Обнажение жены. Вторая история про мою Дашеньку. Часть 4

Скоро по пляжу пронесся слух, что голая художница офигенно разрисовывает всех подряд, и к Дашке выстроилась целая длинная очередь. Народ бросил купаться – загорать и обступил ее плотным кольцом. Там были и девушки, но в основном парни, конечно. Дашка раскраснелась вся, перемазалась, волосы растрепались и стали всех цветов радуги – она то и дело поправляла их перепачканными руками. Этюд был позабыт на мольберте. Я видел все, будто во сне: Дашка, моя Дашка голой разрисовывает незнакомых парней... Я здорово ревновал, но и возбужден был так, что плавки оттопырились на десять сантиметров. Впрочем, у всех парней, стоящих рядом, наблюдалось то же самое.

Когда подошла разрисовываться девушка, Дася заявила, что не будет рисовать на ней, если та останется в купальнике, взяла ее за плечи, быстро развернула спиной к себе, мгновенно расстегнула купальник и сбросила шлейки. Девушка успела только охнуть и схватиться за грудь, а народ одобрительно загудел. "Ну так как?", спросила Дашка, а в глазах пляшут чертенята. Девушка хихикала, краснела, наконец решилась и сбросила купальник, явив любопытным взглядам свою милую маленькую грудь. Народ опять приветственно зашумел, раздались апплодисменты. Дашка взялась за кисть и стала рисовать девушке на одной груди солнце, а на другой – месяц, подмигивая при этом мне. Ай да Даша, ай да скромница!

Потом Даша устала и объявила, что идет купаться. Разрисованные чуваки гордо ходили по пляжу, фотографировались во всех конфигурациях, а тут пристали к Дашке, чтоб она сфоткалась с ними перепачканная – до того, как вымоется. У нее была привычка вытирать закрашенные руки о фартук, а тут она вытирала их автоматически прямо о голое тело, и под конец на каждом бедре и на животе красовалось нечто вроде абстрактных картин, а волосы были, как у панка: разноцветные и торчком.

Дашка стала фоткаться со всеми, кто просил ее. Это была первая в ее жизни голая фотосессия с чужими чуваками, но она разошлась, разгорячилась, глазенки сверкали, и не стеснялась Дашутка ни капельки, наоборот – красовалась своей наготой и своим телом, принимала умопомрачительные позы и фоткалась в обнимку с "моделями", касаясь их грудями и выразительно поглядывая на меня. Я бесился и плыл от возбуждения.

Потом она выкупалась – сама, я не решился смывать ее "шедевр", вышла из моря – и никто из ее раскрашенных "моделей" не расходится, все ждут ее. Ну, думаю, раз нашему уединению пришел конец, сам виноват – используй то, что есть, по максимуму. И говорю: "а теперь мы сами разрисуем нашу художницу!"

Все с бурным энтузиазмом восприняли это предложение, похватали Дашкины краски, кисти, пообступали ее со всех сторон. Она не ожидала такого, посмотрела на меня выразительно, как она умеет, и говорит: "только я лягу, а то ужасно устала, ноги не держат". Она и в самом деле выглядела усталой, глаза полуприкрыла, и личико вытянулось. Дашунька стала опускаться на песок, а я – то думаю: как она ляжет – на живот или на спину? и вижу – легла на спину и подставила весь свой роскошный перед нам, со всеми прелестями, даже ножки раздвинула.

Ну, мы все ринулись к ней, поусаживались вокруг нее – человек 10, одни почти парни и мужики, девушек только двое, а один парень ходил вокруг нас и фоткал с разных ракурсов. Даша лежала без движения, расслабилась, полуприкрыла глаза, а мы принялись чертить на ней разные веселые картинки – кто рожицу, кто "палка – палка – огуречик", кто солнышко, кто красную звезду – и никто не норовил изобразить ничего неприличного. Краска прекрасно ложилась на мокрое Дашкино тело, даже немного растекалась.

Мы все были тоже разрисованы, закатное солнышко ярко освещало нас, и было очень весело. Парень спросил "а можно на лице?. . ", Даша томно протянула "угуууу", не открывая глаз, и он принялся рисовать ей черную полумаску. Другой неуверенно спросил "а грудь можно?" Даша лениво мурлыкнула, почти не раскрывая рта – "все можно, только осторожно". Я сел у самого ответственного участка – возле паха, напротив меня сидел другой парень и малевал ей на бедре корабль. Я стал рисовать на Дасином животе дерево, которое корнями как бы уходит в лобок и ниже, и так постепенно спускался к киске. А парни тем временем разрисовывали ей обе груди, и как – то получилось, что мы почти одновременно стали касаться кистями и пальцами складок киски и сосков. Даша дернулась, один парень растерялся и оставил в покое сосок, а другой или не понял, или упрямый был – решил дорисовать свою ромашку до конца. А я как раз закрашивал ей половые губки. Дашка дернулась снова, слегка изогнулась, издала нечто вроде еле слышного гудения, потом потянулась всем телом – как бы спросонья. Я глянул ей в лицо – глаза ее были крепко зажмурены, губы сжаты в полоску. Дашка молчала, но несколько раз глубоко вздохнула и вытянулась еще сильнее, не раскрывая глаз. Мы перешли к более нейтральным участкам ее тела – никто об этом не говорил, но с общего молчаливого согласия мы решили больше не дразнить ее, почувствов перебор. А бока у Дашки – эрогенная зона, и когда мы принялись водить

там кистями – Даша снова выгибалась, вытягивалась и вздыхала, как и минуту назад. Я на всякий случай подполз к ее голове, шепнул "Даш, все нормально?". Она еле слышно угукнула, или просто продолжала кряхтеть, как медвежонок, я не понял. Мы порисовали на ней еще немного, но очень скоро на ней не осталось ни одного живого места, вся она была похожа на забор, размалеванный, где только можно. Мы хотели еще порисовать у нее на спине, но там налип толстый слой песка, и идея отпала.

