Конец дней. Лирика

Несколько мужиков, одетых в рабочие комбинезоны не первой свежести, гуськом вошли в двери кабака, над входом в который была прикручена вывеска с названием «Вислоухий поц», а чуть ниже висела еще одна табличка с начертанной от руки зазывающей надписью: «Не хочешь быть как он — зайди и выпей!»

Мужики заняли места за столиком, а один из них, кивнув приветственно симпатичной светловолосой женщине, работавшей за барной стойкой, крикнул, обращая свой зов в глубины забегаловки:

— Федя! Поставь музыку!

— Чирик давай! — потребовал из глубин грубый мужской голос.

— Да ты охренел?! — возмутился мужик. — Вчера ж еще это удовольствие всего пятерку стоило!

— А сегодня электричество подорожало! — рявкнул Федя, выглянув в зал из каморки администратора. — Хочешь музон — давай чирик! Не хочешь — завали ебло и сядь на место!

— Куркуль ты гребанный, — проворчал мужичек и обратился к женщине-барменше: — Лира, четыре пива нам сделай, будь добра.

— Пять секунд — и будет сделано! — белозубо улыбнулась Лира. — Жрать что-нибудь будете?

— Не будем, не жрать пришли, — улыбнулся в ответ рабочий. — Лир, может присоединишься к нам?

— Нет, Олеж, вы там уж как-нибудь без меня.

— Ну а чего? — не унимался разговорчивый посетитель. — Вместе-то, оно веселее!

Из дверей каморки вышел Федор. Обладатель грубого голоса имел не менее грубую внешность и кулаки, каждый размером с голову носорога. Он подозрительно посмотрел на мужичка, закатывая рукав рубашки на правой руке, и спросил:

— Опять к Лирике яйца подкатываешь? Олег, ты меня знаешь — ноги вырву.

— Да знаю, знаю, — сдался мужик и, отходя от барной стойки, бросил в сторону Федора: — Между прочим, в седьмом квартале, в Ельниках, тоже бар открылся.

— Ну знаю, и че? — Федор, провожая мужика тяжелым взглядом, принялся закатывать рукав на левой руке.

— А то! — Олег занял свое место рядом с товарищами. — Там за музло денег не требуют! Там хозяин той тошниловки проигрыватель и пластинки купил для посетителей, и крутит песни все время! «Вега-101» называется... На патефон похож. Одно по одному, конечно, крутит... Но зато бесплатно! А патефон тот тоже, между прочим, от электричества питается!

— Вот пиздуй туда и слушай свои пластинки! В гузно себе эту «Вегу» запихай! Чего мне твой патефон, деревня? У меня тут все компьютеризировано! Видал? — Федя показал пальцем на большую колонку, висящую в углу. — Она к компу подключена, и звук у меня, что живой концерт! А ты мне тут про патефоны трескучие загоняешь! Завали хохотальник, а то выброшу тебя к херам отсюда, если еще слово услышу! Лирика, дай ему уже пиво, пусть заткнется!

Лира поставила на стойку четыре флакона темного пива, производимого кое-как на остатках местного городского пивзавода, а рядом водрузила тарелку с солеными сухарями:

— Прошу! Двадцать восемь рубликов с вас, уважаемые.

— Забирай давай свое пойло, — прорычал Федя, почесывая здоровенной пятерней волосатую грудь, выглядывающую из-под не до конца застегнутой рубахи. — У нас самообслуживание.

— Не сервис, а сказка, — ворчал Олег, сгребая пиво с прилавка.

Лира, чье полное имя звучало как Иллария, снова зарылась в бумажные дела, от которых ее отвлекли посетители. В заведении Федора она была и за бармена, и за повара, и за бухгалтера. У нее опять не бился приход с расходом, и явственно корячилась очередная недостача. Однако, испортить ей настроение данное обстоятельство было просто не способно: на душе у Лиры порхали бабочки и цвели ароматные полевые цветы.

Неделю назад Иллария вновь почувствовала себя женщиной — красивой, желанной, любимой, а не той, которую имеют по-быстрому ради сиюминутного удовольствия. Это чувство было приятным, но пугающим: ухажер ее не вполне подходил на эту роль в общепринятом смысле слова. Однако общепринятый смысл давно изменил направление того вектора, который еще полвека назад задавал тон развитию общества. Теперь былого общества нет, а на его остатках зарождалось новое, пережившее каскад эпидемий, а затем и несколько локальных военных конфликтов. Внешне оно оставалось точно таким же, как и прошлое, но на духовном уровне кардинально изменилось, и изменения эти часто выглядели болезненными. А иногда они принимали и вовсе уродливые формы.

