Крепко морозило перед Новым Годом. Ночью температура падала до двадцати пяти градусов.
— Тут беда приключилась нежданная
Вам такой не припомнить во-век
Как на старте взорвалась
Погубив больше ста человек.
Напевал вполголоса чернявый щуплый парень со следами оспы на щеках, терзая струны видавшей виды гитары с полустертой гэдэ-эровской картинкой.
— "Финн", не наводи тоску, Новый Год на дворе и дембель неизбежен! - высокий и чуть сутулющийся от этого блондин, с досадой бросил нож, которым нарезал кольцами белую луковицу, - Сбацай что нибудь веселое... Он вытер слезящиеся глаза.
- Отстань от него "Лапа", душевная песня... Пой "Финн"!
Это подал голос плотный, круглолицый младший сержант, валявшийся на, обитом черным дермантином, топчане, заложив руки за голову. Вместо подушки- свернутая рулоном, куртка утепленная. Он повернулся на бок на жестком ложе, подперев кулаком согнутой руки правую щеку. Его серые глаза повлажнели, отнюдь не от ядреного аромата лука. Недавно с "Финном", он же рядовой Миронов, побывали в казахстанской командировке. В Ленинске впервые узнали о катастрофе 24 октября 1960 года на Байконуре. Именно об этой засекреченной трагедии сложили солдатскую песню... В тот год он родился, а в день трагедии он прожил без трех дней месяц. Вот почему царапали душу немудренные слова.
- Потонула в огне степь ковыльная
И земля превратилась в ад
И огромное пламя всесильное
Пожирало советских советских солдат!
Голос певшего задрожал, стал чуть хрипловатым:
— А в ракете ужасное топливо
В основном кислород и гептил
И ребята пылали как факелы
Загораясь один за другим!
"Лапа " и младший сержант стали подтягивать. Скорбно звучали последние аккорды.
- На десятой площадке под плитами
Обгорелые парни лежат
Горем горьким, над ними убитыми
Тополя молодые шумят...
Побывали они на той братской могиле с неприметным обелиском. Вымахали тополя в бесплодной земле за двадцать с лишком лет.
Окончилась песня, но жизнь продолжалась. Сел и нашарил ногами в толстых шерстяных носках кожаные шлепки.
— "Лапа", кто картошку чистит?
— Секирко.
— Бля, нашел кого припахать! - и добавил с ехидцей, растягивая слова, - По-е-ли пиздо-пар-чи-ку... Он же спит на ходу!
— Да, ладно, Вовка...Бульбаш старательный, чистит без глазков. Схожу подгоню!
— Сиди гонщик! Пойду посмотрю как дела идут... Обед скоро.
Он накинул бушлат на плечи и вышел из "каптерки" на железную галерею, опоясывающую "покоем" антресоли над боксом ремонта и ТО. Здесь было холодновато, шел парок изо рта. Тепла не хватало для обогрева помещения в три этажа высотой, со стенами облицованнымыми до половины кафелем и цементными полами. А на дворе минус двадцать!
Внизу шла привычная суета, звон инструмента, голоса. Словно раскрыв жадные пасти, с поднятыми капотами стояли два тентованных "Урала" . Вознесся на гидроподьемнике автобус ПАЗ -3201. Вишневый, только крыша и рамы цельных окон - белые, "северный вариант". Он выглядел диковинным южным цветком среди унылого хакки. Полноприводный красавец на шасси ГАЗ-66- его любимец. Всеми правдами и неправдами, "достал " автобус год назад начальник автослужбы майор Голдырев. Между прочим земляк младшего сержанта. А земляк в армии это почти родственник!
