Уравнение. Часть 1

еquаtiоn от оshаw

****************************************

– ЕБИ МЕНЯ! – продолжала вопить она, опять и опять врезаясь в меня. Я потянулся к ее большой великолепной груди и ущипнул гордый прямо стоящий сосок. Болезненное ощущение заставило ее выгнуть спину, в то время как она скакала на мне в стиле пастушки. Рыдания экстаза, исходившие от нее, возбуждали меня, и я чувствовал, как в моих чреслах начинается возбуждение.

Без предупреждения я внезапно скатил ее с себя и, не переставая вбиваться в нее, последовал за ней, пока не начал трахать ее в миссионерском стиле. Игнорируя ее мольбы быть нежным, я безжалостно драл ее. Мой член безостановочно входил и выходил из ее тугой киски.

Она выражала свое одобрение, обхватив меня своими длинными мускулистыми ногами. Ее руки обвились вокруг моей шеи, и она смотрела мне в глаза, в то время как я продолжал ее трахать. Эти большие чувственные карие глаза заглядывали мне в душу, в то время как мы качались навстречу друг другу. Этого было почти достаточно, чтобы забыть ту ложь, что говорили эти чудесные глаза.

Чтобы не зацикливаться на этом, я закрыл глаза, входя в ее тело, мои яички быстро шлепали по ее попе. До меня доносились ее стоны наслаждения. Это был еще один стимул следовать законам природы и кульминации. Излить свое семя в это прелестное создание и оплодотворить ее. Словно эта женщина – моя помощница, мой партнер, моя любовница, моя жена, мать моих детей. Все переменные жизни как бы укладываются в одно простое уравнение: мужчина и женщина равно жизнь.

Эта фантазия возбудила меня, когда я вступил в финальную стадию нашего занятия любовью. Еще несколько толчков – и я кончу. Она видела, что я уже на грани, и умоляла меня кончить со все более частыми криками. Громкость ее голоса тоже начала увеличиваться.

Затем, в хорошо организованной манере, я достиг своего зенита и больше не мог сдерживаться. Я взревел, врезавшись в нее в последний раз, и сперма яростно вырвалась из моего члена... Я удерживался на месте, когда последовал еще один мной поток, а потом еще. Она закричала в кульминации, а ее тело содрогнулось. Я продолжал извергаться, пока не иссяк, и рухнул на нее.

Не желая ее раздавить, я перекатился и ловко усадил ее на себя. Я чувствовал ее тепло и сердцебиение, нежно лаская ее, пока мы остывали от наших занятий. Мы молчали. Говорить необходимости не было. Я продолжал гладить руками ее восхитительное тело в знак признательности.

Наконец, когда мы отошли, я почувствовал, как моей щеки коснулась ее рука. Жест в благодарность за мои усилия. Затем она высвободилась из моих объятий и пошла в ванную. Вскоре я услышал, как включился душ, и попытался представить себе, как будет выглядеть ее тело, когда вниз хлынет вода.

На мгновение мне захотелось присоединиться к ней, но вместо этого я остался лежать ничком на кровати, собираясь с мыслями. Затем душ отключился, и через несколько мгновений дверь открылась с вырвавшимися наружу клубами пара, возвещая о ее прибытии. Она вышла, выглядя как мифическая греческая богиня, поскольку ее едва прикрывало банное полотенце.

Она вернулась к кровати, улыбнулась мне и опять коснулась рукой моей щеки. Я наслаждался ощущением в момент, когда ее пальцы скользили по мне, прежде чем она разорвала со мной контакт. Она отошла и, не смущаясь, сбросила полотенце и принялась одеваться в разбросанную по полу одежду. Я молча наблюдал, как начинает скрываться под одеждой ее прекрасное тело. Потом она подошла и села рядом со мной, поправляя чулки и застегивая босоножки на своих изящных ногах.

Довольная своими усилиями, она посмотрела на меня сверху вниз и улыбнулась.

– Это было фантастически. Когда снова увидимся?

Я подчинился и сказал, что у меня есть ее номер, и я скоро позвоню. Затем она наклонилась ко мне и дальше, мимо меня, взяв десять стодолларовых банкнот, сложенных на ночном столике. На мгновение она заколебалась, заметив небольшую отдельную стопку из пяти стодолларовых банкнот. Она посмотрела на меня, а я сказал, чтобы она взяла их как чаевые.

Теперь, когда она забрала и вторую стопку, на ее лице появилась широкая улыбка. Еще раз поблагодарив меня, она решила нарушить кодекс и поцеловать меня в губы. В последнюю секунду ее губы дрогнули, и я получил целомудренный поцелуй в щеку.