Так что шалости Илларии, которую владелец «Вислоухого поца» романтично называет Лирикой, по сравнению с остальными порядками мира, уже не выходят за пределы людского сознания. Ее ближайшая подруга Маринка давно этим грешит — уже пару лет трахается со своим сыном, и ничего... С дороги ее никто не сталкивает, и в рыло при встрече не бьет. Да и остальные некоторые занимаются черт знает чем... Понимать ведь надо: мужиков-то осталось с гулькин хрен! Но Лира все равно боится сказать окружающим правду. Еще не время...

— Лирика! — позвал работницу Федор из своей каморки.

— Иду! — вынырнула Иллария из глубоких раздумий.

Она поправила прическу на голове, огладила узкую юбку, стягивающую приятной округлости бедра, и прошла в кабинет начальника. Встала в дверях и посмотрела на него, лукаво улыбаясь.

— Что ты лыбишься безостановочно в последнее время? — спросил Федор, глядя на нее исподлобья.

— А что, нельзя? — все так же растягивая губы в улыбке спросила Лирика и скрестила руки на груди. Ее крупные сиськи отчетливо прорисовались сквозь черную водолазку. Бедра обтягивала юбка чуть ниже колен, а стройные ноги были облачены в толстые черные колготки по погоде. Ступни Лиры украшали туфли на небольшом каблучке, которые Федя однажды подарил ей после страстного траха на этом самом столе, за которым он сейчас и сидел, после чего велел женщине обязательно носить на работе только их. Она и носила.

Федор снова почесал волосатую грудь и заставил себя отвести взгляд от массивного бюста. Он вздохнул, встал со стула и посмотрел в голубые глаза собеседницы.

— Нашла себе кого-то? — тон Федора не был угрожающим. Скорее, в нем слышалась досада.

— С чего ты взял?

— Вижу, не дурак ведь, — рука владельца бара легла на крутое женское бедро. — Две недели уже меня не замечаешь, значит нашла... Скажи честно, нашла?

— А если нашла, то что?

— Ничего... Я просто расстроюсь, — ладонь Феди поползла дальше, заползая на территорию мягкой и приятной на ощупь ягодицы.

Лира спокойно сняла мужскую пятерню со своей задницы и твердо ответила, уже перестав улыбаться:

— Все, хватит руки распускать. Прошло то время.

Он не привык получать отказы и всегда болезненно на них реагировал. Но Лира ему нравилась. К тому же, когда-то она была женой его родного брата, который сгинул неизвестно где еще лет пятнадцать назад, и с тех пор Федор старался оберегать симпатичную невестку и ее сына Славку. А уж зла Лирике он никогда не желал. И подлянок ей делать из-за того, что она вертит хвостом, не собирался.

Федор тряхнул головой, сел на свой стул и сказал:

— Ну, нет — значит нет. Ладно, можешь идти домой. На сегодня все.

— Рано ведь еще... Сейчас самый поток начнется.

— Иди-иди, — зевнул Федя, уже вернув своему лицу привычный грубоватый, ничем не прошибаемый вид. — Я все равно сегодня раньше закрываюсь, ко мне старый друг наведаться должен... Так что вали пока не передумал.

***

Иллария миновала два блокпоста пока добралась до дома, хоть и жила всего в нескольких кварталах от бара. На улицах резко прибавилось милицейских патрулей, будто город переходил на военное положение. Досмотр на каждом КПП был серьезным. Зато, едва завидев силовиков, обвешанных автоматами и обмундированных в тактические брюки и куртки, с площадей и переулков тут же пропали попрошайки, нелегалы, ворье и прочий мелкоуголовный сброд. Да и обычный народ сторонился небольших, но организованных групп военных и милиции, потому что никогда не видел от них ничего хорошего.

Женщина нырнула в подъезд своего дома, построенного больше столетия назад, но еще прочно стоящего на фундаменте. Квартиру эту им с мужем Игорем подарил Федор. Каким образом он смог это организовать Иллария не знала. Собственная квартира по нынешним меркам — роскошь. Но Федя всегда был смышленым мужиком и имел нужные связи. А после того, как пропал без вести муж, он не оставил в беде его жену и маленького сына... Даже знаки внимания Лирике он начал оказывать только через пару лет, после пропажи брата, когда стало ясно — Игорь больше не вернется.

Лира открыла дверь квартиры, зашла внутрь и сразу прошла к комнате сына. Постояла возле двери и тихонько толкнула ее. Дверь заскрипела петлями.

Славка мирно спал, раскинув в стороны руки и ноги на своей полуторке, после восемнадцатичасовой смены на восстановлении бывшего завода железобетонных конструкций, который долгое время был полузатоплен вместе с половиной города после взрыва местной ГЭС. Теперь же новая городская власть первым делом взялась за его восстановление, считая, что завод нужнее всего остального. Может и так... Им наверху виднее.

