Близняшки. Глава шестая

Стоило мне выйти из воды, как из-за кустов, придерживая лифчик на груди рукой, появилась Верка (или Лерка?). Глянув на меня и улыбнувшись, она взяла из кучи барахла возле машины две панамки и собралась вернуться на место. Увидела мой удивленный взгляд и показала язык. Я фыркнул презрительно, и она посерьезнела:

- Головы напечет! Ты бы и сам чего на голову надел, что ли? А то только одно место прикрытое! – ехидно кивнула она на мои трусы.

- Да ладно... светлые головы не печет... – засмеялся я ответно, и девчонка исчезла за кустами. Я проводил ее голую спину вполне заинтересованным взглядом, отчего писюн слегка пошевелилися.

Вытянулся на песке, отдыхая, и в лагере установилась тишина, изредка нарушаемая только жужжанием пролетной мухи.

Солнце пекло, и довольно быстро я почувствовал, что пора бы и окунуться. Встал, потянулся, посмотрел вокруг: дядя Коля все еще дремлет в тени палатки, девчонки, насколько мне было видно сквозь кусты, лежат рядышком, прикрывшись широкими сарафанчиками, положив на мордочки панамками. Голые выше колен ноги, руки и, отчасти, плечи жарятся на солнце. «Спрятались от ожогов, дурехи», усмехнулся я и по воде обошел кусты, встав напротив Верки и Лерки.

- Девки! Купаться пошли, а то и ноги спалите, и сами, даром что под сарафанами, все равно сгорите!

Одна из панамок приподнялась, и из тени на меня глянули черные глаза:

- Серега... разморило нас, лень...

Из-под второй панамки раздалось утвердительное бурчание, и в той же стороне одна нога почесала другую, приподняв тряпку и открыв мне на обозрение ровную белую ногу почти до самого интересного места.

- Ну, или хоть в тень идите... жалко, если такие красивые белые шкурки станут красными и неаппетитными, - засмеялся я.

- Лень...

«Ах, вам лень», подумал я и оглянулся. От девчачьих пяток до воды было с метр чистого, без единого камушка, мелкого песка. «Ну, погодите! Вы меня топили – теперь моя очередь»!

Наклонившись, я ухватил те пятки, что до этого почесывались, и потащил их к воде. Панамка уже через полметра осталась на песке, а потом, зацепившись за что-то, поехал вверх и сарафан, все выше и выше открывая ноги. Верка (или Лерка?) довольно запищала, но я и не собирался отвязываться.

На самой кромке воды из-под сползающего вверх сарафана появился лобок, покрытый черными, курчавыми, чуть более на вид жесткими, чем на голове, волосами. Я вздрогнул и чуть приостановился: вот паршивки! Купальники-то они сняли! Тут же вспомнил дяди Колин рассказ о том, как они здесь обычно бывают, потом перед глазами мелькнула Лидия, лежащая передо мной с раскинутыми, согнутыми в коленях ногами, потом – мама, мечущаяся в радостном экстазе под дядей Колей. Подумал: «Да что я, голых баб не видел, что ли? Взялся – тащи!», и, опять развеселившись, уверенно поволок свою ношу в воду. К тому же девчонка продолжала как ни в чем не бывало пищать из-под сбившегося на голову сарафана,, никак не пытаясь прикрыться, а потом жалобно, весело завопила: «Лерка, спаси!», и я понял, кого именно из сестричек я топлю.

Верка между тем начала, довольно, впрочем, осторожно, дергать ногами, якобы пытаясь вырваться, и в какой-то момент заветная щелка в обрамлении черных волос мелькнула между ее немного раздвинутыми бедрами очень явно.

Подмоги с берега не появилось, так что завершение черного дела последовало без помех: Верка оказалась лежащей в воде по самые уши, одна довольная мордочка с зажмуренными на солнце глазами торчит наружу, сарафан, наполовину вымокший, остался на самой кромке воды, панамка плавает на поверхности рядом с грудью.

Не удержавшись, я на секунду остановился, разглядывая обнаженное девичье тело, прекрасно видное сквозь тонкий слой прозрачной озерной воды. Сверху оно было еще не очень зрелым, под небольшими грудями с заметно напрягшимися сосками видны были ребрышки, но ниже четко очерченной талии никакие детали скелета наружу уже не проглядывали, а то, что их прикрывало, было очень округлым и аппетитным. Однако азарт еще не прошел, и, удовлетворенный результатом, я оставил жертву выпутываться самостоятельно, а сам в два шага навис над Леркой.

