Хроники Джес. Часть 4

Терминал транспортеров Джунглии — это не слишком большое, но очень живописное место. Везде растут пальмы, под потолком — настоящие живые лианы. Местами на ветках сидят живые попугаи, специально выведенные и выдрессированные, чтобы забавно передразнивать туристов. Никаких обезьян нет, и это правильно. Джунглийские обезьяны — пакостники и воришки, способные мгновенно стащить ожерелье с женской шеи, или дорогие часы с мужского запястья. Так что терминал от них благоразумно изолировали. Зато по вечерам в здании приглушался свет, и можно было видеть, как наверху, в метре от головы порхают ночные бабочки.

Это было фантастическое зрелище, поэтому я обожал появляться тут именно по ночам. Прилетать и улетать в те моменты, когда бабочки просыпаются — это моя любимая счастливая примета. Несколько десятков светящихся разноцветных порхающих насекомых (многие из них были с пол-ладони размером) спокойно барражировали над головами туристов, порой их крылья сплетались в сложный многомерный узор, а движения странным образом упорядочивались. Смотреть на бабочек можно было часами. Это было до того прекрасно, что я ни разу не видел, не слышал и не читал ни в одном уголке Сети о том, чтобы какая-нибудь ублюдочная скотина позволила себе навредить джунглийскому терминалу и его обитателям. Это просто не приходило в голову никому, даже отъявленным нарколыгам и пьяницам... Впрочем, таких сюда и не пускали, отсеивая на входе.

Наш рейс должен был состояться через полтора часа, и я специально забронировал билеты с таким опережением. Не хотел бежать, сломя голову, а Джес заслуживала подробной и неторопливой экскурсии по Джунглийской достопримечательности.

Я не прогадал. Девушка была в таком детском восторге, что я непроизвольно расплывался в улыбке. Она подпрыгивала, звонко шлепая своими сланцами, пытаясь достать до бабочек руками, аккуратно гладила попугаев, которые доверчиво шептали ей на ухо какие-то тайны мироздания. Попыталась, было, забраться на одну из пальм, но я погрозил ей пальцем.

— Порвешь платье, слезь.

Я достал из рюкзака камеру, и начал настраивать параметры для съемки в полутьме.

— Лучше сядь под дерево, я сделаю несколько кадров на память.

— Здорово! — Шоколадка немедленно уселась под пальму прямо на пол, скрестив ноги. Я присел и прильнул к визиру. Щелкнул пару раз затвором, отобразил на экране результат. Получалось симпатично.

— Сядь на кадку пальмы, голову наклони чуть вправо и назад, подними подбородок, выпрями спину. Руки положи на колени. — Начал я советовать, благо что опыта съемки моделей у меня было достаточно.

Девушка подчинилась, и я обошел вокруг нее на корточках, делая выстрелы с разных ракурсов. Я постепенно увеличивал фокусное расстояние, и акцентировал внимание то на глазах, то на груди, то захватывал в кадр попугая. Последний заметил, что я веду съемку и важно надулся, а спустя десять снимков, вовсе перепорхнул на плечо Джес. Уж не знаю, чем она вызвала столь безоговорочное доверие птицы, но попугай, похоже, чувствовал себя у нее на плече совершенно спокойно.

Я щелкнул и эту новообразованную композицию раз пять, после чего воспользовался возможностью «телепатировать» Джес. То есть, отправил ей мысленное сообщение:

_Приподними подол платья_

Негритянка ослепительно улыбнулась прямо в объектив, и я машинально сделал крупный портретный план ее утонченного лица. Потом уменьшил фокусное расстояние, сместил точку фокуса гораздо ниже — на ее ноги. Благо что посетителей терминала в этой части здания почти не было, и мы могли позволить себе эротическую фотосессию... Или хотя бы намек на нее. Щелчок затвора, смещение кадра чуть правее, снова щелчок, изменение фокуса, снова щелчок... Я играл с глубиной резкости, пытался максимально акцентироваться на ее улыбке и соблазнительных формах... Джес, прекрасно понимая, что я хочу развития событий, сбросила сланцы с ног и заодно, как бы невзначай, качнула плечом. Одна из бретелей платья опасно сползла, практически обнажив ее левую грудь. Я продолжал снимать, пока не зашел своей модели вбок, и не поймал удачный контровый свет от уличного фонаря, вычерчивающий контур босых ножек Джес. Так она казалась неземной и беззащитной, со склоненной головой и попугаем, который ненавязчиво теребил мочку ее уха.

_Согни ноги в коленях в одну сторону и разведи их, так чтобы была видна твоя киска_ — Потребовал я.

Джес не меняя позы, мгновенно провела необходимые трансформации со своими ногами. Я неустанно «стрелял», заранее предвкушая, насколько классные снимки могут получиться после соответствующей обработки. Это не стыдно будет повесить на стену в моем особняке, где находится все, что напоминает мне о самых светлых и запавших в душу днях.

Я сконцентрировался на ее промежности, навел фокус и сделал штук пять снимков, потом не удержался и сказал:

— Ты развратная Шоколадка.

