Оговорка (Sliр оf thе tоnguе). Глава 5

Глава 5

Она допила «Miсhеlоb».

— Я знаю, что это безумие, но именно так я чувствовала себя по отношению... к нему. Он был моим пороком. Это было плохо, и это было неправильно, но до тех пор, пока ты не знал об этом, это было похоже на моё тайное курение.

Я встал и начал одеваться. Больше я на неё не смотрел.

— Тебе нужно одеться и убираться отсюда, Рокс.

— Ты сказал, что дашь мне время поговорить с тобой.

— Ты продолжаешь причинять мне боль, Рокс. Ты хочешь, чтобы я дал тебе нож для разделки мяса, чтобы ты моглв закончить работу?

— Я пыталась объяснить...

— Да что ты говоришь?! — сказал я, кинув ей плащ, — Всё это ты натворила, Рокс. Ты хотела его больше, чем меня. Ты знала, что разобьешь мне сердце, и всё равно не остановилась. Твоё желание ощутить его член внутри себя было гораздо большим, чем желание состариться вместе со мной. О, как хорошо я тебя понимаю!

— Нет, не понимаешь! Я никогда не любила его и не мечтала о жизни с ним. Я могла быть с ним и делать с ним всё это, потому что он никогда не был угрозой для нас с тобой. И... и я была горда. Я знала, что ты любишь меня. Наверное, в глубине души я верила, что, что бы я ни делала, ты всегда будешь любить меня. Я действительно верила, что ты простишь меня, что бы я ни сделала.

— Но ты ошиблась, да?

— Я была в шоке, когда ты ушёл отсюда той ночью. Я поехала к подруге из «Ритца», и всю ту ночь сидела там и плакала. Я не выходила на работу целую неделю. Она помогла мне забрать мои вещи. Я рассказала ей, что натворила, и она сказала, что ты никогда не примешь меня обратно, и что я должна начать новую жизнь без тебя. Я долго не могла в это поверить. Мы должны были быть вместе навсегда. Ты должен был простить меня! Ты должен был меня простить!

— Твоя подруга была права.

Она надела плащ. Затем подошла к обеденному столу, достала из сумочки документы о разводе и подписала их там, где должна была подписать.

Она посмотрела на разложенные на столе документы. Теперь всё было кончено, если не считать крика.

«Я никогда не знала, что такое настоящее одиночество, Томми! Я не знала этого до той ночи, когда уходила отсюда после того, как ты ушел! Как будто я была единственным человеком, оставшимся в мире. Все остальные были просто тенями. Ты был единственным реальным существом, но ты ушёл, и с тех пор я была одинока, и на работе, и с друзьями. Мужчин не было, но даже если бы я трахалась с кем-то из них, я все равно была бы одинока. Я никогда не думала, что будет так больно быть одной!»

Она подошла к двери, и открыв её остановилась.

— Я знаю, что разбила тебе сердце, я знаю, что причинила тебе боль, но если тебе от этого станет легче, я разбила и своё собственное.

***

Развод состоялся. Сражаться было не из-за чего, и я настоял на том, чтобы это стало реальностью как можно скорее. Ни детей, ни имущества, которое можно было бы разделить. Как будто «нас» никогда и не существовало, просто клочок бумаги.

В конце июля мы снимали церемонии чествования тех, кто погиб во время резни в здании суда шесть лет назад. Церковные колокола звенели снова и снова в честь полицейских, адвокатов, законников и невинных жертв кровавой бойни. Их убийцы не пострадали. Церемонии проводились в Старом здании суда на Бэй-стрит, которое недавно было закрыто, так как в нескольких кварталах отсюда открылось новое здание суда стоимостью более 300 миллионов долларов.

В тот вечер в конференц-центре «рrimе оsbоrnе», старом железнодорожном узле города, а ныне крупнейшем общественном месте в городе, собрались представители деловых кругов, влиятельные люди, политические лидеры, чёрные и белые. Это был ужин по 500 долларов за тарелку, чтобы собрать деньги для семей полицейских, погибших в тот день. Событие освещали все местные и основные телеканалы. Это мероприятие не было столь значительным, как раньше, но оно все равно попало в национальные новости в годовщину.

Кто-то из нас должен был присутствовать там. Ник Карнос решил, что хочет быть с женой и детьми. И поскольку у меня больше не было личной жизни, он попросил меня представлять наш телеканал, и я согласился. Обычно я работал с камерами и брал интервью, но на этот раз всё, что мне нужно было сделать, это поесть, может быть, немного потанцевать и не спать во время выступлений, до и после застолья.