Та как раз встала на четвереньки, собираясь то ли убежать, то ли прийти на подмогу утопающей сестре. Зрелище было презабавное: сарафан прикрывает лишь попу, вся верхняя часть открыта, грудки висят вниз, на физиономии – веселый ужас. Но ни разглядывать её прелести, ни разбираться в ее намерениях мне было недосуг. Ухватив девушку поперек живота, ненароком прижав к ней своей рукой сарафанчик, я уложил ее, пищащую, в воду, лицом вниз, рядом с Веркой, а сам, сделав три длинных прыжка по мелководью, нырнул.

Вынырнул метрах в десяти и посмотрел на девчонок. Те, сверкая голыми попками, смеясь, выбирались из воды. Оглянулись и, увидев мою голову, погрозили ей кулаками: Впрочем, более тяжких последствий, судя по настроению жертв, ждать не приходилось.Сделав еще пару гребков, встал на ноги и пошел к ним.

Девушки тем временем встряхивали мокрые, скомканные сарафаны, не обращая ни на свою наготу, ни на мое при сем присутствие никакого внимания. Наконец, раскинули мокрые тряпки по ветвям кустов, при этом Лерка (или Верка?) повернула ко мне через плечо личико и, состроив обиженную рожицу, показала язык. Я засмеялся:

- Ага, не все вам меня топить!

Девчонки совершенно естественно, не пытаясь что-либо прикрыть, повернулись, представ передо мной передом во всей своей юной красе.

- Сарафаны-то – зачем? Нам теперь, считай, и одеть нечего, не в штаны же со свитерами, что на ночь припасли...

- Да фигня, сарафаны за пять минут высохнут. И вы мне так, голенькими, больше нравитесь!

- Нахал!

Но при этом так на меня посмотрели, так, практически незаметно, поиграли своими прелестями, что я понял сразу две вещи: во-первых, им нравится, когда я на них, голеньких, смотрю. Ну, еще бы: единственный парень на здешней деревне, и полдня не обращал на них, считай, никакого внимания. А они уж так сверкали всеми своими прелестями! Можно и комплекс неполноценности заработать, правда, Ириш?

Жена шутливо шлепнула Сергея по руке: «Болтун!», и тот, засмеявшись, продолжил:

- И, во-вторых, мне зрелище тоже очень... хм... нравится, а поэтому у меня опять встал...

Ну вот. Панамки были водружены назад на головы, - одна из них, мокрая, забавно свисала, как уши у спаниеля, - и девчонки уселись передо мной на покрывало, вытянув в мою сторону ноги. Я невольно остановил взгляд на низе живота сначала одной прелестницы, потом другой. И тут же получил:

- Ты чего пялишься-то? Бабы голой не видал?

- Ну... видал... Но не таких...

- Это каких – «таких»?

- Хм... Ну... симпатичных....

- «Симпатичных», - с деланным недовольством передразнила меня Лерка. (Или Верка? Я к этому моменту уже опять окончательно запутался). Поняв, что гроза, не начавшись, действительно миновала, я уселся на песок у девчонок в ногах, отчего бугор на трусах стал почти незаметен.

- А что? Не верите, что симпатичные? – съехидничал я.

- Да верим... Ты нам лучше скажи, чего ты-то в трусах все время?

«От привязались», подумал я.

- А вы чего меня не стесняетесь?

- Мы? А ты кто такой, чтоб тебя стесняться? – дружно прыснули обе сестрички. – Папу не стесняемся, а уж тебя... Мы вообще не хотели купальники надевать, мы здесь всегда голяком ходим, нам купальники здесь только мешают. Это нам папа дома посоветовал – мол, наденьте хоть поначалу, нечего парня смущать. А так - родители говорят, что тело от резинок всяких отдыхать должно, мы и спим поэтому тоже всегда голенькими. ..

Тут я с немалым удивлением почувствовал, что в трусах у меня стало совсем тихо. Девчонки совсем успокоились, и вели себя настолько естественно, что ситуация, поначалу показавшаяся моему дружку ну очень сексуальной, вдруг потеряла всякий потаенный смысл. Ну, сидят две девушки и парень на песочке под солнышком, болтают. Ну, девчонки при этом в одних панамках. И, собственно, что из этого?

К тому же я вдруг ощутил, что, вроде и не тугая, резинка на моих трусах и впрямь как-то неприятно врезается в тело.

- Ну... наверное, так и впрямь лучше...

Девчонки засмеялись.

-. Ага. Нудизм называется, слышал? Единение с природой!

- Что-то слышал...

- «Что-то»! Ну, а все-таки? Ты-то чего резинку лишнюю не снимаешь?

