Что день грядущий нам готовит. Ирина в доме хозяйки. Работа 1

Работа Ирины в доме была несложной - хозяйка назначила Ирину, не имевшую большого кулинарного или иного специального опыта, горничной, и женщина большую часть дня посвящала нетяжёлому труду по уборке дома, который с ней делили Мурка и Вита. Ирина быстро привыкла к этой работе, и выполняла монотонную, но не очень утомительную работу хотя и без особенного удовольствия - ни интеллектуального, ни физического удовлетворения она ей не приносила, но во всяком случае без отторжения.

Если хозяйки не было дома, то женщины работали вместе, сопровождая работу беседой настолько приятной, насколько, оказавшись в этом положении, они были способны вести - за исключением разве что Виты, которая своё новое положение переносила как-то особенно легко. В присутствии же хозяйки рабыни боялись и рот открыть без разрешения, так как та строго-настрого запретила им нарушать её покой без разрешения или приказа, относила болтовню рабынь к разновидности раздражающего собачьего лая, и могла влепить девке по голой заднице или ногам со всем силы тростью за сказанное в процессе работы другой рабыне слово, даже если сказано оно было по делу, так что если хозяйка была в пределах слышимости, женщины между собой общались взглядами, жестами, и, если этого было недостаточно, шёпотом друг другу в уши.

Оставшаяся часть работы заключалась в прислуживании хозяйке и её гостям, выполнении их приказов и поручений.

Эта часть работы вызывала в Ирине внутреннее сопротивление. Оказавшись в рабстве по-сути случайно, она, ещё недавно свободная, независимая женщина, никак не могла привыкнуть к своему новому положению, когда она стала "говорящей вещью" , бесправной настолько, насколько только можно представить, настолько, насколько бесправен стул или стол.

Она обязана была выказывать почтение всякому свободному человеку, даже случайно встреченному ею на улице при выполнении очередного поручения хозяйки. На шее её висела табличка с унизительной надписью, оповещавшей каждого, что перед ним раба, и просившего вернуть её в случае побега хозяйке за вознаграждение - что давало любому свободному повод потребовать от неё разрешение хозяйки на выход из дома.

Как-то она по оплошности забыла такое разрешение, выскочив по срочному приказу хозяйки в аптеку. Встреченная на улице пара подростков потребовала от неё доказать, что она не беглая. Попытки указать на расположенный рядом дом и объяснить, что она бежала в аптеку, находящуюся через дорогу, успехов не возымели. Регочущие "охотники на рабов" завели Ирину в свой автомобиль, где по очереди заставили удовлетворить их орально, при этом, после окончания унизительной процедуры Ирина обязана была поблагодарить своих мучителей за оказанную ей честь, после чего, с деланным удивлением подростки обнаружили, что дом хозяйки Ирины и правда находится прямо перед ними. Но они не отпустили женщину, а, подведя её к двери, позвонили.

Открыла Вита. Она вежливо поздоровалась с подростками, заискивающе глядя им в глаза. Она увидела Ирину, и примерно догадалась, что произошло, поэтому сразу проговорила: "Уважаемые господа, это Иришка, рабыня госпожи Светланы Александровны Степановой. Госпожа отправила Иришку в аптеку. Она:"

Один из подросков грубо перебил её: "Кто тебя спрашивает, коза? Давай, зови свою хозяйку!" Он явно не собирался опускаться до разговора с рабыней, да и перспектива вознаграждения, пусть даже и минимального, которое удастся выжать их хозяйки, рабыня которой, как они понимали, никуда не бежала, манила.

На пороге появилась Светлана Александровна. Не обращая внимания на парней, она влепила Ирине пощёчину, потом другую. "Что, пропуск забыла, растяпа? Марш в девичью, с тобой потом разговор будет!" Ирина попыталась войти в здание, но один из подростков крепко взял её за руку.

"Мадам" , обратился он к Степановой, взглянувшей на него презрительным, тяжёлым взглядом, "Мы нашли Вашу вещь и вернули её Вам. Закон даёт нам право на вознаграждение!"

Светлана Александровна не потому стала богатой и успешной, что раздавала деньги направо и налево первому обратившемуся. Смерив обоих подростков с ног до головы давящим взглядом, они медленно произнесла: "Девка не беглая. Она шла в апреку по моему приказу. Пропуск забыла - за что будет высечена. Но никаких оснований для вознаграждения за её поимку у вас нет!"

С этими словами, не обращая более никакого внимания на немного опешившивших от её напора подростков, она схватила Ирину за руку, и втянула в дом, захлопнув дверь перед носом у незадачливых охотников. Там она дала Ирине ещё пару пощёчин за её забывчивость, после чего спросила, купила ли та лекарство.

"Простите меня, дорогая госпожа," зачастила Ирина, глядя на хозяйку преданными собачьими глазами, "Господа схватили меня буквально на пороге аптеки, я не смогла ничего купить!"

