Мамино воспитание

Глава первая. Моя мама – воспитательница.

Отец нас с мамой бросил, когда мне не было ещё и четырех лет. Ушел к другой женщине, жил в соседнем доме, работал на том же заводе, что и мать.

Она очень переживала развод. С мужчинами у неё ничего не получалось, хотя была на мой взгляд очень симпатичной, милой женщиной. Так что жили мы с ней вдвоем в однокомнатной, изолированной квартире на первом этаже дома, построенного в начале шестидесятых годов.

Всю свою злость на противоположный пол, мать срывала на мне, будто я был в чем-то виноват. Била за малейшую провинность тем, что подворачивалась под руку, а потом раздевала догола, выталкивала на лестничную площадку. После долгих моих молений, сопровождаемых, паническим страхом, снисходительно обнаженным ставила в угол. Где находился до тех пор, пока она не ложилась спать, постоянно прося у неё прощение:

«Мамочка, миленькая, прости меня, я больше не буду»

«Заткни свой рот, а то сейчас быстро голым на улицу выгоню!»

Мне казалось, она получает какое-то физическое удовлетворение, издеваясь надо мной.
Любила ли она меня, не знаю, но знаю точно, что если бы ей предложили выбрать между мной и отцом, то она бы выбрала отца.

Жестокость ко мне не знала предела. Издеваясь, её лицо как-то преображалось, какие-то страшные, сладострастные, неизвестные мне черты появлялись на нём. Может она представляла на моем месте отца, не знаю, но в детстве вместо материнской ласки, пришлось перенести много унижений, обид.
Предстать голым перед ней, было совершенно не стыдно. Это было обычным делом. Она часто меня купала, вымывая не только спину, грудь, но и гениталии. Её рука намыливая мой член, яички, совершенно не вызывали каких-либо нездоровых ощущений, как у меня, так думаю и у неё.

Но когда, она заставляла раздеться, а затем выталкивала на лестничную площадку или кто-нибудь приходил в это время к нам, я умирал от стыда и страха. Ужасно боясь, что меня могут увидеть в таком виде. А она пылала от удовольствия, наслаждаясь своей властью надо мной, моим унижением, а я стоял голый в углу, дрожа от стыда и страха.

«Мамочка, прости меня, я больше не буду», - молил её.

«Стой, свинья, пусть посмотрят твои одноклассники на тебя. Других слов ты не понимаешь, я устала с тобой бороться», - самодовольно бросала она в мою сторону.

«Мамочка, родненька, прости…»

«Заткнись, а то сейчас на улицу выгоню в том, в чем ты есть!»

Не раздеться по её приказанию, или покинуть место наказания, или прикрыть себя чем-нибудь, без её разрешения я не мог. Даже мысли в голове не появлялись выразить какой-то протест.

Если приходили к ней подруги, то она приоткрывала дверь, пока они раздевались в прихожей и тихо, шепотом командовала:

«Тебе сегодня повезло, быстро свинья под кровать!»

Одеться я не имел права, и голый быстро заскакивал в убежище и сидел там до тех пор, пока они не уходили. Мне казалось, что мать специально, зная, что подруги придут к ней, наказывала меня таким образом. Потому что я даже не помню, когда к ней они приходили, а я не сидел голым под кроватью.
Их посиделки затягивались до позднего часа, пили вино, вели весьма фривольные разговоры. Правда мать о себе ничего плохого не рассказывала, но её подружки делились таким, что, еще не пойдя в школу, я знал, откуда берутся дети, как надо предохраняться, чтобы «не залететь», какая поза лучше во время полового акта и как, делая, минет использовать презерватив, незаметно для мужчины.

Уже в конце гулянки, обычно, кто-то из её подружек спрашивал:
«А Сергей где? Так поздно гуляет?»

«Он так поздно не гуляет, под кровать опять залез. И чего ему там нравиться сидеть?» - с каким-то ехидством и издевательством, говорила мать.

«Сережа, вылези, поздоровайся с тетями», - продолжала она, с какой-то дрожью в голосе, не сулившею мне ничего хорошего.

Я в ужасе прижимался к стенке. Со страхом думая, что меня сейчас могут вытащить из-под кровати.
А когда одна из подружек пыталась наклониться и заглянуть под кровать, засовывая туда руку, моё сердечко сжималось и какое-то необъяснимое, приятное, щемящее чувство, беря начало из паха, разливалось по всему телу. Какой-то сладострастный страх охватывал меня. Было и страшно и приятно. Хотя до первых волосиков на лобке и подмышками было ещё далеко.

«Ну, ладно, не лезь к нему Клавка, он уже, наверное, там спит», - останавливала её мать.

«Нинка, ты следующий раз говори, что он там сидит, а то мы такое тут рассказываем»

«Не бойся, он ещё маленький, ничего не понимает», - парировала она.

«Да, красивый у тебя сын. Вырастит, вообще от девчонок отбоя не будет!»