- Ну... может, мне есть чего скрывать?

- Хи-хи... И чего? Мы ж в воде все видели, у тебя там порядок полный... даже слишком полный!

Девчонки прыснули, и я вместе с ними – уж больно заразительно у них получилось.

- А вы откуда знаете, какой там должен быть «порядок», а?

- Мы? Здрасссьте... чего мы, мужиков не видали?

- Это где?

- Ну... хоть у бабушки, в бане... – и, чуть смутившись, замолчала.

Вторая сестричка выручила:

- У бабушки в деревне традиция такая: в субботу в баню всей семьей, и малые, и большие, и мужики, и бабы... Бабушка говорит: если не все вместе, то бесы из уже мытого тела в еще немытое бегать будут, да так из семьи и не уйдут. Пока одно тело моется, другое пачкается, и бесу всегда место есть...

- Вон как... А вы что, в бесов верите?

- Да нет, конечно... Но все равно, как-то спокойнее, если по-бабушкиному то...

Я засмеялся:

- А сами беса не видели?

- Тьфу на тебя...

- Ну как – «тьфу»? Если его в бане выгоняют, то он убегает по бане ведь?

Девчонки переглянулись:

- Издеваешься?

- Ага...

- Ну и иди тогда... вон, к папе...

- Да ладно вам, девчонки. Я ж так, не со зла... Просто уж очень забавно про бесов показалось. Ну, а кроме бесов? Кто еще с вами в баню ходит?

- Кто-кто...

«От дурехи. Ведь обиделись. Теперь со скуки помрешь», расстроено подумал я и, не став отвечать, вытянулся на песке, попой кверху, закрыв глаза. «Посмотрим, кто кого в молчанку переиграет».

Долго ждать мне не пришлось.

- Сереж... а ты вообще в бане, в деревенской, был когда-нибудь?

Я открыл один глаз:

- Да где бы? Я ж городской до третьего колена точно. У нас вон – колонка газовая с душем, и все. Даже когда воду отключают, таскаем в нее ведрами с улицы. Баня недалеко есть, но это ж не то... Термы скорее римские, чем русская деревенская баня...

- Ой... А ты откуда про термы знаешь?

- Книжку читал. Еще дореволюционную. Называется «Банное искусство», - с гордостью заявил я. Вот, мол, какой я умный!

И тут же получил:

- А про русскую баню в той книжке чего-нибудь было?

Я судорожно принялся вспоминать. Книжку-то я не читал, так, пролистал, картинки посмотрел. Про термы уж больно смачная картинка была: большой зал, лавки, на них мужчины, их прекрасные обнаженные рабыни моют. И зал, действительно, хоть и очень отдаленно, но напоминал нашу общественную баню. Примерно как дворец напоминает землянку – назначение одинаковое, но вот исполнение...

- Не помню...

- Ну, тогда ты про баню вообще ничего не знаешь! – победным голосом, едва ли не хором заявили Верка с Леркой.

И мне пришлось пристыжено примолкнуть, а они начали рассказывать наперебой:

- Там т-а-а-к хорошо!

- Пар, да с запахом!

- Хочешь – еловым, хочешь – березовым, от того, какие веники!

- А веником тебя когда-нибудь били?

- Нет... – даже несколько испуганно ответил я, и девчонки разошлись окончательно:

- Ох... как хорошо... Лежим мы с Веркой на полке, спинками вверх, - (ага, ближе к кустам, значит, Лерка, мельком подумал я), - а папа нас сначала тихонько-тихонько, ласково так, веником только оглаживает, а потом все сильнее и сильнее, а потом, в конце, опять ласково-ласково...

- А потом берет губку, намыливает, и распаренное тело все-все пенкой...

- И смывает руками, вода из тазика такая теплая, а руки ласковые-ласковые...

- Ага... Выходишь из парной, каждая клеточка на теле как будто сама дышит...

- И такая расслабленная вся...

Я к тем порам уже перевернулся на бок и смотрел на рассказчиц во все глаза. Уж больно велик был их энтузиазм. «Но дядя Коля-то...»

- Что, и до сих пор он вас так... моет?

- Ну, мы последний раз там две недели назад были...

- Да... Похлещет веником, помоет, и потом, до самого утра, вся себя чистенькой такой ощущаешь...

«Н-да... Меня бы мама до сих пор так...» - подумал я. Но добить меня решила Верка:

- Нет, Сережка, кто в бане не был – в жизни ничего не понимает...

Я был немало возмущен этим заявлением:

- Это почему?

- Ну, большего удовольствия в жизни нет, наверное...