Житие л-та Зуева. Часть 18: «Вот моя деревня, вот мой дом родной»

Эшелон Зуева с автомобилями и людьми приближался к станции, где его встречало начальство военно-морской базы. Замполит дежурил у окна, готовясь предъявить красное знамя, завоеванное на целине. Красное знамя совхоза, которое он берег, как зеницу ока, стояло в углу купе, рядом с футляром. Каждый входящий в купе отдавал честь знамени, а потом обращался к старшему офицеру, находящемуся в купе. Все понимали, что целинная вольница закончилась, Девочек, которые как-то просочились в эшелон, высадили сразу же на первой остановке. И все поняли, что людей пора приводить в истинный меридиан военной службы.

И Зуев ловил себя на мысли, что правильно сделал, что не взял с собой Фаину, которая, по правде сказать, не очень-то и хотела этого, понимая, что ей совершенно ни к чему эта неясная перспектива ее дальнейших отношений с Зуевым, который в последние дни жил совсем другими мыслями, понимая, что ему надлежит отчитаться перед командованием флота за все неполадки, которые возникали в ходе уборки урожая, а также за воинскую дисциплину и порядок в роте. У энергичного и волевого офицера вдруг защемило в сердце боль от мысли, что он так вольно вел себя на целине, изменяя жене с энергичной красавицей Фаиной. А та, тем временем, забыв, что этот дурман любви, уморил ее только от вида самого Зуева, но едва тот исчез с визуального присутствия на ее горизонте, как Фаина тут же обрела новый объект томных вздыханий и жарких поцелуев со вторым секретарем райкома партии. Недаром ее любимой песней были слова «Сердце красавиц склонно к измене и к перемене, как ветер мая».

Когда Зуев докладывал об успехах роты по уборке урожая, то вдруг заметил, что замполит начальника тыла военно-морской базы слушает его формально, зевая. Когда Зуев закончил доклад замполит спросил:

— А чрезвычайных происшествий с гибелью и травмированию людей в ваше роте не было?!

— Так точно! Не было, товарищ подполковник!

— Ну, и молодцом. Об остальном докладывать пока незачем. По мере расформирования роты будете держать ответ перед командирами частей о работе их личного состава на целине.

— А вот и наше передовое знамя за первое место в уборке урожая. Наша рота столько сдала зерна, что его хватит для нашего гарнизона на 68 лет...

— Ах вот как! Похвально... , — ответил замполит тыла.

— А вот и наше знамя, — поддакнул Зуев, видя, как его заносят в кабинет двое солдат из первого взвода морской пехоты.

— Замечательное знамя. А бархат какой отличный, — подтвердил Таныгин, пощупывая полотнище знамени.

— Товарищи матросы. Отнесите это знамя в нашу комнату боевой и трудовой славы, — сказал замполит тыла двум морпехам, стоящим по стойке смирно у этого знамени.

Знамя унесли, а комиссия, сидящая за столом, продолжала «пытать» Зуева по вопросам расформирования роты. Но в роте не было чрезвычайных происшествий, поэтому вопросы вскоре прекратились. Зуева отпустили, он подошел к своему мичману Бабенко и тихо спросил: «Степаныч. Ты видел куда унесли знамя?»

— Нет, не видел, Но замполит сказал же, что в комнату боевой славы...

— Давай посмотрим, как оно украсило эту комнату.

Мичман отловил одного из знаменосцев и спросил:

— А где же знамя?

— Да тут. Недалече... Хотите посмотреть?

— Проводи нас, — поддакнул Зуев.

Матрос, козырнув, повел их на этаж выше, где на чердаке чего только не было. Они оторопели, увидев кучу подобных знамен, лежащих навалом в самом глухом уголочке этого склада. А знамя их роты, кто-то воткнул в полупустой боченок так, что ее полотнище касалось кучи лежащих знамен...

— Это и есть комната «Боевой славы»? — спросил Зуев у матроса, багровея, как сваренный краб.

— Да вы не сердитесь, товарищ капитан третьего ранга, у нас такой комнаты отродясь не было, а это, — он провел рукой в строну лежащего на полу имущества, — наш замполит в шутку называет этот склад комнатой боевой славы. Тут все знамена и призы, которыми награждались части тыла за выполнение боевых и трудовых задач и моряки тыла военно-морской базы.

— Зуев только качал головой, а потом глянул на матросов. Те смутились, увидев на его ресницах капли слез.

— Заверните наше знамя в его чехол и отнесите в мой газик. А ты, Степаныч, поезжай и установи его в нашем клубе сразу же за столом призидиума на сцене. Да так, чтобы золотые буквы на нем были видны всем... Понял?!

— Так точно, товарищ командир...