Домой Славка приползает еле живой, зато его тело становится поджарым и упругим, что не может не радовать парня, который с детства был склонен к полноте. Да и Лира, бросая взгляды на молодые мышцы, которые играли под Славкиной натянутой кожей, когда он шастал по дому без верха, порой не могла на него наглядеться. Всякий раз женщина с любовью смотрела на его узкий таз и широкие плечи, гордясь тем, что именно она смогла выпустить в мир этого красавца при помощи природы и супруга. Даже сейчас, глядя на спящего сына, Лирика чувствовала знакомое тепло, разливающееся в животе и уходящее ниже, туда, откуда двадцать лет назад появился Славка. Ее сын. Главный человек ее жизни.

Она подошла к кровати, осторожно присела на ее край и взяла в руку мозолистую ладонь парня. Он резко открыл глаза, увидел мать и улыбнулся.

— Привет, — Лира крепче сжала сыновью ладонь в руке. — Голодный?

— Голодный! — рассмеялся Славка и потянул мать за руку к себе.

Она начала шутливо возмущаться, но его налитые силой руки привычно делали свое дело, обследуя плавные изгибы на теле родной женщины. Губами парень тянулся к ее губам, но Лирика пыталась вывернуться из крепких объятий.

— Да подожди ты, сумасшедший... Я ведь с работы. Дай сполоснуться хоть... Я надеюсь, ты воды оставил? — улыбнулась женщина. Водопровод работал, но с перебоями длиной в месяц.

— Оставил, но ты никуда не пойдешь, — Славка зарылся лицом в мягкие груди. — Потом... Я соскучился!

Он потянул с Лирики водолазку через голову, и женщина сдалась, вскинув руки и помогая избавиться от опостылевшей за весь день одежды. Водолазка больше шести часов обтягивала ее туловище, вжимая твердые лямки бюстгальтера в нежную кожу, и когда оба этих предмета гардероба полетели на пол, Иллария испытала почти физическое удовольствие.

Провисшие под собственной тяжестью груди несколько растеряли ту притягательность, которую создавал поддерживающий их лиф, но Славка накинулся на них, как орел на добычу. Мать тихо ахнула, когда губы ее сына коснулись чувствительного ареола, а настойчивый мужской язык надавил на крупный, набрякший от возбуждения сосок. Женщина прижала парня к себе, будто боясь отпустить, и, закинув голову вверх, пробормотала:

— Славка... Что ж ты делаешь?..

Тело родной матери сводило Славу с ума, запах ее дурманил, а осознание того, что теперь она полностью принадлежит только ему, заставляло разум отключаться, активизировав лишь животные инстинкты. Она и раньше принадлежала только ему, но теперь их связывает большее, нежели только родство. Член, пульсируя, стоял колом, и Славка хотел только одного — быстрее впихнуть ноющий от возбуждения болт в теплое и влажное нутро.

Он, бросив Лиру на кровать, принялся сдергивать с нее юбку, которая наглухо застряла в районе бедер, не желая поддаваться даже такому молодецкому напору. Тогда Иллария решила помочь нетерпеливому любовнику, и проклятая юбка вместе с трусами полетела туда же, куда пару минут назад упали водолазка и лифчик.

Слава молча запрыгнул матери на грудь, и Лирика увидела перед своим носом крупную бордовую головку, которая уже не раз бывала у нее во рту. Женщина привычно разомкнула губы, ее язык почувствовал твердую, но в то же время нежную плоть. Парень подал бедрами вперед, и его член наполовину проник в материнский рот, пока не уткнулся в глотку. Лира захрипела, а в уголках ее губ появилась слюна.

Сосать ей было неудобно — снизу голову подпирала подушка. Место для маневров отсутствовало. Тогда сын сам принялся за дело, начав тихонько раскачиваться взад-вперед. Постепенно его движения становились сильнее и размашистее, а вскоре он и вовсе, забыв про нежность и осторожность, ритмично и глубоко сновал у Лирики за щекой. Но долго это продолжаться не могло.

Славка слез с груди матери и сместился ниже. Лира автоматически раскинула ноги, а парень, подхватив ее под колени, коснулся головкой входа в поросшее черными волосками влагалище. Иллария вздрогнула и открыла глаза. Их взгляды встретились в тот момент, когда сын, помогая себе рукой, направлял член прямиком в яблочко, стремясь выбить десять из десяти. Мать, все еще стесняясь своих новых отношений, вновь закрыла глаза, когда мужское сильное тело навалилось на нее. Одновременно с этим Лира почувствовала, как внутрь проникает горячий твердый пенис, раздвигая эластичные стенки влагалища.

Скрипучая старая кровать стонала и жаловалась на негуманное обращение, но любовникам было не до кроватных жалоб. Славка вообще не замечал ничего вокруг, закинув ноги Лиры на плечи и вколачивая член в родную щель. Мать была далеко не первой женщиной в его жизни, но единственной в своем роде. Подобного он никогда не испытывал с другой. Все тело колотило мелкой дрожью то ли от волнения, то ли от возбуждения.