Дашуня открыла глаза, глубоко – глубоко вздохнула и принялась вставать, причем ей нелегко это далось, расслабленное тело не держало. Когда встала – принялась с интересом и улыбкой вертеться – рассматривать себя. Ее вставание сопровождалось апплодисментами и всеобщим восторгом. Она попросила зеркало, но были только маленькие, дамские, из косметичек, и она смогла увидеть только свое лицо. Увиденное очень рассмешило ее. Потом все стали фоткаться с ней, и я тоже нафоткал ее со всех сторон и со всеми ее "моделями". Она улыбалась, но была очень утомлена, у нее дрожали руки.

Я все понял и стал ненавязчиво разгонять народ, чтоб они оставили в покое Дасютку, дали ей отдохнуть. Дашка сказала, что она даже не будет купаться – смывать краску, так она устала. Я принялся собирать краски, мыть кисточки, складывать ее причендалы, мне помогали, а Дашка опустилась на песок и сидела без движения, потом снова легла. Наконец мы собрались, я подошел к Дашуне, дал ей руку, потормошил – "вставай!" Она открыла глаза, улыбнулась, хрипло сказала "не могу встать"... Я помог ей подняться, мы распрощались со всеми "моделями", и я спросил ее "так ты что, платье оденешь прямо на краску?". Она говорит "я вообще его не одену. Краска не высохла еще, испачкаю все на свете". Я обалдел, но промолчал, натянул шорты на раскрашенные ноги, навесил на себя все Дашкины причендалы, и мы пошли.

Это было невероятно эффектно: парочка, разрисованная с ног до головы, парень увешан сверху донизу всякими манатками, а девушка к тому же еще и совсем голая. На нас, конечно, смотрели абсолютно все, показывали пальцами, и я чувствовал себя не могу описать как. Идем мы так, и я думаю: неужели она голая пойдет прямо в турбазу? Она была уставшая, расслабленная, еле волочила ноги, индифферентная ко всему... но ведь будет скандал! Нет, нельзя так, надо ее одеть.

А она вдруг прижимается ко мне, смотрит в глаза и тихо так говорит: "как ты думаешь, все заметили?" – "Что заметили?" – спрашиваю я. Она отстранилась вдруг, остановилась, смотрит на меня и говорит "ну, тогда, когда я лежала, а меня разрисовывали... " – "Ну так что?" – "Как что? Ты не заметил, что ли?" Глаза удивленные, на пол – лица. "Нет, не заметил, наверно", говорю я, – "а что?"

"Да так, ничего" – говорит она, и опустила голову. Прошла пару шагов – взяла меня за руку, прижалась ко мне и тихо так говорит: "Я ведь кончила тогда. Неужели ты не заметил? И не один раз... " Я как шел, так и стал. Елы – палы! Вот да Дашка! А она говорит: "вы на мне все рисуете и рисуете, и здесь (показывает на грудь), и там... а я лежу и кончаю. Представляешь кошмар? И стараюсь не пикнуть, чтоб не заметил никто... "

Меня тогда переполнила такая нежность и жалость к Дашке, я обнял ее, стараясь не колоть бока этюдником, потом достал платье, говорю: "одевайся, солнце, дальше нельзя голой". А она будто не слышит – глаза полуприкрыла, и шепчет: "Такой кошмар... И так хорошо... " Потом порывисто бросилась на меня, обняла, вижу – плачет. Ну, я гладил ее по разноцветным кудрям, потом все – таки одел ее – мы были уже почти у самой турбазы, там вахтерши вредные, и вообще... А мысли о том, как она лежала голая, открытая всем нам, и кончала, и подавляла в себе оргазм, просто сносили мне крышу, и я сам чуть не кончил по дороге домой.

Думал: приду, помою ее, сам помоюсь, и не буду к ней приставать, сниму напряжение сам, не в первый раз. Пришли, я ее завел в душевую, вымыл тщательно, потом вымылся сам, как мог (половина краски на мне осталось), не просил уставшую Дашку мыть меня – она причесывалась, потом просто стояла прислонясь к стенке, без движения – одел ее, отвел в комнату, а там снова раздел догола и попросил: "Дашутка, ты так посиди еще голенькая, пожалуйста, и ножки распахни, а я вот – себя в порядок приведу... " Я все – таки чуть – чуть стеснялся просить ее о таких вещах, хоть это было и не в первый раз. Снял трусы, взялся одной рукой поглаживать ее ножку, другой – за свой член...

А у нее – глазенки на пол – лица, и говорит, чуть не плачет – "Как же это? А я?. . У меня внутри все горит!. . "

Тут я подскочил, и говорю: "Дашуня, милая, я просто не хотел тебя утомлять, ты ж устала". А она: "Иди ко мне... "

Ну, дальше – сами понимаете. Тронул ее киску, а оттуда – прямо капает. И так, наверно, всю дорогу было. Я в нее входить не стал – понял, что сразу кончу, как только войду – а вначале пообнимал ее, а потом прильнул к киске ртом. Она кончила буквально через минуту, очень бурно и с криками, а тут уж и я вошел в нее, и...