Я смотрел, как она идет к двери. Она открыла ее и вышла, а прежде чем закрыть, оглянулась назад и сказала:

– Счастливого рождества.

Меркантильный взгляд на ее лицо уничтожил остатки моей фантазии.

Потом я остался один. Я стянул со своего вялого члена презерватив и бросил его в мусорную корзину. Не будет ни любви, ни привязанности, ни зачатия, ни подруги, ни компаньонки, ни жены. Просто дорогостоящая вечерняя передышка, пока я сидел на растрепанной кровати в темном гостиничном номере в казино Лас-Вегаса.

– Счастливого Рождества», – грустно сказал я себе, переворачиваясь на другой бок, чтобы заснуть.

***

Проснувшись, я подвел итоги прошедших выходных. Несмотря на то, что вчера вечером я поддался биологической потребности, у меня все еще оставалась прибыль в размере трех с половиной тысяч долларов за два дня работы за столами блэкджека. Моя цель состояла в том, чтобы к концу недели иметь пять тысяч долларов. Очевидно, теперь это будет сделать несколько сложнее, учитывая основные правила, которые я для себя установил.

Каждый визит в Лас-Вегас означал упорядоченный и точный набор процедур, которым необходимо следовать для достижения заранее определенной цели. Первое правило – играть исключительно в блэкджек. Второе – никогда не пить во время азартных игр и не играть, когда устанешь. Третье правило – никогда не привлекать к себе внимания. Четвертое правило заключалось в том, чтобы распределить игру между различными казино. Пятое правило – как достиг своей цели, немедленно уходить.

Мне помогало несколько хитростей. Одна из них заключалась в том, чтобы при каждом посещении менять свою внешность. Другая – решить наугад, какова будет цель каждого визита. Один визит может дать триста долларов, другой – две с половиной тысячи. Я никогда не играл за столами с большими деньгами. Обычно я предпочитал минимум в десять долларов при максимуме в пятьсот. Это удерживало меня в тени. Часто я перевыполнял свой план, а потом устраивал шоу, заказывая напитки, и под их влиянием делал глупые ставки. Я уходил из-за стола, и все думали, что я уходил в проигрыше.

Я никогда не обналичивал все свои фишки, всегда обналичивая столько, чтобы не привлекать внимания Налоговой службы или казино. Был и ряд других мер предосторожности, которые я использовал. И все же, я знал, что меня непременно поймают. На стороне казино было слишком много опыта и технологий. Когда меня поймают, я попаду в легендарную черную книгу Лас-Вегаса. Я буду изгнан и не смогу когда-либо снова играть там.

У меня всегда был уникальный талант к числам. Я могу в любой момент мгновенно рассчитать шансы на то, что будет сдана та или иная карта. В сочетании с фотографической памятью, я и впрямь мог иметь шансы в свою пользу на любой руке.

В Лас-Вегасе для этого был свой термин, он назывался подсчетом карт, и в глазах казино это было равносильно мошенничеству, а потому не допускалось. У счетчиков карт отбивали охоту играть, а если они продолжали играть, им перекрывали эту возможность. Если они все же пытались играть, что ж, ходили слухи об увечьях и безымянных могилах в пустыне Невада.

Я – не особенно смел. И никто не сочтет меня авантюристом. Просто случилось так, что я обнаружил свои способности на закате жизни, когда отчаянно нуждался в средствах. Тогда это был вопрос выживания, теперь же – просто удобный способ восполнить все, что потерял.

Какая ирония – думать, что я могу все восполнить. Кое-что уже никогда не будет прежним. Моя работа, моя репутация, но в основном – суть моей жизни, Лора – теперь все ушло, оставив после себя руины человека.

Как я мог за такое короткое время пройти путь от вершины академического мира до погони за тузами? Я вспомнил те дни, когда был штатным профессором математики в университете. Как я был горд, как высокомерен, как чванлив! Я был восходящей звездой в создании новых теорем для анализа и обсуждения великими умами. Теперь же единственным вопросом, который я обсуждал, было, не менять карт или терпеть убытки.

Весь позор, все унижение, все это можно было бы вынести, если бы не предательство Лоры. Зачем она это сделала? Я так и не получил удовлетворительного ответа. Единственное, в чем можно было быть уверенным, так это в том, что сейчас она – в объятиях другого мужчины. мужчины, замыслившего и спланировавшего мое падение и превзошедшего все свои ожидания, чтобы погубить меня.