Но Зуеву не сошло с рук его решение забрать знамя в свою часть. Начальник полит-отдела тыла военно-морской базы скрипел зубами при виде Зуева. И тут Зуев понял, что все те разговоры о его командировке на целину, были не пустой сплетней завистников. Его лучший друг семьи начальник оргпланового отделения штаба тыла уже успел нашептать начальнику тыла, что операция по строптивому командиру не удалась, и посоветовал тут же отправить Зуева в командировку в бухту «Витязь», чтобы возглавить передислокацию объединенного склада во Владивосток и на склады тыла его подчинения.

— А ты верно придумал! — улыбался капитан первого ранга, подписывая командировочную Зуева к новому месту временной его службы.

— Я же как решил, — пояснил ему капитан-лейтенант Никандров, что у Зуева еще не прошел задор трудной работы и он выполнит ее во чтобы то ни стало.

— Да и его красавице жене будет некоторая отдушина после долгого отсутствия мужа. Успеет прийти в себя, — усмехнулся начальник, возвращая Никандрову документ. Он знал, что всю аферу об откомандировании Зуева на целину организовал этот каплей с большим «бананом», чтобы спокойно, без особого напряжения лечь в кровать Людмилы на место мужа на такой длительный срок, за который он бы смог сделать ее своей постоянной любовницей, о чем шептался уже весь поселок.

— Красивая у него эта тетка Людмила, не так ли? — спросил капраз.

— Нет сомнений. Красивее ее в поселки никого нет, — согласно кивнул в ответ Никандров.

— Подаришь ее мне на ночь? — усмехнулся начальник, прищурив глаза в сторону Никандрова.

— Нет вопроса, товарищ капитан первого ранга, — сладкая бабенка, как мед...

— Сам пробовал?

— Конечно. Мы с женой их друзья. Но я в долгу не остался. Когда ее Зуев уже храпел в кровати, то его ласкала моя половина. Такая она умница у меня!...

— Ладно! Действуй! Место встречи в моем кабинете завтра в 22—00. Детей пусть заберет твоя благоверная. Я опять ее награжу при очередном празднике. Понял? И чтобы все у меня было бы «Тип-топ» Ясно?

— Так точно, товарищ капитан первого ранга... Вот только один вопрос меня гложет. Как и кем будет награжден Зуев за целину? Все же первое место отхватил.

— Этим вопросом занимаются кадры и первый зам командующего флотом. Слыхал, что ему вместо ордена медаль «За трудовое отличие» сулят.

— А орден кому же?

— Не волнуйся. Не тебе. Так, одному политработнику из свиты члена военного совета — начальника политуправления флотом.

Никандров не шел домой, а

летел на крыльях любви. В его «дипломате» уже лежали на новую командировку Зуева, и он мечтал, как теперь будет ласкать и целовать ее промежность, где в самом конце ее половых губ уже было вставлено золотое кольцо, которое привез ей муж с целины.

— Это что еще на новость?! — едва не свалившись с кровати, взмолился ее ненаглядный супруг, когда, вставлял ей свой стоячий «банан», который вдруг уперся в это кольцо.

— Не волнуйся, милый! Это крик новой сексуальной моды, объясняющий, что у тебя только один мужчина — твой муж.

— И как ты это так быстро произвела?

— Валера Никандров надоумил и помог. У него по этим делам знакомый врач в нашем госпитале. Поверишь?! У его любимой женушки уже три таких кольца... И все от разных «бананов».

— Ну, и дает же Ленка?! И надо же до такого домуматься...

— Просвещенная Европа помогает...

— Может быть снимешь? Не то оборву членом и загоню в лузу...

— Ладно. Снимай... Только осторожно. Там такая маленькая защелочка,

доктор чертыхался пока вставлял...

— Что?! «Банан»?! — подскочил Зуев.

— Ну, что ты такой ревнивый?! Кольцо сними, я потом его опять одену, когда ты уедешь в свою новую командировку...

— А кто же одевать будет? — не мог успокоиться Зуев.

— Ты, мой господин, ты, а то еще кто?

Кольцо на ее щели очень возбудило Зуева. Он повернул жену на бок, к себе ее задом и стал потихоньку вводить член прямо в ее отверстие. Он почувтвовал, что там у нее мягко и тепло. Он не дергался, ожидая пока она не возбудиться и не даст сигнал насаженной попкой до самого конца его члена.

