Уже не я. Часть 3

- Так, посмотрим. - Доктор в белом халате строго посмотрел на меня и попросил подняться с койки. - Раздевайтесь, мне надо вас осмотреть.

Оставшись совершенно голым, я почувствовал себя несколько неловко под пристальным взглядом врача, который почти наверняка был прекрасным специалистом, но оттого все же не переставал быть мужиком. О чем он думает сейчас? Презирает меня, наверное, смеется надо мной в душе.

- Поднимите руки и повернитесь. Угу, так. - Надел резиновые перчатки и довольно бесцеремонно ощупал меня с головы до ног, обратив особое внимание на мои новые выпуклости.

- Что ж, могу вам сообщить, что сканирование и тесты показали полное успешное окончание внутреннего и внешнего перестроения. - Он выпрямился и снял перчатки. - Что-нибудь беспокоит: неприятные ощущения, дискомфорт?

- Да нет, все хорошо. Только мне кажется, что: - Я запнулся. - Груди немножко великоваты.

- Ну, - улыбнулся врач, - это скорее плюс. Можете одеться.

Я с облегчением натянул на себя больничную пижаму.

- Завтра утром у вас операция. Перед вводом гормонального коктейля, который детонирует работу яичников и в целом перезапустит всю эндокринную систему, необходимо удалить пенис и мошонку.

Я был готов к этому и просто утвердительно кивнул.

- Это обязательное условие покупателя.

- Я понимаю, доктор.

- Вот и отлично, а сейчас отдыхайте.

Утром следующего дня, когда мне делали клизму, я едва не сгорел со стыда. Затем тщательно выбрили лобок и промежность, уложили на каталку, прикрыв обнаженное тело прохладной простыней, отчего кожа покрылась мелкими пупырышками. Глупость какая, я ведь сам мог преспокойно дойти до операционной. Наверное, у них тут правила такие. Пока меня везли, я изучал потолок больничных коридоров и считал проплывавшие надо мной лампы, старался не давать свободы неприятным мыслям, не наполнять, и без того бешено колотящееся внутри, сердце тревогой и страхом перед новой жизнью. И вот я в ярко освещенной операционной лежу на разделочном столе. Вижу хирурга и его ассистентов, стены, облицованные белой плиткой, вижу закрытые жалюзи, за которыми наверняка скрывается окно. Вдруг вспоминается детство: бесконечные мотания с родителями по съемным квартирам, детский сад, где я впервые понравилась девочка, расположения которой я потом всячески добивался. Стоматолог в том детском саду, в кресле которого я тогда так здорово орал от страха. Школа, велосипед, о котором давно мечтал - подарок родителей. Первая бутылка пива, первое свидание с девушкой, первый настоящий поцелуй. А потом был институт: секс, алкоголь, ночные дискотеки:

- Вы готовы? - Я видел, как под повязкой шевелятся губы хирурга. - Что-нибудь беспокоит? Вам сейчас дадут наркоз.

В Дашку я в первый раз влюбился по-настоящему. Я не слишком нравился её маме, но это не мешало мне оставаться у них в квартире до поздней ночи. Чтобы нас не услышали, мы стаскивали постель с кровати на пол. Один раз занимались с ней сексом на пшеничном поле, где в высоких колосьях нас никто не мог увидеть; романтично, конечно, но не слишком удобно - было жарко, пыльно, а голую кожу постоянно щекотали и кололи невидимые букашки.

- :наркоз: - Уловил я краем уха.

Ещё запомнилось, как в театре мы с Дашкой ушли из партера на балкон. Спектакль был не слишком занимателен, и нам стало скучно. И вот там, на балконе, девушка запустила руку в мою ширинку и раздрочила мой член так, что я едва не кончил прямо в штаны. Потом обождала, пока я немного успокоюсь, нагнулась и отсосала, проглотив всю кончу:

На лицо мне опустилась прозрачная маска, и за мгновение до бессознательного, я почувствовал сильный запах женской вагины. Нет, не надо! Я передумал! Отпустите! Но тут свет померк.

И через мгновение вспыхнул снова. Теперь я находился уже не в операционной, а полулежал в ванне с густым полупрозрачным голубым киселем, через который смутно угадывались очертания моего тела.

- Не волнуйтесь и постарайтесь не делать резких движений. - Предупредил меня чей-то голос. Ко мне подошла девушка в униформе больницы. - Я медсестра. Как вы себя чувствуете?

- Хорошо: - Произнес я и осекся, услышав свой голос - томный, грудной женский голос.

- После операции вас поместили в активный биораствор, который помог наномедам завершить формирование мочеполовой системы. - Словно лекцию читает - наверное, недавно окончила институт.

