Инна

Я уже прожил большую жизнь, но, как и многие люди, с трепетом храню в памяти воспоминания о первом сексе.

В годы моей молодости сексуальное просвещение было тогда не на высоте. Наше воспитание в этом плане ограничивалось в основном беседами в подворотнях со старшими товарищами, уже имевшими сексуальный опыт, который чаще всего являлся плодом их безудержной фантазии. Да еще родители подбрасывали нам просветительскую литературу, где наше воображение больше всего поражали примеры из жизни, набранные петитом: «Восьмиклассница Таня К. и девятиклассник Петя Ф. после уроков уединились в кабинете биологии и совершили там половой акт…».

Правильное половое воспитание подростков, сформулированное в циркулярах Минздрава и Минобразования, требовало отвлекать нас от проблем пола занятиями спортом и во всевозможных кружках. Мы и занимались спортом, при этом не забывая провертеть дырочку в женскую раздевалку для подглядывания за девчонками или ненароком заглянуть к ним в душевую. Эротических журналов и порносайтов в те времена, естественно, не было, женскую анатомию мы предпочитали познавать воочию.

И посмотреть вблизи на голое женское тело было страстной мечтой почти каждого мальчишки. Часто пацаны завидовали тем, у кого есть сестра – типа можно подсматривать за ней, как говорится, не отходя от кассы. У меня была сестра, но намного старше меня. И я всего один раз видел ее голой, мне тогда было года три. Она мылась в ванной, а мама притащила меня туда подмыть после маленькой аварии. Я был очень удивлен, что у сестры нет пиписьки. Мама сказала, что она у нее оторвалась, а сестра, со своей стороны, поскольку была уже подростком, долго объясняла мне, что мужчины и женщины устроены по-разному. И в ее версию я поверил больше.

В 18-летнем возрасте я посещал музыкальную школу - учился игре на гитаре. На нашей лестничной клетке проживала семья, в которой росла двенадцатилетняя девочка Инна. Мы въехали в этот дом четыре года назад, когда мне еще было n лет. Мои родители быстро сошлись с соседями и пытались подружить нас с Инной, в шутку называя женихом и невестой. Мы смущались, а я даже представить не мог эту нескладную второклашку в роли своей невесты. Но Инна росла и обещала превратиться из гадкого утенка в очень красивую барышню.

На тринадцатом году жизни у нее была уже стройненькая и довольно развитая фигурка, длинные и совсем не девчоночьи, а почти женские ноги, густые, слегка вьющиеся черные волосы, чуть смуглая и удивительно гладкая кожа – ни прыщичка, ни родинки. И еще глаза. Огромные, слегка раскосые темно-зеленые глаза. Она тоже ходила в музыкальную школу по классу фортепиано. Поскольку сие заведение находилось довольно далеко, в мои обязанности входило заодно сопровождать Инну.

По дороге в музыкальную школу и обратно мы обычно болтали о разных пустяках, и однажды разговор у нас зашел о строении человеческого тела. Я уже был достаточно подкован, правда теоретически, в вопросах секса, а Инна – то ли на самом деле имела не очень точные представления, то ли нарочно строила из себя этакую дремучую девицу. Она говорила, что никогда в жизни не видела обнаженного мужчины, разве что на картинке, но репродукции картин эпохи Возрождения – это все не то. А на статуях гениталии вообще прикрыты фиговым листиком.

Я согласился и в свою очередь признался, что тоже никогда не видел голой женщины, а с творениями мастеров живописи нам, мальчишкам, еще меньше повезло – обычно художники самые интимные женские места изображают прикрытыми рукой или какой-нибудь тканью. Внезапно мне в голову пришла сумасбродная мысль:

— Слушай, - говорю, - а пошли сейчас ко мне. У меня дома никого нет. Я тебе все покажу. А ты – мне.

Я думал, она рассердится, засмущается или заартачится, да и сказал я, в общем-то, в шутку, а она даже не покраснела и ответила с нескрываемым интересом:

— Хорошо, пошли.

Сначала мы долго смущались. Она сбросила коричневое школьное платьице, рейтузы и майку, а я – пиджачок, рубашку и брюки. Мы стояли в одних трусах друг напротив друга и долго не решались их снять. Каждому хотелось посмотреть, но каждый стеснялся показать. Вдруг я сниму трусы первый, а она посмеется надо мной и уйдет, так и не показав своих прелестей. Но мне уже было, на что смотреть - я пялился на ее явно обозначенную грудь, которая начинала набухать как весенние почки.