Возможно, это была судьба, что я и мой соперник – встретимся в решающий момент в нашей жизни, и события будут происходить независимо от того, какие будут вводные. Единственное, в чем можно было быть уверенным, так это в том, что с течением времени события разворачиваются, и теперь оставалось лишь гадать, как лягут карты.

***

Я вспомнил свой первый день в университете, принявшем меня на работу в качестве доцента. Я бродил по кампусу, пытаясь найти кафедру математики. Один студент сжалился надо мной и направил в нужное здание. Затем мне пришлось углубиться в лабиринт кабинетов, пытаясь найти заведующего кафедрой, доктора Бена Стивенса.

Наконец, я наткнулся на дверную табличку «доктор Стивенс» и осторожно постучал. На мой робкий стук ответом был рев, приказывающий мне войти. Заглянув внутрь, я увидел пожилого джентльмена, сидящего за столом, заваленным стопками папок.

– А, ты, должно быть, Рид. Мы тебя ждем! Ты голоден? Я умираю с голоду, и знаю место, где подают отличную еду и Гиннесс комнатной температуры! Кстати, угощение будет за твой счет!

И эта пулеметная речь стала моим знакомством с доктором Стивенсом. Еда была такой, как он и описал, и «Гиннес» лился рекой. После второй кружки он настоял, чтобы я называл его Беном. К третьему был занят тем, что обзванивал всех на кафедре, чтобы те присоединились к нему на встрече с последним вундеркиндом.

Я был похоронен под шквалом представлений, и хотя у меня была отличная память, шум, хаос и пиво за столом заставили меня волноваться, что я кого-нибудь забуду.

Когда на следующее утро я проснулся с похмелья, то не помнил, кто я такой. Кое-как добрался до кабинета Бена и, борясь с собой, начал громко обсуждать, какие у меня задания на предстоящий семестр. Когда он убедился, что я знаю дни и часы каждого занятия, то начал обсуждать нюансы обучения. Целых три часа он обсуждал различные фракции в колледже.

Кафедра английского языка была вовлечена в смертельную вражду с кафедрой испанского. Кафедра французского никому не нравилось, а немецкого – чертовски мала. Первыми были кафедры восточных языков, которые в один прекрасный день захватят весь мир. Химия хорошо ладила с Биологией, но не с Ботаникой. Астрономия была непринужденной и не вызывала никаких проблем. История держалась особняком, а Политология каждый день разжигала революцию. Различные спортивные команды были неумелыми, и все же, захапывали непропорционально большую часть бюджета.

Наконец, Бен остановился и объявил, что пора обедать, что угощение опять за мой счет, и повел меня в самый захудалый мотоциклетный бар, в котором я когда-либо бывал. Байкеры всех мастей приветствовали его и вступали с ним в разговоры о различных моделях «Харлея». Оказалось, что его уважают как реставратора старых мотоциклов. В настоящее время он восстанавливал Indiаn сhiеf 1940 года, и все хотели знать, когда состоится торжественный показ.

Остаток дня он проводил в баре, а я слушал о байкерах, их мотоциклах и старухах – в таком именно порядке важности. Когда меня спросили, на каком мотоцикле ездил я, Бен меня спас, сказав, что я поручил ему восстановить мотоцикл, но мы не будем обсуждать его, пока тот не будет закончен.

В очередной раз я, спотыкаясь, добрался до своей квартиры, после того как, выходя из бара, мы с Беном взяли такси. Я рухнул на кровать, в то время как мир вращался вокруг меня, и задался вопросом, как долго смогут продержаться мои почки и печень.

Когда зазвонил будильник, я, пошатываясь, встал и побрел в душ, чтобы смыть алкогольные пары. И снова я оказался перед дверью Бена, и опять мне приказали войти.

– Ну, Рид, сегодня было пятьдесят на пятьдесят, что у тебя будет татуировка! – с усмешкой сказал он.

– Бен, не могу сказать, так это или нет, мое тело все еще в онемении.

С этими словами он рассмеялся, и мы перешли к более непринужденной беседе. Я начинал наслаждаться его обществом, даже если он и пил больше, чем мне бы хотелось. Мы обсудили предстоящую ориентацию студентов, запланированную на следующую неделю, открывающую осенний семестр. Затем он объяснил свой стиль управления кафедрой. Я был поражен степенью самостоятельности каждого профессора. Все, чего он ожидал, – это наших максимальных усилий по обучению студентов и продолжению собственного обучения в выбранной нами области.

