Ад и черти. Шёпот

>Не сдержалась и растянулась в улыбке, посмотрев вверх. Ночной гость не ответил на ее улыбку. Был сосредоточенным и даже немного хмурым.

— Вот так? — еле слышно прошептала Настя и звучно чмокнула его губами прямо вокруг крошечного отверстия. Снова посмотрела вверх, словно ожидая какого-то одобрения.

— Хочу тебя, — донесся шепот и парень подался вперед, навстречу ее приоткрытым губам, моментально заполняя собою рот девушки, раскрывшийся под натиском твердой, но нежной и горячей плоти. Одновременно с этим расширились и глаза Насти, будто в удивлении.

Живот парня приблизился к лицу девушки, а затем отдалился, почти освободив ее губы. Снова раздвинул их собою, а затем вернулся назад. То приближался, то удалялся. Подобное применение женского рта для девушки было новым. Не то, чтобы она никогда не слышала о таком, но едва ли планировала испытывать на себе. Становилось трудно дышать, а из глаз покатились слезы. Хотелось отстраниться и вздохнуть полной грудью, но к неспешным движениям парня внутри ее рта добавились еще и пальцы на затылке девушки, что заставило сосредоточиться на дыхании носом.

— Боже! — прошептал неровный голос и Настя с любопытством посмотрела вверх.

«Боже! « — пронеслось и в ее голове от увиденного. Глаза парня превратились в узкие щели, сквозь которые он смотрел на девушку, а иногда и вовсе закрывал их. Рот был широко открыт, а дыхание прерывистым и частым. Звуки выдохов периодически прерывались, словно он не дышал несколько секунд, а затем снова срывались с его губ.

Реакция парня завораживала. Чуть осмелев, положила свои ладони на обнаженные ягодицы темного силуэта. Его тело дрожало. Едва заметно, но ощутимо для маленьких ладоней девушки. Ягодицы напрягались и становились твердыми, когда он толкал себя вперед и расслаблялись, когда возвращался обратно. Дрожание же не стихало ни на секунду. Ощущение было настолько волнующим, что из груди Насти вырвался неожиданный для нее самой короткий стон. Щекочущая вибрация этого звука настолько ей понравилась, что она простонала еще раз, но уже осознанно. Теперь тихонько постанывала в такт каждому движению парня. Стон, как ей казалось, усиливал и обострял ее чувства.

— М-м-м... — стонал и ночной гость, а Настя ладонями толкала его ягодицы к себе, заставляя погружаться глубже, даже не смотря на подступающие дискомфортные позывы рта, которые исчезали сразу же, как только парень производил обратные движения.

— Хочу тебя, — в который уже раз за ночь услышала Настя знакомые слова и парень освободил ее губы, оставаясь в паре сантиметров от раскрытого рта.

«Так в чем же проблема? « — подумала она, ожидая, что силуэт снова воспользуется ее ртом не по назначению. То, что раньше казалось аморальным и недостойным ее, сейчас виделось забавным и даже... вкусным.

Гость ничего не делал и завороженно смотрел на готовность девушки продолжать. Он будто колебался и что-то обдумывал...

— Хочу тебя всю, — пояснил он. — Все твои дырочки...

Настя не совсем поняла про дырочки, решив, что это просто такая игра слов и продолжала кротко смотреть на парня снизу вверх. Единственная понятная девушке дырочка давно уже образовала влажное пятно на штанах под нею, поэтому Настя гораздо сильнее парня жаждала ее целевого применения. Ну или зарыться под одеяло и напрочь стереть пальцами клитор, как делала это сотни раз до этого.

По глазам девушки ночной гость все понял. Поднял ее с колен и одним движением, не расстегивая пуговиц, стянул ночную рубашку через голову. Широко улыбнулся, бросив короткий взгляд на соски девушки, но тут же снова нахмурился и взялся руками за края штанов. Всеми фибрами Настя ощущала его нетерпение. Еще движение и штаны остались лежать на полу. Крепко обнял, прижимаясь возбужденным и еще влажным членом к животу девушки, а затем поцеловал ее уставшие губы. На этот раз поцелуй больше походил на формальность, потому что дыхание парня было учащенным, а его пенис пульсировал, требуя немедленного прекращения прелюдий и перехода к главному блюду. Главное блюдо желало того же, непрерывно окропляя само себя вязкой жидкостью.

