Грязный Гарри. Глава 15

Гарри действовал осторожно, во всём ценил доверие и конфиденциальность. Он оставался милым парнем, заботливым мужем, страстным любовником. Новый год в кругу нашей семьи праздновался под его бдительным руководством.

Мама вышла из спальни в чёрном вечернем платье с глубоким декольте, в серёжках и жемчуге на шее. Она раздобыла серебряный браслетик, накрасила ногти в алый цвет. Такой же алый, как и губки. Глаза с подведёнными бровями, бархатными тенями на веках, с длиннющими чёрными ресницами, сияли сказочным блеском. Никогда раньше я не видел столько макияжа на её лице, столько жеманной грации в телодвижениях. Она кокеткой прогарцевала на шпильках к почётному месту у стола, выделенному ей пижоном Гарри. Тот вырядился в смокинг с бабочкой, разливал игристое шампанское в взведённые бокалы.

— Предлагаю выпить за Надежду Николаевну, нашу маму, которая каждый наш день наполняет любовью и заботой, — проворковал Гарри, подмигивая мне, чтобы я встал.

Мы поднялись с дивана. Оля выглядела не менее впечатляюще, чем мама. Тоже в вечернем платье, на каблучках, накрашенная. Я же оставался в традиционной для домашних праздников белой рубашке и брючках. Ничто не выдавало внутреннего желания выглядеть женственно. Кроме длинных волос, спадающих на плечи. Многие месяцы я не стригся, мотивируя новый прикид свободолюбивостью характера, пристрастием к тяжёлой музыке. На самом деле мне нравилось фантазировать, представлять себя девушкой. Гормонотерапия, тайно навязанная Гарри с помощью витаминов, которые я неустанно принимал из маминых заботливых рук, делала своё чёрное дело. Я превращался в девушку, голос стал мягким, высоким. Временами он ломался на хрип, но разницу, по телефону, например, заметить было практически невозможно.

Я поймал на себе заинтересованный взгляд мамы, она рассматривала меня со стороны, подпирая щеку рукой.

— Чего ты на меня так смотришь? — смутился я.

— Да так, — её глаза блестели. Слегка опьянённая шампанским, она посматривала то на Гарри с Олей, которые затеяли грязные танцы на танцполе, то на меня, сидевшего букой в углу дивана. — Слава, я давно хотела тебе сказать, — мама наклонилась вперёд, переходя на полушёпот, — если хочешь, можешь быть девушкой. Я не буду тебя ругать.

В ответ я лишь дико покраснел. Налился пунцовым раком.

— Это ты с Гарри пообщалась? — спросил я, немного успокоившись.

— Сынок, — мама вытянула руку по столу, погладила меня по ладони маникюрчиком. — Я ведь не слепая, вижу, как ты поменялся. Оля сказала, что ты очень стесняешься. Не надо. Отпусти это в себе. Будет только хуже, если будешь молчать. Я ведь люблю тебя. Если хочешь, можешь поменять пол. Девушкой тебе гораздо лучше подходит.

— Ты так думаешь? — я сомнением покосился на неё.

— Конечно. Я ведь видела фотографии, где ты в платье. Очень красиво. Я буду любить тебя в любом случае. Будь ты мальчиком или девочкой. Ты всё равно мой ребёнок.

Я покивал головой, челюсть незаметно отвисла. Откровенный разговор готов был превратиться в откровенный фарс.

— Смотри вон туда, — мама оглянулась к нарядной ёлке, стоявшей в углу, — я приготовила тебе специальный подарок. Гарри! — позвала она. — Давайте уже дарить подарки.

— Слушаюсь и повинуюсь! — Гарри оторвался от Оли, чью задницу он неустанно мял последние минут пять. Его длинный язык вылез наконец из женского рта. Оля, помятая и слюнявая, гарцевала к дивану. Её глазки похотливо блестели.

— Подарочки! Как я люблю подарочки! — запищала она театрально, сжимая кулачки.

Гарри вытаскивал коробки и коробочки из-под ёлки. Так как денег я не зарабатывал, то любезный Гарри вызвался засыпать дам подарками за нас обоих.

— Какая красота! — округлила мама глаза и рот. — Я вам этого не прощу! — она смеялась, полупьяная, рассматривая дорогой набор нижнего белья. Чёрного, кружевного, с атласными ленточками-бантиками, завязочками.

— Блестяще! — уставилась Оля на свой набор, такой же, но белый.