Кристина Д'Алессандра была моей «парой», и было забавно наблюдать за выражениями лиц богатых бизнесменов, влиятельных политиков и их жён, когда Кристина вошла в зал со мной под руку. Она была высокой, с черными волосами, ниспадающими к её заднице, которым она на этот раз позволила освободиться из тугого делового пучка, в котором она обычно держала их во время эфира. Наблюдая за тем, как она идёт, когда они обтекают её плечи, эрекция вспыхивала во всех направлениях.

Она совсем не была похожа на неё, но в ней было нечто от Грейс Келли, если б та была брюнеткой. Если вы когда-нибудь видели старые фотографии Келли в расцвете красоты. Вам хотелось уложить её на перину, растрепать волосы, и просто трахать, пока она не потеряет свою натянутую лёгкую улыбку.

Она знала, чем обладает. На ней было чёрное платье, закрывавшее большую часть её спины и лишь намекающее на грудь, и всё же она была горячее некоторых полуобнаженных женщин в зале. Она была почти такого же роста, как я, но выше Рокс, имела стройное телосложение модели, если не считать этих проклятых сисек, и как морпех держала грудь, которая бросалась в глаза каждому мужчине.

Когда нас направили к нашим местам, я шёпотом сказал ей:

— Почему бы тебе чуть-чуть не наклониться, прежде чем вызовешь ужасный переполох?

Она бросила на меня быстрый взгляд, и с невозмутимым лицом, прошептала:

— Почему, мистер Хантер, вы делаете сексистское замечание об очертании моего бюста?

Я тоже постарался сохранить невозмутимое выражение лица.

— Просто снизь сексуальную привлекательность примерно на четыре деления, хорошо?

— Я даже не пыталась...

— Я знаю. Это-то и страшно, — я не мог скрыть улыбку.

Когда мы сидели, намазывая маслом булочки... Ну, это я намазывал маслом свою булочку, а Кристина, мне кажется жила, лишь запахами еды, поскольку я никогда не видел, чтобы она что-нибудь ела.

К нам подошёл рыжеволосый мужчина, за ним шла женщина.

Я встал, чтобы пожать ему руку.

— Дэйв.

— Томми.

Он подвёл грузную, но привлекательную блондинку, и она пожала мне руку, в то время когда Дэйв протянул руку, чтобы поздороваться с Кристиной.

Она посмотрела на Кристину с выраженим, которое, я уверен, должно было быть дружелюбным, но женщинам не удавалось около неё притворяться. Благослови их сердца. Выражение было почти ясно читаемое, когда она увидела лицо, тело и волосы Кристины: «Даже не думай о моём мужчине!»

— Я думаю, ты его знаешь, Кристина, этот джентльмен государственный прокурор Дэйв Брэндон и его жена Дарлин.

Брэндон повернулся к жене и сказал:

— Дорогая, это Томми Хантер, директор отдела новостей в 12-м, а это Кристина…

Жена прервала его:

— Даллас. Я уверена, что в Джексонвилле нет жены, которая не знала бы, кто такая мисс Даллас.

— Рад видеть вас здесь, Томми. И вас, мисс Даллас. Надеюсь, вы не возражаете, но мне нужно кое-чем заняться. Политика никогда не прекращается.

Они отошли, и я понял, что имелось в виду. Он был избран только в 2010 году, и у него было еще два года, чтобы переизбраться ещё на четыре. Он занимал высокие посты, и за последние несколько лет в его офисе было много суматохи. Были у него и противники, поэтому ему действительно нужны были дополнительные четыре года.

Политиканство и обращения продолжались, и еда, наконец, была подана. Затем были речи во главе с мэром Элвином Брауном, которому не придётся баллотироваться на переизбрание в течение трех лет, поэтому, к счастью, он просто произнес короткую речь и сел.

Я воочию наслаждался зрелищем того, как Кристина кладёт в рот пищу. Это были всего несколько кусочков салата и один маленький кусочек омара, но это было нечто. Даже жуя она была чертовски горячей. Она могла бы выйти замуж раз сто, но у неё была железная воля, и она была сосредоточена на том, чтобы попасть на общенациональные тепестанции.

Затем выступления, наконец, закончились, и в центре огромного зала, было освобождено пространство для танцев. Оркестр, состоящий из мужчин и женщин в возрасте от 50 до 60 лет, начал играть медленные мелодии 80-х и 90-х годов, и пары начали вставать и танцевать. Не прошло и нескольких секунд, как перед ней оказался высокий, симпатичный парень и пригласил танцевать. Она бросила на меня взгляд, но это было корпоративное свидание. Я кивнул. Она встала, развернулась, и выскользнула на танцпол.