– Пойдем, покажу тебе, где будет твой кабинет. А потом сходим пообедать, угощать тебе.

Когда я последовал за ним по коридору, он начал бегло комментировать преимущества и недостатки каждой аудитории, такие как плохая акустика в тех, где проходила большая часть курсов, которые я должен был преподавать, но он меня заверил, что все студенты на моих курсах будут бодрствовать в связи с плохим отоплением.

Когда мы прошли дальше по коридору, он показал, что главным фокусом офисной политики является пространство и местоположение. Расстояние от его кабинета показывает место в иерархии. Когда мы продолжили путь, я заметил, что в таком случае он, должно быть, меня просто ненавидит. Он засмеялся и напомнил, что я здесь – новичок. Если мне это не нравится, то стоит опубликовать несколько статей и принести некоторый престиж для кафедры, и я увижу, как быстро буду вознагражден.

Когда мы дошли до конца коридора, я увидел, что рабочий-ремонтник что-то выводит краской на двери. Бен озадаченно посмотрел на него и пробормотал:

– Что за черт?

Когда мы приблизились, Бен заволновался, прочитав только что написанную надпись: «КАБИНЕТ ДОКТОРА ДЖЕЙСОНА ФЕДЕРА».

– Том, ты помнишь, что я велел тебе сделать на прошлой неделе. Что случилось?

Встревоженный работник из обслуги ответил:

– Доктор Стивенс, он сказал мне, что вы передумали. Поэтому я занялся заменой в этом офисе всей мебели и оборудования. Последнее, что мне осталось сделать, это поменять замки и передать ключи доктору Федеру.

– Знаешь, что, Том, открой-ка кабинет, чтобы я смог посмотреть, что тут происходит, – тихо сказал Бен.

Том выполнил приказ и открыл дверь на обозрение Бену. Новая плюшевая мебель, шикарный художественный декор и новое оборудование, включая современную компьютерную систему, просто сияли в офисе. Бен обошел все вокруг и изучил планировку.

– Похоже, доктор Федер потратил весь свой бюджет на обновление твоего кабинета, Рид. Поздравляю!

Затем он повернулся к Тому и велел ему сменить замки, как и было приказано, но ни при каких обстоятельствах ни он, ни кто-либо из обслуживающего персонала не должны были передавать ключи доктору Федеру. Никто не должен ничего выносить из кабинета без специального разрешения доктора Стивенса, и, наконец, табличка на двери будет заменена на «Доктор Джеймс Рид.

Когда мы уходили, Бен повернулся ко мне и сказал:

– Боюсь, я поставил тебя сразу в центр властной игры нашего адъюнкт-профессора. Но, клянусь Богом, я преподам ему урок!

– Не помню, чтобы встречался с ним в понедельник.

Бен усмехнулся:

– И не можешь помнить. Он проигнорировал мое приглашение. Наверное, даже хорошо – увидеть, какая он лошадиная задница.

Мы отправились в местную пиццерию, и я был поражен количеством студентов, сразу подошедших к нашему столику и болтавших со своим старым профессором. Что не менее впечатляло, так это – радость и оживление, которые получал Бен от общения со студентами.

***

В четверг я имел сомнительную честь встретиться с доктором Джейсоном Федером. Сидя в своем новом кабинете и спокойно работая над планами занятий, я услышал, как скрипнула дверная ручка, а затем раздался стук в дверь. Я подошел, чтобы отпереть ее, и оказался лицом к лицу с очень недовольным мужчиной.

– Какого черта ты делаешь в моем крыле?

– Доброе утро, полагаю, вы – доктор Федер. Я – Джеймс Рид, новый преподаватель.

Я протянул ему руку для рукопожатия, но он ее проигнорировал.

– Я спрашиваю, что ты делаешь в моем кабинете?!

Я глубоко вздохнул и сказал, что кабинет вместе с мебелью выделил мне доктор Стивенс.

Он пришел в ярость, когда я сказал ему это, и пять минут разглагольствовал в простоной прихожей. Я старался сохранять спокойствие, когда он обрушивал на Бена оскорбление за оскорблением.

– Ну, мне плевать, что говорил этот старый дурак. Ты съезжаешь!

Я посмотрел ему в глаза и сказал, что уйду, только если мне скажет доктор Стивенс. Он надулся и заверил меня, что через десять минут меня выкинут пинком под зад. С этими словами он направился к кабинету Бена. Одним из свидетелей разглагольствования Федера в коридоре была секретарша Бена, Мэри, так что, я знал, что Бен уже будет предупрежден, когда Федер придет в его кабинет.