А Лирика чуть слышно охала при каждом его толчке, все так же не открывая глаз, чувствуя лишь жесткий поршень, сновавший внутри. От обостренных ощущений не отвлекала даже не слишком любимая ею поза — задранные кверху ноги, коленями прижатые к груди. Весь мир скукожился до размеров одной комнаты, наполненной вздохами, тяжелым сопением, шлепками ударяющихся друг о друга голых тел и хлюпаньем истекающего женского влагалища.

Первой кончила Иллария. По телу пошли сладкие волны, а затем ее накрыл мощный оргазм и в глазах потемнело. Лира не сдержала сдавленного крика, и несколько раз дернувшись, обмякла под Славкой, который не успокаивался, а усиливал атаку на измочаленную щелку.

— Слав, слезай... — тихо попросила Лира. Сын не реагировал, разгоняясь сильнее, и женщина сообразила, что он сейчас выстрелит прямо в нее. Тогда она начала толкать парня ногами и колотить кулаками ему по плечам. Только тогда Славка сообразил, что пора вынимать свое твердое орудие из чужих мягких ножен.

Он перевернулся на спину, а Лирика, быстро сев на кровати и поджав под себя ноги, наклонилась над его пахом и снова взяла в рот. Работать языком, губами и головой она умела мастерски, поэтому не прошло и полминуты, как семя брызнуло ей в рот, пробивая себе дорогу в нос и горло.

— Блин, я внутрь кончить хотел... — отдышавшись, буркнул Славка.

Иллария устало легла рядом с сыном и шутливо проворчала:

— Хотел он... Сколько раз говорила: и так рискуем. И думать об этом перестань.

— Ладно.

— Ты хоть ел что-нибудь? — Лирика протянула руку и взъерошила волосы на Славкиной голове.

— Не-а, — с виноватой улыбкой на лице посмотрел сын на мать. — Пришел, и сразу мордой в подушку.

— Ясно. Сейчас сделаю что-нибудь. Подмоюсь только...

***

Утром, по-быстрому сделав Славке минет и прополоскав рот, Иллария бежала на работу в бар «Вислоухий поц». Вооруженных людей на улице уже почти не было, но блокпосты никуда не делись. Они стали привычным антуражем города еще год назад, и все давно к ним привыкли. Женщин там шмонали с особым пристрастием, но случаев откровенного насилия никогда не было. Насилие было вне блокпостов, там, где меньше всего посторонних глаз. Но это уже другая история.

«Поц» встретил Лирику закрытыми дверьми и ставнями. Такого никогда еще не было; Федор, можно сказать, жил на работе — на втором этаже бара. Просыпался он рано и сразу открывал двери питейного заведения для любого желающего. Сейчас же ставни на окнах закрыты, а на двери весит большой навесной замок. Значит закрывали снаружи.

Из дома напротив выскочила соседка Федора Танька и подбежала к Лирике.

— Вот, возьми, — сказала она и сунула в руку Лире ключ от замка, висящего на дверях бара.

— У тебя-то он откуда? И где Федя?

— Федька и отдал. Перед тем, как его забрали эти... Он ключ велел тебе передать.

— Какие «эти»? Кто его забрал?

— Кто, кто... Я не знаю ничего! Зайди вон к Петровичу, он у окна сидит день и ночь, все видит. Я свое дело сделала — ключ отдала. Все, пока! — отчеканила Танька и засеменила обратно к своему дому.

Иллария постучала в дверь старика Петровича, еще одного Федькиного соседа. Он открыл сразу, отступил внутрь:

— Привет, Лира! Заходи...

— Нет, Петрович, спасибо... Скажи лучше, ты видел, как Федора забрали?

— Видел, как не видеть... — помрачнел старик. — У него там ползаведения разнесли в хлам. Самого тоже помяли... Увезли куда-то в Центр. Вроде бы он знает кого-то, кто намедни какую-то хреновину стащил там, в Центральном квартале.

— Какую хреновину?

— Не знаю, не понял я... Но вроде дорогущая хренотень. А более я ничего не слышал.

— Ясно... Спасибо, Петрович.

— Да не за что, девочка, — вздохнул дед и закрыл дверь.

Иллария стояла на улице возле дверей бара с веселым названием, крутила в пальцах ключ, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Открывать кабак она не стала, а медленно побрела обратно в сторону дома.

Рассказы, опубликованные под общим названием «Конец дней», не всегда имеют законченную историю и общий сюжет. Они объединены лишь одной вселенной и временным промежутком, имеют между собой мало общего, и ни одна из частей не будет иметь продолжения.