Квартирой Семеныча пахло уже на пороге подъезда, хотя жил Петр Семенович аж на третьем этаже. Будучи опытной соц.работницей, Маша к подобным вещам относилась с пониманием и спокойствием.
Постукивая низким каблуком босоножек, симпатичная девушка двадцати двух лет от роду миновала первый лестничный пролет. В руках её шуршали тяжелые пакеты из «Шестерочки» заполненные продуктами, в голове крутились рассеянные мысли о предстоящем дне.
Маша остановилась между этажами, у зеркала, отражающего чистое белое окно, и уютный фикус в сбитой кадке. Осмотрела себя, сдула набок русую прядку, упавшую на лицо.
Ну и что, что Петр Семенович человек пожилой? Всё равно мужчина, всё равно надо впечатлить.
Поставив хрустящие пакеты на пол, и выпрямившись, Маша подошла к зеркалу в упор. Ну такая... не накрашенная конечно, но вполне себе сойдет. Не сутулая, ростом вышла и лицом удалась. Округлая, и на ощупь приятная, не полная, но сочная.
А что работа такая...
Ну так в этом захолустье лучше и не найти, хоть это есть и слава Богу.
— В Воркуте всё прекрасно... - донесся до слуха Маши голос ведущего новостей. Кто-то из слабослышащих жителей включил телевизор на полную громкость – Гречка была есть и будет – продолжал вещать голос – Квартиры выставляют на продажу за один рубль...
Посчитав в уме, что на свою зарплату она может купить аж двенадцать тысяч квартир, и радуясь в душе такому прекрасному финансовому состоянию Маша наконец дошла до нужной двери.
Радость её правда была недолгой. Вспомнилось, что за каждую «рублевую» квартиру придется платить девять тысяч коммуналки.
Отбросив ворох бесполезных мыслей, Маша нажала кнопку звонка возле серобуромалиновой, деревянной двери.
Послышались шаркающие шаги, лязг цепочки, щелчки пяти замков, и Петр Семенович наконец открыл дверь.
— Маааашенька! – улыбнулся он – Проходи милая, проходи мое золотко!
С трудом переступая, пожилой мужчина отошел, давая соц. работнице войти в прихожую.
Петр Семенович любил порядок, в его жилище всегда было чисто и опрятно. Бывший военный, что тут ещё скажешь. Строгий, но вполне себе милый дед.
— Вот тут всё по вашему списку, Петр Семеныч! – выдохнула Маша, опуская тяжелые пакеты на бежевый линолеум прихожей – Ой, умаялась... - широко и красиво улыбнулась она, вытирая со лба испарину.
— Да ты ж моя радость! – умилялся старик – Хлопотушечка моя, помощница наша ненаглядная! Пчелка работящая! – продолжал мужчина ласкать её добрым словом.
— Ой, ну что вы, Петр Семеныч... - засмущалась Маша, растаяв от потока тепла и нежных утешений – Это ж моя работа!
— А что ж тебя мужик-то твой на такую работу отпускает? Тяжести таскать – покачал головой старик – Моя Никитична пока была жива, я её сам на руках носил! – с легким возмущением продолжил он – Пока силы были, так и через лужу после дождика грибного всегда перенесу бывало!
— Охотно верю, Петр Семеныч! – снова улыбнулась Маша, широко и красиво.
И была в её улыбке искренность. И правда, старики куда больше уважения вызывали, чем местный контингент 30-40 лет.
Мужики среднего возраста в поселке пили в основном, да бездельничали. Кто после срока не приткнулся, кто просто устал от беспробудной серости. А старики... они не унывали. И пьянку победили, и хвори всякие преодолели, и жизнь повидали больше всех других.
А все равно, вон сколько добра и тепла в себе сберегли, несмотря ни на что. То открытку подпишут и подарят, то конфетами поделятся, а то и вовсе замуж позовут на полном серьезе.
— А вы с Никитичной... - улыбнувшись воспоминаниям Петра Семеновича, осторожно спросила Маша – С ней всю жизнь прожили? Простите, не знаю, как по имени, супругу вашу... звали...
— Даша. Дарьюшка её звали! – с готовностью ответил дед – Пятьдесят годков как есть прожили. С любовью и удовольствием!
— Прям как в сказке... - снова улыбнулась Маша, на этот раз мечтательно. И тут же опечалилась – Ладно, пойду я наверное... - взялась она за ручку двери.
— А у тебя, с мужем не ладится, чё ль? – слегка нахмурил кустистые, седые брови мужчина – Переживаешь из-за него небось? Меня ведь, знаешь... - он поднял сухой палец и шутливо пригрозил – Меня не проведешь ведь!
— Да вроде хорошо всё, любит он меня – вдруг вздохнула и призадумалась Маша, застыв на пороге – Только... - примолкла она.
— Что только, доченька? – с заботой переспросил старик.
- А... вы ведь никому не скажете? – подняла на него взгляд Маша – Я просто спросить хотела у вас, как у человека, который жизнь повидал – она в сомнениях прикусила свои аккуратные, пухлые губки.
