Новогодний конкурс. Рассказ «Прощай, грусть»

1

Герасимов шёл за девушкой, вспоминая сценку, подсмотренную летом на даче. Три кобелька увивались за сучкой в течке, совали носы в сочащуюся грушу, становились на задние лапы, пытаясь попасть в червоточину. Так и он, видимо, ведомый основным инстинктом, следовал за девушкой, не с целью познакомиться, жениться и завести детишек, а банально чтобы потрахаться.

«Как же у людей всё сложно», — Герасимов грустно улыбнулся. Шансов у него было меньше, чем у распоследнего кобелька, возжелавшего забраться на породистую суку, живущую за забором на охраняемой территории.

Дамочка выглядела неординарно, как молодая драматическая актриса: широкие чувственные губы, высокий лоб, скулы, большие выразительные глаза, смуглая кожа. Никогда раньше он не видел столь умных глаз. Девушка могла бы работать преподавателем в университете или адвокатом. Пронзительный взгляд этих карих глаз выражал лёгкое безразличие, усталость. Длинные шоколадные волосы гладкой ровной рекой разливались вокруг головки, скрывались под меховым воротником. Бежевое приталенное пальто подчёркивало очертания грудей и попки, чёрные замшевые ботильоны сливались с такими же чёрными колготами на стройных ножках. Дамочка размахивала рукой, отведённой в сторону, бодренько гарцевала по проспекту, придерживая яркую красную сумочку на плече.

Подойдя к переходу, она облизнулась, и губы её драматические заблестели с новой силой. Красотка с опаской заглянула за фонарный столб, сделала нерешительный шаг вперёд и поскакала через дорогу на красный.

Она спешила. Несомненно спешила на праздник, где её ждал любимый, с которым она встретит Новый год, в чьих жарких обьятиях проведёт новогоднюю ночь. Герасимов шёл за девушкой, не надеясь на знакомство, просто наслаждаясь присутствием неземной красоты. Так люди следуют за пророком, так дети бегут за передвижным ларьком с мороженым. Красота — страшная сила, неподвласная пониманию причин.

«Вдруг она упадёт, или пьяный гопник попытается затащить её в подъезд. Кто тогда придёт ей на помощь?» — оправдывался он перед собой.

В его действиях, как часто с ним случалось, отсутствовало рациональное зерно, он полностью погрузился в мир эмоций, в котором художник ищет вдохновения у красоты, безропотно подчиняясь божественной силе.

Они подошли к остановке трамвая, Герасимов сделал вид, что изучает расписание. Девушка стояла к нему спиной, а он так хотел заглянуть ей в глаза на прощание. Они встретились взглядами лишь однажды, где-то на пересечении улиц Кареглазая и Странник. Она бежала навстречу, на короткое мгновение озарила его лёгкой улыбкой, очаровала, разбила ему сердце. Конечно, она даже не заметила его, её взгляд скользнул по серому монохромному холсту толпы, из которого выделился он, расцвёл радужным сиянием нахлынувшей верности. Теперь ему так хотелось верить, что она помнит его, узнает на прощание.

Красный трамвай, накативший с горки, приблизился и застыл. Герасимов обернулся, встречаясь с неизбежностью.

«Прощай, — шептал он обветренными сухими губами, провожая девушку взглядом. — Прощай, оружие».

— И здравствуй, грусть, — тихо произнёс он вслух.

Она запрыгала, как козочка, по ступенькам, прошла по вагону, решая, куда стать, наконец повернулась лицом к остановке и только тут обласкала его вниманием, исполненным очей.

Раздался щелчок, треск, сверху посыпались искры. Герасимов, ослеплённый яркой вспышкой над головой, зажмурился. В следующий момент мощный удар откинул его на мостовую, и он потерял сознание.

2

— Вызовите кто-нибудь скорую! — орала пожилая полная женщина на весь трамвай. — Лежите, девушка, лежите, — присев, она подложила сумку под голову пострадавшей.

Та попыталась встать, тогда мужчина, находившийся рядом, бережно поднял её, взяв под спину и ноги, и посадил на сиденье.

