Служба на прославленном крейсере Кутузов в те далекие времена расцвета сил Советского Союза была скорее гордостью и почетным долгом, чем тягостью. Долгие походы в открытом море, романтика которых воспевалась поэтами всех эпох, зачаровывыли матросов-первогодок и по-настоящему влюбляли в море мичманов и офицеров. Лишь только матросам, зачерствевшим и утратившим пыл после первого года службы, закрытое мужское общество становилось в тягость. А можно понять - день и ночь одни и те же лица в одном и том же стальном интерьере, а горизонт разнообразит только положением солнца и узором облаков.
Следует, однако, справедливости ради уточнить, что Кутузов, в отличие от прочих судов, обладал неоспоримым преимуществом - собственным оркестром. А для меня лично это преимущество крейсера было спасительным - мне - музыканту, как и остальным членам оркестра не пришлось круглосуточно нести вахту, ковыряться в мазуте, драить орудия. Даже правая верхняя палуба, куда не ступала нога ни одного матроса, была доступна в торжественные часы оркестрантам. Вероятно, такое положение дел и послужило причиной того, что вся эта история произошла именно в нашем кубрике и тянулась не один год.
Мне, тогда еще безусому матросу, по счастливой случайности оказавшемуся в гуще событий затруднительно было выпутаться без ущерба для репутации.
Бывают дни, когда мелкие неприятности норовят нарушить прекрасное расположение духа. Вот так, стоя на верхней палубе перед бескрайней синевой моря, отражающего золотистые лучи я стал невольным свидетелем конфликта. Старший матрос Боровиков, высокий и атлетично сложенный молодой человек, что редкость для командира музыкантов, прилюдно накинулся на матроса Шевцова. Дело было явно не в чистоте звуков шевцовской трубы, что-то другое. Оркестранты, да и другие матросы, стоявшие поодаль с интересом наблюдали за уничижающим действом.
— Пидар, еще раз я услышу от тебя жалкие отговорки...- агрессивно кричал Боровиков, сопровождая моральное давление оплеухами и толчками.
Шевцов подавленно сжался и когда пыл взрывной натуры старшего матроса угас, бедолага уселся на доски палубы и его лишенные всякого выражения глаза, казалось, искали отрады в слезах. Не знаю, возможно только мне видеть его в столь жалком состоянии было невыносимо, остальные же с ухмылками на лице отпускали гнусные шуточки.
Вечером пятницы, начальник медслужбы, как обычно пренебрег своей обязанностью - осмотром матросов и личный состав оркестра, не обремененный вахтой, удостоился еженедельного вечернего досуга, когда никто из офицеров уже не собирался вывести нас из состояния безмятежной лени, хоть мы и размещались на офицерской палубе. В кубрике, где собрался весь личный состав, царила атмосфера предвкушения, которую, впрочем не разделяли такие же как и я молодые матросы. Все лежали на своих койках, откровенно нарушая форму, вернее оставаясь в послебанном образе. Внезапно наступило всеобщее оживление - в дверях кубрика появился Алексей Шевцов. Очевидно, он задержался в душевых и последним вернулся. Стоило присмотреться и я обомлел, Алексей вошел и встал между тесных рядов, позволяя всем желающим спуститься с верхних коек и плотно рассесться вокруг него. Его вид меня шокировал - на голом теле был красный кружевной женский лифчик и такого же цвета красные трусы. Женственное телосложение и миловидное лицо искажалось только исключительно короткой длиной блондинистых волос. Трудно поверить, но Алексей, ввиду внимательности к деталям, побрил даже ноги. Старший матрос Боровиков, обычно не отличающийся любезностью, больше других выражал восхищение гостьей. Восторг моих сослуживцев, сродни приходу деда мороза в детский сад, сопровождался смехом и сальными шуточками, а вот к "женщине" прикасаний себе никто не позволял.
