Цена клада (две сценки из романа)

... Внезапная сонливость заставила меня в спешке прилечь. Очередное сообщение?

Но никакого расплывающегося человека не было. Я видел обычный сон. Пустырь, старые полуразрушенные деревянные домишки, рядом строится большой дом. Поодаль знакомые здания — магазин, телеателье. Захожу во второй разрушенный дом и лезу в погреб. Поставив фонарик на полусгнившую бочку, копаю в углу яму и вытаскиваю глиняный горшок — клад.

Как ошпаренный, сорвался я с дивана. Клад! Конечно! Как это мне сразу в голову не пришло?! Самый легкий способ вручить деньги. Так, нужны лопата, фонарик... Есть ли тут лопата?!

В замке поворачивается ключ — Ленка пришла с работы. Это, пожалуй, к лучшему.

 — Ленусь, лопата у тебя есть? И фонарик?

 — Что это тебе?... Есть в подвале.

Пока Ленка ужинала, я слетал в подвал, под домом, где у всех жильцов имелись клетушки для хранения картошки, морковки и других овощей. Через десять минут, представ перед удивленной Ленкой с хорошей штыковой лопатой, я крикнул:

 — Давай фонарь!

 — Подожди. Что тебе взбрело в голову?

 — Пойду искать клад. Точнее, не искать, а выкапывать!

Ленка участливо посмотрела на мое снаряжение.

 — Ты можешь объяснить внятно?

 — Пока нет! Все потом!

Я собрался, было, выскочить из квартиры, но Ленка удержала меня за рукав:

 — Я с тобой...

 — Да нет, — попытался я отвязаться, — я же буду в погребе, сыром и страшном, копать яму!

 — Ну, так я буду светить!

 — Да нет, фонарь я должен положить на бочку...

 — На какую бочку?! — ужаснулась Ленка.

 — Там будет полусгнившая бочка...

 — Ты что, там уже был?

 — Нет, видел во сне...

Ленка вздохнула. Потом быстро надела легкое трико, которое обтягивало ее тело так, что если бы не синий цвет, можно было решить, что она голая. Я понял — от нее не отвязаться. Ладно, пусть светит. Хотя... Неприятно шевельнулся некий червячок. Все-таки мне было показано, что нужно положить фонарик на бочку. Или детали не существенны? Нарушая условия, я могу... что? Нарушить условия появления клада? Но, клад наверняка закопан лет сто назад... Что еще? Может быть, я обязан орудовать лопатой в одиночестве? Не нужны свидетели?

 — Ну, мы идем или нет? — Ленка уже стояла в дверях.

Ладно, может, она и не помешает.

Толкучка, после окончания рабочего дня рассеялась и мы, проехав четыре остановки на троллейбусе, вышли у строящегося дома. За стройкой, на тоскливом пустыре, кособочились полуразрушенные частные домики. Картинка совпадала почти полностью. Мы обошли огораживающий стройку забор, и оказались отрезанными от городского шума. Развалины имели вид весьма зловещий. Щерились пустые окна. С крыш свешивались языки оторвавшегося рубероида. Полумрак внутри домиков тоже не вдохновлял.

 — М-да, место криминальное, — сказал я, — ты лучше постой на остановке, а я мигом слетаю...

 — Ты что — боишься? — вызывающе удивилась Ленка, — ты же владеешь каратэ!

И она, насвистывая какую-то идиотскую мелодию, двинулась к развалинам. Так и не успев объяснить ей, дуре, разницу, между трусостью и разумной осторожностью, я поспешил во след. Из дверного проема вышли шесть человек очень неприятного вида. Но не бомжи, не бичи, скорее урки. Прятались. Может, тут пункт временного сбора блатарей? Ленка в нерешительности остановилась.

 — Что ж ты перестала свистеть? — мне не следовало, конечно, ехидничать — она и так поняла свою ошибку.

 — Мужики, — говорю «простым» голосом, — Витек-интеллигент здесь не тусуется?

Известный в городе бандит Виктор Карнаухов, по кличке «интелегент», был весьма уважаемой личностью. Среди своих, естественно. Расчет на якобы знакомство с Витьком был весьма ненадежен, но что оставалось делать?

 — Заходи, — они расступились.