Прибавилось "геморроя"- приходилось возить свое да чужое начальство, разные комиссии, на охоту и рыбалку... Зимой и летом. Сидят, пьют, жрут. Баб взвизгивающих лапают, а ты сиди и жди. Правда, накормят честь по чести, водки, вина и пива в ящиках без счета, а все равно "чужой на этом празднике жизни". Потом развози "тела" по квартирам и гостиницам, таскай на закорках. Случались и забавные проишествия. Раз два развеселых лейтенанта, "мальчики на побегушках" у лампасного чина, приволокли в автобус голою деваху. Миловидная, короткостриженная брюнетка лет тридцати. Пьяная в хлам да на июльской жаре ее развезло. Уложили на заднее трехместное сиденье. Один из офицеров ободряюще похлопал его по плечу : "Пользуйся, мол моментом" и хохотнув глумливо, кинул серебристый квадратик с импортным презиком... А у нее кольцо на безымянном пальце. Расплылись обвисшие, но еще привлекательные груди, а между раздвинутых ног горячее, мокрое месиво щели и слипшийся в подсыхающей сперме кустик лобка. Он брезгливо поморщился, пользоваться чужими "объедками" не хотелось...Заботливо перевернул женщину на бок, чтобы не захлебнулась. Правда, потом пришлось замывать за ней...
Вдруг он заметил бойца , притулившегося у могучего ребристого колеса " Урала", тайком покуривающего в рукав замасленного ватника.
- Колесников, душара припухшая! Ты что творишь? - зычно гаркнул с галерки властный голос. - Сюда, бегом!
Тот опрометью сорвался с места, гулко загремели сваренные из арматуры ступеньки лестницы. Застыл перед "младшим", тараща бесцветные, чуть на выкате, глаза.
- Колесников, чудо московское, тебя читать в школе учили! - он показал рукой на большие надписи на беленой стене: "ОГНЕОПАСНО! КУРИТЬ- ЗАПРЕЩЕНО!"
Тот молчал, но в глазах на миг сверкнула ненависть и погасла. Мальчик из "хорошей семьи", отчисленный с первого курса института и угодивший в армию. Он ненавидел этих провинциалов, эту серость, а особенного этого тамбовского солдафона.
- Ты зенками не зыркай сучонок, я тебя на очке сгною ! - и добавил понизив голос. - Напишу рапорт и переведут тебя в хозроту... Будешь до дембеля дагам трусы стирать. " Косяков" у тебя и без этого - во! Махнул ладонью над своей головой. На шум вышел из каптерки "Лапа", поигрывая ножом с наборной рукояткой.
- Что случилось, Во
в ? Опять это чудо накосячило?! - Он замахнулся ладонью чтобы отвесить оплеуху. - Надо поучить! "Младшой" успел перехватить его за запястье.
— Не бей! Он же стукач... На хрена нам под дембель проблемы! Доложу Голдырю, вып*здим в его из роты! А пока нарядами сгноим... - Подмигнул Колесникову. - Будем жить мы по уставу - завоюем честь и славу! Вали пока...
Тот поспешил ретироваться, правда, "Лапа" успел отвесить ему пинка - так, для острастки.
На галерке появился долговязый белобрысый парень с чугунным раздаточным бачком, полным очищенных желтоватых клубней.
- А вот и Секирко! Не прошло и полгода! - Но гнев был уже выплеснут и "заводиться" из-за пустяков не хотелось. - Неси скорее! Жрать хота...
Шкворчит, подрумянивается картошечка на сале да с лучком. Аромат щекочет ноздри. Вызывает обильную слюну солдатский "пиздопар". Так называют еду, которую готовят сами, взамен казенной: перловки - синей "шрапнели" или жидкой ячневой каши, цвета "детской неожиданности"... Вдобавок обильно сдобренных бромом. "Параша" - одним словом.
Вовка добавляет в сковороду пару листиков лаврового листа, накрывает крышкой.
— Это еще зачем ! - возмущается "Лапа", накрывая пластиковую столешницу газетами.
— Меня одна хохлушка научила... Приезжают каждое лето к нам на прополку.- отвечал младший сержант, перемешивая картошку исходящую паром. - Говорит, не умеют ваши бабы ни картошку жарить, ни ебаться...Так она своему человику жарит.
- А как она насчет ебли ? - Поинтересовался "Финн". - Понравилось?...
- Во! - Вовка расплылся в довольной улыбке и показал большой палец. - Тело сдобное, как пышка, буфера -арбузы... А как начала подмахивать - думал улечу! Орала на всю посадку!
— Ну хватит вам о бабах, за стол пора... - капризно протянул "Лапа", пластая розовое с мясными прожилками домашнее сальце.
