Искусство фальсификации – Возрождение. Часть 1/3

аrt оf Dесерtiоn - Rеnаissаnсе от ThаtNеwGuy

********************************************88

От автора:

Этот рассказ завершает трилогию «Искусство фальсификации». Его можно читать самостоятельно, без знания предыдущих частей. Однако, прочитав этот рассказ первым, вы узнаете основные сюжетные моменты из других историй. Я пишу это только потому, что сам ненавижу спойлеры и хотел бы все узнать сам, если бы был читателем.

Я попросил поместить этот рассказ в раздел «Любящие жены», в ту же категорию, что и первый рассказ, чтобы тем, кто просил о продолжении, было легче его найти. Предупреждаю: в этом рассказе нет традиционных атрибутов произведения из категории «Любящие жены», и в нем очень мало откровенного секса. Надеюсь, вам он все равно понравится. Спасибо за чтение.

От переводчика:

Этот рассказ переведен автором BW под ником Древний.

***

Я еще раз взглянул на заголовок из сохраненной мною газеты месячной давности: «Сестра Фальшивого Ван Гога остается мамой».

Прямо под заголовком располагались две большие фотографии, помещенные рядом. Одна из них – фотография Карины, которую я предоставил полиции Нью-Йорка после попытки кражи Ренуара. На второй – младшая сестра Карины, Мила. Сходство было поразительным.

Еще на одной фотографии, напечатанной на следующей странице, Мила шла к своему дому в Ричмонде, шикарном районе на берегу Темзы, а на тротуаре виднелась толпа репортеров. Дом с террасами на фотографии выглядел идентичным тому, что находился сейчас передо мной. Адрес тоже совпадал.

Я сунул газету под мышку и посмотрел на часы. Я стоял на углу уже десять минут, пытаясь набраться смелости и перейти улицу. Наконец, я закрыл глаза и сделал глубокий вдох, затем поднял портфель, подошел к двери и позвонил в звонок.

Дверь приоткрылась, и показалось лицо женщины. У нее были такие же пронзительные голубые глаза, как и у ее сестры.

– Мисс Савченко? – улыбнулся я, стараясь выглядеть непринужденно.

– Вы репортер?

– Нет. Я...

– Ладно. Полиция?

– Нет. Вообще-то...

– Хорошо. Хотите спросить о моей сестре?

Я сделал паузу. Я чувствовал, что прямолинейность быстро приведет к завершению общения, поэтому попытался вступить в диалог. Я говорил медленно, стараясь говорить уверенно.

– Меня зовут Адам Вебер. Я...

– Тот, кто хочет арестовать мою сестру. Я знаю, кто вы. Прощайте.

Она попыталась захлопнуть дверь, но я успел сунуть ногу в прихожую как раз перед тем как дверь закрылась. Ее глаза буравили меня.

– Убери. Свою. Ногу. Или будешь арестован.

Я вытащил ногу, и дверь захлопнулась перед моим носом.

– Мисс Савченко. Я не хочу, чтобы Карину арестовали. Если бы я мог поговорить с вами несколько минут...

– Отвалите, – раздался ее голос из-за двери. – Я звоню в полицию. Вы пытались силой проникнуть в мой дом. Теперь ы отказываетесь уйти.

Я не пробыл в Лондоне и дня, но уже все испортил.

Я судорожно искал, что бы сказать такого, что могло бы ее задержать, и ухватился за первые слова, которые пришли мне в голову.

– Аттракцион «Поезд без тормозов» в Чессингтонском «Мире приключений», – сказал я, прижав рот к двери. – Ваши родители возили вас и Карину туда, когда вы были детьми. В одном из туннелей вагон поезда сломался.

Я ждал ответа. Но его не было.

– Вам несколько дней снились кошмары.

Внутри довольно долго было тихо, затем я услышал шаги. Дверь приоткрылась, и снова появилось лицо Милы.

– Откуда вы это знаете?

– Мне рассказала Карина. На пикнике в Нью-Йорке.

– Вы познакомились с моей сестрой, известным фальсификатором, на пикнике?

– Нет... Ну, вроде того. Слушайте, я пытаюсь сказать, что я здесь, чтобы помочь Карине, а не навредить. Даю слово.

Она скептически посмотрела на меня.

– Вы же не репетировали эту часть, не так ли?

– Не то чтобы... нет.

Она мотнула головой в сторону комнаты.

– Хорошо. Тогда заходите. Могу предложить чашку чая.

Гостиная Милы была обставлена довольно скудно. Чай, который она заварила, стоял на журнальном столике из красного дерева. У дальней стены располагалась большой книжный шкаф, заполненный, похоже, различными юридическими справочниками. На столике рядом с креслом Милы стояла небольшая картина с изображением желтого ириса. Она проследила за моим взглядом.

– Она нарисовала ее для меня. Ирисы – наши любимые цветы. Мы собирали их, когда были детьми. Карина говорила, что хочет, чтобы у меня был один такой, который бы всегда цвел.

Мила улыбнулась, погрузившись в размышления.

– Добрые старые времена. Думаю, Карине было двенадцать, когда она его нарисовала. Мне было восемь, – она сделала глоток чая. – С тех пор многое изменилось.

Она кивнула на газету, которую я положил рядом с собой на диван.

– В газетах писали, что она вас предала. Пыталась подставить на кражу картины. Почему же вы хотите ей помочь?

– Это сложно объяснить.

Она засмеялась.

– Похоже на Карину.

– Мила, ваша сестра попала в очень плохую компанию.