— Ох! Как это здорово! И где ты такому научился? — она положила ладонь на его ягодицу, стараясь прижать свою попку до самого кончика «Банана». Он с бешеной скоростью стал трахать ее щель, чувствуя, что он сатанеет и звереет от ее встречных качков. Он дул ее со всех сил, надеясь, что она тут же сдасться на милость победителя, но жена с упорством обреченной, еще быстрее стала работать попой, приговаривая: «Дери меня, милый, как сидорову козу. Жарь! Ну, еще быстрее, но тут он почувствовал, что ему и ей не удержаться от приближающего оргазма, выхватил из ее тела свой могучий член, уложил ее на себя сверху так, что ее рот остановился прямо у его банана, а его рот у мокроватой щели. Он впился губами в ее половые губы и так сосал их своими обветренными губами, что она глухо застонала, не вынимая его «малыша» изо рта, где он терся о ее язык и зубы. Они понимали, что уже на грани оргазма и им уже не была страшна даже атомная бомба, так как неведомая сила зажала их так, что они не знали, какая же сила оторвет их друг от друга и тут его член выбросил в ее рот именно то, чего она так страстно хотела, поливая его рот своей спермой, которая не текла из нее, а почти била фонтаном. Они были живы, вздрагивая телами, лежащими друг на друге, а когда притихли, она вдруг спросила: «И кто же это на целине научил тебя так классно трахаться?» Он усмехнулся, повалился на нее и навалился губами на ее рот, затыкая его от возможного второго вопроса. На который он не знал ответа, но знали их тела, так долго ожидающие именно этого момента.

— А ты оденешь кольцо, когда я уеду? — вдруг спросил он.

— Конечно, милый. Кольцо охлаждает мой пыл. Немцы говорят, что такие кольца сокращают количество измен в семьях, хотя их отношения, по нашему мнению состоит из сплошного секса с любым партнером не ради измены, а ради временного удовольствия...

— И кто же тебе такое сказал? — насторожился он.

— Ее величество жена твоего друга мадам Никандрова. Кстати ее застукали с замполитом тыла во время учений. Погорели совсем случайно, закрыли дверь его кабинета изнутри на ключ, но матрос дернул так, что дверь распахнулась, о они замерли голыми на диване. Говорят, замок был старый и не закрыл дверь как положено...

... Они мылись в душе, где он опять нагнул ее голову почти к краю ванны и вставил ей свой «болт» прямо в зад, чуть не забыв, что анальным сексом они еще не занимались. Тут не было страха перед кольцом, он брал ее, как дикий пес свою самку, когда видит стаю собак, мечтающих ее оттрахать. Она почувствовала разницу в восприятии его члена до и после целины. You-Stories.com Она почувствовала впервые, что ее дерет уже не молодой человек, а зрелый мужчина, способный не только в исполнении полового акта, но и не жалеющего свою «жертву» подставленную ему судьбой. Теперь он не просто нежно трахал женщину, одновременно заботясь о ее здоровье и восприятие его усилий с определенной осторожностью и заботой о ее теле, а удалого мужика, которому было просто наплевать уже на ее состояние, так как мозг воспринимал только одну команду: «Драть!» Еще сильнее и глубже». Бабу эту не жалеть. Она не маленькая девочка, а здоровая тетя-лошадь, которая все должна выдержать и отдать ему не только свое тело, но и свой мозг, поощряющий его усилия быть пред ней безжалостным самцом, продолжателем рода человеческого.

Он вспомнил жалобы Никандровой, что ее Валера слишком церемонится с ней. Нет! Он не плохо качает ее, да ей очень приятен его глубоко подводный орган, так глубоко, но нежно проникающий в ее тело, о чем она потом быстро забывает, но когда ее дерет жесткий и грубый мужик, перед которым она чувствует себя опытной кобылой, готовой забросать его кучей детей, то это уже совсем другое дело, так как во втором случае играет главную роль в сексе не его нежность, а именно грубость, которая часто приводит женщину к великолепному струйному оргазму. Вот про таких самцов все бабы говорят: «Вот это настоящий мужик, не то, что мой мямля, «сдыхающий» после первого часа сношения. Но Зуев был настоящим человеком. Не просто грубым мужланом, но жестким самцом-интелектуалом, который мог уговорить любую девчонку и зрелую женщину на сильно действующий яд большой человеческой любви.

Женщины каким-то шестым чувством ощущали это и, ложась под этого необыкновенного мужчину, часто предупреждали, чего они хотят от него. Если жертва любви говорила, «Ах! Будь осторожен. У меня такое мягкое тело!». То это означало, что перед ним интеллигентная размазня желающая многое, но допускающая только то, что не принесет ей вреда. А истинно боевые бабы, прошедшие огонь и воды и медный трубы, небрежно махали рукой, говоря: «Трахай меня, как сидорову козу, злей, и не прекращай драть, даже если я буду плакать. Это же настоящие слезы любви». В этом плане он потом всегда вспоминал свою Фаину на целине, которая от этой борьбы в кровати» бывало, отлеживалась в постели пару дней, слезая только на горшок, зато потом без памяти бросалась на мужчину, который только позавчера вывел ее из строя.

Думая обо всем этом, Зуев понимал, что его железный секс тоже не вечен, поэтому не надо его утрачивать с каждой встречной бабой, о трахать их по-Зуевски надо только по их заслугам. Но для этого надо жить в большом городе, и Зуев начал компанию по перемещению вверх по служебной лестнице. Эдуард Зайцев. 24.09.2018 г.