Поцелуи, поцелуи, поцелуи... Настя начинала уставать от них. Губы, шея, грудь. Животу такой чести не выпало, но клитор с удовольствием лизнули, отчего у девушки задрожали колени. Развернул спиной к себе и... снова поцелуи, а затем продолжительный спуск языка вдоль ее позвоночника. Ничего особенного, но чем ниже опускался, тем более интригующими были ощущения. Вот он уже миновал ее копчик и проскользил влажным следом между ягодиц, отчего Настя чуть не захихикала.

— О-о-о-о-о! — опасно громко выдала из себя она и вынужденно наклонилась вперед, чтобы упереться в кровать и удержать пошатнувшееся равновесие, когда язык гостя достиг ее влагалища и несколько раз провел по нему, слизывая выделившуюся смазку.

Голова безвольно повисла, а открытый рот выдавал нечленораздельные звуки, пока парень, стоявший позади нее на коленях, словно хищник, облизывал место для укуса, прежде чем вонзить клыки в свою жертву. Периодически раздвигал пальцами ее ягодицы, нанося и там свои штрихи языком, что было странным, но приятным действом.

— Пожалуйста... — тихо прошептала дрожащая Настя, не в силах больше терпеть.

И хищник вонзил клыки... Клык. Один большой КЛЫК.

— Подожди, подожди... — почти взмолила шепотом девушка, пытаясь упереться рукой в бедро парня, но тот не слушал ее и, задержавшись лишь на миг, продолжил свое нетерпеливое проникновение внутрь Насти, пока не коснулся бедрами ее дрожавших ягодиц. Полностью вынул себя из нее, чем вызвал у девушки рефлекторные спазмы, а затем повторил движение.

Настя стремительно утрачивала контроль над собственным телом. И не только над ним. Ее ночной гость за спиной с каждой секундой становился все более диким и необузданным. Дерзким и почти бесцеремонным. Ненасытным. Превращался в зверя!

Больше не было поцелуев. Да и почто они зверю? Лишь огонь в глазах и нетерпеливые движения. Реальность вокруг него сузилась сейчас до этого белеющего в темноте хрупкого девчачьего тела. Возбужденной самки, белые ягодицы которой, вместе с раскрасневшимся влагалищем принадлежали только ему. И он овладевал ею. Снова и снова. Большой, сильный и возбужденный, он врывался в нее, игнорируя слабое сопротивление и бессвязный шепот. Прижимал к постели ее руки, не давая шансов и вгоняя себя почти до самого основания. Периодически выходил из нее, чтобы склониться над постанывающей самкой, а затем раздвигал ее ягодицы и с наслаждением облизывал анус и влагалище. Ему нравился этот вкус. Он дразнил его. Для него ее влага была данью самки своему зверю. Она покорялась ему, смачивая себя для него и зверь принимал эту дань, снова и снова залезая на нее.

Наверное, если бы в эту секунду в комнату заглянула мать девушки, ее бы хватил удар от увиденного. В темном углу комнаты на кровати возвышалась широкая спина нагого загорелого мужчины, склонившегося над постелью и методично вонзавшего что-то длинное и темное в ее дочь, белоснежные ноги и ягодицы которой выглядывали из под его темной фигуры.

Настя захихикала и попыталась увернуться, когда очередная инспекция его языка на ее промежности закончилась. Ей было так хорошо,

что неожиданно захотелось выкинуть какую-нибудь глупость и попроказничать. Оттолкнулась от зверя как раз тогда, когда тот уже снова пристраивался к ее влагалищу и тихонько засмеялась, показывая язык. Зверь непокорства не оценил и она моментально очутилась на четвереньках, с больно оттянутой за волосы назад головой и выгнутой как у кошки спиной. Он нанизывал ее непокорность на себя, удовлетворенно пыхтя и впиваясь пальцами в ее ягодицы.

Та легкость и сила, с которыми он подчинял девушку себе, сводили ее с ума и заставляли все обильнее смачивать для него тот путь, который зверь преодолевал внутри своей самки. Тело ее и она сама желали, чтобы тот был доволен, а он рычал и царапался, насыщаясь своей добычей.