Её не отпускали с полдюжины танцев, пока я пил послеобеденный кофе, а потом я поднял глаза и увидел, что она стоит передо мной с протянутой рукой.

— Вы собираетесь вызвать у меня комплекс, мистер Хантер.

Я усмехнулся, встал, и мы вышли на пол. Она очень удобно уместилась в моих объятиях, за исключением этих чёртовых сисек. Они продолжали тереться взад и вперед о мою грудь, пока мы двигались. У Рокс они были побольше, но она была более плотной женщиной. У Кристины были тонкие кости и талия, за исключением этих грудей. Я задавался этим вопросом, как и любой другой мужчина в студии и в Джексонвилле, но она была непреклонна в том, что у неё всё было в оригинальной упаковке.

«Ты настаиваешь на том, что они полностью настоящие?»

Она лукаво взглянула на меня, когда я спросил её как-то на вечеринке в студии вскоре после того, как она появилась у нас, а затем кивнула и рассказала мне свою историю. Не многие когда-либо слышали это. Кристина-Даллас была очень скрытным человеком.

«Я была маленьким костлявым существом, плоской вверху и внизу, пока мне не исполнилось 15 лет. А потом, бум! За одно лето у меня было 36D. Никто со стороны моей матери или отца не мог понять этого, пока в старой Библии. они не нашли фотографию моей бабушки со стороны отца. Фотография была сделана в 40-х годах, и она была похожа на меня. Они сказали, что мой дедушка встретил её на свидании вслепую, когда ему было 20, а ей 17 лет. Он женился на ней через три месяца, и они ни разу не спали отдельно ни одной ночи в течение 50 лет, пока она не заболела раком и не умерла».

Мы протанцевали пару медленных танцев, пока кто-то не подошёл и не тронул её за плечо. Я утопал в её чёрных глазах, когда мой взгляд не упал знакомое лицо позади неё.

— Рокс?!

— Могу я пригласить тебя на танец?

 Кристина посмотрела на неё, а затем на меня.

— Просто танец, Томми. Один танец. Я обещаю не нападать на тебя.

— Уходи.

— Я не пытаюсь устроить сцену. Я заплатила 500 долларов, чтобы быть здесь сегодня вечером. Один танец!

— Ты сказала, что уходишь, и больше не будешь меня беспокоить.

— Я солгала. У тебя есть время еще потанцевать с... твоим партнером. Не заставляй меня умолять.

Кристина отошла от меня и посмотрела на меня, а затем направилась к нашему столику. Конечно, ей это не удалось. Её остановили в полдюжине шагов, и она продолжила с кем-то танцевать.

Я раскрыл обьятия, Рокс прижалась, и мы начали медленно двигаться под музыку. Она положила голову мне на плечо, и я вспомнил о разговоре с Робертом Андерсоном.

— Ты, блядь, ничтожная, лживая сука!

— Я знаю.

После молчания:

— Почему ты здесь?

— Потому что здесь ты.

— Долго это будет продолжаться?

— Всегда.

Я этого не хотел. Я боролся. Я думал о людях, страдающих от ужасных плотоядных бактерий, о голодающих детях в Африке, о чудовищных кадрах убийств из полицейских хроник, на которых были видны брызги крови и части тел. Мне становилось всё труднее. Она посмотрела на меня и улыбнулась своей понимающей, грёбаной улыбкой, и мы поцеловались. Она не могла подрочить мне, но своими пышными бедрами она делала всё остальное.

Наконец, тяжело дыша, она отстранилась от меня. 

— Я пойду в туалет, и буду ждать там. Я так сильно хочу отсосать у тебя, что не могу терпеть. Я хочу, чтобы ты меня трахнул. Ты можешь лгать сколько хочешь, но твоё тело говорит мне, что ты тоже хочешь этого.

Она метнулась от меня, как если бы была акулой, проплывающей среди людей, переходящих вброд по мелководью. Когда она шла, взгляды мужчин устремились на неё и не отрывались, пока она не прошла мимо. Она определенно знала, как и куда выйти.

Я стоял, тяжело дыша, не заботясь о том, что кто-то мог видеть, какое именно воздействие она оказала на меня. Затем я последовал за ней, понимая, насколько это безрассудно.

Туалеты находились в длинном коридоре, ближе к задней части здания. Я приблизился, взял её за руку, и она последовала за мной в темноту, на заднюю часть парковки. Как только мы вышли на улицу, она затащила меня за угол. Она пыталась проглотить мой язык, когда сжимала и массировала мою отвердевшую плоть, заставляя меня стонать.