– О, она просто попала, да? И значит, она не несет никакой ответственности за свой выбор? Просто попала не в то место, не в то время, так? Какая жалость!

– Я понимаю, что вы злитесь, – сказал я. – Вы должны знать, что во всем она винит себя. Даже в том, что не является ее виной.

– Это хорошо.

Мы сидели в тишине и допивали чай.

Инстинкт требовал от меня защитить Карину, объяснить Миле, что ее сестра была еще совсем ребенком, когда человек, которому она доверяла, воспользовался ее художественным талантом и наивностью, чтобы заманить в ту жизнь, что она ведет теперь. Но я знал, что Мила лишь недавно узнала о криминальных связях Карины из новостей. Скорее всего, она, как и я, почувствовала себя преданной и обиженной, узнав, что ее сестра была фальсификатором. Ей требовалось время, чтобы выговориться.

– Она ушла из нашей семьи, когда мне было тринадцать лет, – сказала Мила, – чтобы изучать искусство за границей. Так утверждала она. После смерти родителей она ненадолго вернулась, чтобы помочь. Я умоляла ее остаться, но она говорила, что снова должна уехать. Я чувствовала себя такой одинокой.

– После этого я решила, что если я ей не нужна, то и она мне не нужна. – Она пожала плечами. – Мы потеряли связь. С тех пор мы почти не виделись.

– Она думает, что вы ее ненавидите, – сказал я.

– Чушь. Я не ненавижу ее. Я просто скучаю по ней.

– Она держалась подальше, чтобы защитить вас. Вы для нее – весь мир. Люди, на которых она работает... они угрожали убить вас, если она не будет делать то, что ей говорят.

Мила застыла в кресле.

– Убить меня?

– Да. Думаю, что это должно вас пугать.

Она долго смотрела в окно, потом кивнула.

– Да. Но в какой-то мере это же и успокаивает. Все это время я думала, что ей просто все равно. Любая причина лучше, чем безразличие.

Она наклонилась вперед.

– Кто эти люди?

– Я не знаю, кто они. Знаю лишь то, что они сделали.

Я рассказал Миле все. Что Карина впервые обратилась ко мне в Нью-Йорке, заявив, что ей нужен мой опыт экперта, чтобы определить, является ли купленная ею картина подделкой. Что у нас завязались отношения, которые закончились, когда я обнаружил, что она использовала меня только для того, чтобы реализовать свой план по продаже на аукционе поддельной картины Модильяни. План, который мне удалось сорвать.

Далее я рассказал, что год спустя она прислала мне по почте поддельного Ренуара, утверждая, что это – предложение мира. На самом деле это была часть заговора, разработанного преступной организацией, на которую она работала, чтобы помочь частному детективу по имени Моника украсть настоящего Ренуара и подставить меня, в отместку за то, что я сорвал аукцион Модильяни.

Я рассказал, как Карина старалась спасти меня от заговора и как помогла мне скоординировать операцию, в результате которой Моника и ее сообщники были раскрыты. Я сказал Миле, что должен был разоблачить Карину перед полицией и сделать вид, что заинтересован в ее поимке, чтобы ее работодатели не заподозрили, что это она спасла меня.

Наконец, я признался Миле, что мы с Кариной любим друг друга, и что мы договорились скрывать это, пока не спадет накал страстей, и мы не сможем определиться с нашими дальнейшими действиями.

Она покачала головой.

– Вам следует забыть забыть о моей сестре и найти себе хорошую американскую девушку. Кого-то, кого не разыскивают в двух странах.

– Я так и сделал. И женился. Потом поймал ее на том, что она трахается со своим коллегой.

Мила кивнула.

– Они всегда думают, что их никогда не поймают. Почти два года назад я выгнала своего бывшего мужа.

– Простите, – сказал я.

– Не стоит. Он был мерзавцем.

Я улыбнулся, но лицо Милы осталось безэмоциональным.

– Если вы с Кариной договорились залечь на дно, что вы делаете в Лондоне?

Я полез в портфель и достал деревянную православную икону.

– Святой Фанурий, – сказала Мила. – Святой покровитель ищущих.

Я кивнул.

– В прошлом месяце Карина прислала ее мне.

– Что это значит? Думаете, у нее проблемы?

– Не знаю. Вот почему я должен ее найти.

Мила взяла икону и перевернула ее, осмотрев спереди и сзади.

– Это все, что она прислала?

Да, все.

– Не слишком много, не так ли?

– На самом деле, больше, чем вы думаете.

Я достал из сумки две больших фотографии и протянул одну ей.

– Это – фотография иконы при нормальном освещении. – Я протянул ей вторую. – А это – икона под ультрафиолетовым светом.

Глаза Милы расширились.

– Буквы. Спрятанные в его красном плаще.

– Она использовала простой пигмент, реагирующий на ультрафиолет. Это грубая техника, особенно для нее, но, возможно, это все, на что у нее было время.

Я встал и указал на разные места на изображении, которое держала Мила.

– Четыре буквы «Х», здесь, здесь, здесь и здесь. Одна буква «V», тут. И длинная волнистая линия там, которая в некоторых местах повторяет внутреннюю складку его плаща, но в других расходится.

– И что это значит?

– Вот поэтому я пришел. Надеясь, что вы сможете мне подсказать. Для вас это что-нибудь значит? Может быть, что-то из вашего детства?

Она изучала фотографию.

– Я ничего не припоминаю, нет. Кажется, что они разбросаны в случайных местах. Может быть, это какой-то код? Как при замене букв?