Мои пальчики судорожно колупались в упаковочной бумаге, разрывали остатки сомнений. Чёрное обтягивающее платье, короткое, а за ним чёрные чулки с пояском, подвеской, ажурные чёрные трусики-стринги очутились на моих дрожащих коленях. Руки вяло опустились, попытка спрятать наряды вызвала лишь охотничий азарт у мамы и Оли:

— Что там у тебя? Ну покажи! — кричали они наперебой.

Гарри ухмылялся лишь довольным огурцом, созерцая происходящее.

— Я сама выбирала, — заметила мама. — Нравится?

Я легонько кивнул, улыбаясь, красный как рак, то ли от стыда, то ли от алкоголя.

— Может, примеришь? — сверкнула глазками Оля.

— Правда, Слава, примерь! — воодушевилась мама. — Мы же не будем смеяться, правда? Тебе идёт в женском. Ну, померяешь?

Я мял в нерешительности пакеты, разбросанные на коленях, придумывая тысячу отговорок, чтобы не переодеваться.

— У меня для тебя есть особый подарок, — поставил точку в сомнениях Гарри. Он выгнул правую бровь дугой, давая понять, что не шутит, а готовит, что-то удивительно нереальное. — Хрустальные туфельки! — засмеялся он, извлекая коробку.

Я окончательно выпал в осадок. Вся моя семья одномоментно перевернула моё представление о святости нравов. Всё, что было у меня святого, было связано с моралью и честью сестры и мамы. И вот они сами настаивали на перевоплощении. Они даже не поленились подарить мне женское нижнее бельё, чтобы я окончательно вошёл в роль.

— Слава, не бойся, — подзадоривала мама. — Если нарядишься для мамы, получишь десерт.

— Давай, Слава! Я в тебя верю, — смеялась Оля, поглаживая меня по спине.

Гарри жеманно улыбался и легонько кивнул, когда я встретился с ним взглядом.

— Ну хорошо, — я выдавил недовольную мину и отправился переодеваться.

Трусики натянулись на попке, как влитые, кружевной лентой подчеркнув талию, бюстик первого размера сомкнулся за спиной, притянув мои распухшие сосочки. Дальше поясок и чулочки, я надевал их впервые, неумело обращаясь с бретельками. Наконец всё было готово для платья, оно идеально обтянуло фигурку. Как я ни старался стягивать его вниз, оно всё равно ползло вверх, открывая кружевные резинки чулок. Хрустальные туфельки приподняли меня на четыре сантиметра. Я добавил помады на губы, тени, тушь на ресницы, румяна. Олин браслетик из жемчуга пришёлся кстати. «Оля не станет возражать», — размышлял я, расчёсывая волосы перед зеркалом. Последний штрих: небольшая завивка гелем и феном.

Так я и вернулся в зал при полном параде, расфуфыренный, как Золушка.

— Обалдеть, — всплеснула руками мама. Она порядком выпила и любую эмоцию выражала без налёта фальши. — Слава, ты просто красавица!

— Да-а-а... — у Оли челюсть отвисла. — Класс! Просто супер! Иди ко мне, сестрёнка, — она протянула руки, приглашая сесть рядом. — Хотя нет, повернись-ка, да вот так. Класс, и попка такая женская, и грудки.

Я стеснительно улыбался, втягивая живот, выгибаясь в пояснице.

— Разрешите? — подскочил Гарри, и мне ничего не оставалось, как только раствориться в женской роли до конца.

Он был галантен и тактичен, красавчик Гарри. Не распуская рук, вёл меня под Джо Дассена. Временами я бросал настороженные взгляды на маму с Олей. Они весело переговаривались, поглядывая в нашу сторону. Я чувствовал себя неловко, но с каждым па поддавался общему праздничному настроению, беззаботной вседозволенности, царившей в нашей идиллии семейного счастья.

Почти сразу после двенадцати мама отправилась спать, а мы, молодые, выскочили на балкон, смотреть салют. bеstwеаpоn Небо зажигалось яркими красками, Гарри пристроился за моей спиной, такая навязчивость в присутствии Оли смутила меня, но ненадолго.

— Я знаю, что это был ты, — шепнула Оля, приблизившись губами к самому уху. Её блестящие глазки горели в полумраке, она была пьяна, как и Гарри, вдавивший свой вздыбленный пах мне в попу. Как и я, принимающий Олину

руку под платье.

Оля, не стесняясь, поправляла резинки чулок, засовывая под них пальчики, поднимаясь всё выше к трусикам. Её губы сблизились с моими до неловких пяти сантиметров. Её дыхание, порывистое, заиграло теплом на моём напомаженном личике.