— Эх, Лапочка, понимал бы ты в колбасных обрезках - работал бы на мясокомбинате! - Ёрничал "младшой". - Иди, "Трактора" позови...
Челябинец Тарарак был "черпаком", но был допускаем к "дедовскому" столу в уважение своего трудолюбия и познаний в технике. Особенно по двигателям. А исправно работающий движок - это экономия топлива, а значит - деньги! Двадцатилитровая канистра семьдесят шестого шла за трешку. Таксисты в конце года и за пятерку брали! В конце кварталов бензин по талонам исчезал, как по мановению волшебной палочки. Это в стране, где по всяким "дружбам" текли нефтяные реки!
В четыре ложки быстро умяли большую сковороду картохи вприкуску с салом. Пили обжигаясь из алюминиевых кружек, завареный до черноты дегтя, крепчайший чай. Умяли пару мягких батонов, с маслом и московской копченой - глянешь ломтик на просвет, а он цвета старого вина и запах одуряющий... Сытое тепло разлилось по телу. А когда человек сыт - он добрый. Пришел Секирко прибраться.
- Пошамай, бульбаш!
- Спасибо товарыщ, младший сержант... Закурыть бы...
- Какие проблемы! Возьми...
Белорус осторожно берет из протянутой пачки "Космоса" одну сигарету.
- Бери еще парочку, Бог троицу любит... Только не кури в боксе! Понял ?
- Так точно, товарыщ младший сержант...
Когда он собирался уходить, Вовка остановил его и спросил, пристально глядя в светлые, цвета воды под весенним истонченным льдом, глаза.
- Скажи, бульбаш, у нас духам и молодым плохо живется в роте?
- Да, нэт... - протянул неуверенно тот, моргая белесыми ресницами, ожидая в вопросе подвоха.
— Вас обкашивают в столовой, как в других ротах ? Вас припахивают чужие деды и черпаки? А?... Курочат ваши посылки и трясут с вас деньги? "Мазута" живет как у Христа за пазухой, колеса кормят... Мы не шакалы, такова традиция. Не нами заведено... И ты будешь так жить. Год шурши, год - отдыхай... Главное, чтобы в расположении и парке был ПОРЯДОК! За косяк одного буду гонять всех ! А там вы уж сами разбирайтесь, кто почем...
Секирко молчал, переминаясь с ноги на ногу, в тяжком раздумии: " Может он что натворил? Да вроде нет..."
— Почему никто не остановил этого недоделанного студента, когда он закурил в боксе, где кругом бензин и керосин?! Боитесь этого маменькиного сынка?
- Да нэт...
- Ну тогда воспитывайте прибуревшего сами, чтоб другие не страдали. Накройте одеялкой... Только по ебальнику не бейте... Ну, иди...
- Ну. Вовик, ты и педагог! - с восхищением воскликнул "Лапа". - Разрулил в момент...
- Педагог и педераст - слова однокоренные! Больше меня так не зови! - Зло огрызнулся младший сержант, но увидя как заходили желваки на лице друга, продолжил миролюбиво, - Не обижайся братан, держи кардан!
Тарарак вдруг поднялся и собрался уходить.
— "Трактор", ты куда ? - спросил его "Лапа" с удивлением. - Всех дел не переделаешь...
— Нет, пойду. Спасибо за угощение, мне еще на "Урале" клапана регулировать...
Когда дверь за ним закрылась, подал голос, доселе молчавший "Финн":
- Хороший пацан, "Трактор", полгода вместе шуршали бок о бок. Помните "шур-шур" ?
Волной накатились воспоминания, как сидя на корточках, драили линолиум с песком, хором повторяя : "шур-шур-шур!"
- Не слышу шуршания! - орет рыжий сержант Равиль.- Плохо шуршим, душары!
Шуршит сильнее песок, громче звучат голоса:
- Шур-шур-шур! Шур-шур-шур!
.... Да были времена! Злорадная улыбка появилась на миг и исчезла в уголках рта Вовки: борзый Равиль дембельнувшись, выпал из электрички...
Тягостные воспоминания прервало появление запыхавшегося дневального:
- Товарищ младший сержант, вас вызывает майор Голдырев!...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...