Что за черт? Или действительно тут, в развалинах, сидит Витек, или они просто заманивают. Я прикинул расстояние. Нет, с Ленкой не убежать, догонят вмиг. Придется зайти. И если этот бандит там, придумать что-нибудь. Пришел-де предложить дело. Вцепившаяся в рукав Ленка могла испортить всю игру. Она слишком явно была напугана. Если мы шли предложить дело, какого черта так пугаться? Только, кто же ходит разговаривать о деле с бабой?! Значит, придется замотивировать ее присутствие. Допустим, дело — ограбить фирму, которой заведует ее муж. Сейчас-де поговорим предварительно, а потом более обстоятельно... Лажа, все лажа — не поверят.

За столом, чудом оставшимся от съехавших жильцов, сидел чернявый, жилистый парень. Один из мужиков что-то прошептал ему на ухо. Чернявый вскинул насмешливые глаза:

 — Че хотел?

 — Ты — Витек?

 — Допустим...

 — Так Витек или нет? Хочу дело предложить, но разговор будет только с ним.

 — В лицо меня не знаешь, а хочешь дело предлагать? — по-видимому, это все же был сам Витек-интеллигент.

 — Я о тебе слышал. Дело тысяч на шестьсот баксов, — я надеялся, что мой голос звучит уверенно.

Витек молчал, изучая Ленкину фигуру. Обтянулась, дура.

 — Можно легко взять сейф в конторе ее муженька, — я кивнул на Ленку.

В дверях толпились мужики с мрачными лицами и синими кистями рук. Крыша в одном месте обвалилась, и через дыру пробивался последний луч заходящего солнца. В углу комнаты валялся старый, грязный матрац.

 — Ну, че ты горбатого лепишь, фраерок? Да любому лоху ясно, что ты с подругой пришел сюда кубышку откапать. Лопату-то поставь в уголок, — он вдруг заговорил мягким голосом, оправдывая кликуху «интеллигент».

Крепкие руки, стоящих за спиной «пехотинцев» вцепились в лопату — единственное мое оружие.

 — Осторожно, — крикнула Ленка, но у меня в голове уже разорвалась граната...

Медленно открыв глаза, я хотел пощупать макушку, куда, судя по ощущениям, ударили очень внушительным предметом, но обнаружил, что руки крепко связаны за спиной. Я был, как тряпка брошен в угол и лежал, неловко завалившись на бок.

 — Ну, пустите, ну не надо, — слышался голос Ленки из противоположного угла.

Именно там, как я помнил, валялся грязный матрац. Теперь там копошилось множество тел. В сгущавшихся сумерках ничего не разобрать.

 — Да ножичком разрежь, — донесся хриплый голос.

 — Так сымем, — ответил высокий тенор, — вещь красивая, Маньке своей отнесу, а то она как разденется, лярва, так одно рванье. Как на нее глянешь — сразу падает.

 — Не надо, пожалуйста-а-а, — Ленка взвизгнула и замолкла.

 — Я второй, — произнес хриплый.

В развалинах стало совсем темно. Голова болела страшно. Кряхтя, я постарался принять более удобное положение. Тут же около меня оказался один из бандитов.

 — Очухался, курва! Лежи тихо, иначе... — он легонько полоснул ножичком по рубашке.

Или это была бритва? Во всяком случае, моя любимая рубашка была располосована чуть ли не надвое.

 — Дрын, — раздалось из темного угла, — иди, твоя очередь.

 — Ну и как она? — бандит спрятал нож, и стал не спеша расстегивать штаны.

 — Да лежит, сучка, не подмахивает.

В углу, насколько я, привыкнув к темноте, мог разглядеть, осталось два человека.

 — Нич-чо, сейчас у нас она будет все делать, — процедил Дрын и, обращаясь к Ленке, добавил: — Видишь сучка, перышко? Если я буду тобой недоволен, я его тебе вставлю на пару сантиметров.

 — Не надо, — хрипло прошептала Ленка, — я все сделаю...

Те, кто удовлетворил свою похоть, светили огоньками сигарет, сидя на полу у стенки. Ни шуточек, ни сальных подробностей. Суровые мужики, ничего не скажешь.

 — Выше ноги! — раздалось из угла, — Выш-ше, с-сука, — Дрын захрипел и, по-видимому, бешено заработал тазом.