Не удостоив рабыню и словом, хозяйка смеряла её разгневанным взглядом. Потом позвонила в колокольчик. На пороге выросла Вита.

"Эта скотина там и не купила мне моё средство от головы! Иди в аптеку, одна нога тут, вторая там, чтобы через две минуты мои таблетки были у меня! И пропуск не забудь! А эту выдрать так, чтобы надолго запомнила" , последние слова хозяйка произнесла уже уходя в свою комнату.

Вита услужливо крикнула ей вслед: "Будет сделано, госпожа!" , схватила свой пропуск, и побежала в аптеку. Путь туда и обратно она проделала почти бегом, но в аптеке была небольшая очередь, в которой Вита и ещё две рабыни обязаны были пропускать вперёд любого свободного, так что покупка лекарства затянулась, и когда Вита, наконец, принесла хозяйке нужное ей средство, та больно оттаскала её за волосы, надавала пощёчин, и пригрозила выдрать до полусмерти, если раба ещё раз будет так долго возиться. Униженная женщина, стоя перед хозяйкой во время этой экзекуции на коленях, поймала на лету руку хозяйки, прижала к губам, и начала целовать, прося прощения и благодаря за наказание одновременно. Светлана Александровна отпихнула Виту ногой. "Ладно, пошла вон! Толку от тебя никакого!" , раздражённо произнесла она. Вита вскочила на ноги, поклонилась хозяйке, и побежала работать.

Вечером она, как и велела хозяйка, приказала Ирине раздеться догола. Когда Ирина сняла свою блузку, Вита растянула её на лавке, велела Мурке держать ей ноги, и выдрала Ирину хлыстом по голому заду. Каждый удар хлыста глубоко врезался в попу Ирины, боль была невыносимой, и она кричала до хрипа. Не обращая на это внимания, услужливая Вита трудолюбиво исполняла данный ей хозяйкой приказ, не смея ослушаться. На следующий день хозяйка, видя следы порки на заду Ирины, удовлетворённо проговорила: "Что, корова, получила своё? Теперь будешь знать, как быть такой растяпой!" Ирина опустилась на колени перед хозяйкой, поцеловала её руку, и униженно поблагодарила за порку.

Прислуживать хозяйке было мучительным. Придравшись к самому незначительному пустяку, та могла отодрать незадачливую рабыню за уши, за волосы, или тут же, на месте, перегнуть, и выдрать розгой из стоявшей специально для этой цели в каждой комнате дома высокой напольной вазы, всегда наполненнной свежими гибкими прутьями, за запасом которых обязана была следить Вита.

При этом хозя

йка походя и безо всякой причины, не замечая этого, оскорбляла и унижала своих рабынь. Для неё это было естественным - она не видела в них ничего большего, чем "говорящую мебель" , и относилась к ним соответственно. От рабынь же требовалось выражение настоящего раболепия, и любое проявление того, что казалось хозяйке непокорностью каралось самым жестоким образом.

Приказы хозяйки могли быть самыми унизительными. Она требовала от рабынь обслуживать её буквально во всём и везде. Обслуживать в том числе и сексуально - хозяйка могла, сидя за просмотром очередного сериала или за чтением, просто расставить ноги пошире, и показать пальцем в сторону своей промежности, не отрывая взгляда от экрана или книги. По этому знаку, стоявшая рядом рабыня должна была встать на четвереньки, подползти к хозяйке так, чтобы не закрыть своим телом экрана, и языком выполнить требуемое. Когда Ирина увидела этот знак в первый раз, она не поняла его, и продолжала стоять, услужливо глядя на хозяйку. Та буквально через несколько секунд вспыхнула: "Что, корова, тебе какое-то особое приглашение требуется? Давай, отлижи меня!" Ирина, покраснев до корнец волос, бухнулась на колени, и начала лизать так старательно, как только могла, преодолевая брезгливость.

Это был её первый такой опыт, она старалась как могла, но всё-таки не так хорошо, как было нужно, или просто не так, как хозяйка привыкла, поэтому та, пнув Ирину в грудь, выругала её неумехой и позвонила. В дверях появилась Мурка. Хозяйка повторила жест. Мурка тот час же встала на четвереньки, подползла к ней, и, оттолкнув Ирину, принялась за работу. Хозяйка возобновила прерванный на минуту просмотр. "Научишь эту корову! И выпороть ей вечером!" бросила она Мурке. Та, оторвавшись на секунду от работы, почтительно ответила: "Слушаюсь, хозяйка!" и возобновила работу. Хозяйка не была лесбиянкой в настоящем смысле этого слова. Она была гетеросексуальна, но своих девок она и не рассматривала как женщин. В данном случае они были для неё ничем иным, как другой формой вибратора, которым, впрочем, рабыням тоже часто приходилось работать по приказу своей хозяйки.