Это ещё до школы меня не очень интересовали их разговоры, не вызывали никаких чувств. После же, я потихоньку взрослел, и, каждое слово их беседы внимал с огромным желанием и удовольствием.
Конечно, не всегда их разговоры заходили очень далеко, но по праздникам, когда они долго сидели и много выпивали, я с внутренней дрожью слушал откровенные рассказы взрослых женщин об их похождениях, взаимоотношениях с мужчинами, лаская гениталии.

А если везло, то прижавшись головой к полу, иногда мог видеть трусы между небрежно расставленных женских ножек. Это уже потом, у меня под кроватью постоянно лежало небольшое зеркальце, при помощи которого, со страхом быть пойманным, я пытался рассмотреть, что находится под юбкой у взрослой женщины. Любопытство, конечно, побеждало страх. И я знал, в каких трусиках ходят мамины подружки.

Да, ни у одной из маминых подружек не было мужа. Все они были или разведены или никогда не выходили замуж, так что мужская тема очень сильно была представлена в их разговорах. Нехватка мужской ласки сильно влияла на их женскую фантазию.

Нет, не подумайте, мать моя не пила много, только изредка, когда был повод. Она член партии, главный технолог завода, а позже и председатель родительского комитета школы. Её фотография красовалась на городской «Доске Почета». Так что ей я мог только гордиться.

Когда последняя подружка покидала наш дом, она снисходительно произносила:
«Вылезай, устала я сегодня тебя воспитывать. Умываться и спать, услышу хоть звук от тебя…»

Я молнией вылетал из-под кровати, и через минуту лежал в постели, имитируя сон.

Мать меня сильно не стеснялась. С раннего детства я её видел не только в трусах и лифчике, но и совершенно голой. Она могла выйти из ванной комнаты, обнаженной, чуть прикрывая тело маленьким махровым полотенцем, достать из шкафа трусы и без зазрения совести одевать их передо мной. Но у меня это не вызывало ни какой реакции. Я спокойно смотрел на неё. В силу своего возраста не понимая прелесть женского тела.

Она была не большого роста. Грудь не отличалась большим размером и не очень гармонировала с её широкими бедрами и узкой талией. Бритвенный станок или ножницы, никогда не касались буйной растительности на лобке. Тело было совершенно белое, так как она не любила загорать на пляже.
Справедливости ради, конечно, надо сказать, что уже, когда я был в классе втором, она старалась не появляться обнаженной. Стала скрывать свои прелести от моего уже тогда любопытного взгляда.

Но, а когда началось половое созревание, заиграли гормоны, я уже сам старался подсмотреть за ней, но ничего у меня не получалось. Видимо осознавая, что со мной происходит, она стала в этом в

опросе очень аккуратной.

Ужасно хотелось увидеть интимные места у женщины. А рядом женщина была только одна, моя мать. Женщина, и очень красивая, как мне казалось. Как я не изощрялся, но все попытки были обречены на провал.

Более того, она однажды, после продолжительного застолья с подругами, принимала ванную, и поймала меня за этим занятием.

Глупенький, думал, что алкоголь притупит её бдительность, но получилось все совершенно по-другому.
Мать выскочила, набросив на себя махровый халат, даже не завязав его пояс. Её рука держала полы халата, не давая им распахнуться. Она, молча, подошла к шкафу, раскрыла его и достала ремень.
Гнева, не было предела:

«Ах, ты сволочь! Раздевайся!»

Мать, совершенно не обращая на свой вид, стояла, опустив обе руки вдоль туловища, с чуть распахнутыми полами халатика, в створе которых просматривалось пространство между грудями, беленький, нежный, чуть выпуклый животик, резко контрастируя внизу с треугольником черных волос.
Я послушно, привычно, дрожащими руками снял с себя всю одежду. К моему ужасу член торчал, выпирал из-под жиденьких волосиков на лобке. Он стоял, несмотря ни на что, возбуждение, от совсем недавно увиденной обнаженной женщины в ванной комнате, через небольшое окошечко в стене, не проходило.

Мать, вид нагло торчащего члена взбесил ещё больше. Её лицо побагровело, глаза округлились, рот как-то некрасиво скривился. Мне показалось, что она меня сейчас убьет.

«На колени подлец!», - зловеще прошипела она.

«Мамочка, прости, я больше не буду…», - только и смог вымолвить.

Но она была неумолима. Не произнося ни слова, двинулась в мою сторону и сразу же мои ножки подкосились, я стал перед ней на колени.

Только коленки коснулись пола, она сразу оседлала меня, просунула голову между своих стройных, полненьких, коротеньких ножек, крепко зажав шею внутренними сторонами бедер. Из-за своего невысокого роста, мать практически села мне на шею, села так, что я чувствовал обнаженную промежность, валики половых губ, густо покрытых жесткими волосами.

Это было первое мое касание полового органа взрослой женщины. Не смотря, на трагическую ситуацию, сердечко бешено, радостно застучало, ничего не существовало, только этот небольшой участок кожи, который касался такого нежного и желанного, тайного женского естества.
Мать взмахнула ремнём, и он со свистом опустился на оголённый зад. С какой ярость она хлестала. Я кричал, умолял, просил меня простить, но она всё била и била.

