Юля-2. Домик в деревне

Хотя уже был апрель, на улице все еще было холодно, а в лесу и подавно. Отец протопил избушку, но старые, прогнившие бревна не сохраняли тепла.

Все те дни, что мы провели в деревне, я плохо спала. Ныло тело, я не могла согреться. Но главная причина в том, что я боялась. Он меня больше не трогал и почти не разговаривал. Он даже практически не пил – много спал, ходил по лесу, занимался какими – то мелкими делами. Но я знала, что это только отсрочка, чувствовала, что приговор уже вынесен. Он просто ждал. Я не знаю чего: подходящего момента, настроения или когда затянутся мои раны. А заживало на мне как на собаке. Уж не знаю, к добру ли: (Виртуальный секс реален! Попробуй сам! Заведи себе русскую виртуальную любовницу – давалку! – добрый совет)

В тот день он долго не ложился. Лежа в темноте, я не спала, а все прислушивалась к зву – кам в доме. Моя интуиция снова вылезла и нашептывала: "Сегодня! Сегодня!". Странно, но я почти не чувствовала страха. Наоборот, мне хотелось, чтобы это поскорее закончи – лось. Меня добивала неизвестность, темнота. Я больше не могла так.

Он зашел в комнату со свечкой. Думаю, излишним будет говорить, кем он показался из – мученной, сломленной девочке, ожидающей насилия. Он подходил не спеша, размеренно, смакуя каждый шаг. Прямо перед кроватью остановился, поставил свечку на комод, а сам сел рядом и стал гладить меня по голове: (По этой ссылке смотрите видео того, что было с главными героями! – прим. ред. )

– Ты стала очень красивой, Юленька. Совсем как мама. Ты плохо меня слушалась, совсем от рук отбилась. Тебя надо воспитывать в строгости, чтобы ты не стала какой – нибудь...

Его рука переместилась ниже, сначала на шею, потом на ключицу, потом на грудь. Старая ситцевая сорочка плохо укрывала мои небольшие грудки. Он продолжал говорить:

– Ты должна уважать своего отца. Любить и почитать. Во всем его слушаться, делать все, что он тебе скажет. Ты поняла? – спросил он, одновременно сильно сжав мою грудь. От боли и неожиданности я только ахнула. И он тут же залепил мне пощечину:

– Отвечай, когда спрашиваю!

– Да, – наконец смогла ответить я. А он продолжал гладить, медленно, старательно. Он был уже на животе, но сорочки не снял и гладил сквозь нее. Перебрался на бедро, затем чуть ниже, нащупал низ сорочки и потянул вверх, так же медленно. Я зажмурила глаза, чтобы не видеть выражение его лица. Оно показалось мне страшным. Услышала:

– Подними руки. Я подняла. Он снял сорочку и бросил куда – то в темноту. Он шарил по мне глазами:

– Ты уже совсем большая. Не важно, сколько лет. Надо смотреть на тело. Груди, волосы. Ты уже совсем большая. Тебе уже можно... Мне уже можно. Я слушала его как заворо – женная, пока не почувствовала, что ноги в чем – то запутались. Опустила глаза – он стяги – вал мои трусики, еще мгновение и они там же, где и сорочка – в темноте, за гранью моего существования. А его руки уже по всему телу – на грудях, на животе, сжимают ягодицу, забираются между ног. Я знала, что это плохо. Лучше бы бил. Там все понятно, а здесь плохо, страшно. Меня стало тошнить. Он взобрался на меня, придавил к кровати. Я пере – стала что – либо видеть или чувствовать кроме него. Везде он, его руки. Он дышал мне в шею. Стал делать движения туда – сюда, что – то упиралось где – то у бедра. Дыхание стало глубже, руки спустились ниже между ног, стали разводить их. Я почувствовала что – то между нашим телами. А потом давление – что – то влезало в меня. Я обезумела, стала вы – рываться, хотела кричать – не могла издать ни звука. Наконец хотя бы хрип. Рука опусти – лась, накрыла половину лица:

– Заткнись. Шепот прямо у уха. Давление сильнее. Он стал входить. А потом боль, боль, боль. Он двигался туда – сюда, туда – сюда, только уже не на мне, а во мне. Долго, долго,

это было так долго, я уже не могла, я закрыла глаза... .