— У вас что-нибудь болит? — спросила женщина, временно взявшая на себя командование в трамвае. — Не трогайте поручни, отойдите подальше, — опять заорала она на весь вагон.

Девушка сидела с неподвижным взглядом, непроходящее состояние шока сковало ей движения и мимику. Прислонившись головкой к стеклу, наблюдала она за мельтешащей возьнёй в вагоне и на улице. Народ выпрыгивал через заднюю дверь, разбегаясь кто куда. На остановке прямо под козырьком неподвижно лежал молодой человек, бледный, как смерть, с кровоподтёком у виска.

Его лицо, до боли знакомое, вызвало в ней неприятный интерес, как-будто отчуждение застало память врасплох, раздробило на мелкие кусочки. Обрывки воспоминаний витали в воздухе, наполняя сознание расплывчатыми образами.

«Пьяный гопник», — она нахмурилась, силясь вспомнить.

— Прощай, грусть, — прошептали губы.

Трамвай тронулся и поехал, оставляя искрящийся провод и бледное бездыханное тело. Глаза заскользили по кишащей людьми улице, как призрак, полетели над землёй, цепляясь за кусты и деревья. Огромная новогодняя ёлка, украшенная тысячами огоньков и гирлянд, царственно проплыла на повороте.

Трамвай обогнул площадь и устремился в тихий район города, оставляя праздничное веселье позади.

Девушка рассматривала кристаллы дыхания на холодном стекле. Затхлый запах печки пропитал воздух, гул железных колёс слился со звоном в ушах и жужжанием надоедливой тётки.

Та что-то спрашивала постоянно, любезно заглядывая в глаза, приглаживая ладонью по спине.

Неожиданно взгляд девушки оживился. Она прищурилась, моргнула. Ещё раз. Дёрнулась и невнятно пробормотала:

— Так это же я, — её глаза широко открылись. Схватившись за ручки сидений, она приподнялась: — Я там лежал, на остановке. Что со мной случилось? — её взгляд застыл на женщине.

— Всё будет хорошо, — успокаивала та, поглаживая плечо девушки. — Сейчас приедем к девятой больнице, и я с тобой вместе схожу.

Девушка попыталась встать, но тут же повалилась.

— Что у меня с голосом? — её голос действительно задрожал, она полезла в сумочку. Шморгая носом, капалась в ней, в растерянности осматривая каждый предмет. — Где я, вы мне можете сказать? — срываясь на плач, промямлила она. Её руки трясло. — Что там случилось, на остановке?

Девушка закрыла глаза, зажмурилась, пальцами зажала уши. Её губы зашевелились в немом ритме, руки напряжённо задрожали в локтях.

Женщина подсела рядом, приобняла девушку за плечи.

— Всё будет хорошо, — повторяла она с материнской заботой в голосе. — Сейчас приедем, посмотрят тебя.

В этот момент трамвай подкатил к очередной остановке, на которой одиноко дежурил коренастый бородатый мужчина в очках. Увидев в окне зажмурившуюся девушку, закрывшую пальцами уши, он помрачнел, заскочил в трамвай и рухнул на сиденье перед ними.

— Лиза, что случилось? — выдохнул он. — Что случилось? — строго повторил он вопрос, обращаясь к женщине.

— Током ударило. Хорошо, что не убило. Вы её знаете?

Мужчина взял девушку за руки, тревожно вглядываясь ей в лицо.

— Это моя жена, — тихо произнёс он.

3

Герасимов шёл за мужчиной, вспоминая, как легко Лиза перелетала через дворовые проезды. Его напряжённые икры заплетались, сумочку он снял и, намотав ремешок на кулак, нёс в руке.

В больнице сказали, что если ничего не болит, то можно идти домой. Они спустились в вестибюль, остановились возле приёмной, чтобы застегнуться. Бородатый муж Лизы приобнял Герасимова, прижался шершавой щекой, быстро спустился к губам и поцеловал взасос так, что у Герасимова душа в пятки ушла. Он стоял, вялый, как овощь, с приоткрытым ртом, ловя воздух, переживая свой первый поцелуй с мужчиной.

