Искусство фальсификации. Часть 1/2

аrt оf Dесерtiоn от ThаtNеwGuy

****************************************

Когда она вошла в мой кабинет, я подумал, что она заблудилась. Не так уж много людей приходят ко мне, предварительно не позвонив и не договорившись о встрече. Еще меньше тех, кто приходит в одиночку. И ни один никогда не выглядел так, как она.

Высокая и гибкая, с безупречно прямыми русыми волосами, уложенными в элегантную длинную прическу, на вид ей было около тридцати, хотя по безупречной коже и тонким чертам лица трудно было судить. Она точно была на несколько лет моложе меня. Ее бледно-голубые глаза быстро осмотрели мой кабинет слева направо, как бы каталогизируя его содержимое, чтобы составить первоначальное впечатление. Когда ее глаза закончили сканирование и остановились на моих, я почувствовал, что меня подвергают такому же пристальному изучению.

– Мистер Вебер?

Я откинулся от микроскопа и поднялся из-за стола.

– Да. Могу вам чем-то помочь?

– Надеюсь, что да. Я купила картину, которая, как мне кажется, может быть подделкой. Надеюсь, вы сможете сказать, права ли я.

Прямиком к делу. Она мне уже нравилась.

– Буду рад попробовать.

– Без обид, мистер Вебер, но я ожидаю от вас большего. Я здесь потому, что мне сказали, будто вы – лучший.

– И кто же вам такое сказал?

Она улыбнулась.

– Почти все. Но уверена, что вы это знаете.

– Почти?

Она не клюнула на наживку.

– Почти.

– Так вы не скажете мне имя той бедной, заблуждшей души, что пыталась направить вас к другому?

– Нет. Думаю, не скажу.

– Неважно. Я догадываюсь, кто. И, пожалуйста, зовите меня Адам.

Она подошла к моему столу и протянула руку.

– Карина.

– Приятно познакомиться, Карина. Расскажите об этой картине.

Мы перешли в то место в моей лаборатории, что служило для отдыха: несколько разномастных стульев, бессистемно расставленных вокруг небольшого деревянного стола для совещаний с одной шатающейся ножкой.

Речь шла о портрете фермера-арендатора работы Уильяма Эйкена Уокера, который она приобрела в небольшой галерее в Бостоне восемь лет назад. Имя художника меня не удивило – в середине 1990-х годов было довольно широко известно дело о подделке некоторых менее значительных работ Уокера, – но дата покупки удивила.

– Большинство моих клиентов приходят ко мне до покупки или вскоре после нее. Вы же купили ее восемь лет назад. Зачем приносить мне ее сейчас?

– Чем больше работ я собирала, тем больше что-то казалось в этой... неправильным. Простите. Я не знаю, как объяснить.

– Понимаю. Часто все начинается с интуиции. Разберемся.

Я заколебался, прежде чем продолжить.

– Вы, конечно, понимаете, что большинство галерей и аукционных домов, по крайней мере те, с которыми я работаю чаще всего, предлагают отсрочку для возврата только около...

– Да. Я знаю, что прошло слишком много времени, чтобы я могла вернуть деньги, если это подделка.

По крайней мере, она знает, во что ввязывается.

– Итак, вы уверены, что все еще хотите знать?

Она наклонила голову и уставилась на меня своими потрясающими голубыми глазами.

– А вы разве не хотите? – спросила она.

– Я – не коллекционер.

– Да, но если бы вы им были.

Я сделал паузу, прежде чем ответить.

– Иногда я задаюсь вопросом. Если бы мне в самом деле очень нравилось произведение, имело бы это значение? До того как Микеланджело стал Микеланджело, он зарабатывал деньги, подделывая древнеримские скульптуры. Отламывал части, закапывал скульптуру в саду, а потом заявлял, что обнаружил шедевр. Однажды один кардинал понял, что купленная им скульптура – подделка. Вместо того чтобы разозлиться и бросить художника в тюрьму, он был так впечатлен его талантом, что пригласил его в Рим.

Она подняла бровь.

– Звучит так, будто вы пытаетесь отговорить меня от того, чтобы я вела с вами дела.

Я рассмеялся.

– Вовсе нет. Поверьте, я с радостью возьму ваши деньги. Я присмотрел себе инфракрасный микроскоп с преобразователем Фурье. Потрясающий прибор, но чертовски дорогой. Каждая кроха средств имеет значение.

– Буду рада внести свою лепту.

– Мне потребуется несколько недель. Пришлите мне все что у вас есть о происхождении, и я напишу смету. Отправьте картину сюда, и я приступлю к работе.

Я начал подниматься со своего места, но потом решил отбросить осторожность.

– Или вы всегда можете принести ее сама, – добавил я.

Она недоуменно посмотрела на меня.

– Зачем мне это?

Я мгновенно почувствовал себя на полметра ниже. Не было ни одной веской причины, зачем бы ей приносить картину стоимостью почти шесть тысяч долларов в мой офис. Я не знал, что сказать, но все равно заговорил, слова сыпались, прежде чем я успевал их осмыслить.