Пришла в себя от того, что замерзла. Открыла глаза – было уже утро.

Весь день прошел как обычно, хотя нет – лучше обычного. Он не трогал меня, не ругал. А если и смотрел на меня, то в глазах появлялась совсем уж непривычная ласка. Ужин он разогрел сам, а когда я закончила мыть посуду, отец подошел и, поглаживая меня по голо – ве, сказал:

– Иди ложись, я скоро.

Вот так. Я конечно не тешила себя надеждой, что та ночь не повторится, но сердце все равно бешено заколотилось и опять подступила тошнота.

Он пришел очень скоро. Сразу же направился ко мне. Стал целовать, щупать тело. Под – толкнул меня к кровати. Я легла и стала смотреть как он снимает одежду. Сначала рубаш – ку – обнажилась мощная грудь все поросшая курчавыми волосами. Они были жесткими и колючие на ощупь – я уже это знала. Волосы сужались к низу. Отец расстегнул штаны и я в первый раз увидела голым мужчину в полной готовности. Глаза мои испуганно расши – рились – он был огромным, неудивительно, что вчера мне было так больно. Отец хмык – нул:

– Что, нравлюсь?

– Да. – Сказала я, хотя не была в этом уверенна. Но я уже поняла, надо быть уважительной и исполнительной, может быть тогда будет не так больно.

Тем временем он приблизился ко мне, вскарабкался. Рукой спустил мои трусики и потро – гал промежность.

– Что ж ты сухая? – Недовольно сказал он. Я все сжалась, ожидая удара. Но он лишь плю – нул на руку и смазал мне между ног. – Вот так. – приговаривал он.

Как только с этим было покончено, он лег и одним движением вставил мне. Я ждала боли, и они пришла, но не чета вчерашней. Я дико обрадовалась и видимо улыбнулась, потому что услышала:

– Ах ты маленькая сука, да тебе ж нравится, когда тебя дерут. Знал бы, засадил раньше. Моя улыбка угасла. Он, видимо, ждал ответа. Я хотела сказать правду, что мне больно, противно, страшно. А улыбаюсь я потому, что на грани истерики. Но вместо этого я про – изнесла: – Да, папочка.

Он стал двигаться. Вскоре я почувствовала как его отросток пульсирует во мне, а затем что – то струей полилось там, прямо внутри – он кончил. Он поцеловал меня взасос, сгреб в охапку и повернувшись на бок уснул:

Мы провели с ним в деревне почти 2 недели. Он говорил, что это для того, чтобы зажили синяки. Но я чувствовала, ему нравится здесь – я всегда рядом, никого нет, можно делать все, что хочется. Конечно, трахать собственную одиннадцатилетнюю дочь в полузабро – шенном доме посреди леса сподручней, чем в городе. Хотя я уже поняла, что смена места пребывания меня не спасет.

Я эти 2 недели я открыла для себя секс. Хотя это, конечно, громко сказано. Это всегда происходило почти одинаково, монотонно и уж конечно без всяких ласк с его стороны. Боль я испытывала практически постоянно, так как никогда не была готова. Но его это не заботило, он не стремился доставить мне удовольствие, для него имела значение только его собственная похоть. Я была для него домработница и секс – игрушка в одном флаконе. Ничего не скажешь – хорошо устроился.

Кого – то может заинтересовать, сопротивлялась ли я. Если интересно, то представьте себя маленькой, хрупкой одиннадцатилетней девочкой и громилу с руками как лопата, являю – щегося при этом ее единственным родителем, кормильцем и защитником, короче говоря всем в ее мирке. Что я могла? Я чувствовала, что это плохо и стыдно, но бороться – у меня даже мысли такой не возникало. Он был моим отцом, моим хозяином. И если ему хоте – лось делать со мной это, разве я имела право перечить?

Продолжение следует.

Буду рада получить отзывы ото всех, кому понравилось или не понравилось мое творчест – во. Пишите на stany19@yandex. ru