Это был чернявый здоровяк в интеллигентных очках, поросший мягкой бородой. Герасимов даже не знал, как его зовут, но уже знал, как нежно и страстно тот целуется.

«Как будто устрицу высосал», — переваривал случившееся Герасимов. Ощущение сильного языка во рту долго не покидало его.

Они шли дворами, углубляясь в район. Герасимов мог бы убежать или рассказать мужу невероятную историю, но любая подобная выходка только усугубила бы его положение. Он понимал, что не может вернуться домой и заявить, что вселился в девушку. Убегать тоже не имело смысла. У Лизы своя жизнь, которая найдёт её и вернёт домой. Поэтому он и шёл за мужем, не строя планов на побег. Ему почему-то казалось, что всё должно закончиться случайным образом, как сон или выздоровление. Он вернётся к своему прошлому «я» или вновь потеряет сознание и уже никогда не проснётся. Кроме того, он чувствовал, что несёт ответственность за жизнь Лизы, за её тело и отношения с мужем.

«Кто бы ни была эта бедная девушка, очень жаль, что так случилось, — думал Герасимов. — Лиза, если ты меня слышишь, прости меня, пожалуйста. Ты же знаешь, я не виноват».

Хотя в одном он точно был виноват: в том, что последовал за ней, влюбился, ждал, пока она повернётся к нему лицом в трамвае, чтобы заглянуть ей в глаза на прощание.

«Видимо, в этот момент и произошёл переход», — Герасимов виновато опустил глаза.

Они подошли к подъезду обычной девятиэтажки, поднялись на лифте на последний этаж, и пока муж Лизы открывал дверь, Герасимов терялся в догадках, что ему предстоит.

К большому облегчению квартира оказалась пустой. Она встретила их радостным мерцанием цветных огоньков, развешанных по стенам коридора, нежным блеском голубых обоев.

— Вот мы и дома, — муж Лизы заботливо принял пальто у Герасимова. Он был немногословен, довольствовался простыми ответами, пока они шли, видимо, расценив молчание Лизы как результат стресса.

Герасимов заметил зеркало в прихожей и подошёл к нему. Впервые он смотрел на Лизу так близко. Те же драматические глаза и рот, пугающие утончённой красотой. Волосы, льющиеся шоколадной рекой. Он расправил подол свободного жёлтого платья, изучая холмики грудей, стянутые бюстгалтером. Тонкий кожаный ремешок высоко подпоясывал талию, складки платья растекались по бёдрам и попе.

— Ты не сильно проголодалась? — муж успел заскочить на кухню и вернуться, держа поварёшку в руке.

Герасимов улыбнулся.

— Сильно, — лёгкие запахи, доносящиеся с кухни, дразнили его.

Бородач удивлённо повёл бровями.

— Тогда мой руки, и садимся за стол.

Герасимов послушно пошёл в ванную, где от обилия шампуней, гелей и кремов у него разбежались глаза.

«А Лиза ещё та штучка!» — пришёл он к выводу, читая незнакомые надписи на бутылочках. Он открыл кран, выдавил перламутровый сгусток мыла на ладонь. Опустив руки под тёплую воду, он смотрел на себя в зеркало, теряя связь с реальностью, отказываясь верить, что он — это он, а не она. А она, казалось, смотрит на него укоризненно непроницаемым, умным взглядом.

— Теперь ты — это я, — прошептали её губы.

Дверь приоткрылась, и в ванную проскользнул бородач. Герасимов и понять-то ничего не успел, как тот пристроился сзади и, возбуждённо посапывая, схватил его за талию. Руки скользнули под платье, загрубевшие ладони нашли чувствительные участки кожи на поясе, провели влажными подушечками по животу и рёбрам. Вздыбленный пах мужчины уткнулся в попу. От неожиданности у Герасимова пропал дар речи, он вывернулся из обьятий и сразу нашёл горячий язык мужчины. Тот, повинуясь инстинкту, жадно накрыл губы, вылизывая Герасимова так, что у того потемнело в глазах. Сильные мужские руки скользили по телу под платьем, мяли попу, выискивали упор в широких бёдрах. У Герасимова не оставалось шансов: одним движением с него сорвали трусики вместе с колготками, цепкие пальцы залетели между ног, проникли в щель, раздвинули складки влагалища.