– Вряд ли, – сказал я. – Тут нет ключа, а даже если бы он и был, у нас все равно было бы только две буквы для анализа.

– Может быть, это не буквы, – сказала она, – а римские цифры?

– Об этом я тоже думал. Имеет ли число сорок пять какое-то особое значение для вас или вашей семьи?

– Нет, насколько могу судить. Может быть, оно обозначает год? 1945?

– Возможно. В тот год произошло что-нибудь значительное? Может быть, рождение ваших родителей?

– Нет. Мама родилась в 1942-м году, а папа – в 1941-м.

Мы погрузились в молчание. Я расхаживал по гостиной, не отрывая глаз от деревянного пола. Я всегда считал, что ходьба помогает мне мыслить более ясно.

– 45 – есть такой автобусный маршрут в Лондоне, – предложила Мила, – но я никогда им не пользовалась.

– А что насчет почтового индекса? – спросил я.

Она сделала паузу.

– Сомневаюсь. Ни в одном почтовом индексе не используется хV или Vх. Ближе всего будет ох для Оксфордшира или IV для Инвернесса.

– Давайте пока оставим буквы в стороне, – сказал я. – Что вы думаете о волнистой линии вдоль складки его плаща? Это должно быть как-то связано.

Мила провела пальцем по линии.

– В этом определенно есть что-то знакомое. Просто не могу вспомнить, что именно.

Она подняла фотографию иконы и покрутила ее, рассматривая сбоку, потом вверх ногами, затем вернула в исходное положение.

На мгновение она откинулась в кресле, затем внезапно села прямо и снова перевернула изображение набок.

– Подождите. Я ведь знаю эту линию, – сказала она.

– Правда? Что это?

Она побежала в другую комнату. Я услышал, как открываются ящики, и руки роются в их содержимом.

– Что это? – громче позвал я ее.

Она вернулась в комнату, бросила мне рулон скотча и указала на голое место на стене.

– Прикрепите это изображение иконы на стену. Вот так.

Я не стал просить объяснений и сделал, как она сказала.

– Нет, поверните ее боком, – поправила она, увидев, как я размещаю изображение. – Головой в левую от вас сторону.

Когда я закончил и повернулся, она установила небольшой проектор и подключила его к своему смартфону, после чего направила проектор на стену так, чтобы проецируемая картинка перекрывала фотографию иконы. Мила коснулась своего телефона и перешла к карте Лондона.

– Подождите немного. Нужно правильно подобрать размер и масштаб. Она подвинула проектор ближе к стене, чтобы уменьшить изображение, затем сдвинула его влево.

– Эта линия – не складка его плаща или случайная загогулина, – сказала она. – Это река.

Я уставился на карту Лондона, которая теперь лежала поверх изображения иконы на стене. Линия, нарисованная Кариной, идеально повторяла каждый изгиб и поворот одного из участков Темзы.

Я улыбнулся и подошел к стене.

– «Х» – это просто метки, чтобы помочь нам сориентироваться на карте. Убедится, что мы наложили ее правильно. – Я коснулся пальцем каждой из них. – Букингемский дворец. Гайд-парк. Лондонский Тауэр. Парк Бэттерси.

– Точно, – сказала Мила, присоединившись ко мне у стены. – И «V» – это не V. Это стрелка вбок. Направленная прямо сюда. – Она прижала палец к стене.

– А что здесь? – спросил я.

– У меня есть идея, но в таком масштабе трудно сказать.

Она взяла свой телефон и увеличила масштаб, чтобы мы могли видеть названия зданий в этом районе.

– Я так и думала.

Я кивнул.

– Британская галерея Тейт. Национальная галерея искусства Британии. Где в прошлом году были украдены четыре картины Дж. М. У. Тернера.

Я усмехнулся и покачал головой.

– Как вы догадались, что эта линия – Темза?

– В начальной школе большинство моих учителей также учили и Карину. Все восторгались ею. Я всегда боялась, что они будут разочарованы тем, что я не такая талантливая. В пятом классе одним из наших заданий было нарисовать карту Лондона. Я так хотела, чтобы мой рисунок хоть раз был лучше, чем у Карины, и потратила целую вечность на каждый изгиб этой дурацкой реки.

– Хвала Господу за соперничество между сестрами.

Впервые с тех пор, как я приехал, лицо Милы озарилось улыбкой.

– Хорошо, мистер детектив, – сказала она. – И каков план?

***

Мы с Милой договорились, что я пойду один. Это выглядело бы подозрительно, если бы кто-нибудь увидел бывшего любовника Карины и ее сестру, прогуливающихся вместе по галерее Тейт. Никому из нас не хотелось привлекать к себе внимание, и меньше всего Миле, чья жизнь, наконец-то, вернулась в нормальное русло, после того как ее непоколебимое молчание заставило таблоиды потерять к Карине интерес. Последнее, что нам было нужно, это дать им новую точку зрения.

Я дал Миле номер телефона, купленного в Лондоне, и сказал, что буду держать ее в курсе дела. Я предложил ей тоже купить новый телефон, просто чтобы подстраховаться.

К тому моменту как я покинул дом Милы, Тейт уже была закрыта, и я страдал от серьезной смены часовых поясов. Я вызвал Ubеr и доехал до своего отеля, быстро перекусил в отельном ресторане, а затем завалился спать в своем номере.

На следующее утро я проснулся от громкого стука.

– Мистер Вебер? – позвал голос. – Мистер Вебер, вы здесь?

Я надел брюки, подошел к двери и посмотрел в глазок. Там стоял, вытянув руку, полицейский в форме с аккуратно подстриженной седой бородой. Он еще трижды постучал в дверь.

