ее голова непроизвольно откидывалась назад, рот слегка приоткрывался, испуская неконтролируемые вздохи, и тело пронизывала дрожь.

Хотя запах бекона может быть трудно превзойти, это ничто против чистого, сладкого запаха женщины. Джулия обладала той, казалось бы, не требующей усилий способностью, которая присуща женщинам, – всегда хорошо пахнуть. Конечно, женщины сказали бы, что это совсем не легко. Это требует большой работы. Думаю, что могу сказать от имени моих собратьев, что мы это очень ценим.

– О, боже. Остановись, Сэм, потерпи до чуть позже. Я голодна.

– Я тоже.

Я перешел к поцелуям в шею, но теперь добавил легкое покусывание. Я дразнил Джулию, что у нее – фетиш вампира.

– Черт с ним, мы можем разогреть еду позже, – сказала она, поворачиваясь, чтобы запечатлеть на мне обжигающий поцелуй.

Но теперь была моя очередь ударить по тормозам.

– Нет-нет. Ты права. Ты взяла на себя труд все приготовить, и мы действительно не должны позволить этому пропасть даром.

Я быстро отошел к буфету и вытащил пару тарелок. Джулия, казалось, разрывалась между возмущением и возбуждением.

– Ты все получишь позже, парнишка. Не изнуряй этот рот, потому что ему придется поработать.

– Я понимаю так, что твоя боль в горле прошла?

– Ложная тревога, ты снова в нашей постели, где тебе и место сегодня.

После ужина мы не побежали сразу в спальню. Мы свернулись калачиком на диване и посмотрели телевизор. Джулия обожает шоу под названием «травма». Оно претендует на то, чтобы быть серьезной медицинской драмой, разыгрываемой в травматологическом центре, но больше связано с подробным описанием непристойной сексуальной жизни врачей и медсестер.

Джулия сказала, что, хотя шоу сильно преувеличивает, в идее о том, что больницы – это ночные клубы, есть доля правды. Очевидно, в биллинговых конторах, где она работала, вопрос о том, кто с кем спит, был почти бесконечной темой для обсуждения. Слушать о распущенности на ее рабочем месте было для меня не совсем удобно, но я не винил свою жену за действия ее менее моральных коллег.

Любая работа, сочетающая в себе стресс и деньги, – это скороварка для секса. Я работал на Уолл-Стрит в окружении так называемых альфа-самцов, которые не задумываются об измене своим женам и подругам. В некоторые дни в вестибюле наших офисов на тридцатом этаже было так много избалованных женщин, ожидающих свиданий за обедом, что это было похоже на «возьми свою любовницу на работу». Наглость некоторых из них была ошеломляющей.

Около десяти часов вечера мы совершали свои ночные ритуалы: запирались, выключали свет.

Мы занялись любовью, и я заснул с улыбкой на лице.

***

Честно говоря, о том первом дне я забыл больше, чем помню. В то время это был просто ничем не примечательный будний день в жизни счастливого женатого человека.

Интересно отметить, что перед сном я сменил сигнал будильника на один из стандартных будильников моего телефона. Я просыпался под Хэддавэй уже неделю, и мне это надоело.

***

Пятница, 15 июля 2016 г. День 2

Что такое любовь? Не причиняй мне боль, малыш... не причиняй мне боль... не надо.

– Какого черта?

Я – не жаворонок. Как только я начинаю двигаться, я в порядке, но встать с постели – это борьба, и обычно я не в лучшей форме, прежде чем получу свою дозу кофе.

Этим утром моя базовая сонливость быстро перешла в полное замешательство.

Почему я оказался в комнате для гостей? Разве я не сменил сигнал будильник? Почему мой будильник звонит в субботу, когда мне не надо на работу?

Вам когда-нибудь снился очень реалистичный сон, в котором вы просто переживали обычный день? Встаете, идете в школу или на работу. И в какой-то момент в течение дня вы просто... просыпаетесь?

Это была моя первая мысль, хотя я никогда не видел, чтобы этот конкретный сон длился целый день. И обычно хотя бы в часть его я был без одежды на людях.