В следующее мгновение Герасимова, ошеломлённого стремительным развитием событий, развернули лицом к зеркалу. Бородач скинул джинсы с трусами, оголив массивный выгнутый, как рычаг, член, торчащий из чёрных зарослей. Толстый черенок лопаты упёрся вывернутой залупой в щель между ног и медленно начал пробивать путь внутрь.

Герасимов испуганно сжал попу, напрягая мышцы ягодиц, не давая войти.

— Ну, ну, — захрипел мужчина сзади, пошлёпывая его по ягодицам, как врач, желающий сделать укол. Его нежные похлопывания возымели силу: ягодицы невольно расслабились, странное томление разлилось внизу живота.

Герасимов почувствовал неизбежность проникновения и сдался, уступив здоровяку, который одним махом забрал его до конца. Проникновение оказалось настолько глубоким, что у Герасимова невольно вырвался испуганный девичий стон. Казалось, его насадили на полено, которое прибило его к краю раковины.

Бородач взялся за бёдра и натянул Герасимова до конца. Его руки нащупали застёжку бюстика, расстегнули её. Освобождённые, груди заколыхались под платьем в такт с лёгкими ударами сзади.

Герасимов прикрыл веки, чтобы не видеть себя в зеркале, не видеть Лизу, которая, похоже, была вне себя от слияния с мужской плотью.

— Всё в порядке? — тревожно спросил бородач, замедлившись, продолжая пощипывать залитые возбуждением зудящие соски.

Герасимов приоткрыл глаза, попытался улыбнуться и глубоко выдохнул томным голосом:

— Да, всё очень хорошо.

Ему действительно стало тепло и невероятно хорошо. Удовольствие, разливающееся в

месте проникновения, волнами расходилось по всему телу, достигало кончиков пальцев и ушей, скапливалось положительно заряженными частицами в голове. Он весь превратился в нежное хлюпающее влагалище, которое любовно обсасывало член, не давая ему выскользнуть. Герасимов задвигался навстречу, выгибая спину, чтобы подчеркнуть момент входа. Ротик невольно закусил нижнюю губку. Бородач ускорился, и Герасимов, сам того не ожидая, сорвался сладкими стонами в момент истины. Попа, как пружинистый мякиш, продолжала отбивать хлёсткие удары, которые влетали теперь с невероятной скоростью. Бородач схватил Герасимова за плечи, пальцами вцепился в шею и, надавив сверху, палкой застыл глубоко под сердцем. Снова и снова появляясь и исчезая железной основой, диктующей новые правила любви.

Герасимов гладил руки мужа, не желая отпускать его, придерживая бёдра, чтобы член оставался внутри. В таком положении он чувствовал невероятный восторг, переполнявший душу.

— У тебя точно всё в порядке? — муж странно ухмылялся, поглядывая из-за плеча.

— А что? — насторожился Герасимов.

— Ты сегодня какая-то необычная, — бородач вышел из него. — Это электрошок на тебя так подействовал?

Герасимов тревожно облизал губы.

— Я не хотела говорить, — он откашлялся, подтягивая трусики с колготками. Член бородача вяло болтался перед ним, оставаясь длинным и толстым. — Я, кажется, кое-что забыла после удара током, — Герасимов стеснительно поднял глаза на мужа.

— Забыла, значит? — тот смотрел на неё скептически, странно улыбаясь. — Ладно, давай поужинаем сперва. Может, вспомнишь.

Бородач подтянул джинсы с трусами и вышел из ванной.