Мой желудок сжался. Я открыл дверь.

– Чем могу помочь, офицер?

– Простите за беспокойство, мистер Вебер. Я – детектив-констебль Палмер, столичная полиция. У вас найдется минутка?

– Конечно. Что-то случилось?

– Нет, сэр. Не совсем. – Он показал значок. – Я из отдела искусства и антиквариата, подразделения Команды по борьбе со специальными, организованными и экономическими преступлениями. Мы следили за домом госпожи Савченко, в надежде, что с ней попытается выйти на связь ее сестра. Она на связь не вышла, но вчера это сделал другой человек, близкий к этому делу. Вы. Детектив-сержант Рэтлифф хотел бы с вами побеседовать.

От отеля до Нового Скотланд-Ярда было полчаса езды. Когда мы приехали, детектив Палмер провел меня в небольшой кабинет на пятом этаже. Я сел в кресло и добрых десять минут ждал сержанта-детектива. Я был уверен, что время ожидания – это уловка, призванная заставить меня волноваться. И она сработала.

– Мистер Вебер! – провозгласил он, появившись. – Мы уже разговаривали по телефону, но я рад наконец-то встретиться с вами лично.

Я дал показания сержанту-детективу и ответил на несколько вопросов после того, как раскрыл кражу Ренуара в Нью-Йорке и был вынужден разоблачить Карину. Его вопросы запомнились мне вежливыми, но торопливыми, как будто информация излагалась мной недостаточно быстро или была недостаточно детальной.

Рэтлифф был высоким и худым, совсем не таким, каким я его себе представлял, слыша его голос – баритон. На вид ему было около пятидесяти с небольшим, черные волосы с сединой на висках.

Я встал, чтобы поприветствовать его, и протянул руку. Он сжал ее чуть слишком сильно и улыбнулся мне натянутой улыбкой, которая показалась мне скорее угрожающей, чем приветливой.

– Мне тоже приятно познакомиться с вами, детектив-сержант, – сказал я.

Он жестом указал на стул, и я сел, пока он обходил свой стол.

– Я уважаю ваше время, мистер Вебер, поэтому сразу перейду к делу. Что вы делали вчера в доме Милы Савченко?

– Пытался получить информацию, способную помочь мне найти Карину.

– Ах, да. Потому что вы хотите, чтобы ее арестовали.

– Она пыталась меня подставить.

– Но вы каким-то образом раскрыли заговор до того, как ей это удалось, и сумели обернуть ход дела против всех преступников, кроме одного. Каким-то образом Карина ускользнула из вашей ловушки, – продолжил он. – Поэтому вы и приехали в Лондон, чтобы разыскать ее.

Да, все верно, – сказал я.

– И вы думаете, что у вас больше шансов найти ее, чем у детективов Скотланд-Ярда?

– Честно говоря, да.

Он откинулся в кресле и долго рассматривал меня, прежде чем ответить.

– Согласен.

Он встал и подошел к дальней стене, чтобы посмотреть на карту Лондона. Карта была усеяна красными, зелеными и синими булавками.

– Мистер Вебер, – продолжал он, – знаете ли вы, сколько украденных и поддельных произведений искусства отслеживает мое подразделение в нашей базе данных?

– Нет.

– Более пятидесяти четырех тысяч. Немалую часть из них я приписываю организации, в которой состоит Карина Савченко. Вы сорвали не одну, а две многомиллионные схемы, спланированные этой организацией. Учитывая такой послужной список, иной человек, возможно несколько более озабоченный собственным благополучием, мог бы опасаться за свою жизнь.

Он повернулся ко мне лицом и снова улыбнулся.

– И все же, вы здесь! Благородно идете в логово льва в поисках справедливости! Не думая о собственном здоровье и безопасности. Интересно, что может побудить человека совершить такой поступок? Неужели вы так жаждете мести? Вы настолько преданы охоте на своего «белого кита»?

Я уставился на него, изо всех сил стараясь скрыть свое растущее раздражение.

– Нет, вы не кажетесь мне мстительным типом, – продолжал он. – Но любовь... ну, любовь иногда делает из нас дураков, не так ли, мистер Вебер?

– Я никогда не отрицал, что у нас с Кариной были романтические отношения, – ответил я.

– Это правда. Но, я подозреваю, вы преуменьшали свои чувства к ней. В очень большой степени. Мне кажется, вы ищете ее не для того, чтобы увидеть, как ее бросят в тюрьму, а чтобы спасти. Я не ошибаюсь?

Он подождал, пока я открою рот, чтобы ответить, но затем прервал меня.

– Вам не нужно отвечать. Но давайте, предположим на минуту, что я прав. Если бы это было так, вы были бы заинтересованы в том, чтобы найти способ защитить ее, не так ли? Что, если бы я мог предложить вам такую возможность? Что, если бы мы могли помочь друг другу?

– Вы хотите, чтобы я привел вас к ней? – спросил я. – Забудьте об этом.

Рэтлифф проигнорировал меня и сел обратно в кресло.

– В прошлом году из галереи Тейт были украдены четыре Тернера. Это стало одной из самых дорогих краж произведений искусства в истории нашей страны. Человека, которого я считаю виновным, зовут Доминик Флетчер. Он – глава преступной организации, в которой работает Карина Савченко, и я готов отдать почти все, чтобы схватить его. Недавно в нашем деле произошло два серьезных перелома. Первый произошел четыре недели назад, когда мы вернули две из четырех украденных картин.