Наконец, каким-то образом я оттолкнул её, и когда она упала на колени, схватил её под мышки и поднял.

— Томми!..

Я рукой зажал ей губы, и она замолчала.

— Этого не случится, Рокс. Я вышел, чтобы это сказать. Ты сводишь меня с ума, настолько я желаю тебя. Я до боли возбуждён, но ничего не будет.

Она попятилась от меня.

— Ладно, не будет. Не сегодня. Ты с этой костлявой сучкой, и она тебя заводит, так что, может быть, у тебя хватит силы воли остановиться сейчас, но я не остановлюсь. Будут и другие ночи. Я буду появляться в доме, присутствовать на встречах, на которых ты будешь находиться. Ты не сможешь каждый раз говорить «нет», и когда-нибудь, когда-нибудь, ты не сможешь отрицать, что всё ещё любишь меня, что всё еще хочешь меня.

— Не знаю, Рокс. Я не знаю, как тебе пришло в голову, что я всё еще люблю тебя. Я развёлся с тобой. Я вышвырнул тебя вон. Я сделал всё возможное, чтобы держаться от тебя подальше. Что ещё я могу сделать, кроме как нанять самолет, с надписью на плакате: «Всё кончено, Рокс!»

— За исключением работы вдали отсюда!

Чёрт бы побрал Кэрол и её рот.

— У тебя были четыре чрезвычайно хороших предложения от других телестанций по всей стране, когда ты начал наводить справки, после того, как сказали Бобби и другим в судии, что не хочешь здесь оставаться. Но каждый раз ты обнаруживал, что что-то не так с предложением. Всегда находилась какая-то причина, по которой ты не мог принять его. Но мы оба знаем настоящую причину. Ты не уйдешь, потому что я здесь.

— Я могу остановить тебя. Обязать не приближаться ко мне, запретить меня преследовать.

— Ты можешь сделать меня посмешищем, погубить меня, пригрозить отправить в тюрьму, но я всё равно буду так поступать, и ты волен делать то, что считаешь нужным. Но ведь нельзя посадить меня в тюрьму, за то, что я не могу перестать любить тебя.

Я смотрел на эту смуглую красавицу, на тело, за которым мужчины охотились с тех пор, как я её знал, и всё ещё не мог поверить в её действия.

— Разве у тебя нет гордости, Рокс? Какой человек не может расстаться с тем, кто его больше не любит?

— Нет, когда это касается тебя, у меня не остаётся никакой гордости.

Я протянул руку и коснулся её щеки. Она задержала мою руку в своей.

— Пожалуйста, Рокс, прими это. Наш брак окончен, и его уже нельзя исправить. Я говорил, что не смогу тебе доверять. Даже если бы я захотел, я бы всегда наблюдал за тобой, следил за тобой, записывал твои звонки, и приходил без предупреждения. Я бы относился к тебе как к пленнице. Ты не смогла бы так жить. Тебе кажется, что сможешь, но это не так. В конце концов ты осознаешь это, и возненавидишь меня за то, что я никогда не смогу забыть о том, что ты спала с Андерсоном. Никто не захочет быть наказанным до конца жизни за одну ошибку.

Она покачала головой.

— Я не виню тебя за то, что ты мне не доверяешь, и может быть никогда не сможешь. Я убедила себя, что могу быть с Робертом, и что это не разрушит наш брак, но это произошло — я потеряла тебя. Я поняла, что в мире не сушествует мужчины, ради которого стоило бы потерять тебя. Теперь, возможно, тебе придется смириться с тем, что я появлюсь в студии и трахну тебя в твоем офисе, если буду возбуждена, но я никогда не позволю другому мужчине обладать мной. Один раз я была уничтожена, и не стану уничтожать себя дважды.

Она остановилась, словно пытаясь подобрать слова.

— Я знаю, что нашему браку пришёл конец. Я знаю, что он разбит, но... разбитую вазу можно склеить. Можно сложить части вместе. Она никогда не будет прежней вазой, но всё равно может быть вазой. Даже если я верну тебя, знаю, что у нас никогда не будет того брака, который был раньше. Я знаю, что ты никогда не будешь доверять мне так, как доверял, и никогда не полюбишь меня так, как любил.

Она вышла вперед и поцеловала меня так сильно, что у меня заболели губы.