— Я твоя развратная Шоколадка. И мне это нравится — Джес сияла озорной белозубой улыбкой. Она провела пальцами по плечу, уведя взгляд чуть в сторону. Я снимал с частотой два-три кадра в секунду. Левая бретель ее платья окончательно упала, и я запечатлел на матрице камеры прекрасную голую грудь негритянки, вкупе с ее гладкой черной промежностью и сексуальными длинными ножками. Джес неторопливо провела ладонью по оголившейся сиське, пальцем нежно пощекотала сосок, сжала грудь в кулаке, и взглянула в камеру, улыбнувшись. Естественно, каждое ее движение оставалось заснятым мной. Наконец, я понял, что начинаю сходить с ума от желания. И решительно сказал:

— Все Джес... Думаю, достаточно. Иначе я не удержусь и начну тебя домогаться прямо где-нибудь в одном из местных туалетов... Не то, чтобы это было так плохо, но я не любитель туалетного секса. А еще нам нельзя опаздывать на посадку. Который час?

Джес послушно свела ноги, обулась, поправила бретель платья и сказала:

— Регистрация на вылет начнется через пятнадцать минут, мастер. — И без всякого перехода, — Вам понравилось, как я позировала?

— Очень. Ты прирожденная модель. Думаю, когда мы прилетим, я сделаю с тобой многие тысячи ударов. В одежде и без нее. На улице и внутри всяких разных зданий. Можешь предвкушать. — Усмехнулся я.

Пока я упаковывал камеру в рюкзак, девушка подошла ко мне (в кои-то веки ее шаги в сланцах были слышнs на зеркальном полу терминала) и крепко обняла меня со спины, уткнувшись губами мне в шею.

— Ты что? — Я удивленно обернулся.

— Ничего... — Она тихо промолвила своим нежным голоском. — Просто мне с тобой так хорошо, что я не знаю, как это выразить словами. Ты такой классный, выдумщик и фантазер. И такой властный, предусмотрительный и жестокий... И так грязно ругаешься в постели, что я почти кончаю от одного этого...

— А еще тебе нравится мой хуй, правильно шлюшка?

— Именно, мастер. У вас очень классный хуй. — Бесстыдно прошептала она мне на ухо, отчего я чуть не кончил, прямо тут, на месте. — И я обожаю, когда ты меня им безжалостно трахаешь, ебешь в каждую дырку и кроешь последними словами, как подзаборную шлюху...

— Ясно, Джес. Ты просто грязная сраная нимфоманка, которой нравится, когда ее насилуют и избивают. Повезло же мне наткнуться на такую блядскую сучку, как ты. — Я незаметно протянул руку к ней под подол, и жестко ущипнул за клитор.

Она тут же зажмурилась и закусила губу, чтобы не закричать на весь терминал, и я подержав ее пару секунд, отпустил. Девушка задышала глубоко и тяжело.

— Умница девочка, — я повернулся к ней, крепко поцеловал и обнял. — Ты красавица, умница, и... просто моя любимая рабыня.

Мы подгребли к стойке регистрации как раз в тот момент, когда на табло высветилось сообщение о ее начале. Я сдал свою сумку и джесин чемодан в багаж (она забрала свои журналы). Мы быстро прошли регистрацию и направились в сторону контроля. Я слышал какие-то ужасные разговоры о том, что меньше сотни лет назад людей заставляли раздеваться и разуваться при прохождении таможни, и все их вещи прогоняли через какие-то глупые рентген-аппараты. И вообще, на таможенных контролях были дикие зверства с многочасовыми досмотрами, допросами и опозданиями людей на рейс. Как бы то ни было, сейчас все иначе. Куда жестче, но иначе. Есть человек с уникальным набором параметров. Его не подделаешь (ну, так принято говорить). Это отпечатки пальцев и сигнатура радужки глаза. Собственно, на них и основывается вся система идентификации. Плюс ее в том, что не нужно никаких дополнительных документов и бумажек, которые все равно проще простого подделать.

Минус в том, что если ты накуролесил, то объявляешься преступником (нередко автоматически) во всех странах Юниона. И куда бы ни приехал, все равно окажешься в розыске. А розыск — это автоматическое распознавание лиц на всех камерах мира, сканирование глаз и пальцев на терминалах в любых серьезных учреждениях... Плюс, никто не отменял живых представителей правоохранительных органов. В итоге получается своеобразная полицейская планета. Чихнешь подозрительно, и тебя уже изучают специализированные скрипты, проверяя, не несет ли твой чих угрозу обществу...

Знаю, звучит очень страшно. Но на практике, изготовители поддельных паспортов давно уже переквалифицировались в хакеров, создающих поддельные личности для преступников (те, кто не переквалифицировался — просто сдох, как не выдержавший естественного отбора). Так что все, в общем-то, по старому. Наверное. Я ведь не знаю, как там было сто лет назад.

Собственно, я не волновался ни за себя, на за Джес. Искусственный интеллект совершенно точно способен выполнить работу, на которую (по слухам) уходит у спецов от пяти, до десяти минут. Я просто не любил этот момент с контролем, и мечтал как можно быстрее устроиться в первом классе транспортера. Там есть удобные кресла-лежаки, кондиционер, нет тесноты и вечного ада эконом-класса. Все эти пьяные морды обожравшихся толстопузых «мужиков», женщины с орущими детьми, нерды в капюшонах и с ноутами, вечные статусные блонды со смартфонами дороже, чем их законченное образование... Которого, скорее всего, просто нет. Я не люблю людей. Но все-таки стараюсь не слишком им вредить. Наверное именно поэтому меня, одного из немногих коснулось счастье обрести гиноида в случайной уличной стычке.