Неожиданно остановился и толкнул вперед, укладывая самку на живот. Перевернул на спину и подтянул за лодыжки к себе, широко их раздвигая. Взялся за себя рукой и сделал несколько быстрых движений кулаком. Самка восхищенно лицезрела, как он обильно орошает спермой ее разгоряченную кожу, начиная от влажного лобка и по самую шею. Отдельные капельки долетали даже до ее губ и она облизнула их. Зверь хрипел, обдавая струями, после чего ослаб и на несколько секунд закрыл глаза, стараясь отдышаться. Его сильная грудь учащенно вздымалась, словно пробежал десяток километров, но зверь внутри все еще не насытился и это было видно по тому, как он похотливо посмотрел на ее влагалище, когда вновь открыл глаза. Пенис его обессилел, но казалось, что зверя это ничуть не смущает.

Приблизился к улыбающемуся лицу своей, не менее уставшей, самки и позволил прикоснуться к себе. Насте не потребовалось много ума, чтобы быстро понять свою задачу. Стоило лишь уже знакомым образом поцеловать, лизнуть и обхватить губами, как зверь снова был на взводе. Все это походило на крайней увлекательную игру, в которой ее старания награждались взлетом сознания куда-то под облака...

Перевернул на живот, оставаясь у лица девушки, и та продолжила дегустацию его разрастающейся и твердеющей плоти. Оттянул ягодицу. Тихонько шлепнул. Послюнявил во рту палец.

«А разве так можно? « — искренне поразилась про себя девушка, когда его влажный палец оказался не совсем там, где она ожидала. У Насти даже член изо рта выпал, настолько она была обескуражена той безмятежностью, с которой парень вводил палец внутрь ее узенького ануса. Будто это было чем-то обыденным и абсолютно естественным. Стиснула зубы и закрыла глаза, пока он подготавливал ее для себя.

Пенис перед лицом уже не нуждался в дополнительной стимуляции, потому что вздрагивал не менее ритмично, чем палец внутри ее... задницы. Похоже, зверя это отверстие влекло не меньше, чем остальные два. Возможно даже сильнее, учитывая его сбивчивое дыхание и ту прыть, с которой он уже взбирался на нее, предварительно смочив языком место для нового «укуса». Что ж... Тайна фразы про «все ее дырочки» раскрыта.

Пришлось вцепиться зубами в край одеяла, потому что зверь насиловал Настю. Теперь уже буквально. Рычал, вцепившись зубами в плечо, тяжело дышал и стонал, обдавая ее спину каплями пота. Иногда случайно выскальзывал из нее, но тут же нетерпеливой рукой возвращал себя на место и продолжал с новой силой. Пока Настя пыталась совладать с той болью и дискомфортом, который он ей причинял, болезненное ощущение отступило само собой. Тянущее чувство вперемешку с возбуждением было настолько необычным, что когда движения прекратились, девушка поймала себя на мысли, что не против подобной эксплуатации своей попы...

Зверь удовлетворенно рассматривал изнасилованное им место, широко раздвинув податливые белые ягодицы, после чего продолжил, пока вновь не захрипел и не выплеснул, наконец, себя внутрь девушки.

Настя взорвалась секундами позже. Дрожащая все это время под своим насильником, методично стачивавшим похоть о ее задницу, умудрилась запустить руку под живот и усилить собственные ощущения. В тот самый момент, когда удовлетворенным он вынимал себя из нее, Настю затрясло так, что пришлось уткнуться ртом в одеяло и заглушить вырвавшийся из груди звук постелью.

Оргазм не был похож на все предыдущие, полученные, в основном, от самоудовлетворения. Волны спазмов прокатывались по телу снова и снова. Казалось, что они не ослабевают, а стоны девушки превратились в один протяжный и жалостливый, словно плач ребенка. С последней волной пришло головокружение и слабость в теле. Девушка хотела с благодарностью посмотреть на ночного гостя, но комната перед глазами поплыла и, вспыхнув белым светом, затянулась черной пеленой...

За обедом отец смотрел так, словно в чем-то подозревал. Словно видел Настю насквозь и читал ее мысли. Казалось, что все за столом осуждают ее за то, что позволила вытворять с собой ночью. После утреннего пробуждения она и сама чувствовала себя грязной. Испачканной. Не больше минуты ей чудилось, что все было сном, однако ее нагое тело под одеялом и пижама, валяющаяся на полу, доказывали совсем иное. Движения отдались болью сразу в нескольких частях тела и яркая картина прошедшей ночи явилась ей в воспоминаниях.