Герасимов, потрёпанный, с гудящим зноем неги под животом, стоял неподвижно, прислушиваясь к отголоскам мощных ударов. Казалось, член всё ещё бьётся в самое сердце, замирает, выгибаясь в дугу, взрывается ритмичными вздрагиваниями. Внезапно жидкость внутри него устремилась наружу. Герасимов только успел сжать коленки и подставить пальчики, сложенные лодочкой.

Густая тягучая сперма, замешанная на взбитой смазке, вяло вытекала из него большими перламутровыми каплями.

4

Муж Лизы постарался на славу: на столе дымилась мясная поджарка. В качестве гарнира он приготовил картофельное пюре и салат-оливье.

— Сейчас быстренько перекусим и поедем, — бородач добродушно улыбался. После секса он стал похож на плюшевого мишку — такой же косолапый, бородатый, как бармалей.

Герасимов с аппетитом жевал мясо. Еда опьянила его, два бокала шампанского быстро ударили в голову, и он поплыл. Муж уже не казался ему грозным, наоборот, он думал об удовольствии, полученном в ванной. Ему захотелось повторить опыт, попробовать спереди, сверху, добавить поцелуи.

— Может, останемся дома? — заплетающимся языком произнёс он, томно хлопая ресницами.

Муж подозрительно смотрел на него с хитрым прищуром.

— Совсем ничего не помнишь? — спросил он, ухмыляясь.

— Помню, — Герасимов стрелял глазками, по-женски лаская мужа пьяным игривым взглядом. — Только не всё.

— Ну хорошо, — пробормотал бородач. — Идём.

Он взял Герасимова за руку и повёл в спальню.

«Что он задумал?» — Герасимов представил, что сейчас вновь будет трахаться, и возбуждённо поправил платье под поясочком. Он сел на диван, по-мужски широко раздвинув ноги. Откинул волосы на спину. Алкоголь дурманил ему голову, он хотел сосать член, хотел, чтобы бородач взял его, как тогда, в ванной.

«Неужели это я?» — Герасимов, никогда не испытывавший влечения к мужчинам, в который раз изумился женской похоти, возбуждению, охватившему его. Он хотел, чтобы его трахнули, хотел, чтобы бородач вновь насадил его на член.

— Раздевайся, — бросил муж, доставая какой-то чёрный пакет из шкафа.

Герасимов жеманно улыбнулся, стянул платье через голову. Вопросительно посмотрел на мужа.

— Полностью, — подтвердил тот.

Герасимов стянул трусики, на которых засохшие следы спермы напомнили о недавнем лишении девственности. Половые губы были набело выбриты, только ёлочка разложенных коротких волос украшала лобок. Грудки заколыхались, когда Герасимов расстегнул бюстик. Вытянутые возбуждённые соски топорщились вверх на мягких подрагивающих сферах.

Муж не спешил распаковывать содержимое мешка.

— Что это? — спросил Герасимов, игриво покачивая волосами за спиной.

— Новогодний костюмчик. Как раз на твой размер, — бородач по одному вытягивал предметы, раскладывая их перед шокированной Лизой.

Та зависла в прострации. Хлопая широко открытыми глазами, с отвисшей челюстью на внезапно побледневшем личике рассматривала она новогодний гардероб для выхода в свет.

5

Герасимов ехал на заднем сидении авто в прозрачном резиновом мешке, плотно облегающем голое тело. Тонкий слой латекса обтягивал кожу, полностью укутывал с ног до головы. Лишь круглые карие глаза Лизы и испуганно приоткрытый драматический рот светились страхом через прорези костюма. Из одежды муж разрешил надеть ботильоны, пальто, шарфик и шапочку.

Они выехали за город и почти сразу свернули в коттеджный посёлок. Здесь повсюду лежал девственно чистый снег. Пушистые сугробы неровными горками струились вдоль дороги. Разлапистые ёлки, заваленные ватными облачками, величественно встречали гостей. Смеркалось.

Череда дорогих машин въезжала на территорию средневекового замка, ограждённого от любопытных глаз высоким бетонным забором. Бородач припарковал машину возле смотровой башенки, проверил время на часах.