Может быть, так оно и есть? Это было так реалистично. Неужели мне приснился целый день?

Это уже было.

Там, на стуле в комнате для гостей, лежал костюм, который я разложил в четверг вечером. Прошлым вечером? Я подошел к нему. Тот же костюм, та же рубашка, тот же галстук. Я взял рубашку и понюхал ее. Она определенно не была ношена. Костюм был не помят, все еще в чехле из химчистки.

Странно.

Я встряхнул его и оделся. В этот момент я был просто взбешен тем, что придется работать девять часов. Мое подсознание, должно быть, – просто какая-то сволочь. По крайней мере, оно могло бы дать мне кабинет. Может быть, пусть меня сексуально домогается мой новый босс – Скарлетт Йоханссон?

Поездка в «Нью-Джерси транзит» ни о чем не говорила. Я ездил на нем столько раз, что было бы странно, если бы у меня не возникло ощущение дежа-вю.

Но электричка – совсем другое дело. Я сел в третий вагон и по привычке сел на восточной стороне. В этом не было никакого суеверия. Третий вагон останавливается перед газетным киоском, где я покупаю утреннюю газету («Уолл-Стрит Джорнэл», естественно). Я просто вошел и занял первое свободное место в поле моего зрения.

Неприятности начались на первой же остановке после Трентона. Рядом со мной села молодая блондинка. Проблема была в том, что я помнил ее из своего «сна»: она была типичной молодой пригородной пассажиркой, носила повседневную одежду и рюкзак, писала сообщения и слушала что-то в наушниках. Она не была особенно запоминающейся, за исключением того, что ее волосы были собраны в конский хвост, открывая мочки ушей, которые были растянуты достаточно сильно, чтобы в них поместился рулон туалетной бумаги. Не то чтобы в них на самом деле были пустые рулоны «Чармин», конечно же. Там были какие-то сережки.

Я отчетливо помнил ее по вчерашнему «сну», вспомнив, как гадал, не похожи ли ее уши на вареные спагетти с кольцами наружу. Мне также было интересно, не позволяет ли она своему парню трахать ее в дырки в ушах.

Очевидно, я пялился на нее, потому что она обнаружила мое внимание, как это делают все пригородные ньюйоркцы.

– Какого хрена пялишься, придурок?

– А тебя ебет? – Вот дерьмо! Разве я сказал это вслух?

– КАКОГО ХРЕНА ТЫ СКАЗАЛ?!!

Эээ... эээ... ничего, ничего. Просто размышляю вслух. Извините, что побеспокоил.

Я поспешно отступил в заднюю часть вагона, сопровождаемый целой литанией оскорблений и угроз. Большинство других пассажиров даже не подняли головы. Обычный день в электричке.

Я присел, находясь в тумане. Была ли это та самая девушка? Должно быть да. Но как? Конечно, даже если бы сейчас не боялся, что она может плюнуть в меня, я не мог спросить ее: «Не вы были в моем сне прошлой ночью?» Ни за что.

Был ли это сон? Может быть, я перепутал дни. Может быть, вчера был четверг? Но одежда...

Я сводил себя с ума, поэтому решил отвлечься ритуалом. Каждый день по дороге на работу я читал «Джорнэл».

И это решило дело.

Она была той же самой. Черт. Газетой.

Мое воображение не настолько хорошо. Я не надеялся прочитать каждую статью во всей этой чертовой газете. Я лихорадочно пролистал ее, не веря своим глазам. Я узнавал каждую статью. Я их читал. Возможно, не все они в то время произвели на меня впечатление, но я никак не мог прочитать газету и не быть абсолютно уверенным, что накануне читал ее.

Остаток дня – просто туман. Я почти уверен, что пришел на работу. Остаток дня я спотыкался, как зомби. Или, может быть, правильнее было бы сказать, что я спотыкался как чихуахуа, широко раскрыв глаза и слегка дрожа. Каждые пятнадцать минут происходил очередной эпизод дежа-вю. Я не мог перестать «вспоминать» то, что происходило прямо передо мной.

Я действительно чувствовал, что схожу с ума.