Иногда эта работа была просто смертельно скучной. Ирина могла часами стоять в статичной позе рядом с креслом хозяйки, держа перед собой поднос с коктейлем, сигаретами и пепельницей. Буквально по щелчку хозяйки она обязана была почтительно поднести той поднос, хозяйка могла сделать один глоток, поставить бокал обратно, после чего Ирина вновь стояла в ожидании следующего раза, когда хозяйке захочется пить или курить. И так несколько часов.

Особенно трудно Ирине давалась эта работа тогда, когда у хозяйки были гости. Ирина долго не могла привыкнуть к тому, что она всегда и везде была голой ниже пояса. В обществе к тому моменту прошла дискуссия о том, насколько этично, что по улицам разгуливают полуголые, а иногда и совсем голые рабыни и рабы, хозяевам которых пригла в голову прихоть выбрать для своего имущества такой "дресс код". Моралисты осуждали такое, на что легалисты отвечали им, что рабы, строго говоря, людьми не были, и ничем не отличались от тех же собак или лошадей, от которых никто не ожидал одежды. Некоторые приводили пример установленных в обещственных местах статуй, многие из которых были обнажены, и это не вызывало протеста. В общем, сложившаяся к этому моменту норма установила, что определить облик своей вещи - прерогатива её хозяина, и если по любой причине тот решил, что его вещь будет по его поручения бегать голой, то так тому и быть.

Для Ирины это означало ещё одно унижение и мучение. Несмотря на уверения легалистов в отсутствии у неё теперь статуса и достоинства человека, Ирина продолжала оставаться молодой и привлекательной женщиной. Которая отныне должна была везде быть полуголой, причём с обнажённой попой и половыми органами. Её бесправный статус говорящей вещи не помогал в этой ситуации её стыдливости, и Ирина постоянно ловила на себе жадные похотливые взгляды проходящих мимо мужчин и подростков.

Статус вещи, собственности Степановой Светланы Александровны давал ей некоторую защиту в том смысле, что право собственности Степановой предполагало исключение возможности пользования ею другими людьми без разрешения на то хозяйки - и нарушивший мог получить от Степановой иск о компенсации неосновательного сбережения от пользования её вещью без разрешения. Но это не мешало встреченным ею в уединённом месте мужчинам облапать Ирину. Бесправная раба не могла и подумать о сопротивлении - любой ущерб, причинённый рабыней свободному человеку карался не смертью даже, а уничтожением пришедшей в негодность, опасной в эксплуатации вещи, и ей оставалось только терпеливо, прикусив губу, ждать, когда очередной сластолюбец получит от её тела то малое удовлетворение, которое было ему доступно не нарушая закона, сделавшего тело Ирины объектом исключительного права Степановой.

Прислуживать гостям хозяйки тоже было мучительно и стыдно. Ни сама хозяйка, ни её гости ничуть и нимало не смущались находившихся тут же полуголых рабынь, иногда обсуждая их тела, поведение, достоинства самым откровенным образом, так что не только новенькая Ирина, но и привыкшая уже к рабству, сменившая нескольких хозяев Мурка, и подобострастная, сжившаяся со своей ролью вещи Вита, краснели о опускали глаза, испытывая мучительный стыд.

Любой гость в доме хозяйки для любой из рабынь был господином, и его приказ имел почти таку же силу, как и приказ хозяйки. Зная об этом, гости не стеснялись своих желаний, пользуясь рабынями так, как им этого в данный момент хотелось. Лишившись статуса человека, рабыня переходила в класс вещей, а кто же будет стесняться вещи? Поэтому иногда Ирине приходилось делать такие вещи, о которых она потом мучительно старалась забыть, но память не позволяла ей этого, и она плакала в девичьей в подушку от этих стыдных и страшных воспоминаний.

Этой участи не избегала ни одна рабыня в доме, и как-то, войдя на кухню, Ирина увидела повариху Елизавету - степенную женщину уже в возрасте, крепкую и статную, единственную из рабынь Степановой, сохранившей по какой-то причине полное имя, покорно стоящей нагнувшись, пока какой-то подросток, пришедший к хозяйке вместе с родителями, пыхтя и отдуваясь, долбил её в зад. Кончив, он брезгливо бросил обесчещенной рабыне: "Почисти!" , и указал на свой член. Встав перед ним на колени, та ответила: "Слушаюсь, господин" , и хотела было протереть член салфеткой, но получила крепкую пощёчину от своего мучителя. "Ртом, ртом своим, дура!" выкрикнул мальчишка. Елизавета виновато улыбнулась, взяла его член в рот, и, преданно глядя на мальчонку снизу вверх, начала ласково и нежно водить по нему языком и губами.

К счастью для Ирины, парень не обратил на ещё одну появившуюся в поле его зрения вещь внимания, поглощённый процессом, и та смогла, взяв то, что было нужно, как можно тише и осторожнее, выскользнуть наружу.

Если гостям что-то не нравилось в работе рабынь, то они, нимало не мешкая, тут же или приказывали им принести розгу, которой нещадно пороли женщин за самый маленький проступок, или же приказывали рабыне получить порку от домоправительницы, если самим мараться с бестолковой девкой было неохота.