Наконец, нас пропустили в буферную зону. Там уже начали скапливаться ожидающие вылет. Многие слонялись по залу, поскольку были здесь впервые. Кто-то забрел в дьюти-фри и запасался бухлом. Кто-то неторопливым шагом направился в сторону ювелирного салона, часть людей сидела в кафе. Я подошел к автомату, взял несколько бутылок воды, себе и, на всякий случай, Джес.

— Хочешь пить или есть? — Спросил у нее.

— Нет.

— Тогда пошли, побродим.

До посадки оставалось еще примерно полчаса. Мы бесцельно шатались по залу ожидания, слушая приглушенные объявления на нескольких языках. Сообщали о том, как прибывали и отправлялись транспортеры, о том, что началась регистрация на рейс, о том, что начинается посадка... Джес снова завела близкую дружбу с попугаями. Уже через минуту на ее плечах сидело по две птицы, а на пальцы опустилась огромная бабочка с голубыми, как лазурь, крыльями. В буферной зоне тоже было много пальм и попугаев, кажется, они были распиханы по всему терминалу.

Я подошел поближе. Попугаи и Джес синхронно покосились на меня. Птицы отвернулись и затеяли рокочущий диалог друг с другом, причем их ни капли не смущало, что они болтают буквально через голову негритянки. Джес просто смотрела на меня, машинально ероша перья одной из птиц.

— Знаешь, Адриан, — сказала она, — я думаю, что мне нужно какое-то постоянное напоминание о тебе.

Я удивился:

— В смысле?

— Ты недавно назвал меня своей рабыней. Это было так здорово... Я действительно твоя рабыня, и мне это нравится, и я не хочу, чтобы что-то менялось. Но в Сети я нашла, что рабыня должна постоянно помнить, кто она такая. Ей нужен какой-то символ рабства.

— Ну, это можно устроить, раз уж ты так хочешь. Можно надеть на тебя ошейник, или прижечь каленым железом, или...

— А есть что-то, что будет напоминать о себе постоянно? То, к чему нельзя привыкнуть, или забыть?

Хм... И это она меня фантазером называла? У нее самой фантазия ого-го.

— Есть, Шоколадка. Что-нибудь, что будет причинять тебе боль при каждом движении. Или просто вызывать дискомфорт.

— Вот! — Она торжествующе вскинулась. Попугаи тревожно заворчали и начали топтаться у нее на плечах. Как бы не порвали тонкое платье... — Вот это то, что нужно! Пусть будет и боль и дискомфорт сразу! Они мне будут напоминать о том, кому я принадлежу... О-о-о-о, как здорово! Пожалуйста, давай сделаем это со мной! Что же это будет, мастер?!

Я только покачал головой. Никогда еще меня девушка не просила сделать ее перманентной страдалицей с таким горячим желанием и энтузиазмом. Но, раз уж это сделает ее счастливой...

— Пойдем. — Я согнал с нее живность (попугаи окатили меня выразительнейшими взглядами, в которых читалось неприкрытое презрение) и повел за собой. Где-то тут неподалеку я видел характерную символику магазина для взрослых. Знаю, звучит совершенно глупо. Секс-шоп в буферной зоне терминала. Но я ведь уже говорил, что это Джунглия. Тут возможно если не все, то очень многое. В том числе, купить секс-игрушки перед вылетом. Раз до сих пор такой магазин не закрылся, значит, он востребован. К тому же, для облегчения мук совести туристов, это заведение было максимально обезличено. Лишь над дверью была заметна лаконичная гравировка — символ Марса пронзающий символ Венеры.

Мы вошли. Честно сказать, я впервые был в подобном заведении — ну не приходилось мне покупать секс-игрушки для своих девушек, они все были нормальными. И им более чем хватало обычного секса. Это было скучно, но я успел привыкнуть к такой постановке вопроса. А теперь... Теперь я связался с нимфоманистой негритоской, которая мечтала о боли, как о самом сладчайшем наслаждении, потому что она должна была напоминать ей обо мне.

И вот я стоял посреди небольшого зала, с десятками полок, на каждой из которой стояло множество всякого-разного. Фаллоимитаторы (огромное количество разновидностей, одинарные и двойные), вибраторы (всяческих цветов, работающие от батарейки и от розетки, разных размеров и с разными формами головок), анальные бусы-дорожки, батт-плаги, надувные девушки, имитации вагин и анусов... Естественно, было много эротичной одежды для девушек, были специальные матрасы, на которых можно лежать, обмазавшись маслом. Были и сами жидкости — масло, анальная и вагинальная смазка, разные ароматические свечи, восковые слитки (для любителей обжигать партнеров)...

Словом, было все. Но мне нужно было другое.

