Голубой калейдоскоп. Часть 2

Вот – весна: молодо зеленеют деревья, и тёплые апрельские вечера кажутся бесконечно – томительно – длинными: пламенеющее солнце подолгу висит над горизонтом, словно не решаясь за него скрыться, и когда, наконец, оно медленно, будто нехотя, за горизонтом исчезает, воздух, наливаясь густой синевой, становится заметно прохладнее, но прохлада эта не бодрящая, а по – весеннему мягкая и тоже странно томительная, – легко касаясь лица, едва уловимое весеннее дуновение куда – то зовёт, куда – то манит, и хочется... хочется – любви, – каждый день, приходя из школы, я, томимый весной, томимый юным желанием любви, подолгу мастурбирую, сидя за письменным столом: на столе лежит открытый учебник, лежит тетрадка, но я думаю не о домашнем задании – глядя в раскрытую книжку, я грежу о необыкновенной дружбе, о нежности, о полном взаимопонимании с воображаемым другом... и еще я мастурбирую в ванной, ополаскиваясь перед сном, потому что не могу удержаться – рука сама тянется к члену, который мне кажется возбуждающе симпатичным, сладким, желанным, так что никак невозможно удержаться, и даже, когда дома находятся родители, я ухитряюсь иной раз проделывать это в туалете – я дрочу по два – три раза в день, воображая прекрасного, нежного, женственно грациозного и вместе с тем мужественно стройного, всепонимающего необыкновенного друга – ровесника, и наши с ним отношения, и нашу жаром испепеляющую – преград не знающую – любовь...

Вот – лето... к нам в гости приехали родственники, и с ними смазливый, на девчонку похожий Славка – их сын; мы со Славкой ровесники, – вечером Славку, который мне сразу же понравился, определяют спать со мной вместе – на одной тахте, благо тахта в моей комнате широкая – преширокая, и, едва наши мамы выходят, пожелав нам спокойной ночи, Славка тут же придвигается ко мне близко – близко, отбрасывая в сторону свою простыню; "Ты с кем – нибудь долбишься?" – шепчет он, блестя в темноте глазами; вопрос застаёт меня врасплох, – я ни с кем не долблюсь, но сказать об этом Славке честно у меня почему – то не поворачивается язык, и я неопределённо хмыкаю в ответ – хмыкаю так, чтоб это хмыканье не было похоже ни на утверждение, ни на отрицание; но Славку такой мой невнятный ответ явно не удовлетворяет, и он, совершенно не церемонясь с моими чувствами, спрашивает снова – переспрашивает, поясняя: "Я не понял, что ты сказал"; хуже всего, когда правду не скажешь сразу, а тебя начинают пытать – начинают выспрашивать – уточнять, и тогда приходится изворачиваться... вот это хуже всего!"Я сказал, что да... было несколько раз", – вру я, чтоб не выглядеть в Славкиных глазах полным отстоем; "Я тоже... ну, то есть, тоже – несколько раз, – шепчет Славка, обдавая моё лицо горячим дыханием; я лежу на спине, повернув к Славке голову, в то время как он, приподняв голову – опираясь щекой о подставленную ладонь, нависает надо мной, глядя на меня сверху вниз. – А когда нет девчонки – когда без девчонки... ты в таких случаях что делаешь?" – неугомонный Славка бесцеремонно атакует меня новым вопросом: вдруг выяснятся, что смазливый Славка на девчонку только похож, а характер у него напористый, мужской – в характере Славкином ничего девчоночьего нет; "Я? Ничего я не делаю... а ты?" – я, пробормотав первые пять слов, возвращаю Славке его же вопрос, и голос мой, когда я спрашиваю "а ты?", звучит уже совершенно по – другому – отчетливо и внятно; "Когда нет девчонки? Ты это имеешь в виду?" – горячим шепотом уточняет Славка, глядя мне в глаза; "Ну – да, – шепотом отзываюсь я. – Когда нет девчонки... "; и здесь Славка произносит то, что я в то время не смог бы выговорить ни под какими пытками, – всё так же глядя мне в глаза, Славка говорит: "Когда нет девчонки, я это делаю с Серёгой... " – Славка, мой ровесник, лежащий рядом, говорит мне "я это делаю с Серёгой", и я чувствую, как у меня от неожиданности приливает к лицу кровь; "Как – с Серёгой?" – шепчу я вмиг пересохшими губами; член мой, наполняясь саднящей сладостью, начинает стремительно затвердевать; "Обыкновенно, – шепчет Славка. – Так, как будто с девчонкой... "; я молчу, невольно сжимая мышцы сфинктера, – я смотрю Славке в глаза, пытаясь осмыслить то, что он только что сказал; "А Серёга... это кто?" – не узнавая своего голоса, я выдыхаю шепотом один из миллиона вопросов, которые хаотично возникают – роятся – в моей пылающей голове. "Серёга? Мой одноклассник. Мы дружим с детского сада, – отзывается Славка и тут же, не давая мне времени осмыслить эту новую информацию, задаёт свой очередной вопрос: – А ты что – никогда не пробовал?"; "Что – не пробовал?" – шепчу я, не слыша своего голоса; "Ну, как я... с пацаном, – Славка смотрит в мои глаза неотрывным взглядом; и горячее его дыхание щекотливо касается моего лица. – Никогда не пробовал?"; "Никогда", – еле слышно отзываюсь я; член мой, распираемый изнутри, в трусах гудит, и я, глядя Славке в глаза, то и дело с силой сжимаю мышцы сфинктера – мне хочется сжать, стиснуть горячий член в кулаке, но Славка лежит рядом, и делать это при нём мне кажется совершенно невозможным; "Мы можем попробовать... если ты хочешь", – шепчет Славка таким тоном, как будто предлагает мне прокатиться на велосипеде; я лежу на спине со сладко гудящим членом, и сердце моё колотится так, что мне кажется, что