Икона Карины вдруг стала еще более интригующей. Возможно, это была не просто карта с указанием того, как ее найти. Возможно, она пыталась рассказать мне что-то о краже.

– Я вам не верю, – ответил я. – Почему я ничего не читал о найденных картинах? Или не видел их в новостях?

Рэтлифф невероятно самодоволен. Может быть, я смогу заставить его разгласить некоторые важные детали, если брошу ему вызов и дам возможность доказать, что я неправ.

– Это еще не обнародовано, – сказал он, – как для того, чтобы защитить текущее расследование, так и для того, чтобы дать нам время проверить подлинность картин.

– Как вы их нашли?

– Благодаря хорошей работе детективов, деталями которой я не собираюсь делиться с человеком, столь тесно связанным с ворами.

Я начал задавать другой вопрос, но он поднял ладонь, чтобы заставить меня замолчать.

– Второй серьезный прорыв произошел, когда вы опознали Карину как неуловимого фальсификатора, которого мы разыскивали более десяти лет.

– Какое отношение она имеет к этому? – спросил я, хотя подозревал, что знаю ответ.

– Потенциально очень большое. Видите ли, мистер Вебер, я не верю, что мы нашли эти две картины случайно. Я считаю, что мы должны были их найти.

– Потому что это подделки.

– Именно. Оригиналы уже проданы. Как только найденные картины будут проверены на подлинность, их поиски закончатся, и покупатели оригиналов смогут расслабиться. Я уверен, что Флетчер берет со своих клиентов огромную дополнительную премию за душевное спокойствие.

– Ну, вы скоро узнаете, подлинные ли картины. В Тейт очень хороший специалист по судебной экспертизе. Я уверен, что она докопается до истины.

Рэтлифф нахмурился.

– Не разделяю вашей уверенности. Украсть четыре картины из Тейт должно было быть невозможным. У Флетчера, должно быть, был кто-то внутри. Поскольку я не знаю, кто именно в «Тейт» был его сообщником, самый безопасный подход – никому не доверять. Вот почему я хочу, чтобы картины осмотрел кто-то еще. Кто-то, кто будет правильно мотивирован.

Я понял, к чему он клонит, и мне это не нравилось.

– И почему я должен быть правильно мотивирован? – спросил я.

– Рыцарство! Вы хотите защитить женщину, которую любите. И я могу помочь вам в этом. – Он поднял указательный палец. – Если вы сможете доказать, что картины поддельные, и если сможете убедить Карину дать показания, что скопировать их с украденных оригиналов ее заставил Флетчер.

Он наблюдал за мной, пытаясь оценить реакцию. Я сохранял нейтральное выражение лица.

– Вы знакомы со Службой защиты свидетелей Великобритании? – продолжил он.

Я кивнул.

– В обмен на ее показания Карине предоставят иммунитет, безопасное переселение и новую личность.

– Она никогда не сделает этого. Они займутся ее сестрой.

– Как ближайшая родственница, ее сестра будет иметь право на такую же защиту.

Как бы мне ни не нравился Рэтлифф, это была разумная сделка. Фактически, для Карины это был лучший шанс обеспечить свою свободу и безопасность сестры.

– Почему вы сразу не вышли на меня с этим предложением, едва вернув картины?

– Потому что в моей команде есть те, кто считает, что доверять вам было бы ошибкой. Возможно, они правы. Но вчера вы объявились у нашей входной двери. Было бы обидно упустить такую хорошую возможность.

– Если я соглашусь, – сказал я, – то только на моих условиях. Никаких контактов. Никаких хвостов под прикрытием. Карина слишком умна. Она увидит вас за милю.

Рэтлифф выглядел раздраженным.

– Хотите верьте, хотите нет, мистер Вебер, но мы уже занимались подобными вещами. Вы можете ловить ее на крючок. Я же буду ждать с сетью.

Он увидел, что я колеблюсь, и протянул руку.

– Вот моя карточка. Подумайте об этом и свяжитесь со мной.

Я взял карточку и поднялся, чтобы уйти. Когда я подошел к двери, Рэтлифф окликнул меня.

– Мистер Вебер? – Он подождал, пока я повернусь к нему лицом. – Может быть, терпение и является добродетелью, но мне его не хватает. Не заставляйте меня ждать телефонного звонка слишком долго.

***

Я никогда не был в галерее Тейт. Ее архитектура и произведения искусства поражали воображение, как я и ожидал. Но когда я бродил по галереям с брошюрой и планом этажа в руках, мне было трудно все это оценить.

То волнение, что я испытал после того, как мы с Милой разгадали тайну иконы Карины, исчезло. На смену ему пришло тяжелое предчувствие беды после предложения Рэтлиффа. Отчасти, причина моих опасений была проста: он мне не нравился. Но дело было не только в этом. Волнует ли меня то, что он не выполнит свою часть сделки? Или я боюсь, что он сделает это, и я больше никогда ее не увижу?

Я неторопливо прошелся по различным экспозициям. Я понятия не имел, что ищу, и решил, что могу не торопиться с поисками. По дороге я пролистал в брошюре музея раздел «О галерее Тейт» и отметил, что она была построена на месте бывшей тюрьмы Миллбэнк. Я улыбнулся. Куда бы ни пошел, я не мог избежать пересечения искусства и преступности.

В небольшой галерее рядом с главным коридором я заметил женщину с рыжими волосами и в берете, любовавшуюся скульптурой Генри Мура. Мой пульс участился. Она была такого же роста и телосложения, как Карина.

Держась на расстоянии, я обошел вокруг скульптуры, пока не смог разглядеть ее профиль. Это была не Карина.