Раздались частые мокрые шлепки. Через минуту он поднялся, тяжело дыша. Напрягая зрение, я разобрал в углу раскинутые Ленкины ноги и быстро двигающиеся белые ягодицы последнего бандита. Он, очевидно, был не так привередлив, как Дрын и довольно быстро кончил. Изнасилованная Ленка свернулась калачиком и тихо плакала. Все шестеро мужиков теперь сидели у стены. А где седьмой? Как я понял, Витька-интеллигента среди них не было. Не захотел участвовать в групповом изнасиловании? Или наоборот — был первым, а теперь куда-то ушел?

 — Лежать, сука, — один из парней метнулся в угол и толкнул пытавшуюся подняться Ленку. — Братва, кто хочет по второму разу?

 — Да подожди, перекурим, — устало вздохнул кто-то.

 — Ну, тогда я... — весело сказал парень и стал расстегивать брюки.

И какого черта все они натянули штаны? Все равно снимать еще по паре раз! Да, Ленке достанется. Это ей не Вадим с этим, как бишь его, Михаилом! Тут шестеро и все, вероятно, оголодавшие. Ее будут насиловать, пока насытятся полностью, с запасом на будущее. И помочь ей — да и себе — невозможно. То ли, ночью стало тише, то ли у меня обострился слух, но я теперь отчетливо слышал всхлипывания Ленки и сопение парня. Второй раз они будут кончать не так быстро. А уж потом и вообще... Потом... потом. Что они потом с нами сделают? Когда сполна насытятся Ленкиным телом? Сопение парня стало яростнее. А Ленка начала тихо стонать. Затем громче, затем ее стоны заглушили пыхтение насиловавшего ее бандита.

 — Да ты смотри, — бросил кто-то, — лярва-то сейчас кончит.

Парень сопел, как бешенный. Ленка, стиснув зубы, чтобы не заорать, протяжно мычала. В развалинах стало совсем темно. На столе кто-то зажег свечку, но она освещала лишь ту часть комнаты, где стоял стол. А я, что — хотел бы видеть сцену изнасилования? Вспомнилось возбуждение от Ленкиного рассказа об изнасиловании ее Вадимом и Михаилом. А сейчас? Я прислушался к себе. Нет. Совсем ничего. Ленка вдруг, не в силах больше сдерживаться, сладострастно заорала. В углу опять копошилось несколько тел. Видимо, стоны жертвы подействовали на бандитов возбуждающе. А у меня начали болеть перетянутые веревкой руки. Что будет с ними дальше? Вначале потеря чувствительности, потом гангрена? Впрочем, до этого я вряд ли доживу... Ленка теперь не затихала ни на минуту. Стоны, переходящие в крики, затем, после кульминации, опять тихие стоны. Затем опять нарастание и через короткое время — вновь оргазм. Как там это называется, у сексологов? Мульти... Мультиоргазмный тип возбудимости, что ли? Ее сладостные стоны заполняли комнату. Может быть, все же, я что-то и чувствую? Чуть-чуть, самую малость...

 — Ну-ка, сучка, возьми за щеку, — донеслось из угла.

 — Да не мешай! Блядь, сбоку тогда пристраивайся, — сказал тот, кто в данный момент пользовался Ленкиным телом.

Если бы не болели руки, если бы не угнетало опасение за наши судьбы, может быть, я и почувствовал бы некоторое запретное наслаждение... А так — почти ничего. Даже Ленкины стоны, внезапно ставшие глухими, так сказать, с французским проносом, меня совершенно не волновали. Разве что, чуть-чуть. Опять вспомнился рассказ Ленки и мое тогдашнее возбуждение. Да, все же воображение — это одно, а реальная жизнь — совсем другое.

 — Глотай, сука, — просипел бандит, — глотай!

В углу произошло шевеление, и, очевидно, смена состава, после чего Ленкины стоны вновь стали отчетливыми и громкими. Где же эти чертовы Кураторы? Что же они не помогут? И тут, неожиданно для себя, я хрипло рассмеялся. Идиот! Поверил снам, дебил! Пришел клад найти, а нашел, вероятно, смерть.

 — Ты че, курва, хохочешь? — удивились парни.

 — Если вы, ребята, нас не отпустите прямо сейчас, вам придется очень плохо! — кто заставил меня произнести эту глупую фразу?