— У вас есть анальные стразы? — Обратился я к скучающей за стойкой девице. Та секунду «обрабатывала запрос», потом посмотрела на меня, на негритянку, как-то сконфуженно улыбнулась и убежала в глубь магазина. Хм. Кто из нас должен краснеть и стесняться, я или продавец? Она целыми днями проводит в окружении всех этих орудий разврата, а простой вопрос ее поколебал... Странно. Впрочем, меня это волновало в последнюю очередь. Спустя пару минут девушка примчалась обратно, и положила на витрину передо мной несколько упаковок.

— Вот, выбирайте.

В каждой из коробок было по металлическому батт-плагу. Это специальные маленькие дилдо, которые имеют форму этакой острой капли. Кончик там и правда заостренный, но орудие быстро расширяется коническим образом, а вершина очень толстая, но закругленная. И вот эта самая толстая капля-копье («жало», как я его называю) насаживается на тоненькую металлическую штангу, на другом конце которой есть фиксатор. Такого же диаметра, что и «жало». С внешней стороны фиксатор инкрустирован здоровенным стеклянным камнем. Или сразу несколькими. Собственно, инкрустация может быть любой, и именно эта кастомизация сделала подобные дилдо столь популярными. Обычно такие «украшения» вставляются в попку, и зовутся просто анальными стразами. Смысл в том, что стоит девушке со стразом в заднице чуть нагнуться, и ее украшение уже заметно всем вокруг — при условии, что она заранее позаботилась о соответствующем стиле одежды. То есть, об отсутствии трусиков и короткой юбке или платье. В джинсах хоть нагибайся, хоть нет — никто не заметит.

Главное преимущество анального страза, помимо свободы творчества в плане камней или рисунков на фиксаторе, в том, что случайно он выпасть не может. После того, как вставляешь плаг в задницу, сфинктер мгновенно смыкается за «жалом» и обхватывает тоненькую штангу. И вовнутрь попки он тоже никак не уползет, потому что фиксатор надежно предохраняет женский зад от подобных глупостей. Идеальное украшение/наказание/возбудитель/напоминание. Все в одном.

Я перебрал все принесенные продавщицей варианты. По сути, они отличались лишь цветами стразов. Отобрал три штуки — янтарно-желтый, рубиново-красный и изумрудно-зеленый.

— Беру эти три. Надеюсь, меня не задержат из-за них на соларийской таможне?

Девица, обрадованная такой крупной покупкой (стоили стразы, несмотря на свою пустячность, немало), радостно затараторила, одновременно мотая головой:

— Что вы, ни в коем случае, у Джунглии со всеми странами Юниона торговая договоренность, в том числе, о товарах из зоны терминала.

— Это хорошо. Спасибо, до свидания. — Я расплатился, сунул коробки со стразами в рюкзак и мы с Джес вышли. Негритянка так и не проронила ни слова, хотя я заметил, как сверкали ее глаза. Сначала — при виде полок с таким огромным количеством искусственных членов, потом — от осознания, что я купил ей сразу три анальных страза. Теперь она наверняка предвкушала, что будет дальше.

А дальше я завел ее в ближайший туалет. Достал коробку с «топазом», распаковал, вынул батт-плаг. Достаточно увесистый, около сотни грамм. Хорошо. Значит желание Джес будет исполнено, и напоминание она получит неслабое. Глядишь, еще и попросит меня убрать железку из ее попы...

— Нагнись. — Бросил я, и увидел, что негритянка уже стоит «раком», повернувшись попкой ко мне. Однако.

Я задрал на ней платье. Недолго думая, плюнул на жало металлической хреновины. И с силой надавил им на дырку ануса Джес. Она, умудренная опытом сегодняшнего анала, очень быстро расслабила сфинктер, так что плаг вошел сразу до половины. Но попа была еще плохо разработана, и дальше плаг шел с заметным трудом. Я усилил нажим, со стороны Джес раздался похабный эротичный стон. Попка негритоски растянулась до предела (диаметр плага был чуть больше, чем мой член в толщину) и секунду спустя металлическое жало окончательно ухнуло в глубины кишки Джес. Попка с облегчением сомкнулась на штанге, а вместо узенькой дырочки в попе своей рабыни я видел только сверкающий в рассеянном искусственном свете туалетных ламп страз янтарно-желтого цвета.

— Готово. Можешь разгибаться. — Сказал я.

— О-о-ох... — Джес медленно разогнулась и простонала, пробуя попкой новую «игрушку». — М-м-м... Так необычно... и приятно!

— Нравится? — Я все еще недоверчиво относился к такой идее.

— Супер! — Джес бросилась меня обнимать. — Я чувствую себя растянутой до предела! Такой наполненной... Это очень похоже на твой член! Спасибо огромное, Адриан! Теперь я никогда не забуду, что я — твоя рабыня.

— Надеюсь. — Я внимательно смотрел ей в глаза. — У меня есть еще одна идея относительного боли и дискомфорта. Но она подождет до дома. Пошли, если я правильно расслышал, объявили посадку на наш рейс.

И мы направились к выходу на посадку.

Всю дорогу до Соларии (полет занял шесть часов) я безапеляционно продрых. Сказывался до крайности нагруженный событиями день. Понятия не имею, что делала Джес, возможно пялилась в окно, или разглядывала пассажиров... Полеты д

ля нее были таким же новшеством, как и секс. И она все это видела впервые. Кстати, лишь устроившись в уютном просторном кресле — по правую руку от меня уселась негритянка — я понял, какими именно категориями она мыслит и оценивает окружающий мир.