— Ну что, начинаешь вспоминать? — шутливым тоном спросил он.

Из соседних машин выходили такие же пары, как они: женщины без верхней одежды, голые под латексом, обезличенные. Женские фигуры, тонко стянутые корсетами, держались своего хозяина. Тот вёл рабыню, пристёгнутую за поводок к ошейнику. Некоторые девушки были в наручниках и кандалах. Один хозяин постоянно шлёпал свою рабыню плетью, грубо тянул за ошейник, брызгая слюной в лицо.

Ошалевший, Герасимов во все глаза смотрел на происходящее. Он бы и хотел убежать, но браслеты на щиколотках, соединённые цепью, и высокое ограждение по периметру делали миссию невыполнимой.

Он шёл по предложенному пути, доверяясь чужим предпочтениям.

«Это всего лишь игра!» — успокаивал он нервную дрожь в коленках.

Бородач нацепил на него ошейник с колокольчиком и вёл за собой, как корову, гордо вышагивая впереди.

Герасимов семенил за Хозяином.

6

Герасимова положили в ящик, и это был не худший вариант. Из деревянного каркаса торчали его попа и ноги с одной стороны и голова с другой. Мужчины подходили, выбирали свободную дырку и трахали. Они были в презервативах, влетали по самые яйца. Не жалели ни себя, ни девушку в ящике. Закрыть рот Герасимов не мог из-за кляп-кольца, которое неподвижно фиксировало челюсти. Шевелить головой тоже не было возможности. Он мог лишь довольствоваться видом другой девушкой, которую закрепили в позорном столбе напротив. Та была оголена сзади, её не только трахали, но ещё и били плетью. Красная исполосованная задница дёргалась перед глазами. Девушка ревела от боли — кляп-кольцо часто затыкали членом, и тогда стоны становились глухими. Мужчины не церемонились с аттракционами: трахали дерзко и грубо.

Поначалу Герасимов чувствовал обиду на мужа, бородач оставил его на растерзание толпы, надёжно закрепив ремнями в ящике. Потом ему стало всё безразлично. Он не видел лиц, мужчины менялись, быстро переходили. За час его отымело не меньше двадцати человек. Там были не только мужчины: девушки в латексе с искусственными членами тоже пристраивались над ним спереди или сзади. И пока какая-нибудь красотка трахала Герасимова в рот, мужчина сношал красотку сзади. В этой кутерьме у каждого торчал член между ног: настоящий, в ярком презервативе, или искусственный. Неважно. Девушек выстраивали в паровозик, клали одна на одну. Но завершал бутерброд всегда мужчина. Мужчины были голые. Кроме масок, ярко-красных или чёрных презервативов и ботинок на них ничего не было. Именно от мужчин исходила сила, трах-мощь, выраженная в яростных проникновениях. Именно они придумывали новые комбинации для рабынь. Стоны, удары хлыста и женские крики сопровождали Новогоднюю вакханалию.

В определённый момент действие прекратилось. Внесли шампанское, Герасимова освободили. Подуставший, бородач приблизился, пошлёпал жену по попе, довольно улыбаясь. Затраханный в рот и влагалище, Герасимов едва держался на ногах. Две дырки, затёртые до горячего жжения, гудели от прилившей крови. Комок в горле болезненно отзывался на сокращения мышц.

На возвышение возле стены взошла пара. Девушка-блондинка в ярко-красном переливающемся бликами костюме, с чёрным стрэпоном между ног, подняла бокал, призывая к тишине. Её Хозяин или скорее Раб добродушно улыбался, скрывая глаза под маской. Член его под гладко выбритым лобком был закован в стальную решётку. Навесной замочек болтался снизу.

— Спасибо, что пришли, — восторженно произнесла девушка. — В Новом году нас ждёт много незабываемых интересных встреч. Давайте заглянем под бокалы. На одном из них есть метка. Посмотрите внимательно.

Герасимов заглянул под бокал и похолодел. Снизу, под самым основанием была приклеена круглая голубая наклейка.

— Она здесь, — радостно закричал бородач, заметив метку вместе с Герасимовым.