Я проглотил свое разочарование и направился во внутренние галереи, где в девяти отдельных комнатах хранилась самая большая в мире коллекция картин, акварелей и набросков Дж. М. У. Тернера. Стены усеивали великолепные морские пейзажи и ландшафты.

В нескольких комнатах на стенах были заметны пустоты, обозначавшие места, где когда-то висели украденные картины. Прямоугольные белые этикетки, оторванные от своих давних спутников, были всем, что осталось. Когда-то этикетки служили путеводителями и описывали читателям то, что содержало произведение. Теперь они служили эпитафиями и оплакивали утраченное.

Музей поступил мудро, сохранив в экспозиции одинокие этикетки. Они привлекали почти столько же внимания, сколько и сами произведения искусства. Пары останавливались и смотрели, наклонялись друг к другу и перешептывались. Маленькая девочка потянула мать за рукав и указала на пустое место на стене. Мать наклонилась и тихо сказала ей что-то на ухо, и я заметил, как глаза девчушки расширились от удивления.

Где-то под нами, вероятно, исследовались экспертом-криминалистом Тейт две из этих пропавших картин, для установления их подлинности. Если бы я принял предложение Рэтлиффа, у меня была бы возможность осмотреть их самому. И если я смогу доказать, что они подделаны Кариной, если буду достаточно хорош, чтобы победить ее – тогда я, возможно, смогу ее спасти.

Я оказался перед «Кораблекрушением», одной из самых известных работ Тернера. На ней изображены выжившие, изо всех сил пытающиеся удержаться на плаву в маленьких лодках, терзаемых бушующим морем. В один момент они были полными надежд путешественниками. В следующий – погрузились в холод и тьму, брошенные на произвол судьбы неподвластными им силами.

Изучая контраст между черным небом и белой пеной волн, я почувствовал рядом с собой чье-то присутствие и взглянул направо.

Высокий мужчина лет шестидесяти с тонкими светлыми волосами длиной до плеч стоял, любуясь картиной. Он выглядел так же, как и тогда, когда я впервые встретил его в квартире Карины, в тот день, когда узнал, что она фальсификатор.

Максим, или Макс, был деловым партнером Карины и ее ближайшим доверенным лицом. Он специализировался на приобретении редких и уникальных пигментов, дерева и других материалов, необходимых ей для совершенствования своих подделок. Я подозревал, что это были не единственные его навыки.

Макс стоял, согнув левую руку и потирая подбородок правой рукой. Пальцы правой руки прикрывали его рот. В левой руке он держал брошюру. Он не подавал никаких признаков того, что заметил меня.

Я последовал его примеру и не сводил глаз с картины. Не глядя в мою сторону, он тихо сказал сквозь кисть с густым французским акцентом:

– Урони свою брошюру.

Я наклонился вперед, чтобы рассмотреть картину более внимательно, и позволил брошюре, которую держал в руках, выскользнуть из моих пальцев. Я сделал вид, что ничего не заметил.

Она пронеслась по воздуху и приземлилась возле ног Макса. Он поднял ее и коснулся моего плеча. Я повернулся, и он протянул мне ее обратно. Я не видел, но догадался, что он заменил ее на свою.

Я поблагодарил его, и он кивнул. Мы оба вернулись к изучению картины. Через несколько минут он повернулся и ушел.

Желание изучить брошюру было почти непреодолимым, но я заставил себя подождать десять минут, прежде чем ее развернуть. На внутренней стороне брошюры Макс написал время, названия двух улиц и номер машины.

Час спустя я стоял на углу и ждал машину. Я уткнулся в свой телефон, словно ожидая Ubеr. Притормозил темно-синий внедорожник и водитель опустил окно.

– Мистер Вебер? – спросил водитель. Я кивнул и сел к нему в машину.

Мы дважды меняли машины. В каждой был новый водитель. Я вспомнил, как во время кражи Ренуара меня похитила команда Моники и пересаживала из одной машины в другую. Воспоминание было не очень приятным. Мои ладони начали потеть.

Когда мы пересели в третью и последнюю машину, я с облегчением обнаружил, что водителем был Макс. Когда он выехал на главную дорогу, я выдохнул и опустился на сиденье.

– Приятно видеть знакомое лицо, – сказал я.

Макс кивнул, но ничего не ответил.

– Куда мы едем?

Он бросил мне то, что выглядело как большая черная ткань.

– Подарок для тебя, – сказал он.

Я развернул ткань и обнаружил, что это – большая маска для сна. На ткани была напечатана плохая репродукция картины Ван Гога «Звездная ночь».

– Мило, – сказал я.

– Она думала, что тебе понравится. А теперь надень ее, – заговорил с укором в голосе Макс.

– Я очень ценю, что ты прошел через все эти трудности ради меня, Макс.

– Я делаю это не ради тебя.

Я понимал, что он старается помочь, но его грубая манера поведения меня раздражала.

– Я сделал что-то не так? Потому что я...

– Нет. Надень маску.

Я надел маску на лицо и плотно затянул ее. Только через боковые стороны просачивался тусклый свет. Я продемонстрировал, что плотно прижал ткань к лицу. Было ясно, что Макс не хотел, чтобы я видел, куда мы едем, поэтому я хотел его успокоить.

– Так лучше? – спросил я.

– Лучше. Не так уродливо.

– Ты забавный.

Я откинул голову на подголовник. Мгновение спустя, я почувствовал, как рука Макса машет перед моим лицом.

– Прекрати, пожалуйста, – сказал я.