— Адриан, а вон та проводница — лесбиянка! — Шепнула мне на ухо Шоколадка.

— С чего ты взяла?

— Я у нее в социальном профиле. Там выложены все ее интимные фото, вообще без пароля. А вон те двое, парень с девушкой — занимаются виртуальным сексом, хотя сидят по разные стороны салона. Они вообще не в курсе друг о друге. А вон этот..

— Погоди, погоди... — Я прервал увлеченно щебечущую прелестную версию Большого Брата. — Ты что мгновенно видишь все, что человек делает в сети, как только распознаешь его лицо?

— Конечно. Многие ведь вообще не скрываются, не ставят пароли, просто выкладывают все в открытый доступ. А у кого-то пароль настолько бездарный, что мой эвристический модуль вскрывает его на автомате.

— А зачем ты вообще лазаешь по чужим... ? — Начал говорить я, и умолк, так как понял. Потому что она может. Для нее это естественно, как для меня — оценивать размер женской груди или цвет глаз. Она так изучает мир, в котором живет. Не ее вина, что этот мир давно наплевал на собственную безопасность.

— Я сделала что-то плохое? — Джес внимательно на меня смотрела.

Я не знал, что тут сказать. С одной стороны — она нарушала личное пространство других людей. С другой — она не могла развиваться иначе. Самообучающиеся алгоритмы предполагают обязательную индексацию всех привходящих данных, иначе процесс экстраполяции и поведенческих реакций будет строиться на неверных предпосылках. Если вы хоть что-то поняли — можете себя поздравить. А если чуть проще — Джес нужно было знать как можно больше, чтобы принимать адекватные решения и успевать изменяться вместе с окружающим ее миром.

— Давай мы с тобой договоримся, Джес. Я не запрещаю тебе собирать все возможные открытые данные окружающего мира. Но без предварительного согласования со мной, ты никак не будешь использовать личную информацию третьих лиц. Понятно?

— Я поняла, мастер. Я и не собиралась их использовать, это просто ужасно любопытно, наблюдать, как связаны друг с другом многие люди. Это вообще невозможно предугадать, порой связи настолько неочевидные... Но очень прочные.

— Когда мы прилетим, я выпорю тебя от всей души, маленькая дрянная девчонка. — Пробормотал я. — А потом мы с тобой поговорим обо всем этом более подробно. Я — спать. Не буди меня, пока не приземлимся в Соларии.

— Слушаюсь, мастер.

Так мы и долетели. Транспортер никогда не трясет в полете, это вам не допотопные самолеты. Так что можно хоть в шахматы играть на борту, хоть танцы вокруг шеста устраивать. Совершенно ровное движение. Так что я неплохо отоспался. Меня разбудило осторожное касание:

— Мастер, мы уже приземлились. — Тихо шептала Джес. Я поднялся в кресле, оглядел салон. И вправду, многие люди уже собирались, снимали с полок свои сумки. Значит, и нам тоже пора.

— Очень хорошо, давай на выход.

Мы пробирались к выходу из салона, где нас уже ждал двухэтажный автобус. Очень удобно. Ты сразу попадаешь в машину, которая тебя отвезет в терминалу, а оттуда можно пройти в подземный гараж, где оставил арендованную машину. Именно такой путь мы без всяких приключений и проделали с Джес. Вернее, сначала мы забрали свой багаж, а потом уже она загрохотала своим желтым чемоданом по бетону, я тащился за ней с сумкой.

Я шел по пустынным подземным переходам, чуть впереди меня вышагивала мулатка. Ее походка сильно переменилась, было заметно, как она виляет попой из стороны в сторону. Там уже больше шести часов сидит толстый анальный дилдо, как она это терпит?

— Тебе не мешает страз? — Спросил я на всякий случай

— Очень мешает, мастер. Но именно для этого он мне и нужен. — Откликнулась негритянка. — Он так давит изнутри, что порой бывает просто невыносимо. Это меня так возбуждает, я вся мокрая между ног. Но вам совершенно не о чем волноваться. Этот страз — именно то, что мне нужно. — И Джес одарила меня лучезарной улыбкой.

Наконец, мы добрались до ячейки с моей машиной. Я ткнул в пару кнопок, и двухлетний «Опель» выкатился из бокса, тихо шурша непробиваемыми бескамерными шинами.

Я коснулся замка, машина распознала отпечатки и тихо мелодично пискнула. Все, двери разблокированы. Я забросил джесин чемодан и свою сумку в багажник, и открыл перед девушкой переднюю пассажирскую дверь:

— Милости прошу.

Она грациозно, насколько ей позволял дилдо и низкая посадка машины, уселась. Я обошел машину и тоже сел.

— Ну что ж, вот мы и дома. Теперь добраться до особняка...

— Мастер, скажите, я могу снять платье? — Перебила меня Джес. — Оно так стесняет движения...

— Можешь. — Я махнул рукой. — Разувайся, раздевайся, делай, что хочешь.