— Проходите сюда, — отозвалась девушка.

Едва переступая затёкшими ногами, с непокидающим его чувством дырки между ног, разбитым незакрывающимся ртом, Герасимов плёлся по коридору расступившихся извращенцев.

— До Нового года осталась одна минута! — возвестила девушка. — Встаньте на колени, — обратилась она к Герасимову.

Тот буквально рухнул под одобрительные возгласы.

Послышался бой курантов. Раз, два, три...

Девушка приблизилась болтая чёрной конской залупой перед лицом Герасимова.

Четыре, пять, шесть...

Блондинка жеманно улыбалась, водя членом по губам Герасимова.

Семь, восемь, девять...

Игристое шампанское струйками пузырьков завораживало взгляд.

Десять, одиннадцать, двенадцать.

— За Королеву! — закричала блондинка.

— За Королеву, — грянул зал за спиной Герасимова.

Блондинка вогнала член в кляп-кольцо и опрокинула бокал с шампанским в горлышко. Герасимов давился конской залупой, пока все остальные пили.

Послышались громкие аплодисменты. Герасимов уже так привык ничему не удивляться, что сидел на коленках и просто ждал, когда шоу закончится.

Про себя он давно решил бросить извращённую жизнь Лизы и смотаться куда-нибудь подальше. В жаркую страну, например. Да куда угодно. Он купит билет в один конец и исчезнет. Начнёт всё сначала. Работа, любовь, друзья — он всё начнёт с нуля.

Королеву, пока она так думала, закрепили в аттракционе, похожем на умывальник. Из раковины торчала только её прелестная головка. Он снова не мог пошевелить головой, и в этот раз ему было чего бояться.

Череда мужчин выстроилась по комнате. Они все мастурбировали, сняв презервативы. По одному подходили они и кончали Герасимову в рот. Члены влетали в кляп-кольцо, взрывались семенем заливали горло. Герасимов сидел в умывальнике или вернее сказать лежал. Выплюнуть у него не было возможности. Поэтому, чтобы не задохнуться, он глотал. Снова и снова. Они кончали, зависали над ним, вколачивали по самые яйца свои члены. Сколько же их было? Они все хотели осеменить Королеву, готовились весь вечер. Теперь Герасимов понимал, почему они не кончали. Отстрелялся и муж Лизы.

Подошла очередь последнего паренька в маске на пол-лица. Что-то знакомое мелькнуло в острых зрачках, горящих яростью.

— Ну что, козёл? — зашипел он, наклонившись над Герасимовым. Его до боли знакомый голос поразил Герасимова, как удар молнии. — Нравится тебе в моём теле?

Знакомый член влетел в рот. Лиза-Герасимова трахала Герасимова в рот его же членом, гневно сверкая бледно голубыми зрачками.

Герасимов мычал, разглядывая себя со стороны. Он узнавал и не узнавал себя. Таким угловатым и резким он никогда не был.

Лиза наслаждалась мужским сексом. Женская ярость, замешанная на лютой ненависти, охватила её новое мужское естество. Вокруг уже никого не осталось, все перешли в другой зал, где богато уставленный стол с явствами простирался полукругом.

— Как ты там говорил? — Лиза гоняла член в руке, который готов был вот-вот взорваться. — Прощай, грусть? Я тебе покажу, сука, «прощай, грусть»!

Она схватила Герасимова за голову, больно защипнула нос и, яростно вколачивая член в рот через кляп-кольцо, уставилась ему в глаза.

Раздался щелчок, треск. В глазах посыпались искры. Герасимов кончал в рот Лизе, держа в дрожащей руке электрошокер.

Она забила языком по головке, прикрывая веки, чтобы не упустить душу ещё раз.

— А теперь вали отсюда, и чтоб я больше тебя не видела! — промычала она. Её драматические, широко распахнутые в кольцо губы, заляпанное спермой лицо, огненный взгляд карих очей, горящих похотью, — последнее, что запомнилось Герасимову перед тем, как он выскользнул в прихожую замка.