– Я лишь имел в виду... было бы проще... вообще-то не знаю, – сдаваясь, пожал я плечами.

Она наблюдала за моими метаниями с забавной ухмылкой, а потом сказала:

– О. Я подумала, может быть, вы хотите еще раз меня увидеть.

Казалось, она лишь мгновение наслаждалась ошарашенным выражением моего лица, прежде чем повернуться к двери. Я остался смотреть на соблазнительное покачивание ее бедер, когда она выскочила из комнаты на улицу.

***

Пять недель спустя я вышагивал по своему кабинету, ожидая ее прихода. Я остановился, чтобы в третий раз поправить стулья вокруг стола для совещаний. Три недели назад я починил шатающуюся ножку.

Я наконец-то придумал, почему мне нужно передать ей свой отчет лично, а не по электронной почте. Что-то о том, будто хочу проиллюстрировать свои выводы, ссылаясь на конкретные аспекты самой работы. Я предложил встретиться в более удобном для нее месте, но она настаивала, что моя лаборатория ее устраивает.

Она пришла за десять минут до назначенной на четыре часа вечера встречи, одетая в синюю юбку-карандаш и белую блузку на пуговицах.

На столе для совещаний лежала картина. Я занял стул напротив картины, а она – прямо напротив меня. Я положил на стол две отпечатанные копии своего доклада и подвинул одну ей. Я потратился на шикарный переплет. Она взглянула на обложку отчета, сложив руки на коленях, затем снова посмотрела на меня.

– Итак. Каков вердикт?

Ее голос был спокойным, без тени беспокойства по поводу результатов моего расследования. Возможно, она поняла, что я просил ее встретиться со мной лично не для того, чтобы сообщить хорошие новости. А может быть, была настолько богата, что ей было все равно.

– Это подделка, – сказал я.

Я понял, что, сообщая плохие новости, лучше говорить прямо.

– Одна из лучших, которые я когда-либо видел, но все равно подделка.

Я наблюдал за ее лицом в поисках следов удивления, разочарования или гнева. Она же стоически сидела и кивала.

– Понятно. И как вы об этом узнали?

– Ну, с происхождением вроде бы все в порядке. Вся документация сделана мастерски, вероятно, на основе документов от других работ Уокера с небольшими изменениями. Предполагаю, что фальсификатор даже использовал старинные печатные машинки. Это, безусловно, достаточно расплывчато, чтобы вызвать подозрения, но никаких явных «подвохов» нет.

Она внимательно смотрела перед собой, пока я говорил, положив руку на стол, а подбородок – между пальцами правой руки.

– Рама тоже на высшем уровне, – продолжил я.

Я перевернул картину и провел стилусом по краям.

– Дерево, вероятно, извлечено от старых предметов мебели. Разумно подумать на художника, работавшего в начале 1900-х годов. Гораздо труднее найти подходящую древесину, если подделывать работу старого мастера.

Я перевернул картину и с помощью стилуса имитировал движение кисти по холсту.

– Мазки кисти сделаны хорошо. Соответствуют тому, что можно найти в большинстве работ Уокера. Подпись совпадает, хотя и не удивительно, учитывая, что это – самый простой элемент для подделки. И пигменты почти идеальны.

– Почти? – спросила она.

Я улыбнулся.

– Почти.

Я указал на небольшие белые облака вдалеке. Она наклонилась вперед, чтобы посмотреть, куда я указываю, а потом решила, что ей нужен лучший обзор. Она встала и обошла стол, заняв стул рядом с моим. Она подвинулась вперед и вбок, оказавшись так близко ко мне, что ее правая нога слегка упиралась в мою левую. Она склонилась над картиной и уставилась на облака.

– Я провел химический анализ соскобов с различных участков. Здесь знаний фальсификатора хватило, чтобы использовать свинцово-белую краску, как и Уокер. Именно так были пойманы первые фальсификаторы работ Уокера. Вместо свинцовых они пользовались цинковыми белилами.

– А вот здесь, – я указал на желтоватые пряди травы у подножия картин. – Видите этот желтый цвет? Он химически очень похож на желтый пигмент, который использовал в большинстве своих работ Уокер. Но совпадение не точное. Эта конкретная разновидность пигмента называется Hаnsаgеlb, по имени немецкой компании, его производившей.

Она повернулась ко мне со скептическим взглядом.

– Кажется, немного не то. Конечно, нельзя ожидать, что художник пользовался одним и тем же пигментом во всех своих работах. Могу поверить, что у него было больше одного вида желтого.

– Абсолютно верно, – сказал я. – Однако я немного изучил историю этого пигмента, и оказалось, что американские художники получили доступ к нему только после Второй мировой войны. Уокеру было бы трудно заиметь его, тем более что он умер в 1921 году.

До ее прихода я несколько раз прорепетировал это важное открытие и повернулся к ней, желая увидеть, как оно прозвучало. Она больше не смотрела на картину. Она смотрела прямо на меня.