Она прикоснулась к липким подушечкам губ своим языком, словно проверяя мою готовность, и в следующую секунду мы слились в поцелуе. Поначалу неуверенном, нежном, как в фильм

ах про лишение девственности, но с каждым покачиванием голов наш затянувший поцелуй всё больше обретал отчётливые очертания страсти.

— Я хочу тебя трахнуть, — шепнула Оля, отлепившись на мгновение от моих губ. Она была возбуждена, дикая кошечка, бесстыжим взглядом пялилась в мои тенями и тушью подведённые глазки. — Идём, — сказала она, увлекая за собой в комнату.

Она усадила меня на край кровати, заставила широко развести ноги. Гарри со своим взведённым пахом танцевал рядом. Теперь я понял, что они задумали, и по сложившейся привычке не возражал. Я был слегка пьян. Достаточно, чтобы отпустить тормоза, при этом отдавая себе отчёт в происходящем. Неожиданно под моим платьем обнаружилась железная эрекция. То ли Олины уговоры поцелуями так подействовали на меня, то ли Гарри, как всегда, намешал виагры мне в бокал. В любом случае я стоял каменным столбиком, натягивавшим платье спереди. Оля опустилась передо мной на коленки и пальчиками залезла под стринги. Гарри уже пристроился сзади и пока только руками изучал глубину Олиного влагалища.

Она застонала и выгнула спинку, бёдра разъехались, задранное на спину длинное платье съехало по копчику на поясницу.

— Я хочу тебя, — шепнула Оля, с головой ныряя в мой пах.

В следующий момент её рот полностью накрыл мой член. Гарри не заставил себя долго ждать и почти сразу вошёл в неё сзади, вызвав бурю эмоций. Он трахал сестру громко, не стесняясь в шлепках по ягодицам и чавкании влагалища. Оля глухо мычала в член, тихо постанывая, как единственная вменяемая, понимающая, что мама, хоть и спит, но всё же находится в соседней комнате, расположенной по коридору напротив.

Я стянул с себя платье, бюстик и трусики и по общему требованию лёг спиной на кровать. Оля быстро скинула с себя всю одежду, Гарри не отставал, он оставил лишь галстук-бабочку на шее.

Оленька опытной рукой раскатала на моём члене презерватив и запрыгнула сверху. Она медленно опустилась на меня и, накрыв густыми волосами грудь и лицо, присосалась ко мне губами. Её язык забил чечётку, и в этот момент я почувствовал, как член Гарри протискивается вторым ходом в Олино влагалище. Оля тут же села и выгнула спину. Вывернув шею, она словно изучала интенсивность раскачиваний Гарри. Он медленно вгонял сваю, проникая намного глубже, чем я. Я лишь вдавился в Олин лобок изнутри, притирая зону G, как мне потом объяснили. Мой член застыл в немом повиновении, надиктованном Гарри. Он притирал меня и Олю. Меня раскатывал мягко скользящим толстым стволом, Олю трахал глубоко и страстно. Они уже слились во французском поцелуе, любовнички, оставляя меня не у дел, созерцать их похоть. Вдвоём они сидели на мне верхом, раскачиваясь в танце любви, а я лишь чувствовал их ласки изнутри. Я вытянул руки и ухватился за Олины мячики грудей, колыхающиеся надо мной. Толстые возбуждённые соски скользнули между пальцами, застряли в фалангах. Оля томно постанывала, выражая неразделённое томление.

— Я хочу тебя, — прошептала она, склонившись надо мной, опускаясь к поцелую. — Трахнуть, — добавила, глупо улыбаясь, разглядывая меня в темноте возбуждёнными пьяными зрачками.

— У тебя же нет члена, — напомнил я, улыбаясь в ответ, мои руки массировали её груди.

— Сейчас будет, — сказала она, спрыгивая с кровати, устремляясь к тумбочке.

— Сходи пока в ванну, — шепнул Гарри.

Мне не нужно было объяснять значения этих слов, за месяцы занятий сексом с Гарри я научился быстро ставить себе клизму, подготавливать анус, смазывая его лубрикантом. Когда я вернулся, Оля целовалась с Гарри. Она лежала на кровати, а он вылизывал её сверху донизу, особо налегая на резиновый член, закреплённый у сестры на бёдрах. В промежности светилась Олина киска, гладко выбритая складочка, припухшая от неустанных вылизываний. Гарри нырял под стрэпон, засовывал язык в Олину киску, затем поднимался и полностью вводил в мокрую щель толстый несгибаемый член. Его эрекция ни на секунду не спадала всё это время. Он мог трахаться как конь, осеменять меня и сестру годами, не растрачиваясь в возможностях.