Я не переживал, что случайные прохожие или пассажиры встречных машин могут увидеть голую Джес. Во-первых, я в своей машине, пусть и временной. Во-вторых, мы находимся в Соларии, на территории Юниона. И здесь каждый человек, превысивший планку 18 лет мог делать со своим телом все, что ему вздумается. Даже покончить с собой, не говоря уже о сексе, наркотиках или проституции. Естественно, к этому закону прилагалась куча уточнений: чтобы свобода отдельного гражданина не ущемляла свободу окружающих его людей, и так далее. Словом, обнажаться в своей машине ты можешь, а вот отвлекать водителей на скоростном хайвее, размахивая сиськами из люка — нет. Где-то между двумя этими действиями и лежала тонкая грань свободы и несвободы.

Девушка мгновенно избавилась от одежды, и обуви. Отбросила их на заднее сиденье, и с облегчением улеглась возле меня в кресле.

Я хмыкнул и вжал кнопку старта. Электромотор неслышно активизировался и машина плавно тронулась.

Мы мчались по освещенным автострадам, мимо районов, густо заставленных аккуратными частными домами, домиками, особняками... где-то вдалеке виднелся деловой Сити. Его можно было узнать безошибочно, по огромному скоплению неона и по небоскребам, вспарывающим редкие облака на звездном небе. Джес замерла, с упоением вглядываясь из окна в ночной вид. Я подумал, что она никогда прежде не видела ночного неба, и приказал машине откинуть верх, благо дождя не обещали.

— Смотри, сколько звезд! — Подмигнул я негритянке.

Голая девушка уставилась в обнаженное небо, задрав голову и вытянув руки вверх.

Ночной ветер обдувал мое лицо, трепал волосы, и я мог лишь представить, как сейчас кайфует от легких касаний прохладного воздуха мудро раздевшаяся Шоколадка.

— Ю-хуу!! — Она издала вопль, который был понятен и без слов. Похоже, моя рабыня была бесконечно счастлива. — Это так прекрасно! Столько огней! Столько света! И ветер холодит мои соски!! — Кричала она, не особо заботясь тем, кто ее слышит

Я ухмылялся, одним глазом поглядывая на дорогу, а вторым кося на откровенно балдеющую Шоколадку. Она расслабленно валялась в весьма похабной позе, одну ногу забросила на край дверцы машины, вторую согнула в колене и отвела в сторону. Я положил руку ей на бедро и поглаживал, благо что управлять машиной почти не требовалось. Было в этом что-то умиротворяющее: мчаться по пустынному хай-вею, гладить ножку голой девицы в твоей машине, слушать посвист ветра...

«До пункта назначения пятьсот метров» — Предупредил меня бдительный компьютер.

Надо же! Мы уже почти приехали. Я подмигнул Джес и свернул в переулок, из которого был очень удобный подъезд к моему дому. Еще буквально минута — и вот мы уже стоим возле моих ворот.

— Приехали.

Я потянулся, как всегда после долгой дороги. И повернулся к Джес. Она больше не валялась, а сидела, внимательно разглядывая мой дом.

— Очень красивый особняк. — Резюмировала она.

— Рад, что тебе нравится. Теперь ты будешь жить со мной.

— Спасибо тебе, Адриан... спасибо мой дорогой, любимый мой мастер... — Она потянулась ко мне и наши губы встретились. В который раз за этот день я жадно целовал обнаженную негритянку, прижимал ее к себе, хватал за нежные ягодицы, мял сиськи, кусал ее губы и играл с озорным язычком... Наконец, добрых две минуты спустя, я решительно оторвался от нее:

— В дом! Живо!

Мы выбрались из Опеля, я почти на автомате врубил систему отзыва машины в прокат. Через несколько десятков минут явится служащий и заберет автомобиль. Деньги списываются с моего кредита у них в конторе автоматически... Удобно. Я взял чемодан и сумку, набросил на плечо рюкзак. Джес схватила платье и шлепанцы и приплясывала своей босоногой кошачьей поступью от нетерпения. Смотрел бы на это вечно...

— Откройся, — приказал я калитке, и та послушно отворилась. — Входи. — Это уже негритянке.

Пройдя по не длинной тропинке из натурального камня, и войдя в дом, я скомандовал:

— Свет!

Зажглись диодные ленты, растянутые по всем стенам. Освещение было мягким, но при нем можно даже читать с бумаги... если только найдешь такую антикварную редкость, как бумажная книга или газета.

— Так, Джес. — Начал объяснять я — Дверь прямо — большая комната. У меня там медиа-зал. Диваны, кресла, плазменные панели, игровые приставки и прочая лабуда. Направо — кухня, налево — большая ванная. Лестница, — я показал на винтовую лестницу из светлого дерева, — ведет на второй этаж, там две спальни, небольшая ванная и мой кабинет. Есть еще подвал, но туда нам пока не надо...

— Я поняла, мастер. До подвала мы с вами еще обязательно доберемся... — Прошептала Джес, прижимаясь ко мне всем телом. Даже сквозь рубашку я чувствовал, какой жар от нее исходит. Белое платьице она безжалостно стиснула в кулаке. — Сейчас я хочу... вас... прямо здесь и сейчас..

— Не мни платье. — Я с трудом себя контролировал, но понимал, что должен быть с ней строг в такие моменты. Эта похотливая пантера с соблазнительными сиськами может просто выжать меня до капли, если ее не контролировать. — Посмотри, во что ты превратила свою одежду! Похотливая неряха! Дай сюда.