– Вы в самом деле любите свою работу, не так ли? – спросила она.

– Простите?

– То, как вы о ней говорите. Ваши глаза загораются. Знаете, это освежает, когда кто-то так увлечен своим ремеслом.

– Да. Она мне нравится, – сказал я, не сводя с нее взгляда. – Кроме той части, что касается возвещения плохих новостей, – поспешно добавил я.

– Вообще-то, похоже, что вам нравится и эта часть.

Наверное, я выглядел неловко, потому что она рассмеялась и пренебрежительно махнула рукой.

– Все в порядке. Мне нравится, что у вас есть склонность к драматизму. В любом случае, вы заранее меня предупредили, что результаты могут мне не понравиться.

Она встала из-за стола и жестом указала на картины, которыми были увешаны стены моей лаборатории. Под каждой из них была небольшая карточка с рукописным текстом. Она подошла к дальней стене и указала на портрет французского дворянина.

– Я думала, вы – не коллекционер, – сказала она, наклонив голову.

– Я – не коллекционер. Это – подарки. От клиентов.

– Подделки, которые вы разоблачили?

Я кивнул.

– На карточках написано, что их выдало. Когда-нибудь я сделаю на них гравированные этикетки и прикреплю как следует.

Она ходила от картины к картине, время от времени останавливаясь, чтобы рассмотреть несколько работ и просканировать карточки под ними. Когда она наклонялась, чтобы прочитать карточки, я старался не смотреть на ткань, обтягивающую изящный изгиб ее попы.

– Потрясающе, – сказала она. – Хотя мне и жаль это говорить, но вы не получите моего «Уокера». Может, это и подделка, но она мне слишком нравится. К тому же, из него получится интересная история. – Она вздохнула. – Дорогая история, но интересная.

– В документах о происхождении я видел, сколько вы за нее заплатили, – сказал я. – Если бы я узнал, что потерял такую сумму, то, наверное, захотел бы выпить. – Я глубоко вздохнул. – Могу я вас угостить?

Она остановилась на середине чтения карточки, выпрямилась и повернулась ко мне лицом.

– Да, – сказала она, улыбаясь. – Думаю, выпить мне не помешает.

***

Мы устроились в баре недалеко от моей лаборатории в Бруклине. Она заказала мартини. Я взял виски. Одна рюмка превратилась в две, потом в три. Беседа текла легко, и поведение Карины постепенно менялось от строгого и сдержанного к теплому и игривому.

Было приятно наблюдать, как она раскрепощается. Несколько раз она протягивала руку через стол и слегка касалась меня, смеясь над одной из моих шуток. Иногда ей приходилось наклоняться вперед, чтобы ее было слышно из-за музыки, и когда она это делала, я мог украдкой бросить пару взглядов в ее декольте. Я думал, что веду себя осторожно, но она поймала меня, по крайней мере, один раз, потому что я увидел, как она ухмыльнулась и неодобрительно покачала головой, прежде чем откинуться назад в кабинке.

– Итак, кто же сказал мне, что ты не лучший? – спросила она.

– Что? – спросил я, сбитый с толку.

Она наклонилась вперед, и ее блузка сдвинулась, обнажив одну бретельку белого бюстгальтера. Она сделала паузу и уставилась на меня с озорным выражением лица, будто провоцируя меня посмотреть.

– В тот день, когда мы встретились, – сказала она громче. – Ты сказал, будто знаешь, кто сказал мне, что ты не лучший. Скажи, кто, по-твоему, это был, и я скажу, прав ли ты.

Я сделал паузу, прежде чем ответить.

– Лорен Шрейдер, – как можно нейтральнее ответил я.

Она коснулась указательным пальцем своего носа, а другой направила на меня, как будто мы играли в спектакле. Но она была настолько пьяна, что ее палец соскользнул с носа на щеку. Это было очаровательно.

– Почему она тебе не нравится? – спросила она.

– Я не говорил, что она мне не нравится.

Она засмеялась.

– О, нет, говорил. Давай, Адам. Выкладывай.

Из профессиональной вежливости я никогда не говорю плохо о других людях в моей сфере деятельности, даже о Лорен. Но, то ли из-за алкоголя, то ли из-за желания угодить великолепной женщине, сидящей напротив меня, этим вечером я решил забыть о своих манерах.

– Она – просто халтурщица. Даже не воспринимает свою работу всерьез. Считает себя неоцененным художником, просто занимающимся криминалистикой, ради оплаты счетов, пока кто-нибудь не признает ее гений. Это жалко. Она получила штатную должность в галерее Кифера только потому, что спит с руководителем отдела современного искусства.

Я осушил последний стакан виски и неловко поставил стакан.

– Ты ведь хотел эту работу, не так ли?

– Нет, – соврал я. Затем, увидев выражение ее лица, сказал:

– Ладно, да. Но здесь говорит не горечь. Или, по крайней мере, не только горечь.