— А кому мне говорить, Машуль? – пожал жилистыми плечами старик – Я ведь и не говорю ни с кем.
— Даже не знаю, как объяснить – вновь призадумалась Маша, привалившись плечом к светлым обоям в цветочек – Понимаете... Мой Максим, он какой-то странный!
— Все мы странные иногда. А чего такое?
Маша нервно усмехнулась, смущенно поглядев на деда, и густо покраснела, не решаясь высказаться.
— Ты говори смелее, милая – подбодрил Петр Семенович, погладив её по плечу сухой ладошкой – Не боись, меня ты ничем не удивишь, а понять смогу.
— Ну... понимаете... Мы раньше все шуткой, все издали обсуждали какие-то разнообразия в любви. Понимаете, да? – с надеждой посмотрела Маша, всё ещё переживая, что старик её обсмеет или осудит.
— Хорошо понимаю! – бодро всплеснул руками Петр Семенович – А как же? Понимаю! Так, так... И что? – снова приготовился слушать старик.
Постояв с полминуты в молчаливых размышлениях, Маша выдохнула и устало посмотрела на Петра Семеновича.
— А у вас водки нет случайно? – по-свойски спросила она, чувствуя, что накипело уже до последнего края.
— Найдется! – усмехнулся старик – Пойдем на кухню. Присядем и поговорим.
Выпив полстакана махом, сморщившись и вздрогнув, Маша начала рассказ...
Два дня тому назад.
Поправив резиночки чулок на крутых, холеных бедрах, Маша стянула через голову платье, вывалив тяжелый третий размер на обозрение, и вошла в зал.
Все двенадцать мужиков живо обсуждали предстоящий секс с женой Максима Солонина, и пересмеивались.
Сам Максим сидел на краю дивана, угрюмо глядя в стену и скрестив руки на груди.
— О! – завидев обнаженную Машу толпа зааплодировала – Просим, просим!
- Ох, хороша, а!
Крайний мужик, тощий и высокий быстро вскочил, и обняв Машу за нежную талию, втянул в свой влажный рот её правый сосок, вместе с сочной мякотью ореола.
Девушка простонала в его объятиях, и левой рукой, мягко погладила себя по шерстке на лобке.
Вслед за первым поднялся и второй, покрывая слюной её левый сосок. Утопая в блаженстве, Маша обняла обоих мужчин, отдавая свои стоячие соски во власть их ласковых и жадных ртов.
Руки мужчин легли на Машины ягодицы, округлые, но мягкие, и слегка шершавые, как теплая, нежная калька.
Внизу живота и в промежности разливалось тепло. Первая, зародившаяся в девушке капля сока, повисла кристальной блестяшкой между ног.
Сползши с дивана, ещё двое встали на четвереньки, облизывая коленки и внутреннюю часть бедер. Из распахнутых, пухлых губок Маши вырвался первый сладкий стон. Её горячее дыхание и страстный шепот улетали в оклеенный рифленой плиткой потолок.
Мужские рты месили языками стоячие соски, покалывая груди щетиной подбородков. Ноги Маши все больше покрывались слюной, от жадных облизываний.
Самый нетерпеливый развел пальцами половинки её щели и умело приласкал языком в самом начале клитора, там где точно не было щекотки.
Присев, словно в деревенском, уличном туалете, Маша подставила намокшую щель и анал под бесстыдные вылизывания. Языки не отпустили её грудей, продолжая «доить» её снизу, высасывая будто ненасытные щенки молочную суку.
Вагину просто прорвало от потока теплого геля, заливая Машины ляжки струями сверкающими в свете люстры.
Опустившись на колени, девушка взялась руками за пару членов и погрузила их во влажное, нежное тепло своего рта. Пихнув в свои губы две увесистые головки, она заработала языком вверх и вниз, лаская обе уздечки сразу.
— О, дааа... - простонали мужики над её головой.
— Пальцы мне вставьте, мальчики! – на миг вытащив члены из своего рта, попросила Маша.
Кто-то тут же услужливо выполнил её просьбу, загнав в распаленное влагалище пальцы, и заставив девушку бесстыдно стонать, выгибаясь как непокрытая сука. По пальцам лилось, анал сжимался в сладких спазмах, из глубин и в кончики Машиных сосков били разряды сладкого тока.
Бросив второй член, Маша сосредоточилась на одном, пальцами левой руки она нежно поглаживала мошонку, а правой держалась за ствол, чтобы мужик в порыве страсти не надел её на член горлом.
А страсть была, чувствуя как по члену гуляет жадный язык Машеньки, мужик подрагивал, и нетерпеливо подталкивал её голову за затылок.
— Поглубже... поглубже... - бормотал он. Маша сжалилась, и над её головой раздался облегченный выдох – Да, вот так... Бл...дь как сладко-то, ааа...
Вдыхая запах мясистого, упругого члена, она сосала с наслаждением и упрямством.
Без игр, без усмешек.
Просто всасывала член ртом, собирала слюну с громким – Всссс! – и снова пихала ствол в свои распахнутые губы. Долбила своей гортанью по головке, хрипя, задыхаясь, но доставляя удовольствие себе и «ему».