Как мне было больно. Ремень был узкий, кожаный. Разрезая воздух, он раз за разом обжигал зад, оставляя ярко-красные рубцы, заставляя забыть о чудесном ощущении нежных валиков половых губок у меня на шее.

При каждом ударе, инстинктивно, пытаясь вырваться, старался разогнуться, выпрямиться, все сильнее и сильнее надавливая, матери на промежность, ерзая по влагалищу нежной кожей шеи, охватывая руками бедра и притягивая их к себе.

Может она плохо вытерлась, и влага стекала с её тела, может от усилий вспотела или уписалась, но через некоторое время шея у меня была мокрая. А дыхание матери походила на дыхание марафонца на финише. Мне показалось, что какой-то необычный, приятный, сладострастный запах разлился под подолом халатика, несколько притупляя обжигающую боль на ягодицах.

А через некоторое время, в паху у меня заныло, заныло, так, что бурные потоки крови хлынули к гениталиям. Непонятное желание стало раздирать мою плоть.

Я продолжал кричать, но удары стали приносить мне не сказанное наслаждение. С каждым ударом всё росло и росло возбуждение.

О, это сладкое ощущение мокрого, такого желанного, хлюпающего, женского влагалища на шее, дурманящий запах, и обжигающая боль на ягодицах, до сих пор не покидают меня.

Гениталии налились кровью, сперма так и рвалась на выход. Рука самопроизвольно коснулась головки торчащего члена, сжала её, и сразу же волна оргазма потрясла тело.

Это был не первый испытанный мной оргазм, онанизмом я уже занимался давно, но такого полного, испепеляющего я не испытывал до этого никогда.

Тело, как пружина начало выпрямляться. Мне показалось, что я приподнял мать, её ноги оторвались от земли, а она как-то очень сильно сжала бедрами шею, затряслась, задергалась, видимо испугалась упасть на пол.

Как-то неестественно начала двигать задом, трясь промежностью о мою шею, всё сильнее и сильнее сжимая бедра. Схватила меня за плечи, пытаясь сильнее прижать к себе. Задышала так, что я испугался за неё. Все её тело дрожало. Бедра сильнее и сильнее сдавливали шею, нарушаю ток крови в головной мозг.

Голова закружилась, разноцветные круги поплыли перед глазами, и я начал терять сознание, сквозь пелену слыша, как мама, приседая на корточки, увлекая мою голову вниз, кричала:

«Ой, ой, ой…Что ты делаешь, сволочь…прекрати… Ой, ой… Миленький…не надо…»

Но я ничего не делал, а она все сильнее прижималась ко мне влагалищем, терлась, тряслась, кричала все громче и громче…

Очнулся от запаха нашатырного спирта. Лежал на полу, а на меня смотрело испуганное лицо матери:

«Сережа, ты как себя чувствуешь?»

«Хорошо», - не солгал я.

Если бы она знала, какое огромное удовольствие получил я и как себя прекрасно чувствую. Но сил совершить такой подвиг ещё раз у меня не было.

Не сказав больше ни слова, она пошла в ванную комнату и включила воду. А я, вытерев руки, пах, шею трусами, лег на диван спать, желания подсмотреть, что там, в ванной делает мать, у меня не было. Силы совершенно покинули тело. Только коснувшись подушки, я сразу уснул.

Утром она меня разбудила, как ни в чем не бывало. Я думал, что мать сейчас устроит головомойку из-за того, что я за ней подсматривал, но этого не произошло. Она сделала вид, что ничего не было.
Но происшедшее не оставило меня равнодушным. Мои фантазии при занятии онанизмом резко изменили своё направление. Теперь я представлял себя унижаемый женщинами, пресмыкающимся перед ними. Но повторить подобное, что произошло между мной и матерью, я не мог. А она, как, на зло, перестала меня раздевать и ставить в угол. Может, посчитала, что я уже взрослый, или что-то с ней самой произошло тогда, и она испугалась продолжения.

Если бы она знала, как я хотел перед ней унизиться, получать удары ремнем, стоя на коленях, сидеть голым под кроватью, когда она разговаривала с подружками, попивая вино, подглядывать за ними через зеркальце. Только, от одной этой мысли, член напрягался, в яичках гудело, желание распирало плоть. Но мать, как подменили.

«Мама, ну прикажи мне раздеться перед тобой, постав в угол», - кричало всё моё естество, но она почему-то стала совершенно другой.

А когда я вроде бы случайно, снял перед ней трусы, идя купаться, она со злостью посмотрела на меня и произнесла:

«Ты что, меня за шлюху считаешь, раздеваешься передо мной!»

Больше таких попыток и поползновений я не делал, зная крутой нрав матери.

Так что волей, не волей, а пришлось, все больше и больше заглядываться на других взрослых женщин. Искать объект наблюдения на стороне. И чем крупнее и властнее были они, тем мне больше нравились.

Мечтал быстрее повзрослеть и общаться с ними на равных. Мои одноклассницы меня совершенно не интересовали. У всех ребят была своя любовь в классе, а у меня нет. Не интересовали они меня!