– Уверен? Не обижайся, но это похоже на кислый виноград. Я имею в виду, откуда ты знаешь, что она вообще спит с этим парнем?

– Потому что я их застукал. Лорен – моя бывшая жена.

Глаза Карины расширились.

– Ух, ты, прости, – сказала она. – Это...

– В прошлом, – перебил я, улыбаясь, чтобы она видела, что я не расстроен.

– Итак, – спросил я, желая направить разговор и свои мысли в другое русло, – чем ты занимаешься, когда не коллекционируешь оригинальные произведения искусства? Гонками на яхтах? Возделыванием виноградников?

– А-а-а... Сейчас самое время поиздеваться над богатой девушкой, не так ли?

– Зависит от обстоятельств. А ты богата?

– Разве богатая девушка захотела бы, чтобы ее видели с таким мещанином, как ты?

– Ох, – сказал я, положив руку на сердце. Она рассмеялась.

– Ладно, дай прикинуть, – сказал я. – Я хорошо умею оценивать вещи.

Я откинулся назад и преувеличенным движением погладил подбородок, рассматривая ее лицо.

– Ты – адвокат.

– Нет.

– Генеральный директор?

– Не-а.

– Грабительница банков?

Она поджала губы и прикоснулась к ним пальцем.

– Тссс... никому не говори.

– Ладно. Сдаюсь.

– Я – внештатный графический дизайнер. Работаю дома.

– Да уж, конечно, – пренебрежительно сказал я.

– Я серьезно! – запротестовала она.

– Большинство графических дизайнеров, которых я знаю, не могут позволить себе оригинальных «Уокеров».

– Большинство графических дизайнеров, которых ты знаешь, вероятно, не живут на возмутительное наследство от своих умерших родителей.

Черт возьми, – подумал я.

– Думаю, теперь моя очередь извиняться, – предположил я.

– Не стоит. Это было очень давно. Мне тогда было девять.

– Девять? – моя челюсть отвисла. – Должно быть, это было ужасно.

– Было тяжело. Я была единственным ребенком. Они погибли в автокатастрофе, и я переехала в Огайо, чтобы жить с маминой сестрой. Она была достаточно милой, но совершенно не хотела ни своих, ни чужих детей.

– Она работала хранителем в местном художественном музее, поэтому я проводила там много времени, наблюдая за ее работой или просто бродя по залам, рассматривая картины. Я терялась в этих картинах. Представляла, какой была бы моя жизнь, если бы я могла стать частью этих полотен: растянуться на траве на летнем пикнике, наблюдая за утками на озере, обследовать с сестрой деревенский фермерский дом в босоножках, стоять на вершине маяка и слушать, как волны разбиваются о сверкающие черные скалы.

Карина смотрела вдаль, чуть выше моей головы, погрузившись в воспоминания. Затем ее взгляд вернулся и встретился с моим.

– Наверное, именно там и зародилась моя любовь к искусству. Я не являюсь знатоком какого-то конкретного художника, но собираю работы, говорящие со мной так же, как эти картины говорили со мной, когда мне было девять.

– С удовольствием как-нибудь посмотрел бы на твою коллекцию, – сказал я с искренним любопытством.

– Как насчет вечера пятницы? – спросила она. – Недалеко от моего дома есть отличный итальянский ресторан. Ты угостишь меня ужином, а потом мы заглянем ко мне, и ты сможешь указать на все остальные подделки, которые я невольно приобрела.

Я рассмеялся, затем, извиняясь, покачал головой.

– Прости. Мне не нравится эта идея.

Она выглядела удивленной.

– Почему?

– Ты при деньгах, – сказал я. – Как насчет того, чтобы это ты угостила меня ужином?

***

Пока не увидел Карину, я беспокоился, что, возможно, чересчур вырядился для ужина. Я выглядел довольно щеголевато в темно-синем блейзере и своих лучших джинсах, но она была просто сногсшибательна. Ее волосы были собраны в пучок, и на ней было черное платье без бретелек, идеально сочетавшее в себе сексуальность и элегантность. Простая бриллиантовая подвеска приютилась между выпуклостями ее упругой груди, бывшей идеального размера для ее стройной фигуры.

Ужин был вкусным, и наша беседа текла легко и свободно. На десерт мы попробовали тирамису, а затем поехали к ней домой на Ubеr.

Она жила во впечатляющем доме в районе Проспект Хайтс. Светлый и открытый, он был оформлен в стиле минимализма. Немногочисленные предметы мебели, что у нее были, имели плавные линии и острые углы. Почти нигде не было беспорядка; казалось, что у всего есть свое место.

– Вау. Ты намного аккуратнее меня.

– Мои мысли всегда беспорядочны, – сказала она. – Иногда я не могу сосредоточиться. А это помогает мне успокоиться.

Мы прошли по периметру ее гостиной. Стены усеивали разных размеров картины. Некоторые из них были литографиями, но большинство выглядели как оригиналы. Это была эклектичная коллекция художников, как она и описывала в баре, и она впечатляла, но не казалась показной.