Из темноты вяло засмеялись. Никто не удостоил меня не то, что ответом, а даже обычным матерком. Впрочем, я за

метил, что парни почти не матерились. По «понятиям», мать вора — это свято. А матерки... Скажешь, даже невзначай, просто по привычке, про чью-то мать — и отвечать придется. Да, мужики явно были тертыми. Что называется, «с понятием». И чтобы избежать позорной статьи за изнасилование они, скорее всего, нас прихлопнут. Лопата есть, закапают в том же погребе. А в начале немного попытают, где лежит то, что я хотел выкопать. Перспектива не радовала. Внезапно, тонкий луч прорезал темноту. И знакомый голос ласково произнес:

 — Я кому говорил, бабу не трогать? Вы хотите, суки отвязанные, меня под волосатую статью подвести?

 — Да ладно, Интеллигент, брось, немного развеяться не помешает...

 — Встаньте к стене, суки! — уже злобно прошипел главарь. — Я прошлый раз из-за вас погорел! — фонарь осветил выстроившихся вдоль стены мужиков. Двое торопливо натягивали штаны.

 — Ты че, в натуре... — начал было опять тот же голос, но тишина вдруг взорвалась автоматной очередью.

Мужики повалились, как кегли после хорошего броска. С автоматом в руках бандит подошел ко мне. Ну, вот и все, проплыла вялая мысль. Каюк.

 — Ты, это, извини, земляк, — сказал Витек. Такие твари, оставить их нельзя, сразу — беспредел.

Я не мог поверить своим ушам. Впрочем, может он так шутит, перед тем, как замочить? Одно слово — Интеллигент. Но Витек поставил автомат и, продолжая бормотать извинения, разрезал мои путы. Распухшие пальцы не шевелились. Интеллигент подошел к Ленке. Автомат стоял почти рядом. Рискнуть? Но руки практически не слушаются. Да и зачем? Я что — собираюсь его убить? Раньше бы мне автомат... А сейчас... Насильники наказаны — их трупы грудой лежали у стены. Сопроводить Витька в милицию? Мне нужна эта морока? Он помог Ленке встать, и бережно поддерживая под локоть, помог дойти до единственного в комнате стула. Но Ленка садиться не стала. По-видимому, ничего не понимая, она стояла, голая и жалкая, опираясь на стол и пошатываясь из стороны в сторону. Ее потная грудь как будто обвисла, а волосы намертво приклеились ко лбу.

 — Извини... ну, я не думал, что они, суки... — явно что-то не то было в поведении известного своей жестокостью бандита. Может, все-таки Кураторы? Ведь могут же они воздействовать на психику, могут!

 — Ну, убей меня, — внезапно заорал Витек, — убей, на... вот, — он схватил автомат и вложил в вялые Ленкины руки.

Ленка равнодушно полоснула длинной очередью по груди бандита.

 — Ты с ума... зачем? Он же не насиловал тебя... — я отобрал автомат, затем непослушными руками вынул платок и стал стирать отпечатки пальцев.

 — Он мог бы нас сразу отпустить, — равнодушно и монотонно сказала Ленка, — а он этого не сделал, значит — виноват.

М-да, логично. Ладно, если сейчас не приедет на звук выстрелов наряд милиции, мы потихоньку будем пробираться домой.

 — Я посижу немного, — прошептала Ленка, — голова кружится...

 — Конечно, отдохни.

А я пока — что? Откопаю клад?! Да есть ли он? Это можно проверить. Подвал в соседнем доме. Как ни крути, а все опять вписывалось в теорию о Кураторах. Они наказали нас за нарушение договора. Я должен был идти один! Но погибнуть они не дали — наслали безумие на главаря, заставили его сходить за

автоматом. Черт, интересно. Следовало, все же проверить клад...

... И все же я не мог забыть показанные Кураторами кадры. Пытки ювелира, убийство, Ленка с побелевшим лицом... Необходимо было срочно отвлечься от тягостных мыслей. А как проще всего это сделать, если напротив сидит красивая обнаженная женщина? Все верно — только секс. И тут я решил проверить свою теорию о том, что сценка воображаемая воздействует сильнее, нежели сценка живая. Собственно, эта теория не претендует на новизну, да и, откровенно говоря, она вовсе не моя, но в данном случае проверять ее придется мне.