Синяки на бедрах. Царапины на спине. Засос на плече. Натертость в промежности... Все это характеризовало ее не лучшим образом, но больше волновали травмы не физические. Чувство вины за то, что подвела всех. Вина перед ничего не подозревавшей сестрой. Перед матерью, спавшей в метрах от нее за стеной, в то время как любимая дочь отдавалась ночному гостю. Вина перед самим парнем, принявшим ее за сестру. Но больше всего — вина перед отцом, доверие которого предала самым грубым для него образом.

Больше никто не приходил ночью. Ни в эту, ни в следующую, ни даже через неделю. Настя слышала, как ночью сестра подходит к открытому окну и стоит там, словно высматривая его во тьме. Настя тоже ждала, глядя на тени на полу, которые так и оставались всего лишь проекцией света сквозь оконные шторы. Никто не пришел.

Через месяц сестра уже не дежурила больше у окна и казалось, что ей все равно, а Настя продолжала ждать. Чувство незавершенности не покидало и мучило ее. Она даже готова была к тому, чтобы все узнали, лишь бы этот черный паук вины, вползший в ее сознание еще тогда, в сарае, когда отец застал с сигаретой, покинул ее и не плел больше свою липкую паутину...

Проснулась от ощущения, будто кто-то смотрит на нее. Это было совершенно невозможным, ведь уже вторую ночь подряд она являлась единственной обитательницей дома, оставленной родителями за хозяйку, в то время, как остальные отбыли на похороны бабушки... Тем не менее, чувство чьего-то пронзительного взгляда не отпускало. Достаточно было повернуть голову, чтобы убедиться в тщетности страхов, но та словно налилась свинцом и продолжала направлять взгляд девушки на стену. С каждой секундой вера в присутствие постороннего лишь укреплялась, хотя единственным, что нарушало тишину комнаты, была мелодия карнизных петель, что шевелились под тяжестью обдуваемой сквозняком шторы.

Скрипнула старая кровать, стоявшая рядом с окном, и Настя вцепилась в края подушки так, что побелели костяшки пальцев. Этот скрип она могла различить среди миллионов и он не мог быть случайным. Именно такой звук издает кровать, если присесть на левый угол, а затем встать. Впору было закричать от испуга или вскочить и бежать, но Настя не совершила ни того, ни другого. Ей было страшно, но еще страшнее было спугнуть то, что могло дать ответ. Хотя и не понимала, ответа на какой вопрос ждала...

Звуки шагов. Не тех, привычных ее слуху и вкрадчивых, а обычных. Будто кто-то спокойно встал с кровати и неторопливо подошел к кровати сестры, на которой сейчас лежала Настя.

Ночной гость? Узнал, что никого в доме нет, поэтому вернулся и уже не пытается вести себя тихо? Тогда почему молчит?

Настя могла поклясться, что слышит его дыхание. Здесь, в полуметре от кровати. Просто стоит и смотрит. Как маньяк, наслаждающийся видом своей жертвы.

Одеяло поползло вниз, словно ожило и решило покинуть постель, оставляя ее обитательницу абсолютно беззащитной. Слышно было, как оно мягко упало на пол. Настя почувствовала себя голой, хотя ее старая пижама по прежнему прикрывала бледное тело девушки. Дыхание постороннего в комнате теперь уже стало более отчетливым, будто увидел то, что взволновало его.

— М-м... — выдала Настя неожиданный для себя звук и вздрогнула, когда чьи-то пальцы ухватились за пояс ее штанов и стянули их вниз. До колен. Сквозняк комнаты тут же прошелся по обнажившимся бедрам приятным холодком. Снова короткое прикосновение и край ночной рубашки поднялся выше, оголяя часть спины.

Сердце забилось с такой скоростью, что казалось, сейчас выпрыгнет из груди или погрузит девушку в состояние обморока, потому что вслед за металлическим звуком расстегиваемой пряжки ремня, она услышала то, что не слышала уже давно. Шипение вынимаемого из штанов ремня.

Глаза ее округлились, но уже не от страха... Удивления! Испуганно забился в угол лишь тот самый паук, что отравлял ее вечным чувством вины.

— Пожалуйста... — жалобно прошептала она, боясь, что все это сейчас растворится, превращаясь в обычный сон.

Гнетущую тишину комнаты разорвал звон врезавшегося в ягодицы ремня. Болезненно-огненный и кусающий, но такой спасительный и освобождающий. Разгоняющий всех ее тараканов и дающий столь желанную свободу. Одним касанием увлажняющий не только ее глаза.

— Девятнадцать... — прошептала она.