– Это Писсарро? – спросил я, остановившись возле картины, на которой две женщины на травянистом поле сидят на коленях и разговаривают.

– Да, – сказала она, двигаясь передо мной. Ее волосы были в сантиметрах от моего носа. От нее слабо пахло яблоневыми цветами. – Из его неоимпрессионистского периода. Не самый лучший образец, но лучшие из них находятся далеко за пределами моего ценового диапазона.

Поскольку ее тело было настолько близко к моему, мне было трудно сосредоточиться на разговоре.

– Что ты увидела в этом конкретном произведении? – спросил я.

– Скорее, почувствовала. Связь. – Она соединила пальцы своих рук вместе, произнося это слово. – Двое оторвались от повседневной работы, чтобы поделиться чем-то, может быть, тайным желанием или мечтой о другой жизни. Большая часть холста изображает это обширное, открытое пространство, но в работе все же удалось передать интенсивную близость.

Пока она говорила, мои глаза были прикованы не к картине, а к прядям волос, выбившимся из ее пучка и теперь нежно лежавшим на затылке. Я придвинулся к ней ближе, так близко, что почти чувствовал тепло, исходящее от ее кожи.

– Скажи, а что видишь ты? – спросила она, осознавая мое присутствие, но не отрывая взгляда от картины.

Я позволил ее словам на мгновение повиснуть в воздухе, пока решал, как ответить. Заговорив, я приблизил свои губы на расстояние нескольких сантиметров от ее уха, и слова прозвучали шепотом.

– Я вижу веснушки на твоем плече, – сказал я. – Вижу колечко волос, прижавшееся к твоей шее, и мне интересно, что ты сделаешь, если я уберу его в сторону и поцелую твою кожу. Меня окружают прекрасные картины, но ты – единственное в этой комнате, на что мне хочется смотреть. Так было с тех пор, как ты впервые вошла в мой кабинет.

Я ждал ее реакции, но она не говорила и не двигалась. Казалось, даже не слышала меня.

Я наклонил голову и нежно поцеловал ее в шею, прямо над спиной. Я услышал, как у нее перехватило дыхание, но она осталась неподвижной.

Я прошелся поцелуями по ее шее, остановившись прямо за ухом. Когда я нежно положил правую руку на ее бедро, она вздохнула и расслабленно откинулась на меня, прижавшись к моей эрекции. Когда она не отодвинулась, я скользнул рукой вверх по ее боку и коснулся правой груди через ткань платья.

При этом она выгнулась назад, прижалась головой к моему плечу, еще больше обнажив свою прекрасную шею. Она подняла руку и потянулась за мной, запустив пальцы в мои волосы, в то время как я покусывал мочку ее уха.

Мой пульс участился. Я оторвал губы от ее шеи и слегка надавил на ее бок. Она повернулась ко мне лицом, и наши губы нашли друг друга, горячие и голодные.

Ее язык скользнул в мой рот, и я крепко притянул ее к себе, застонав от желания, когда ее груди прижались к моей груди.

Она разорвала поцелуй и просунула свою руку в мою, ведя меня по коридору, через дверь своей спальни, а затем потянула меня на себя, рухнув на кровать.

Целуясь, мы сбрасывали одежду, настоятельно и неловко, Карина смеялась мне в рот, когда я пытался одной рукой расстегнуть свой ремень.

Затем наши голые тела прижались друг к другу, и смех прекратился. Мои руки были повсюду, отчаянно пытаясь исследовать каждую впадину и выпуклость ее тела одновременно, ненадолго задерживаясь на одном месте, а затем жадно переходя к следующему.

Она притянула мою голову к своей груди, и я провел языком по бугристой коже ее ареолы, а затем взял в рот твердый бутон ее соска. Я обхватил рукой теплую плоть ее другой груди и перекатывал сосок между большим и указательным пальцами, вызывая шипящий звук наслаждения.

Ее ноги обхватили мою спину и напряглись, пытаясь втянуть меня в себя. Я сопротивлялся желанию вогнать свой пульсирующий член в нее, и вместо этого стал покрывать поцелуями ее гладкий живот. Ее ноги соскользнули с моей спины, когда я спустился ниже, а затем широко раздвинулись, когда мой рот коснулся аккуратно подстриженных волос над ее киской.

Я вдыхал ее аромат, дразняще покусывая внутреннюю сторону ее бедер. Она извивалась в разочаровании, отчаянно пытаясь найти контакт с моим языком. Я медленно провел пальцем вверх и вниз по ее капающей щели, пока она не застонала от желания.

– Еще... – задыхалась она. – Адам, пожалуйста...

Я раздвинул ее губы большими пальцами и зарылся языком внутрь. Она задыхалась и запустила пальцы в мои волосы, притягивая меня к себе. Она была восхитительна на вкус, и я застонал в ее влажную киску, чтобы она почувствовала мою потребность.