Это еще не увесистые бабьи сиськи, но уже и не плоская грудка ребенка. Маленькие сосочки торчат почти как настоящие, а их обрамляют круглые розовые пятнышки, которые существенно больше моих. От этого вида и в предвкушении того, что мне, возможно, скоро откроется, мои трусы начинала оттопыривать встающая плоть. Она это заметила и смотрела, не отрываясь.

— Знаешь что, - говорю, - давай на счет три – снимаем. Только по-честному. Раз, два, три!

Я рывком снял трусы и она тоже. Теперь мы были абсолютно голые. Боже, я был на седьмом небе от счастья! Я был счастливее, чем три года назад, когда попал в кабину настоящего паровоза. Это неправда, что у неполовозрелой девочки не на что посмотреть. Это как природа в начале мая, когда только-только распускаются листики. Еще лишенный растительности лобок уже был достаточно выпуклый. Две нежные и пухленькие телесного цвета губки плотно сжаты, образуя ложбинку узенькой щелки, от которой совершенно невозможно оторвать взгляд! Ну, казалось бы, а? Однако ж…

Она тоже, не отрываясь, заворожено смотрела на мой торчащий аппарат. Но сказала немного разочарованно:
— Она у тебя уже стала большая. А я хотела посмотреть, пока она еще была маленькая…

«Вот нечего было тянуть столько времени», - подумал я, а вслух сказал:

— Погоди, я сейчас попробую, чтобы она опустилась, - но как я ни старался, справиться с возбуждением не получалось, природу обмануть нельзя.

Я долго мялся, а потом спросил:
— А можно я потрогаю?

Она кивнула, и я приблизился к ней. Я слегка надавил на сосочки, они погрузились в упругие грудки, а когда отпустил - выскочили снова. Потом, приблизившись вплотную, коснулся членом ее пупочка. Она немного вздрогнула и издала трепетный вздох. А я ощупал ладошками ее ягодицы, провел по бедрам вперед и дотронулся пальцами до губок. Потом я присел перед нею на корточки, лицо мое оказалось прямо напротив этой божественной щелочки и, не помня себя, я коснулся ее языком. Инна вздрогнула сильнее.

— Тебе неприятно?

— Нет, наоборот, очень приятно!


Я чуть раздвинул большими пальцами губки и коснулся языком того места, где по моим представлениям должен быть клитор. Она еще раз вздрогнула, еще

один короткий вздох. А мои пальцы вдруг стали влажными от ее выделений. Я облизал их, ощутив резкий запах и солоноватый вкус, обнял ее за попку и сильнее стал стимулировать языком клитор, малые губки и вход во влагалище, целовал и засасывал, водил руками по попке и спинке, трогал соски. Она закатывала глаза, дергалась, напряженно извивалась, слегка двигала тазом и еле слышно стонала и всхлипывала.

Вдруг она несколько раз вскрикнула и конвульсивно дернулась. А я, стоя на коленях, которые просунул между ее ножками, плотно сжимал свои бедра и чувствовал, как у меня что-то ноет в промежности, сводит яички и подкатывает что-то изнутри к головке члена. Не в силах сдержать неуемную страсть, я поднялся на ноги, потерся о ее животик, и тут же произошла эякуляция. Сперма брызнула ей на грудь и живот, потекла по ее ногам.
— Ой! – вскрикнула Инна. – Ты что, на меня написал?

Я сам испугался и отскочил.
— Нет, я, кажется, кончил. Первый раз в жизни. Теперь я мужчина.

— А я – женщина?

— Ты? Нет. Я же в тебя не вошел и не сломал тебе девственную плеву.

У нас, среди ребят, почему-то тогда бытовало суеверие, что если сломать целку девочке, у которой еще не начались месячные, она умрет. Я, в принципе, уже знал, что это враки, но подспудный страх еще оставался. Да и вообще, я не хотел лишать ее невинности. Пусть подрастет, встретит по-настоящему любимого человека. Может, даже меня.

— Вот теперь смотри – она снова маленькая, - я показал ей свой повисший член.

— Ой, как здорово! Теперь я потрогаю, можно?

Она сжала мою пипиську, выдавливая в кулачок остатки спермы, другой рукой провела по мошонке с яичками. Я снова начал возбуждаться. После первой эякуляции головке члена было немного больно, но все равно очень приятно. А когда она сжала головку губами, натянула на губы крайнюю плоть и стала язычком теребить уздечку – это было непередаваемое блаженство. Я снова почувствовал, что накатывает эякуляция, но постеснялся кончить ей в рот, отстранился, не давая вылиться семени.
— Ложись на диван, - сказал я.

Инна посмотрела на меня испуганно, но послушно легла на спину.
— Мы… будем… как муж и жена?

— Нет. Тебе еще рано.