— Это может быть неудачный браком, это может быть разрушенным браком, но это лучше, чем никакого брака. Это лучше, чем прожить всю оставшуюся жизнь без тебя. Может быть не получится, может быть мы не сможем это преодолеть, но всё, что я хочу, это шанс. Последний шанс!

Она повернулась и ушла, оставив меня перед самым трудным решением в своей жизни.

***

Я стоял позади Кристины, когда она открыла дверь своей квартиры в Атлантик-Бич. Было уже за полночь, горел свет, и доносилась музыка из соседних квартир и бара «Rаw» в полуквартале отсюда. Это было гнёздышко для молодых одиноких людей с высоким доходом.

Она включила свет в кабинете, когда мы вошли.

— Возьми пива на кухне, — сказала она, направляясь в спальню. — Я купила «Miсhеlоb».

— Спасибо.

— Я должна выбраться из этой одежды. Видно я не из тех, кому нравиться носить вечерние платья, — бросила она через плечо.

В прошлом году мне стало ясно, что несмотря на свою внешность, она была девушкой джинсов и футболок. В тех немногих случаях, когда я видел её в обществе вдали от студии и поклонников, она завязывала свои длинные распущенные волосы в толстый конский хвост, и забывала, что у они неё есть. Она не отличалась самозабвенным уходом.

Я зашёл на кухню. Когда она сказала «на кухне», она имела в виду «в холодильнике». Я открыл его и достал «Miсhеlоb  Light». Я начал пить его пять лет назад, когда Рокс принялась меня дразнить из-за того, что у меня появился животик. Я начал ходить в спортзал и перешёл с «Miсhеlоb» на «Miсhеlоb Light». Я знал, что «Light» был для меня. Кристина любила белое вино. Я взял бокал и налил ей здоровую порцию. Она сказала, что это снимает напряжение.

«Так лучше».

Я оглянулся на вход в кухню. Она стояла во всей своей обнажённой красе, волосы струились вокруг неё, великолепные ноги подчеркивались туфлями с четырехдюймовыми каблуками «трахни мои мозги», которые она надела.

— Намного лучше.

— Тебе нравится? — спросила она, покачиваясь войдя в комнату, и её невероятные груди двигались вместе с ней.

— Мне всегда нравилось.

Потом она оказалась в моих объятиях, и это было словно в первый раз. Это всегда было как в первый раз. Может быть, потому, что это случалось не очень часто, а может потому, что она была сном ставшим явью. Реальные женщины так не выглядят, так не ощущаются.

Через некоторое время она отошла от меня, взяла бокал и сделала большой глоток. Затем она расстегнула мой ремень и, сделав ещё глоток охлажденного вина, нырнула в мои штаны, и мгновение спустя моя бешенная эрекция была обволокнута холодным и тёплым одновременно.

Я прислонился к стойке и подумал, что чувствую себя так, словно мне 18 лет. Я так же готов был взорваться, но она знала это и прекратила примерно через полминуты.

А затем повела меня проторённой тропой в свою спальню, вместе с моей безудержной эрекцией.

Когда я лежал на спине, она, прежде чем опуститься на меня, присела надо мной на корточки, а затем это превратилось в отличную имитацию стиральной машины в цикле отжима, перешедшего в гипердвигатель, когда она изо всех сил пыталась протолкнуть меня через водяной матрас.

«Что?»

Она вскрикнула, когда я сел и перелез через край кровати, не теряя связи между нами. Я встал, держа её за эти сильные стройные ноги, обёрнутые вокруг меня, и, прислонив спиной к стене, начал трахать так сильно, как только мог, так что рядом с грохотом упала картина. Я хотел разрушить стену, чтобы меня услышали через четыре квартала, изобразить Кинг-Конга ударяя себя в грудь.

Она была лёгкой, как птенец, с этими длинными ногами и туловищем, и казалось, не требовалось никаких усилий, чтобы её удержать на весу. Отчасти это благодаря тренажерному залу, который, по настоянию Рокс, я регулярно посещал, а с другой стороны, может у Кристины были те легкие, воздушные кости, которые позволяют птицам парить в воздухе. Рокс была матерью-землёй, твердой и существенной, в то время как Кристина была эльфом — воздушным созданием.

Наконец, я бросил её обратно на кровать, и измученный, склонился над ней. Её губы припухли, румянец разлился по нежным чертам лица, стекая к почти невероятным грудям.

— Это было что-то новенькое, — наконец выдохнула она.

Я поцеловал эти губы, о которых тысячи мужчин мечтали каждое утро, когда смотрели телевизионные выпуски новостей, и снова задался вопросом, как, чёрт возьми, я оказался в её постели.