— Простите, мастер... — Девушка потупилась.

Я строго взглянул на мулатку.

— Я ведь обещал тебя выпороть? Так, чтобы ты не смогла сидеть неделю? Ну так я сейчас выполню свое обещание. Идем.

Багаж я оставил в холле, сбросил тяжелые ботинки, тут же оставил шлепанцы девушки. Перебросил ее платье через плечо и повел покорную негритянку наверх. Я знал, что буду делать с ней. И пусть только попробует сказать, что это не самое настоящее наказание.

В одной из спален — той что для гостей — у меня лежал про запас большой моток витой пары. Лежал давно, потому что не был нужен, ведь я почти везде пользуюсь беспроводными технологиями. Только в момент строительства внутридомовой инфраструктуры мне приходилось подключать разные стационарные гаджеты к проводам, и это было более обосновано, чем Wi-Fi. Я открыл ящик шкафа и достал коробку. Достал моток и распустил на всю длину. Это очень крепкий провод, так как скручен из восьми отдельных жил, и заключен в оболочку из эластичного пластика. Такой провод держит на весу несколько сотен килограмм, и им совершенно точно можно привязать или связать человека так, чтобы тот не вырвался. Поэтому я отмерил несколько метров витухи, отрезал ее и кивнул на кровать:

— Ложись, шлюшка.

Джес беспрекословно повиновалась. Правда, легла на спину, а мне нужно было наоборот. Так что я не преминул грубо схватить ее за руку и за ногу, и без разговоров перевернуть на живот. После этого быстро и крепко связал ей руки над головой проводами. Привязал их к спинке кровати. Взял подушку, вытряхнул ее из наволочки. Приказал негритянке:

— Открой рот.

А когда она это сделала, я начал запихивать Джес в рот наволочку. Запихал почти все, оставив снаружи лишь небольшой «хвост», и строго сказал:

— Не вздумай выплевывать. Ясно?

Девушка смотрела на меня со смесью вожделения, восхищения и... страха? Но понятливо закивала.

Тогда я сбросил с себя всю одежду (я не меньше Джес люблю

ходить голым, просто способен держать себя в руках, а она нет), отрезал еще около трех метров провода. Сложил его, для удобства намотав на руку. Получился очень хлесткий двойной кнут.

— Ну что, сучка? Сбылась твоя мечта о наказании. Сейчас тебе будет невероятно больно. Мне плевать, будешь ли ты плакать, умолять меня, рыдать, или кончать от возбуждения по десять раз в минуту... Я дам тебе сначала двадцать хлыстов. А потом посмотрим...

И без дальнейших разговоров замахнулся проводом.

Пороть красивую и сексапильную девушку... Наверняка немногим приходилось этим заниматься. Немногие девушки этого хотят. Еще меньше позволяют это своим парням (хотя втайне наверняка мечтают о жестокой экзекуции). Плюс, возбуждает такой вид игр очень небольшую группу мужчин. При таком процентаже, я вполне мог назвать себя счастливчиком. Меня вид голой, беззащитной, привязанной к кровати негритянки возбуждал до мути в глазах. Она, насколько я знал, кайфует от происходящего еще больше. А сейчас я буду всерьез, больно, до криков и слез бить ее толстым кнутом из провода по попе и ногам, возможно, по спине, а она будет извиваться, корчиться, плакать, мычать сквозь простыню и... мокнуть. Изливаться своими соками мне на постель. Потому что эта гребаная похотливая шлюшка обожает, когда ее мучают!

Я влепил ей кнутом со всей силы. Удар получился очень звонким, и нежная попка негритянки протестующе завибрировала. Джес дернулась, но пока не проявляла никаких особенных эмоций. Я стегнул ее еще раз. Еще раз. Еще! Не давая опомниться бедной негритянке, я бил ее изо всех сил, и чувствовал, что понемногу начинаю сходить с ума от вожделения. Джес трепыхалась под моими ударами, слабо дергала ножками, мычала сквозь простынь, мотала головой, но я не прислушивался к ней. Черная сучка получила уже десять кнутов. На гладенькой кофейной коже проступали длинные темные следы. Я подумал и перешел на другую сторону кровати. Так я покрою большую площадь ее попы своими ударами.

— Whip! Whip! Whip! — отзывался кнут о черную жопу, пока я трудолюбиво полировал негритянку полновесными ударами витой пары. Несколько раз Джес взбрыкивала ногами, пыталась подняться, но опереться на руки не могла, и вновь бессильно падала. От всей души влепив ей положенные двадцать кнутов, я немного поостыл. Постоял, передохнул. Пощупал промежность Джес. Она была вся мокрая, будто я ее уже два часа мучаю и дразню, но все никак не вставлю хер в пизденку. Подошел к ее голове. Глаза были мокрые, наволочка пропиталась слюной... Я не стал вынимать тряпку изо рта, просто спросил:

— Еще хочешь?

Джес закивала, не успел я даже договорить. Она кивала с таким жаром, будто я предлагал ей разнузданный секс втроем с ведром виагры. Так что я размахнулся и с новой силой принялся охаживать попку этой похотливой потаскухи. Снова она дрыгает ногами, ерзает, сминает постельное белье в комья...