«Надо делать приятно, любой ценой, хоть как...» - кроме наслаждения от пальцев в вагине и вкуса члена, эта мысль была единственной заполнившей голову Маши.
Мягкие ягодицы погрузились в ладони, как в чаши, зад девушки подняли, поставив её раком. Послышался плевок, ягодицу оттянули, и разбухшей, упругой щели, под аналом, коснулся горячий стояк. Маша чувствовала прикосновение твердой головки к лепесткам, отчего жар внутри и зуд, стали невыносимы.
— Давай... Давай! - не дожидаясь проникновения, она с воющим стоном подалась назад, принимая толстый и длинный ствол во влагу своего живота.
Проехавшись на входе всеми буграми и венами, член глухо стукнув, уперся в матку, заставляя Машу закрыть глаза и поплыть, заливая и шлаг в себе и яйца трахаря новым потоком смазки.
Поймав момент наслаждения ощутив его всем телом, Маша снова вернула губы на член, с причмокиванием обсасывая его.
В такие моменты трудно сосредоточиться на чем-то одном.
Либо ты ласкаешь член как следует, либо делаешь это механически и чувствуешь только то, как тебя долбят в промежность, хлопая бедрами под задницу.
А ещё лучше, если к этому аккуратно добавят палец в зад, нежно но уверенно насаживая тебя аналом на этот крюк.
Маша всегда выбирала второе.
Нет ничего прекраснее этих толчков, этих ударов мошонкой по клитору, и резких, сильных проникновений. Сначала ты просто наслаждаешься ими, потом тебя «ведет» все больше и больше.
По влажным бедрам растекается тепло, от промежности и по всему телу растекается наслаждение, ты теряешь время и пространство, потому что просто отдаешься под мужиком, как шлюха. Дикое удовольствие превращается в судорогу, в дрожь в ногах. И вот ты уже понимаешь, что твои глаза закатились, и вокруг только сладкая темнота удовольствий.
И чувствуешь, чувствуешь, чувствуешь...
— Садись – донесся до Машиного слуха голос снизу, и она очнувшись от сладкой истомы посмотрела под себя. Между её ног лежал усатый, Григорий, улыбаясь и помахивая стояком.
Покорно присев на корточки, Маша уперлась левой рукой в его волосатую грудь, а правой взялась за горячий, упругий ствол и направила его в свою сочную щель. Чуть покрутила шикарной задницей, покрывая головку тенетами смазки и медленно погрузила её в себя.
Вошел хорошо, и Машины ягодицы опустились чувствительным аналом на мохнатую мошонку. Она закрыла глаза и выдохнула, наслаждаясь ощущениями вокруг упругого члена и прикосновением зада к бархату яиц.
Двинула бедрами, ворочая стояком в своем влажном нутре и разминая щекочущую мошонку колечком анала.
Волоски на мужских яйцах тихо зашелестели, лаская разрез задницы тысячей касаний.
— Да... Дааааа, мой хороший... - снова поплыла она, запрокидывая голову назад, и принимая в горло предложенный член. На этот раз эластичный прибор легко миновал гланды и ушел глубже, раздувая Машину шею.
Дышать было невозможно, и Маша двигала головой быстро, стараясь приблизить финал. Заполненное членом горло крепко обтягивало ствол, повышая давление в голове до одури, до слез.
Стащив свое горло с члена, она прокашлялась, прослезилась, и снова уперлась руками в волосатую грудь, облизывая лепестками и влагалищем стояк.
— Погоди, погоди... - уперся кто-то ей в спину – Тормозни, милая...
Маша остановилась и легла грудями на нижнего мужика, зажмурилась, зная, что сейчас придется вытерпеть короткую, но неизбежную боль. Уткнувшись в анал, стояк увеличил давление и протолкнулся внутрь, под короткий вскрик девушки.
Член в анале столкнулся внутри неё со вторым, и заелозил, соприкасаясь с "соседом" стволом через тонкую перегородку.
Члены бурили её нутро один за другим, горячо, яростно. Они сталкивались, растягивали, долбили и вплескивали горячую сперму. После пятого окончания, анал начал саднить, но удовольствия было больше.
— Порвите меня на...уй... Отымейте как шалаву последнюю! ДА!!! - закрыв глаза простонала Маша, когда в задницу вставили седьмой прибор...
— И тут я мужа спрашиваю – продолжила объяснять соц. работница потрясенному пенсионеру – Я ему говорю – а че ты не дрочишь-то? А он молчит, и сидит одетый, понимаете? Вот что с ним делать?
— Ептвоюмать, Машенька... - выдохнул побледневший Петр Семенович и медленно поднялся со скрипучей табуретки – Остановись... Мне надо корвалол...
Спасибо за интерес к моему творчеству!
Крепкого вам здоровья, любви и добра!)
Не пишите, пожалуйста, грубых комментариев, я из-за них расстраиваюсь!
❤️❤️❤️Спасибо❤️❤️❤️
*************************************************************
Кстати, пишу на заказ: mаry.divynе@mаil.ru (только по делу)