В этот раз, завидев меня, они оживились, и я вновь почувствовал себя игрушкой в чужих сексуальных играх. Оля опять уложила меня на спину, прошлась горячим ртом по увядшему члену, возбудив его до остроты проникновения. Но проникновения не требовалось. Вместо этого она заставила меня по-женски развести бёдра в стороны, раскрывшись под ней, как лягушка. Головка резинового члена нашла вход в анус и медленно продавила путь внутрь. Гарри целовал сестру в шею и плечи. Он тоже работал бёдрами, наседая сзади. В какой-то момент он вошёл в неё, и она сдалась. Опустилась на меня, вогнав стрэпон до конца. Я лежал, сложившись пополам, высоко задрав ноги, разведя бёдра в стороны, Оля же по-мужски работала сверху, ныряя языком в рот, подставляя мячики грудей под мои руки и язык. Но всем этим действием руководил Гарри. Именно он влетал в Олю, посылая ей заряд, который продолжался в меня. Он опять трахал нас обеих, затрахивал по-своему грубо, несовместимо с оргазмом. Во всяком случае с моей стороны не было желания кончить только от анальной стимуляции.

Меня поставили на коленки, и Гарри опять припечатал нас сзади. Олины пальчики вцепились мне в бёдра, то ли она трахала меня остервенело, то ли Гарри не отставал и выколачивал дух из нас обеих. Мои яйца и пенис заколыхались в паху, как маятник. Гарри ускорялся, он нашёл Олины руки, ухватился за кости моего таза и до конца насадил нас на член. Он всегда ставил точку, добиваясь максимального удовлетворения. За это мы и любили его, за уверенность, дерзость и даже наглость, которых нам не хватало, чтобы сознаться в желании поступить так же.

Закончилось шоу не менее феерично. Гарри заявил о намерении кончить, и меня опять уложили на спину. В этот раз Оля села мне киской на лицо, а сама опустилась ртом на член. Её жадный ротик кинулся навёрстывать упущенное, и я быстро наполнился желанием. Мои успехи вызывали у сестры не меньше эмоций, если не больше. Её ягодицы дрожали, Оля выгибала спину, наседая раскрывшейся горячей киской глубже или наоборот, стремилась касаться лишь кончиком клитора. Обхватив меня у корня, она гоняла член во рту. Я вдруг почувствовал, как член Гарри соприкасается с моим. Оля сосала два члена, давясь и извиваясь. Гарри же продолжал тонкую игру. Он опустил наслюнявленную головку к моему анусу и вошёл в горячий разбитый Олиными стараниями сфинктер. Его кол влетел до конца, замер, начал ход назад. Постепенно Гарри ускорялся, для этого он нашёл упор в кровати, коленями воткнувшись в одеяло. Я же лежал раскрытый под его ударами, Олин рот ошалело гонял мой не расслабляющийся член на языке. Она сама озверела в желании довести меня до оргазма. И я сдался.

В какой-то момент, потеряв бдительность, я отдался одному потоку нараставшего удовольствия и уступил по-женски стараниям Гарри и сестры. Он затрахал меня под её минет. Она же, почувствовал, что я на исходе, дала сигнал Гарри, и тот достал распаренный болт из моей задницы, воткнул ей в рот. Она сосала нас, помогая руками, и это было невыносимо ярко, чувствовать, как напрягается ствол Гарри, выстреливает под мой слабый аккомпанемент. Наша сперма смешивалась с Олиной слюной, наши оргазмы сливались в одном ритме. Оля сама, обкончавшись у меня на лице, прыгала, как живая рыба на сковородке. Она глотала сперму, я не чувствовал жидкости на лобке, и потом, когда наши тела нашли покой, она не проявляла желания выплюнуть или сходить в ванную. Она всё проглотила, моя сестра. Гарри приучил её глотать, она научила меня доставлять мужчине удовольствие. Её любимому мужчине, Гарри, ставшему и моим любовником.

Мы долго лежали в объятиях друг друга, приходя в себя после потрясения, после яркого совместного оргазма, раскрытия карт и желания заниматься сексом втроём.

Оля и я, постепенно приученные к групповому сексу, находили ощущения запретными, хоть и влекущими. Она возбуждалась от одной мысли, что я могу и хочу быть девушкой, что она может заниматься со мной сексом в разных ролях, активной, пассивной, что мне может такое нравится. Обо всём этом Оля расскажет мне позже в приватной беседе, а пока, опьянённый новогодними приключениями, маминым принятием, я лежал в объятиях любовников, представляя себе, как уже с завтрашнего дня я официально начну менять пол, чтобы стать с Гарри ещё ближе.