После пяти ударов по попе (там уже не осталось живого места и вздувались заметные рубцы) я перешел на ее ляжки. Джес начала активнее дрыгать ногами, видимо по ногам ей было куда больнее. Но мне было плевать. Я лупил и лупил, не особенно заботясь о счете ударов, покрывая всю заднюю часть бедер равномерным узором из рубцов.

В какой-то момент остановился, и снова коснулся ее щелки. Из влагалища негритянки натекло целое море выделений. Она была возбуждена до предела, а может быть, уже и неоднократно кончила...

Я хмыкнул, запрыгнул на кровать и беспардонно схватил ее ягодицы. Вот это ее проняло! Джес громко завопила, задергалась всем телом, отчаянно пытаясь вырваться. Очевидно, мои руки сейчас были для нее, как раскаленный уголь. Как соль на свежую рану. Ага, Шоколадка, вот чем тебя надо!

Я снова схватил ее обеими руками за жопу, одновременно нащупывая членом вход во влагалище. Сверкнул в слабом свете анальный страз. Но ее задницу я решил пока не тревожить. Займусь сладкой черной пизденкой! Почему это она кончила, а я нет? Непорядок. Толкнул хером ее узкую дырку, протиснулся вовнутрь, не переставая тискать исполосованные черные булочки. И начал потихоньку ее трахать. Иметь девушку, намертво привязанную за руки к кровати — это только кажется извращением. На самом деле это дарит невиданную степень свободы. Ты знаешь, что она не может тебе воспротивиться или ответить, но полностью доверяет. И в твоей власти ее довести до оргазма, разозлить, сделать счастливой или выпороть до беспамятства...

Я ебал ее своим длинным хуем с упоением школьника, которому наконец дала самая красивая и грудастая девочка в школе. Это было волшебно и невероятно приятно, я и не останавливался ни на секунду. Тискал ее жопу и трахал пизду. Трахал и тискал, и трахал и трахал. Она активно подмахивала мне, стонала так, что даже сквозь кляп слышалось. И откровенно кайфовала. Я это чувствовал, потому что сам кайфовал, как никогда в жизни. Оказывается, надо лично выпороть женщину чтобы потом оттрахать ее с таким наслаждением.

— Тебе нравится, сучка? — Спрашивал я, решив, что как-то давно уж с ней не общался. — Нравится быть моей ебаной шлюхой, с выпоротой жопой и мокрой пиздой?!

Она мычала и мотала головой сверху вниз, всем своим видом выражая согласие.

И я вгонял свой хер в ее сладкую дырочку с новой силой.

Минут через десять этой неописуемой скачки я кончил. Просто взорвался и спустил несколько десятков миллилитров спермы ей во влагалище, с протяжным стоном. После чего выдернул из нее член, но не смог удержаться в вертикальном положении и повалился на кровать в полубеспамятстве.

Впрочем, долго я не провалялся. Открыл глаза и кое-как привстал. Похоже, организм начинает приспосабливаться к новому для него «режиму». Так что я более-менее оклемался всего за пять минут. Джес смирно лежала в той же позе, в какой я ее оставил. Руки примотаны к спинке кровати, ноги разбросаны, на попе вспухло множество рубцов, некоторые, кажется, полопались... Ох.

Из влагалища сочится моя сперма, под негритянкой уже огромное влажное пятно.

Я подошел к ее голове, и сначала отвязал руки, размотал кабель. Потом вынул кляп изо рта. Он был весь измусолен, изгрызен, на наволочку это уже не было похоже даже отдаленно. Джес лежала, закрыв глаза.

— Шоколадка. — Позвал я. — Эй, ты живая?

— Мас-с-с-сте-ер... — Она слабо простонала, открыв глаза.

— Он самый. — Я кивнул. — Ну что, как ощущеньица?

Джес не ответила, но слабо улыбнулась. Потом с видимым усилием потянулась руками и дотронулась до своей попы. Тут же зашипела от боли и отдернула пальцы.

— Вот так. Я обещал тебя выпороть. И могу тебе пообещать еще раз: в этих стенах тебе неоднократно случится получать кнута по попе... А может и по другим чувствительным местам. Будем считать, что сегодня была разминка. Тебе понравилось?

— Да... Спасибо, мастер. — Тихо проговорила Джес.

Я склонился к ней и впился губами в губы. Она все еще приходила в себя, но уже пару секунд спустя охотно отвечала на мои ласки. Я перешел на ее шею целовал и щекотал губами и языком, с шеи — на спину, прошелся по позвоночнику вплоть до ее впадинки над ягодицами. Джес слабо хихикала от щекотки. Наконец, я скопил во рту побольше слюны и начал языком аккуратно касаться ее рубцов и ран на попе. Слюна текла прямо на исхлестанные ягодицы, и я неторопливо водил языком из края в край, понемногу сцеживая жидкость на израненную кожу. Потом тем же образом обработал и ее бедра, где тоже было немало жутких следов моего наказания.

— Вот так. — Проговорил я, закончив. — Теперь лежи и отдыхай. Слюна поможет ранам затянуться быстрее. Но, как я и обещал, ты примерно неделю не сможешь сидеть. Может чуть меньше, не принципиально. Спи. Доброй ночи.

И ушел, погасив в комнате свет.