 — Лена, — говорю, — тогда, в развалинах, когда мы клад...

 — Что? Что ты хочешь узнать?! — взгляд Ленки потемнел.

 — Ты только не злись, — я налил ей шампанского.

 — Я не злюсь.

 — Понимаешь, я знаю ту ситуацию со своей стороны. А мне бы хотелось узнать ее с твоей... увидеть все твоими глазами.

 — Ага, тебе нужно подробно рассказать, что я чувствовала, когда меня насиловали? Это тебя возбудит, и мы сможем заняться любовью?

 — Да, нет, — прикидываюсь я дурачком, — любовью мы и так всегда можем заняться. Мне пока еще не надо дополнительных стимулов...

 — Просто хочешь посмотреть моими глазами? — ехидничает Ленка и сверлит меня взглядом.

 — Именно так, — смиренно отвечаю я.

 — Ну, хорошо. Когда вышли эти шестеро амбалов, я страшно испугалась. Чуть не описалась. Тогда мне удалось удержаться... Потом поняла, что ты затеял какую-то игру и у меня, вроде как, мелькнула надежда...

 — Которой не суждено было сбыться...

 — Да, не суждено... Но ты сделал все, что мог. Это я оказалась дура, что не послушалась тебя.

 — Ну, теперь поздно себя корить...

 — Да. Так вот, когда они шарахнули тебя обрезком трубы, потом связали, а потом повернулись ко мне — я описалась. Смотрю на их лица и чувствую, что между ног стало тепло. Таких лиц я, между прочим, никогда не видела. Они подошли все сразу. Навалились на меня, как падающий забор. Один сразу схватил за... Материться можно? — Ленка подняла на меня доверчивые глаза.

 — Знаешь, Ленусь, — промямлил я, — лучше не надо, только если уж иначе не скажешь. Ты же знаешь — я не люблю женский мат.

 — Ах, да-да, ты у нас культурный и очень чувствительный! Ну, ладно. Короче он сунул руку, а там мокро. Другой бы, наверное, побрезговал, а он, как ни в чем, ни бывало — давай мять. Другие тоже хватали, за что смогли уцепиться. Наверное, я просила их не трогать меня, не помню.

 — Да, просила, — я кивнул, — именно в этот момент я очнулся.

 — Ну, так, значит, ты сам все видел и слышал! О чем тогда тебе рассказывать?!

 — Погоди, — говорю, — ты рассказывай о том, что ты чувствовала. Это главное.

 — Ах, вон что... чувства тебе... Что я чувствовала?!

 — Именно! Что чувствовал я — я знаю!

 — Чувствовала отвращение — вначале. Первым был тот, схвативший меня за... одно место и массировавший его не обращая внимания на мочу, которую он выжимал себе в руку из мокрого трико и из трусиков. Он залез на меня, раскинул ноги и стал совать насухую — никакой массаж меня тогда возбудить не мог. Это потом... А тогда я кроме боли ничего не чувствовала. Но это физически. А морально... Страха уже не было, смятение какое-то было в голове. Отвращение и боль во влагалище, если коротко.

 — И долго тебе было больно? — я пытался узнать, как быстро она возбудилась.

 — Не знаю, потом боль стала проходить, а уж потом, когда он спустил... Следующие пошли уже по смазанному. Потом только хлюпало! — Ленка зло посмотрела на меня, затем приподнялась и глянула через стол: — Ты смотри! Пока еще не возбудился! Ну ладно, продолжим. Сколько их сменилось, пока я стала что-то чувствовать? — Ленка стала рассуждать вслух, — трудно сказать. Наверное, на пятом немного стало приятно.

 — А когда они пошли по второму разу?

 — Ну, тогда самый кайф и начался. Они уже сытые были, каждый долбил и долбил, кончить долго не мог, а у некоторых знаешь какие шишки! Похлеще, чем в порнофильмах! Вот тогда меня и стало по-настоящему разбирать. И знаешь, еще что?

 — Что? — я чувствовал, что сейчас она скажет что-то не очень хорошее.

 — Тогда я перестала раскаиваться, что пошла с тобой откапывать клад.

 — Тебе было так приятно?