Мы, матросы-новобранцы, и без того отягощенные неуставным своим видом, совершенно были ошарашены действием, свидетелями которого явились. Шевцов в женском облике жеманно двигался и при всяком случае крутил бедрами. Казалось, образ женщины - не игра, не постановка, а выпущенный на волю джин, расправивший затекшие от долгой тесноты конечности. Алексей с наслаждением на лице принимал комплименты и похвалы сослуживцев и только теперь представил свое истинное естество.
Умудренный собственным печальным опытом, он не допускал себе прикосновений к кому-либо из своих поклонников, а уж тем более, поцелуев.
— Аллочка, ты сегодня хороша, как никогда! - полюбезничал-таки Боровиков под всеобщее одобрение.
Даже позорное утреннее фиаско больше не имело никакого значения для Шевцова, да впрочем, и всего состава оркестра.
— Ну все, хорош жопой крутить, начинай...- потребовал альфа-самец Боровиков и, откинувшись на переборку, расставил пошире свои волосатые ноги.
Привычным движением Алла опустилась коленями на пол между коек и устроилась у ног старшего матроса. Трудно было отвести взгляд от женского тела с коротко стриженной головой, которая жадно устремилась к паху матроса. Вероятнно, если приобрести для Аллочки женский парик, ее облик не уступит прекраснейшей из всех дам, имеющих возможность когда-либо ступить на крейсер.
— Алла, не томи, - хрипло произнес Боровиков, стягивая черные флотские трусы.
Алла, облизнувшись, с жадностью открыла рот шире, чем можно было вообразить, и оттягивая удовольствие, вобрала в рот крупную залупу. Матросы замерли... не решаясь даже громко дышать, все смотрели, как шлюха крутит пухлым задом и громко причмокивает.
— Да, шалава, сосешь заебись, - просопел Боровиков, первым пользовавший соску.
Голова ритмично опускалась, впуская толстый, пронизанный жирными венами ствол между слюнявых пухлых губ, нежно сомкнутых для усиления эффекта. Алла томно дышала, раздувая ноздри возле паха матроса и периодически хватала ртом воздух, когда выпускала член изо рта. Профессионально она изводила Боровикова, а когда его трепыхания и дрожь ослабели, то протиснула свою тонкую с длинными пальцами ручку и нащупала его мошонку. Мутными глазами Боровиков глядел на сосалку и первым нарушил негласный закон - положил правую руку ей на голову. Заметно мускулы напрягались, по всей видимости, для того, чтобы поглубже насадить рот сослуживца на свой штырь. Тогда старший матрос протяжно замычал и резко выгнул спину, подавая таз навстречу минетчице. Все мы, оркестровый взвод, замерев смотрели, как наш командир спускает в рот Шевцова. Алла судорожно сглатывала и мычала от неги, усиленно вращая соблазнительным задом. Боровиков резко встал, оттолкнул шлюху и натянув трусы, вышел из кубрика. В таком виде за пределами кубрика он только и мог, что юркнуть в гальюн.
Не успела вошедшая в раж минетчица потребовать очередную порцию спермы, как матрос Степанов, приемник на должность командира отделения после дембеля Боровикова, ловко подсел на освободившееся место. Парни, сидящие возле совокупляющихся в рот моряков, похотливо глядя, через оттопыренные трусы наминали свои орудия. Один за другим они сбрасывали свой недельный груз в женственный рот Шевцова. Никто не заметил, как в кубрик вернулся и томно улегся удовлетворенный Боровиков.
— А по-настоящему никто сегодня не хочет? - манерно спросил Алексей, выпустив очередной член изо рта.
По-видимому не только полноценный секс, но и на минеты соглашались матросы не каждую неделю, только когда совсем припечет. Я лежал на верхней койке в дальнем углу и все это время слушал причмокивания и кряхтения. Как бы омерзительно не было, но мой член до предела напрягся и сильно зудел.
Ну, раз больше желающих нет...- с удивительным простодушием, обидчиво закусив губу сказала Алла, - не забывайте, зайцы, завтра я весь день на мичманской палубе...
Алла разогнула затекшие колени, повертела попой и нарочно пальцами сжала сзади трусики, представляя обозрению свои округлые ягодицы.