Медленными круговыми движениями подушечкой пальца я вынул ее клитор из его капюшона, и она застонала от восторга, когда мой язык зашевелился и задвигался по нему. Я не торопился, позволяя ее телу подсказывать мне, когда она хочет большего, а когда ей нужно, чтобы я отступил.

Когда я просунул в нее палец и ритмично задвигал им, загибая вверх, Карина начала серию быстрых, резких выдохов, которые становились все громче и интенсивнее. Ее рука отпустила мои волосы и переместилась на кровать, где начала судорожно комкать простыни.

– Да, да... о, черт... не останавливайся... так хорошо... я почти там...

Она напряглась и выгнула спину дугой. Ее бедра сжались вокруг моих ушей, отпустили, затем снова сжались.

Смотреть как она кончает, было упоительно. Мне хотелось зарыться в нее прямо сейчас, но я сохранял ровный темп, решив помочь ей пережить волну оргазма. Ее тело толкнулось в последний раз, а рука слегка надавила на мою голову.

Я снова покрыл поцелуями ее торс. Она взяла мое лицо в свои руки и притянула меня к себе в страстном поцелуе.

Она приблизила свой рот к моему уху.

– Я чувствую на твоих губах собственный вкус, – прошептала она. – Теперь хочу попробовать на вкус тебя. Ложись.

Мой член дернулся, когда я лег на спину. Она переместилась на нижнюю часть кровати, облокотилась на меня и обвела пальцами мой ствол. Удерживая мой взгляд своими гипнотическими голубыми глазами, она поднесла язык к головке моего члена и нежно слизала с кончика преэякулят.

Она подняла голову и медленно поглаживала меня рукой, наблюдая за моим лицом с голодным выражением, как будто удовольствие, которое она получала от меня, было чем-то, что она тоже чувствовала.

Затем она опустила голову и начала долго, медленно лизать от основания моего ствола до головки. Достигнув вершины, она сомкнула губы над кончиком и опустилась вниз, погружая меня в свой теплый рот. Я едва тут же не кончил.

Она медленно покачивала головой, двигаясь в почти мучительном темпе. Иногда она полностью вытаскивала его, несколько секунд поглаживая языком чувствительную кожу уздечки, прежде чем снова взять в рот. Все это время она не сводила с меня глаз.

Это был самый изысканный минет, который я когда-либо получал. Лорен никогда не отказывала мне в минете, если я проявлял интерес, но редко выступала инициатором. Оральный секс был почти формальной обязанностью, которую она чувствовала необходимой выполнять.

Карина же, казалось, наслаждалась этим. Ее руки и рот работали в тандеме, высасывая из моего ноющего члена каждый грамм удовольствия. Ее темп нарастал, сначала медленно, потом все быстрее, пока все мое тело не завибрировало от потребности.

– Черт, как хорошо, – простонал я. – Я уже близко.

Она стонала в мой член и двигалась быстрее. Ее свободная рука обхватила мои яйца. Когда ее ногти слегка поцарапали мою мошонку, я взорвался... Струя за струей сперма вырывалась из моего пульсирующего члена. Ни одна капля не вылетела из ее губ.

Когда я окончательно пришел в себя, она оторвала рот от головки моего члена и улыбнулась. Она скользнула вверх по моему телу, пока ее лицо не оказалось на одном уровне с моим, и лениво провела пальцами по моей груди.

– У меня есть подозрение, что сегодня ты пришел сюда в надежде увидеть не только мои картины.

– Возможно, у меня был скрытый мотив.

– Все в порядке, – сказала она. – Мои мотивы тоже могли быть не совсем чистыми.

Она прислонила голову к моему плечу, и мы лежали вместе в тишине, ее кожа на моей была теплой и мягкой. Я провел кончиками пальцев по ее позвоночнику. Ее дыхание замедлилось, и вскоре она уснула.

Я попытался дать ей отдохнуть, но через некоторое время мой член начал возбуждаться, утыкаясь в ее живот. Ее глаза дрогнули и открылись.

– Прости, – сказал я.

Она преувеличенно вздохнула.

– Думаю, нам придется позаботиться об этом, чтобы я могла немного отдохнуть.

Она села прямо и облокотилась на меня, зажав мой член между все еще скользкими складками своих половых губ и прижав его верхней стороной к моему животу. Упираясь ладонями в мою грудь и не сводя с меня глаз, она скользила вперед-назад по длине моего члена в медленном, дразнящем ритме. Не быть внутри нее являлось пыткой, и я стонал от разочарования.

Ее киска становилась все более влажной, но темп оставался неторопливым. Она проделывала весь путь мимо кончика моего члена и наклоняла бедра, представляя мне идеальный угол для проникновения внутрь, но когда я двигался, чтобы толкнуться вверх и войти в нее, она лишь качала головой и маняще скользила обратно вниз к основанию моего ствола.

Снова и снова она повторяла дразнящие движения, вжимаясь в меня. Я знал, что если это продлится еще какое-то время, то все закончится тем, что я кончу на свой собственный живот. Она, казалось, впитывала мои мучения как губка, а ее глаза остекленели от вожделения.