 — Именно. Я где-то читала, что если женщина определенного типа — это важно — пережила неоднократное групповое изнасилование, то она больше не сможет быть удовлетворена обычным способом. Так вот, наверное, я как раз и принадлежу к этому особому типу. Пожалуй, теперь только групповые игры в садо-мазо смогут мне доставить настоящее наслаждение.

Мне стало скучно и мерзко. Голова вдруг закружилась и мир, как бы сдвинулся, на миг, потеряв четкость. Ухватившись за скатерть, я пережидал приступ дурноты. Последствия злоупотребления коньяком? Но то легкое опьянение, которое я чувствовал еще полчаса назад, прошло бесследно. Его место заняла злость. Ах ты, голая мерзавка! Вот значит, как! Выскочив из-за стола с намерением убить ее на месте, я в смущении остановился. Черт, я забыл про свою наготу. Одновременно мы посмотрели на мое причинное место. Нет, он не возбудился. Точнее, это я не возбудился, а он, соответственно, не пробудился. И это добавило злости, которая, удивляя меня самого, выплеснулась наружу.

 — С-сука, — прошипел я, — садо-мазо тебе?! Я, стало быть, уже не подхожу?! — Ленка смотрела на меня во все глаза. И что-то необычное было в ее взгляде.

Я метнулся к своей одежде — ремень на удивление быстро выскользнул из брюк.

 — Сейчас тебе будет садо-мазо! — рывком подняв Ленку со стула, я бросил ее на диван.

Она упала на живот и, обернувшись, попыталась поймать мой взгляд. Но я смотрел на ее шикарный зад, а потом, врезал по нему ремнем. Ленка заорала. На правой ягодице осталась красная полоса. Садо-мазо ей сучке!

 — Еще, — неожиданно прошептала Ленка. Я ударил еще раз, но уже как-то вяло. Пыл угасал, боевая злость сходила на нет.

 — Еще, — заорала полным голосом Ленка, — еще, еще!

Я размахнулся, но играть в садо-мазо уже расхотелось. Удар получился совсем игрушечным.

 — Ну, бей же, бей, — кричала Ленка и видя, мою квелость, прошипела: — Лопух, жалкий лопух, ты никогда не сможешь доставить женщине истинного наслаждения, ты просто ничтожество, эти бандиты были лучше тебя в сто раз! Они — мужчины, а ты — тряпка, ты...

Ремень свистнул, как кнут у хорошего пастуха. Ах, ты, тварь! Теперь я уже, как говорят, себя не помнил. Сука! Я бил от всей души, с хорошим размахом, с оттяжкой. Ленка визжала и стонала от боли и наслаждения.

 — Значит, я тряпка?! — приговаривал я, работая ремнем, — а ты, сука, еще и мазохистка?! Тебе все мало?! Получи, блядь, получи по полной программе!

Ленка, засунув руку между ног, содрогалась в непрерывном оргазме. Ее сладостные крики, вероятно, слышались даже на улице.

 — Сука! — я все еще дрожал от злости, но, глянув вниз, с некоторым удивлением заметил, что вполне готов к совокуплению.

К случке с этой сладострастной сукой, истекающей терпким женским соком. Грубо перевернув Ленку на спину и, влепив для острастки пощечину, я навалился на нее всем телом. Ткнулся членом во что-то мокрое и резко вошел в ее судорожно сжимающееся, вечно жаждущее лоно. На сей раз, меня не волновали ее оргазмы — я думал только о себе и решил получать удовольствие сам. Резкие, грубые толчки со стремлением проникнуть как можно глубже. Смять, разорвать ее плоть, ее скользкую, мерзкую, похотливо-греховную плоть! Ленка, с совершенно безумными глазами и огромными — во всю радужку — зрачками, с каждым выдохом сладострастно кричала. И даже после того, как я, переполненный отвращением, вскочил с ее потного тела, со стонами металась по дивану, завершая дело руками и постепенно затихая в гнусных последних содроганиях.

В себя я стал приходить только в ванной, принимая контрастный душ — вначале освежающе холодный, затем согревающе горячий. Что же на меня нашло?! Ну, пусть она мазохистка, но ведь я-то не садист! Что за волна меня накрыла? Она, конечно, сыпала оскорблениями, но это уже после того, как я нанес первый удар. Когда ей понравилось и захотелось еще. Но еще раньше — почему я так разозлился? Никогда мне не приходило в голову так грубо обращаться с женщиной...