бьётся оно у самого горла; я снова – делая это непроизвольно – облизываю горячие сухие губы; "Ты что – пидарас?" – шепчу я, причем слово "пидарас", обращенное мной к лежащему рядом смазливому Славке, возбуждает меня почти так же сильно, как само Славкино предложение, – в интонации моего голоса нет ни обвинения, ни насмешки, ни страха, а только одно обжигающе горячее, почти телесно ощущаемое любопытство; "Почему пидарас? Я делаю так, когда нет девчонки... и ты так можешь делать, когда нет девчонки. Любой так может делать, когда нет девчонки, – объясняет мне Славка, и я, глядя ему в глаза, не могу понять, говорит он про девчонок серьёзно или это у него такая уловка. – Что – хочешь попробовать?" – шепчет Славка; я невольно облизываю пересохшие губы; "Ну, давай... если ты сам хочешь", – отзываюсь я, причем последние три слова я добавляю исключительно для того, чтобы вся ответственность за подобное поведение была исключительно на Славке; но Славку, кажется, совершенно не волнует, на ком будет "вся ответственность", – сдёргивая с меня простыню, он тут же наваливается на меня своим горячим телом, вжимается в меня, раздвигая коленями мои ноги, и я чувствую, как его напряженно твёрдый – волнующе возбуждённый – член через ткань трусов упирается в мой живот... ох, до чего же всё это было сладко! Ни орального, ни анального секса у нас не было, и даже более того – сама мысль о таких более интимных формах наслаждения нас почему – то ни разу не посещает, – две недели дядя Коля, тётя Света и Славка гостят у нас, и две недели мы со Славкой каждый вечер перед сном, приспуская трусы, поочерёдно трёмся друг о друга возбуждёнными члениками, мы обнимаем и тискаем друг друга, содрогаясь от мальчишеских оргазмов... и что это – форма совместной, ни к чему не обязывающей мастурбации или один из явно "голубых" эпизодов на пути к будущей идентификации себя как любителя своего пола – я особо не думаю, – делать то, что делаем мы, в кайф, и это – главное; главное – удовольствие, а не слова, которыми оно называется...

Вот – осень... золотая осень: я – студент – первокурсник, живу в общежитии, в комнате, предназначенной для четверых, но реально всю осень мы живём вдвоём – я и ещё один парень, тоже первокурсник; он весёлый, разговорчивый, улыбчивый, а еще – симпатичный, и я, глядя на него, уже с первых дней нашего знакомства – нашего совместного проживания в одной комнате – то и дело думаю о том, что я бы ему безусловно отдался; мы оба с ним учимся на первом курсе, но – на разных факультетах; а кроме того у нас разница в возрасте: я поступил в институт после школы, а он – пришел после армии, – он почти на три года старше меня, и вот... едва мы знакомимся – едва заселяемся в общежитие, он безошибочно чувствует моё юное томление, просекает мою созревшую, уже вполне осознаваемую готовность отдаться, – после службы в армии, где, как выясняется позже, он вкусил – распробовал сладость однополого секса, он в этих делах уже достаточно опытен, и потому ничего удивительного нет в том, что вскоре после начала нашего совместного проживания в студенческом общежитии э т о между нами случается – происходит: он лишает меня анальной девственности – впервые вставляет мне в очко, с чувством натягивает меня, трахает по – настоящему, потом подставляет своё горячее очко мне, и я, утопая в глубине его жаркого тела, содрогаясь от наслаждения, от сладости осознания происходящего, так же точно – по – настоящему – трахаю его, – в один из лунных сентябрьских вечеров в жизни моей случается то, что рано или поздно должно было случиться – произойти... это происходит, и – всю осень мы, студенты – первокурсники, живущие в одной комнате, с упоением натягиваем друг друга в зад, едва успевая для этой цели покупать вазелин; происходит это, как правило, перед сном, и повторяется это с той регулярностью, с какой бывает это у счастливых молодоженов, благо в комнате, кроме нас, всю осень никто не живёт: едва ли не каждый вечер, выключая свет, он, озаряемый лунным светом, щедро льющимся в окно, возникает передо мной уже голый, откровенно желающий, с возбуждённо торчащим членом, обнаженная головка которого устремлена к потолку, и, ничего не говоря, уверенно ложится ко мне в постель; иногда я успеваю снять с себя трусы сам, пока он, щелкнув выключателем – погасив свет, идёт к моей кровати, а иногда трусы с меня, такого же возбуждённого, отзывчиво послушного, стягивает он, – жарко сопя в темноте, мы молча ласкаем друг друга, запойно сосёмся в губы, тискаем один одному напряженные члены; сосём их, мнём друг другу упругие задницы, задыхаясь от молодого, сладкого, ни с чем не сравнимого удовольствия, потом кто – то из нас – он либо я, никакого правила на этот счёт у нас нет – первым тянется за вазелином, другой поднимает вверх раздвинутые в стороны ноги и, прижимая колени к плечам, замирает в ожидании... иногда мы делаем это днём, возвращаясь с занятий, – осень стоит сухая, тихая, с медленно желтеющими листьями, с летящей в прозрачном воздухе паутиной, и всю осень мы, два студента – первокурсника, живущие в одной комнате студенческого общежития, с упоением трахаем друг друга и в зад, и в рот – кайфуем в своё удовольствие, не изнуряя себя пустыми вопросами, хорошо это или плохо; никто ничего не знает, и это – главное...