Его рука замерла, затем он снова помахал. Я отмахнулся от его руки.

– Заканчивай.

– Ты видишь? – спросил он.

– Нет. Но чувствую, как твоя большая рука двигает воздух перед моим лицом. Ты не ниндзя.

– Не что?

– Неважно, – вздохнул я.

– Дай свой телефон, – сказал он.

– Что? Зачем?

– Чтобы поиграть в «аngry Birds», – раздраженно сказал он. – Мне нужно вытащить батарею, чтобы отключить геолокацию. Позже ты получишь его обратно.

Я протянул свой телефон, и он выхватил его из моей раскрытой ладони.

Несколько минут мы сидели в тишине. Мои пальцы рассеянно барабанили по боковой двери.

– Хочешь послушать музыку?

– Нет.

– Отлично. Это должно быть весело.

– Ты слишком много болтаешь. Лучше спи. Это надолго.

– Я не устал.

– Тогда притворись, чтобы люди не подумали, будто я тебя похищаю.

Спать было глупым советом. Утром меня допрашивали в Скотланд-Ярде, днем я играл в секретного агента с Максом, а теперь с завязанными глазами ехал в машине в какое-то секретное место. Сама мысль о том, что я могу отбросить все это и просто задремать, была настолько раздражающей, что у меня разболелась голова.

Я заставил себя сделать двадцать медленных, глубоких вдохов, чтобы успокоиться. С каждым вдохом я концентрировал все свое внимание на гипнотическом гуле шин по асфальту. К девятому вдоху я начал расслабляться. На четырнадцатом мне стало легче. Я отключился еще до того как отсчитал двадцатый.

***

Проснулся я от звука шин, хрустящих по гравию. Открыл глаза и на мгновение растерялся от того, что ничего не вижу. Потом вспомнил о повязке.

– Уже могу снять эту штуку?

– Да.

Я снял маску для сна и осмотрелся. Гравийная дорога петляла по широкому пространству открытого луга. Заходящее солнце окрасило небо в пурпурные и оранжевые тона, что означало, что едем мы уже не меньше часа. На гребне холма стоял большой деревянный дом. На крыльце, наблюдая за нашим приближением, стояла Карина.

Едва машина остановилась, она соскочила с крыльца и крепко обняла меня.

– Ты здесь, – сказала она, словно пытаясь убедить себя в том, что это правда.

Она была одета в светло-зеленый комбинезон, испещренный калейдоскопом красок. Ее русые волосы были уложены в стильную эльфийскую стрижку, а голубые глаза излучали радость.

Она отстранилась и повернулась к Максу. Тепло улыбнулась ему и коснулась его предплечья.

– Спасибо, что привез его.

Он кивнул и вернул ей улыбку.

– Кто-нибудь расскажет мне, что происходит? – спросил я. – У вас неприятности?

– Нет, – сказала Карина. – Это ты в беде. Поговорим внутри.

Она посмотрела на Макса.

– Останешься на ужин? Я приготовила рагу.

Макс покачал головой.

– В другой раз.

Он сурово посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Карину.

– Ты же позвонишь, если тебе что-нибудь понадобится, да? – спросил он.

– Со мной все будет в порядке. Спасибо, Макс.

Она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

Затем Карина просунула свою руку в мою, и мы стояли рядом и смотрели, как отъезжает машина Макса. Когда та скрылась за холмом, Карина потянула меня за собой по траве, на крыльцо и через дверь в просторную кухню.

Затем ее губы оказались на моих, горячие и голодные. Я притянул ее к себе и прижал к столу посредине кухни. Ее дыхание слабо пахло вином.

– Почему я в опасности? – спросил я, пока она продолжала целовать меня.

– Не сейчас. Раздевайся. – Она озорно ухмыльнулась. – Мне нужно убедиться, что на тебе нет прослушки.

Я улыбнулся, вспомнив лицо Моники, когда та поняла, что я не только сорвал ее попытку украсть Ренуара, но и записал ее признание. Возможно, замечание Карины было игривым подшучиванием, но я задавался вопросом, не включает ли оно также и недоверие.

Карина расстегнула мою рубашку и стянула ее через голову. Пока она возилась с моим ремнем, я расстегнул лямки ее комбинезона. Он упал на деревянный пол с металлическим лязгом, и Карина отпихнула его ногой. Потом она подняла руки, и я стянул с нее рубашку.

Я обхватил ее голую грудь и накрыл ртом торчащий сосок. Карина пискнула и провела пальцами по моим волосам, а затем притянула меня к себе и снова яростно поцеловала, прикусив зубами мою губу. Рука Карины потянулась к моему члену, а я просунул палец между ее складочек.

– Ты вся мокрая.

Она кивнула, ее глаза остекленели.

– Ты долго добирался.

Я долго дразнил ее, пока Карина не застонала и не начала извиваться на моей руке. Она сильнее потянула за член, пытаясь приблизить меня к своей дырочке, но я не сдвинулся с места.

Мои пальцы все быстрее нажимали на ее клитор. Мы встретились взглядами. Ее рот был приоткрыт, а затем расширился в беззвучном крике, когда она перевалила за край...

Левая нога Карины подергивалась, в то время как она конвульсивно билась о мою руку. Затем Карина повалилась вперед и вжалась головой в мое плечо. Я поддерживал ее, пока она приходила в себя, и когда Карина снова подняла голову, ее глаза были полны неконтролируемой силы.

– Ты нужен мне внутри. Немедленно.