Она все еще была сильно возбуждена, из больших губок выступали набухшие малые, оттуда сочилась прозрачная секреция. Я еще несколько раз лизнул ее, потом лег с ней рядом и стал водить пальчиком вдоль нежной влажной щелки, не углубляясь во влагалище, то нащупывая маленький бугорок вверху, то опускаясь к запечатанному еще входу внутрь, а ее руку положил на свой орган. Она взяла в кулачок мой член и тоже стала водить вверх-вниз, открывая и закрывая головку. Когда мы кончили по второму разу, настало время одеваться и расходиться. Скоро могли вернуться родители.

— Если понравилось, - говорю, - приходи еще.

— Понравилось.

Всю зиму и весну мы раза два в месяц занимались с Инной ЭТИМ. Я тогда еще не знал заграничного слова «петтинг», но нам было приятно без слов. Она приходила ко мне, когда я был один дома, я раздевал ее сам, целуя и облизывая все тело. Щеки, глаза, нос, губы. Целоваться в губы мы не умели оба. Я только чмокал ее рубиновый ротик и опускался ниже, к розовым упругим сосочкам. Я готов был съесть ее всю, проглотить как шоколадку, до чего же была хороша.

Единственная родинка была у нее на правой ягодичке, я с наслаждением целовал ее, гладил ножки внутри бедер, и на мою руку капали тягучие капли из ее распускающегося бутончика. Я брал Инну на руки, клал на диван и долго наслаждался, доставляя ей удовольствие языком. Она сжимала мой пенис нежными маленькими ступнями, а я терся о них, работая тазом, пока не наступало семяизвержение.

Так продолжалось до лета. Летом мы разъехались. Она со своими родителями на дачу, меня предки сначала отправили в лагерь, потом взяли с собой на море. Все лето я скучал по Инне. Мне даже приходила в голову крамольная мысль о самоудовлетворении, но я взял себя в руки (точнее не брал ЕГО в руки) и решил терпеть до конца. И вот, наконец, первое сентября, дом, школа… Но Инна почему-то избегала общения со мной. Сам я не решался по-соседски нанести визит. Мне казалось, что ее мамаша все про нас знает, и только я позвоню в дверь, ехидно спросит у меня: «А зачем тебе Инна?».

Второго или третьего сентября начались занятия и в музыкальной школе. Туда мы шли молча, я пытался поймать ее за руку, но она отстранилась. На обратном пути я не выдержал и спросил:

— Ты почему не приходишь?

— Я приду. Завтра. У меня менструация.

Когда она пришла, я был весь в нетерпении. Я срывал с нее одежды, чтобы скорее увидеть ее прекрасное тело. Она уже носила лифчик (или хотела похвастаться). Грудка ее и впрямь за лето округлилась, на лобке появились тоненькие, редкие и очень нежные волосики. Ей уже исполнилось n-надцать лет. Я крепко обнял ее, прижался к ее животу своей восставшей плотью и непроизвольно несколько раз потерся. Семя хлынуло из моего члена неудержимой лавой, я не мог сдержаться - сколько я мечтал об этой встрече!

Она не стала размазывать мои выделения по своему телу, подняла с полу свои трусики и вытерлась ими. И вообще, вела себя как-то странно.

— Что случилось? - говорю.

— Ничего.

Я пытался ее гладить, но она не отвечала на мои ласки.
— Ты знаешь, - сказала она наконец, - там, на даче был соседский мальчик Коля. Мы с ним… В общем, я теперь по-настоящему женщина.

Что-то обожгло меня в сердце, резкая боль, словно электрический разряд. Чувство обиды, ревности, оскорбленного самолюбия нахлынули разом. Мой половой член сжался, но вдруг неожиданно снова напрягся. Я взял ее грубо, цинично, может, извращенно. Повернул ее к себе задом, согнул пополам, схватил за бедра и натянул. Но возбуждение почему-то быстро прошло, мой пенис обмяк, так и не извергнув спермы. Я сел на диван и беззвучно заплакал. Она подошла ко мне и погладила по голове как маленького, потом стала утешать как взрослая женщина ребенка.

— Ну что ты? Ну не надо расстраиваться. Ведь мы же и не собирались быть вместе. Я еще маленькая, замуж мне рано, а ты найдешь свою единственную, свою любовь. Ты пойми, это моя жизнь, я сама ей распоряжаюсь. Я не давала никаких обещаний, а то, что между нами было - это детские шалости, это не может продолжаться вечно. Не сердись. Скоро я с родителями перееду на другую квартиру, в другой район, и мы никогда больше не встретимся. А сейчас, давай я в последний раз доставлю тебе удовольствие.

Она сжала своим кулачком мой обмякший орган и начала приводить его в боевое состояние.