- А:

- Ваши голосовые связки также

были модифицированы с помощью:

- Нет, что вы сказали про мочеполовую систему?!

Медсестра растерялась:

- Ну, теперь вы полностью девушка.

Я замер, а моя рука, преодолевая упругое сопротивление голубого геля, переместилась к паховой области.

- Но как, разве вы не знали? - Казалось, девушка сейчас расплачется.

Я нащупал выпуклый лобок, а чуть ниже, в самой промежности - две большие округлые складки кожи.

- Знал, но: как то быстро всё это:

До операции даже с шикарной бабьей задницей и гигантскими молочными железами я все ещё оставался мужиком - тогда все можно было остановить, повернуть процесс вспять. Теперь же, лишившись члена и получив взамен вагину, я превратился в девочку окончательно и бесповоротно - покупателю наверняка уже провели операцию, и мои причиндалы сейчас болтаются у него или у неё между ног. Конечно, есть и другой вариант - получить мужскую плоть донора, но для этого нужны деньги, очень большие деньги, которых у меня нет и никогда не будет. Но стоит ли думать об этом, терзать себя мыслью о безвозвратно утраченном, если я сам определил свою судьбу, без особых колебаний отказавшись от того, что в конечном итоге делало меня мужчиной, приговорив себя тем самым к дальнейшему существованию в женском платье.

Еще неделю после операции мне предстояло оставаться под присмотром медиков, которые каждый день придумывали для меня новые анализы и обследования. С волнением ожидая того дня, когда, наконец, выйду из дверей клиники и приму все права и обязанности, условности, преимущества и недостатки новой половой роли, я учился произносить глаголы с окончанием и справлять малую нужду сидя, что поначалу меня несколько смущало. Оказавшись в больнице, первое время при посещении женского туалета я стеснялся и робел от страха, что кто-нибудь заметит у меня пенис и устроит скандал. Теперь же я смело заходил в дверь с нарисованной на ней большой буквой , но иногда пугался, когда, стоя перед унитазом, по старой привычке пытался достать член и не находил его.

День выписки начался с Дашкиного появления.

- Привет, вот и я! - В палату ко мне вбежала запыхавшаяся девушка. Её раскрасневшееся от мороза лицо радостно светилось, а сама она пахла снегом и апельсинами. - Вот, я всё принесла!

Она опустила объемистую сумку на пол и, присев около неё, стала выкладывать на мою койку одежду.

- Такой жуткий мороз, - щебетала она, - но зато солнышко яркое, а на небе ни облачка! Ну же, поднимайся, лежебока! Посмотри, что я тебе принесла.

Потянувшись, я окончательно проснулся и сказал с улыбкой:

- Привет. Хорошо, что ты приехала.

- Где твои старые вещи? Их надо сложить сюда. - Даша осмотрела палату, но не увидела ничего, похожее на шкаф. - Пойду, спрошу у медсестры. А ты пока одевайся.

Тряпки, что она принесла, были её собственными вещами: джинсы, теплый свитер, старая Дашкина дубленка. Теперь не имело смыла и дальше носить мужское, прятаться от окружающих; бабам - бабье. В отдельном пакетике я нашел новые колготы в упаковке и комплект белья, который я когда-то подарил Дашке. Как-то неловко было надевать на себя трусы, которые сам много раз стягивал с неё. Лифчик оказался слишком маленьким и покрывал груди едва ли на треть, лямки его едва не лопались от сильного натяжения. Ладно, пока хоть так. Затем настал черед колгот и верхней одежды.

- Что, красавица, готова? - Дашка вернулась с охапкой моей старой одежды. - Ох, растянешь ты мне свитер своими титьками! Да ладно, не смущайся.

И вот я вернулся в мир. Те же дома, те же люди вокруг, те же машины на дороге. Всё осталось прежним, но вместе с тем мир неуловимо изменился. Когда прохожие на улице смотрели на меня, я терялся, опускал или отводил в сторону глаза - от мысли, что теперь окружающие будут воспринимать меня девчонкой, делалось жутковато. Ну и ладно, привыкну. Не умер же, не стал калекой. Бабы - такие же люди, как и все.

Новую жизнь я начал в одиночестве. Полного и унылого. Даже Дашка куда-то пропала. Позвонил бы кому-нибудь, да с беспросветного одиночества, когда ты предоставлен лишь сам себе. Нельзя сказать, что и раньше я имел тысячу друзей, но теперь я совсем остался один. Номер телефона пришлось поменять, чтобы те немногие друзья и знакомые, что были у меня раньше, не могли найти меня, узнать о произошедших со мной переменах. Быть может, с кем-нибудь из них я и свяжусь, но это если и будет, то очень и очень нескоро.