Мама - моя рабыня! Почти окончание

Мама – моя рабыня! Почти окончание.

С этими словами я развернул её, нажал на плечи, чтобы она наклонилась, намотал на кулак волосы, потянул на себя, чтобы она прогнулась, а другой рукой направил хуй во влажную пизду, и стал мять её грудки и ласкать маленькие, но миленькие сосочки.

Она уже ждала этого момента, подала попку назад и взвыла, когда головка раздвинула всё еще набухшие лепестки малых губ и проникла в перламутровую плоть вагины.

– Аааа...! – вырвалось из её горла.

– Потише, – пошутил я, – не то соседи подумают, что тебя убивают и вызовут полицию.

– Как хорошо ты ебешь, сынок, – уже не смущаясь прошептала она, – я так счастлива.

И, действительно, выражение счастье читалось на её милом личике.

Струи горячей воды барабанили по её прогнутой спине, собирались лужицами на позвоночнике. Крупные капли задерживались на её чудесной попочке, скатывались в щелку между розовых булочек и лились на мой ствол. Стекали по яйцам и шлепали по дну ванной.

– Сейчас ты у меня получишь, сучка, – я снова включил игру на доминирование, – я выебу тебя как последнюю шлюху!

– Еби, еби, мой милый, – она выгнула спинку, как похотливая кошечка, и с упоением нанизывалась на мой хуй, – мне ни с кем не было так хорошо!

Отпустив волосы, я повернул ладонью её личико к себе, она поймала мои губы, и мы впервые слились с ней в долгом поцелуе.

Я долбил и чувствовал, что она расслабляет мышцы вагины, когда я вдалбливаю хуй по самые яйца и сжимает их, когда ухожу. Она доила его, как хорошая хозяйка доит коровьи соски. Мы двигались медленно и размеренно, получая электрические разряды от органов наслаждения, подаренных человеку богом, пока оба не почувствовали, что сейчас будет разрядка.

– Только не кончай в меня, – испуганно запричитала она, – у меня сейчас самое залетное время.

Я удивился, что она вообще обращает на это внимание и следит за своим графиком. Хотя, конечно, с её то характером чистюли, думаю, она с ужасом ждала наступления этих «грязных» по её понятиям дней. Представляю, какие мучения и угрызения совести она испытывала и кляла себя за те «излишества», которые себе позволяла, терзая свои дырочки и пипочку клитора.

Пока я об этом размышлял, она соскочила с хуя, резко развернулась, опустилась на колени и во второй раз за день взяла его в рот, но, на этот раз не по принуждению, а сама, добровольно и с удовольствием стала сосать и двигать головой. Одновременно, рукой она стала ласкать клитор.

Я решил на этот раз отказаться от насилия и не ебать её в рот, а позволить самой регулировать и частоту фрикций и глубину погружений. Но долго сдерживаться я не мог и начал стрелять спермой в её рот. На этот раз и спермы было меньше, и хуй был погружен лишь на половину, поэтому ни одна капля не была потеряна. Она вынула хуй изо рта, и его тотчас стали обмывать струи воды.

– Ну, вот и всё, – она высосала последние капли из ствола.

– Хуесосочка моя милая!

– Уже и милая?

– Конечно милая! Видела бы ты со сторону свою мордашку, когда ты сосешь, и, потом, я же вижу, тебе самой нравится, что я так тебя называю?

– Да, нравится, и у меня я даже сырею, когда это солышу. А ещё лучше, когда ты называешь меня членососочкой. А, как ты выразился «мордашку» свою я, как нибудь, увижу, когда буду сосать перед зеркалом. Может это будет ещё более волнительно, сосать и видеть свое отражение.

Закончив это дело, мы принялись мыть друг друга. Я намылил её бархатистую кожу, груди, прошелся мылом по животику неширокой полоске коротеньких кучеряшек на лобке и коснулся возбужденной вишенки клитора. Она дернулась как от удара тока, закрыла глаза и откинула голову назад. Губы расплылись в улыбке. Я не удержался и нежно поцеловал этот алый цветок. Она, в ответ, на ощупь нашла мой хуй, обвила его ладошкой и стала плавно двигать её.

Слившись губами, мы стояли несколько секунд, лаская прелести друг друга. Я водил мыльными пальцами по шелочке, задевая клитор, и она каждый раз дергалась.

– Я отнесу тебя в кровать, – сказал я, набросил на шею большое махровое полотенце, другим обернул её тело. Она повисла на мне, обвив руками шею, я подхватил её под колени, и вынул из ванной и понес.

– Она скосила глаза на уже подсыхающую на кафельном полу лужицу, улыбнулась, но промолчала.

Мы лежали на кровати, прижавшись боками, держались за руки и тихо разговаривали.

– Знаешь, – я повернул к ней своё лицо, – ты ведь моя первая женщина.

– Я догадалась, – ответила она, немного подумав, – Бедный мальчик! Никто ему ни дал попробовать этого любовного напитка, только родная мамочка! Теперь ты насытишься, я думаю, может даже пресытишься!

– Нет, что ты такое говоришь, мне никто не нужен, кроме тебя.

– Это ты сейчас так думаешь, – она с легкой грустью посмотрела мне в глаза – спустишь накопившееся во время воздержания либидо, старая мамочка надоест, и ты найдешь себе молоденькую. И, я даже рада буду, если ты женишься, у тебя будет ребенок.

– А ты разве не хочешь забеременеть и родить ребенка от меня?

– Ты что, – она чуть ли не подсочила на постели, – если это шутка, то очень неумная. А вдруг у нас родится больной ребенок?

– Вот видишь, ты уже не исключаешь, что можешь родить от меня.

– С чего ты взял, – возмутилась она, – я такое не говорила.

– А как понимать эту фразу: «А вдруг у нас родится больной ребенок?»

– Ну, это же просто фигура речи, я даже мысли такой не допускаю, родить от тебя.

– Ты просто вытесняешь из сознания это, а на самом деле уже почти готова.

– Слушай, давай поговорим о чем, то другом, мне не нравится наш этот разговор.

– О чем, например?

– Когда я в последний раз была у своего психотерапевта, то мы обсуждали твоё поведение.

– Что значит, моё поведение? Я уже, кажется, не школьник и тебя никто в школу не вызывает.

– Не притворяйся, ты прекрасно понимаешь, что речь шла о твоём сексуальном поведении.

– И что ты ему рассказала?

– Ну, что ты подглядываешь за мной, когда я моюсь в душе, занимаешься онанизмом и спускаешь на мои трусики.

– А он?

– Он сказал, что это нормально.

– Какой глубокий вывод! Я и сам знаю, что это нормально. Ненормально, когда сын не интересуется матерью, и она не привлекает его как женщина. Так, а что ещё он сказал?

– Он предложил, чтобы я уговорила тебя прийти к нему на приём.

– Это ещё для чего? Я же больше не буду онанировать на твои трусики, и подглядывать не буду, а просто созерцать тебя обнаженную, когда возникнет такая возможность.

– Он, кстати, говорил, фиксация на матери, как сексуальном партнере, явление временное, и тебе уже пора закрыть этот гештальт и переключиться на другой объект.

– Да пошел он в жопу, твой психотерапевт. Не хочу я закрывать этот гештальт, когда я его только-только открыл, можно сказать распахнул.