Девочка и черви

На стенах школьных классов висели поблекшие портреты известных ученых и писателей. Таня часто рассматривала портрет Марии Склодовской Кюри, придет время, думала она, и другие школьники будут буравить взглядами ее изображение. А пока нужно учиться, учиться старательно и прилежно. Много времени Таня посвящала учебе, зубрила параграфы по истории, заполняла округлым детским почеркам тетради, читала всю литературу, заданную на каникулы, терпеливо решала сложные уравнения. Аккуратно написанная, без единой помарки контрольная с четкой красной пятеркой, вселяла в Таню радость. Эта маленькая и невинная радость оттого, что пройдена еще одна маленькая ступенька, на пути в университет, волшебное место, где студенты купаются в океане знаний, учат древние языки и медленно, но верно продвигаются к вершине чистого Разума. Им, наверное, времени не хватает поспать этим студентам, а уж про телевизор и говорить нечего. Каждый из них глубокая личность и интересный человек. Вот это ее круг общения. Как же прекрасно разбирать на семинаре тексты эпохи позднего средневековья, читать греческие рукописи в оригинале, тщательно конспектировать лекции седых маститых профессоров, звезд первой величины в своей области.

Делать выбор Таня не умела и не любила. Если на уроке литературы разбирали произведение, Таня заблаговременно знакомилась с критической литературой. Зачем рисковать, высказывая собственные путаные мысли, если умные люди давно все уже придумали? Какой смысл пытаться перещеголять умных людей, авторитетов? К тому же они все так правильно излагают, просто диву даешься. Играй по правилам, и ты обязательно добьешься успеха, это Таня четко усвоила еще в раннем детстве.

Сейчас Таня идет на день открытых дверей университета своей мечты. Для смелости она прихватила подружку Катю, девушку не робкого десятка. Они шли по московским улицам и беседовали:

– Не хочу пока учиться, не знаю, куда мне идти. Годик поработаю, а там видно будет, – говорила Катя.

– Попробовала бы поступить куда. Попытка не пытка. Все лучше, чем дурью маяться. Ты же на журфак хотела? – рассудительно возражала Таня.

Странно они выглядели вместе – строго и опрятно одетая Таня и Катя в яркой и эксцентричной одежде. Большеглазая и черноглазая похожая на галчонка бойкая Катя, с озорным угольком в глазах, и Таня с лицом каменного изваяния, даже улыбка у нее получалась строгой и надменной. Таня часто близоруко щурилась, при плохом зрении она напрочь отказывалась носить очки, справедливо полагая, что с очками у нее будет уж очень заумный вид.

– Ладна, Танюх ты меня знаешь. Мне по фигу все эти базары о шмотках, дискотеки с дебильной попсой, тупые мальчики, шоу по ТНТ. Я просто хочу своим путем идти. Какая радость учиться пять лет в универе и мучиться, что это не твое? А потом работать по специальности, которая тебе противна. И не переучишься уже, дети, туда – сюда, пятое – десятое.

Возразить на такую пламенную тираду Тане было нечем. Все же в глубине души она считала Катю слабовольным человеком, увиливающим от обязанностей под прикрытием громких фраз. Если бы Таню спросили бы в лоб, почему она считает свою позицию более правильной, то она не нашлась что ответить. Правильная и баста!

Каждая из девочек была полностью уверена в своей позиции, и прекрасно знакома с аргументацией противоположной стороны. Споры между ними носили чисто формальный характер и уж ни как способствовали рождению истины.

Перед посещением университета подружки решили скоротать время прогулкой по парку. Зимой парк вымирает, – нет развеселых молодых людей с пивом "Охота", бабушек с внучками, целующихся парочек; так что девочки гуляли одни по безлюдным аллеям и мирно беседовали.

А в это самое в парке появился неприметный микроавтобус. Бедные девочки! Плохое вы выбрали место для задушевных бесед – сквозь тонированное стекло машины Анатолий Самсонов ощупывал хищным взглядом в пустое пространство парка. Кровожадные сотрудники снафф – студии искали человеческий материал для своих бесчеловечных опытов. Анатолий довольно ощерился, увидев, как по припорошенной снегом аллее бредут две детские фигурки. Людей по близости не было. "Хорошая добыча" – подумал этот потерявший человеческий облик зверюга.

Таня почувствовала, как ей в лицо впилась вата, источавшая мерзкий сладкий запах. Перед глазами все поплыло, она даже не успела толком испугаться.

Первое, что поняла Катя, когда очнулась, то, что она сейчас абсолютно голая. Перед глазами все кружилось, мысли в голове путались. Ее руки и ноги прикованы; судя по холоду, она лежала на металлической пластине под углом примерно в 45 градусов. Несколько мужчин склонилось над Катиным телом. Их лиц она не различала. "Все, сейчас изнасилуют" – пронеслось у нее в голове. В этот момент в тело забрался липкий паук страха. В голове замелькали заголовки статей МК из рубрики "Срочно в номер!", – "Трое кавказцев два дня насиловали школьницу", "Насильник задушил жертву ремешком от сумочки прошлой жертвы", "Мужчина три дня пытал девочку утюгом". Вот и она оказалась теперь на месте тех безымян

ных девочек из статей МК, которых насиловали, пытали, убивали. Вот оно оказывается, как происходит.