Я провел рукой по ее спине и наклонил ее вперед так, что груди оказались в нескольких сантиметрах от моего лица, затем поднял голову и взял в рот ее левый сосок. Она застонала и перестала скользить по моему стволу, чтобы мой рот мог поддерживать контакт с ее грудью.

Я переместил руки к ее попке и обхватил упругие ягодицы. С постоянным давлением я прижимал ее бедра к себе, целуя ее.

Она была настолько отвлечена вниманием, которое я уделял ее груди, что не заметила, как я поместил вход в ее половой орган прямо над головкой моего члена. Одним быстрым движением я подал ее бедра к себе и одним сильным толчком вошел в нее до упора.

Она вскрикнула и выгнулась дугой в сидячее положение, вынув свои груди из моего рта. Я покачал ее бедрами. Когда она двигалась, стенки ее киски плотно прижимались к моему толстому стволу. Мне потребовалась вся сдержанность, чтобы мгновенно не извергнуться в ее обжигающие глубины.

Мы нашли ритм и отчаянно двигались вместе, стремясь к разрядке. Она достигла своей первой, рухнув на мою грудь, содрогаясь, в то время как ее киска опять и опять спазмировала вокруг моего члена...

Каким-то образом мне удалось сохранить контроль над ее долгим оргазмом, но едва она кончила, я схватил ее за бедра и начал вбиваться в нее. Она стонала и хныкала, когда я входил в нее, но в остальном неподвижно и обессиленно лежала на моей груди.

Вскоре мои движения стали беспорядочными.

– Да. Вот так, – прошептала она мне на ухо. – Я хочу почувствовать, как ты кончаешь в меня.

С громким стоном я напрягся и погрузился в нее, заливая остатками спермы, которую она еще не высосала из моего члена.

Мышцы на моей шее расслабились, и моя голова погрузилась в мягкую подушку. Карина выскользнула в ванную, и к тому времени как вернулась, я уже почти задремал. Она прижалась ко мне своим обнаженным телом и переплела свои пальцы с моими. Ее кожа согревала мою грудь, пока наши тела не сравнялись по температуре, и я уже не мог определить, где кончается ее плоть и начинается моя. Именно в этом приятном отсутствии ощущений мной окончательно овладел сон.

***

Благодаря тому, что она жила недалеко от моей лаборатории, у нас с Кариной было много возможностей видеться. Поскольку она работала фрилансером и не имела определенного графика, то заходила ко мне в офис в течение дня, часто с обедом. Работа криминалиста может быть утомительной, поэтому я был благодарен за компанию.

Мы говорили обо всем на свете. Одной из ее тайных страстей были путешествия, а на деньги, полученные от наследства родителей, она смогла совершить несколько удивительных поездок. Она видела драконов Комодо в Индонезии, ходила по залам Лувра в Париже, наблюдала великолепие водопада Игуасу с аргентинской стороны и осматривала музеи Италии. Чтобы не отставать от нее, я поразил ее фотографиями величественного сфинкса и возвышающейся пирамиды, которую посетил в пустынях Лас-Вегаса, штат Невада.

Время от времени она спрашивала о моей работе, и у нее неплохо получалось притворяться заинтересованной, когда я обсуждал тонкости анализа пигментов или показывал ей, как обнаружить под микроскопом анахроничные волокна.

Но чаще она делала все возможное, чтобы вытащить меня из офиса, иногда на прогулку по Бруклинскому ботаническому саду, который весной просто великолепен, или к себе домой, где мы проводили ленивый полдень в постели.

Частые визиты Карины напоминали мне о счастливых временах, которые я провел в начале моего брака с Лорен, вскоре после того как мы вместе начали бизнес. Мы с Лорен также могли часами разговаривать, и в эти моменты я не мог поверить, что мне повезло заниматься любимым делом бок о бок с любимой женщиной.

***

Однажды, когда мы заканчивали обед в моем офисе, Карина поймала меня на том, что я смотрю на картину на стене, погрузившись в тоскливые размышления.

– Думаешь о ней, не так ли? – спросила она.

– Да, – признался я. – Но не потому, что мне этого хочется. Когда я нахожусь в этой комнате, иногда воспоминания просто всплывают в моей голове.

– Должно быть, вы двое провели здесь вместе много времени.

Мне впервые пришло в голову, что, возможно, Карина проводила так много времени в моем офисе, потому что пыталась отвлечь меня не только от работы, но и от воспоминаний о Лорен.

– И да, и нет, – ответил я. – Лорен делала некоторые экспертизы, но в основном, это была моя специализация. Ее настоящим талантом был маркетинг. Она проводила много времени, посещая галереи в городе, пытаясь завязать связи и развивать бизнес. Она была умна, красива и убедительна. Если честно, если бы она не была так хороша в этом, мы бы, наверное, прогорели.