Мои руки обхватили ее попу, и я поднял стройную фигурку Карины в воздух. Она обхватила меня руками и ногами для поддержки, и задохнулась, когда я вошел в нее. Я медленно опускал ее, наслаждаясь ощущением того, как сантиметр за сантиметром проникаю в ее обжигающие глубины.

С сильным толчком в конце я полностью погрузился в нее. Она крепко целовала меня, стонала мне в рот и билась бедрами об меня, пытаясь вогнать меня еще глубже.

Я оторвался от губ Карины и провел руками по ее телу. Она откинулась назад и оперлась руками о край стола. Она двигалась вместе со мной, пока мы не поймали ритм.

Я вбивался в Карину, глядя, как ее упругие груди описывают круги, слушая влажные шлепки наших соединяющихся тел.

Я поддерживал постоянный темп, и вскоре тихое мычание Карины стало громче. Почувствовав, как напряглось ее тело, я понял, что она почти достигла вершины. Я тоже, но я был полон решимости продержаться до конца.

– Да...да...да... – скулила она с каждым толчком. – Уже близко...

Я двигался все быстрее, с моих бровей стекал пот.

Глаза Карины закрылись, а голова откинулась назад.

– Ебббааать...

Я держал Карину на весу, пока ее омывали волны оргазма. Когда она, наконец, подняла голову и встретилась с моими глазами, она, должно быть, почувствовала мою настоятельную необходимость, потому что кивнула и прошептала:

– Отдай мне все.

Я толкнулся в нее еще с дюжину раз, прежде чем прижать ее бедра к себе и со стоном освободиться...

Карина сползла ногами на пол и прижалась своей грудью к моей. Мое дыхание было прерывистым. Она обнимала меня, пока дыхание не замедлилось, а затем притянула к себе и поцеловала.

– Нагулял аппетит? – спросила она.

Я кивнул.

– Немного.

– Хорошо. Потому что мое рагу – это произведение искусства. Пальчики оближешь!

– Я вижу, ты такой же скромный повар, как и художник.

Она шлепнула меня по заднице.

– Одевайся, умник.

Рагу было превосходным. Я проглотил две миски и съел несколько кусков хлеба. Карина с улыбкой наблюдала за мной.

– Ты не ел с тех пор, как оказался в Великобритании? У нас здесь есть еда, знаешь ли. Рестораны и все такое.

– Я был слегка занят, разыскивая тебя, – отозвался я. – Кстати говоря, что именно ты имела в виду, когда говорила...

Она покачала головой.

– Я же сказала, не сейчас. Здесь мы в безопасности. Завтра будет много времени, чтобы поговорить. Обещаю. Но сегодня... Сегодняшний вечер только для нас. Хорошо?

Было трудно сказать «нет», особенно когда она сидит напротив меня в одном лишь комбинезоне. Остальная одежда все еще разбросана по полу кухни. Голая кожа ее верхней части груди и рук более чем отвлекала.

– Хорошо. И о чем именно ты хочешь поговорить? – спросил я.

– Не знаю. Например, ты ни слова не сказал о моих волосах.

Я усмехнулся и решил, что могу и подыграть.

– Мне нравится, что ты сделала со своими волосами.

– Спасибо! Просто подумала, что пришло время что-то изменить, понимаешь?

Она сделала глоток вина.

– К тому же, мой парень дал полиции мои фотографии, чтобы те использовали их для своих объявлений. Так что, знаешь. Пришлось измениться.

– Тогда, за перемены, – сказал я, поднимая свой бокал.

Она подняла свой бокал и задумчиво улыбнулась.

– Довольно причудливое место для убежища, – сказал я.

– Именно здесь я и пишу большую часть своих картин. Тихо. Уединенно. Много естественного света.

– Макс часто сюда приходит? – спросил я, стараясь не показаться ревнивым.

– Постоянно. Он приносит мне все что нужно для работы. Еду и другие продукты. Помогает мне держаться в тени.

– Не думаю, что я ему сильно нравлюсь, – сказал я.

Карина рассмеялась.

– Ты действительно блестящий детектив!

– А в чем проблема?

– Адам, Макс знает меня с двенадцати лет. Он был моим наставником. Поддерживал меня. Защищал не только от полиции, но и от людей внутри организации, которые, вероятно, имели менее чем чистые намерения в отношении наивной девочки-подростка. Он был для меня как отец. Отцам никогда не нравятся парни, встречающиеся с их дочерьми.

– Ты говорила ему о том, как я помог тебе выбраться из той передряги с Моникой?

Карина нахмурилась.

– Насколько помню, я тоже помогла тебе выбраться из той передряги. Но да. Ему я рассказываю все.

– И что?

Она пожала плечами.

– И теперь он винит тебя в том, что за мной охотится полиция.

– Отлично.

Карина встала и подошла, чтобы взять мою тарелку.

– Ты ему нравишься. Просто он не хочет этого показывать. – Она наклонилась и поцеловала меня, затем сделала паузу и понюхала мою рубашку. – Вау. Ты воняешь.

– Я не мылся со вчерашнего дня. А потом ты заставила меня вспотеть.

– О, я все еще не устроила тебе большую экскурсию, да? В главной ванной есть потрясающий душ. – Ее губы коснулись моего уха. – Он достаточно большой для двоих.

Карина поставила мою тарелку на кухонную стойку, затем пошла через комнату к коридору с противоположной стороны дома. Стоя ко мне спиной, она расстегнула лямки своего комбинезона. Он упал вниз. Она освободилась от комбинезона одним изящным движением и продолжила идти.

Я настолько быстро встал, чтобы последовать за ней, что опрокинул свой стул.