Анатолий Самсонов склонился над беспомощным тельцем девочки. В такие минуты он чувствовал себя богом. Его мускулистые лапы погладили дрожащее тело девочки. Бедная, бедная Катя, она даже не знала какая ужасная и мучительная пытка для нее заготовлена.

Толя взял скальпель и сделал ровный, глубокий надрез рядом с соском, потом повторил свое действие на другой груди. Катя не кричала, только стонала и плакала.

Толя довольно посмотрел на симметричные надрезы на грудях девочки, – работа мастера. Его руки извлекли кондитерский шприц, предназначенный для украшения тортов кремом и взбитыми сливками. Сейчас этот шприц собирались использовать несколько в других целях.

Ассистент услужливо поднес стеклянную баночку, наполненную маленькими красными, извивающимися червями. Толя зачерпнул немного червей, и заправили ими шприц. Все это он сделал медленно и демонстративно, для того чтобы Катя полностью осознала, какую ужасную вещь с ней хотят сотворить. Ведь эмоции этой девочки – главное в фильме.

Камера бесстрастно фиксировала обезображенное ужасом лицо Кати, копошащихся червей в кондитерском шприце.

Толя раздвинул руками края надреза и ввел в рану кончик шприца. Живая биомасса была впрыснута в девичий организм. Анатолий снова наполнил червями шприц и ввел еще одну порцию в ту же самую грудь. Порции были совсем маленькими, чтобы черви не умерли в шприце и попали живыми в пункт назначения. Когда Толя поднес первый шприц, к груди, Катя заорала так истошно, что через несколько секунд ее отчаянный крик превратился во всхлипывающий вскрик.

Внутри ее тела извивался живой клубок червей. Этот отвратительный комок примитивных существ, подчиняясь законам которые открыл Чарльз Дарвин жил своей собственной жизнью внутри организма девочки. Катино сознание отказывалась воспринимать, что под кожей шевелятся черви. Разве такое возможно, что под кожей, внутри тебя – черви, настоящие живые черви. Мышцы лица судорожно сокращались, с губ слетало бессмысленное лепетание: "Мама, мамочка".

По сценарию основным гвоздем фильма, должно стать эффектное сочетание крупных планов искаженного Катиного лица и окровавленной плоти, из которой лезут черви, вздутой клубками червей кожи. Эти маленькие твари купались в крови, извивались, проникая своими гибкими телами в мясо, в жировую прослойку, в мускулы. Изуродованная, вздувшаяся грудь выглядела просто отвратительно.

Получив полное удовлетворение от проделанной работы, Толя приступил к следующему этапу. Ассистент поднес снаффмэйкеру банку с медицинскими пиявками. Толя ловко выловил пиявку и положил Кате на лоб. Голова девочки была плотно зафиксирована, так что она не могла скинуть кровососущего паразита. Все что она могла сделать, это захлебываться собственным криком, чувствуя, как в лицо впиваются новые пиявки.

Утыкав лицо девочки бладсакерами, Толя снова взялся за скальпель. Он рассек кожу на лобке, и на теле девочки появилось новое отвратительное вздутие, наполненное червями. Катя больше не кричала, ее взгляд застыл в одной точке; из горла через одинаковые промежутки времени вылетал короткий всхлип, вроде тех, что люди издают, перед тем как расплакаться. Она не потеряла сознание, просто сознательная деятельность погрузилась куда – то глубоко, оставив на поверхности внешние признаки. Другими словами она была в духовной коме.

Съемки продолжались. Ассистенты сделали три надреза с каждого бока и ввели туда червей. 15 минут спустя, Толя делает длинный и глубокий надрез на животе, раздвигает края раны и опрокидывает в окровавленные внутренности пару литровых банок червей. Все эти манипуляции он производит спокойно и размеренно, словно перед ним кукла, а не живая 16 – летняя девочка. В рану на животе сыпется тараканы, большие дождевые черви. Стальная пластина вся забрызгана кровью. Ключевой момент фильма, – мучительная и непродолжительная агония.

Толя раздвигает края надреза на животе, оператор подносит камеру ближе, чтобы снять крупным планом Катины внутренности вперемешку с клубками червей.

Изуродованное Катино тело лежало на залитой кровью металлической пластине, люминесцентные лампы заливали холодным белым светом, обезображенное болью и ужасом лицо девочки, облепленное еще живыми пиявками, торчащие из разреза кишки и органы вперемешку с червями и тараканами. Скользкие и блестящие, здоровые кишки, покрытые кровавой слизью органы, вздувшиеся груди темно – бурого цвета – все это когда – то называлось Катей. Камера снимала с разных позиций тело несчастной девочки, нужно было выжать максимум из этой сцены, от которой даже бывалый мясник наверняка потерял бы сознание.

Толя довольный хорошо выполненной работой, смывал с рук кровь, весело насвистывая попсовую песенку. Все просто замечательно, девочка хорошо сыграла свою роль, клиенты будут довольны. Капельки крови падали и исчезали в прозрачной воде. Представители золотого миллиарда будут кончать на вид этой крови, забрызгивая своей жидкой спермой экраны мониторов.