– Если бы не ты, то не было бы и услуг, которые можно было продавать, – сказала Карина.

Я улыбнулся ее защите моего вклада.

– Ты права, – сказал я. – Я потрясающий.

– Это точно! – сказала она, подходя ко мне. – Посмотри на себя с твоей квадратной челюстью и сексуальной щетиной. – Она провела рукой по моей щеке, затем по груди. – Ты также великолепно сложен. Знаешь, в тот день, когда тебя встретила, я подумала, что тебе место на обложке какого-нибудь каталога для суровых любителей активного отдыха, а не за микроскопом.

– Осторожно. Загоржусь, – сказал я.

– Если бы не очки, – сказала она, стащив их с моего носа и наклонившись, чтобы изучить мое лицо, – я бы никогда не подумала, что ты – настоящий ботан.

– Не бери в голову. Моя гордость вернулась к нормальному размеру, – сказал я.

– Не за что, – сказала она, чмокнула меня в губы и снова надела очки.

– Так, что случилось между тобой и Лорен? – спросила она, отщипывая гренку от остатков моего салата.

– Долгая история, – сказал я. – Короткая версия такова: я стал уделять больше внимания бизнесу, нежели ее творчеству.

Карина выглядела озадаченной.

– А как насчет более длинной версии? – спросила она.

– Женившись, мы оба были художниками. Лорен – намного лучше меня, и мечтала добиться успеха как художник. Первые несколько лет я делал все возможное, чтобы ее поддержать. Работал на двух работах, чтобы она могла уделять больше времени живописи. Восхищался ее работами и помогал ей участвовать в нескольких выставках. Я всегда полагал, что если бы роли поменялись, она сделала бы для меня то же самое, понимаешь?

– Но она этого не сделала, – сказала Карина.

– Поначалу делала. Начало бизнеса было моей идеей, и, как я уже говорил, она работала, не покладая рук, чтобы помочь начать дело. Но едва мы стали получать какую-то работу, все изменилось. Это уменьшило ее время на писание картин. А у меня уже не было столько времени и сил, чтобы поддерживать ее. Чем лучше шли наши дела, тем больше она обижалась. Думаю, она чувствовала, что я предпочитаю свою мечту ее мечте.

– Когда встретила Престона Ричардса во время одной из остановок своего маркетингового блица, она изголодалась по вниманию, а он подал ей изысканный обед, – сказал я.

– Престона Ричардса? – спросила Карина.

– Руководителя отдела современного и новейшего искусства в галерее Кифера.

– Где сейчас работает Лорен?

Я кивнул.

– Лорен сказала ему, что она – художница, и он, конечно, попросил показать ее работы. Все внимание и поддержку, которые больше не оказывал я, сполна выдавал ей он. Она все съедала. Не знаю, сколько времени понадобилось ему, чтобы взять ее измором, но, вероятно, не так долго, как бы мне хотелось верить.

– Самое смешное, что до того как их застукать, я думал, что наш брак улучшается. Я проводил меньше времени в лаборатории и старался больше разговаривать с Лорен о ее творчестве. Мне казалось, что это приносит свои плоды. Она казалась счастливее. Начала ходить в спортзал. Одевалась более сексуально. Даже сделала бразильскую эпиляцию.

Карина бросила на меня жалостливый взгляд.

– Для человека, который зарабатывает на жизнь, выявляя мошенничество, ты пропустил несколько довольно ярких признаков.

– Люди видят то, что хотят. Я не хотел видеть в ней прелюбодейку.

– Тогда, как же ты узнал?

Я горько усмехнулся.

– Самым банальным образом: пришел домой пораньше. После обеда почувствовал себя плохо, и вернулся в нашу квартиру, чтобы отдохнуть. Лорен должна была встречаться с владельцем галереи в другом конце города. Вместо этого она встречалась с Престоном в нашей постели.

Карина покачала головой.

– И что ты сделал?

– Точно не помню. Знаю, что было много криков и воплей. И в какой-то момент я ударил Престона. Как позже узнал, сломал ему челюсть.

– Держу пари, было приятно, – сказала Карина.

– Действительно приятно, – сказал я, улыбаясь. – Но после этого я очень долго не чувствовал себя хорошо.

Карина обхватила меня руками и крепко притянула к себе. Она прислонила голову к моему плечу.

– Прости.

– Никому бы не пожелал так себя чувствовать, – сказал я. – С другой стороны, если бы этого не случилось, сейчас бы рядом со мной не было тебя. А я не могу представить себе другого места, где бы мне хотелось быть.

Карина подняла на меня глаза. Я поцеловал ее, и она поцеловала меня в ответ. Она прервала поцелуй и поднялась на носочки, прижавшись теплыми губами к моему уху.

– Я знаю способ помочь тебе избавиться от воспоминаний о твоей бывшей жене, которые таятся здесь, – вздохнула она.

– Да?

– Да. – Она пощипала мочку моего уха. – Мы создадим несколько собственных воспоминаний.

Мне показалось, что план хорош.