Я вернулся к составлению плана занятия, когда через полчаса опять раздался стук в дверь. Я вздохнул, встал и открыл дверь перед свекольно-красным Джейсоном Федером. Стиснув зубы, он сказал, что пришел забрать из моего кабинета мебель. Я снова посмотрел ему в глаза и сказал, что доктор Стивенс дал недвусмысленное указание, что только он может разрешить вынести какую-либо мебель.

Это вызвало еще одну вспышку гнева, но я твердо решил, что Джейсону Федеру придется получить разрешение доктора Стивенса. Наконец, я сказал ему, что сейчас уже обед, а я должен обедать с доктором Стивенсом. Может быть, он подумает о том, чтобы присоединиться к нам и попытаться убедить доктора Стивенса вернуть ему мебель?

Федер велел мне идти к черту. Вместо того чтобы ответить, я просто запер свой кабинет и направился в кабинет Бена. Бен обещал показать мне лучшую бургерную в Городе... за мой счет.

Откусывая огромный чизбургер, я вынужден был признать, что это был лучший бургер, который я когда-либо пробовал. Я сделал глоток пива, чтобы запить его, в то время как Бен продолжал потчевать меня подробностями визита к нему Федера. Когда мы сравнили воспоминания, стало очевидно, что ни один из нас в ближайшее время не получит от Федера рождественскую открытку.

***

Наступила суббота, и Бен назначил у себя дома вечеринку для преподавателей. Я приехал рано и познакомился с его очаровательной женой Тери. Как и положено привлекательной южной матроне, она любезно приняла бутылку вина, которую я купил для них, взяла меня под руку и представила всем.

Когда мы не разговаривали с другими, Тери рассказывала мне истории о Бене. Каждая крупица информации вызывала у меня все большую симпатию. Она сказала, что они рано поняли, что не смогут зачать ребенка. Эта трагедия позволила им сформировать сильную привязанность друг к другу. И все же, их преследовало то, что могло бы случиться. Потом Тери сделала мне замечательный комплимент. Она сказала, что Бен думает обо мне как о сыне. Я был смущен и придавлен этим признанием, начав вытирать слезы.

– Черт возьми, парень! Я думал, что только меня Тери может довести до слез!

Я вздрогнул, увидев позади нас Бена, а он сказал Тери, что хочет показать мне свою мастерскую. Я извинился перед Тери, и мы пошли к большому зданию. Когда мы вошли, я был ошеломлен, увидев, насколько чистой и безупречной была мастерская. Она была полной противоположностью беспорядку в его кабинете.

Посреди комнаты стоял старый мотоцикл Индиан в состоянии годном для выставки. Бен начал объяснять, как он наткнулся на раму и мотор на свалке, купил все почти за бесценок и медленно вернул мотоцикл к жизни.

– Нечто столь прекрасное заслуживает второго шанса, – объяснил он.

И я вынужден был с ним согласиться.

Вечеринка наконец закончилась, и, когда я попрощался, Тери и Бен проводили меня. Тери поцеловала меня в щеку и прямо пригласила ужинать с ними, когда мне захочется. Бен сказал, что он и так слишком часто виделся со мной во время рабочей недели и что будь он проклят, если позволит мне беспокоить его по выходным. Конечно, он сказал это с огоньком в глазах, а затем предложил приходить по субботам и помогать ему восстанавливать его мотоциклетные проекты.

***

В тот первый семестр я обращался к Бену, когда у меня возникали вопросы или сомнения. Он терпеливо давал мне советы, и вскоре я стал считать его своим наставником. В обеденное время наши расписания не совпадали, за исключением четверга. Так что, у нас были назначены встречи за обедом на четверг. Достаточно интересно, что после той первой недели Бен всегда настаивал на том, чтобы он угощал меня обедом. Очевидно, та первая неделя служила периодом дедовщины.

Я начал осваивать преподавание своих курсов и стал уделять большую часть времени различным математическим теоремам, которые привлекли меня к изучению математики. У меня всегда была природная склонность к числам, из-за которой в старших классах меня быстро окрестили ботаником. Будучи студентом, я прошел все курсы математики, которые только смог получить.

При получении диплома меня рассматривали несколько рекрутеров, но я хотел продолжить учебу. За короткое время я получил степень магистра и докторскую степень, и снова пришли рекрутеры. Мои родители пришли в ярость, когда я сказал им, что не готов войти в мир бизнеса. Рассмотрев варианты, я подал заявку на должность преподавателя, хотя у меня была для этого слишком высокая квалификация, так что я мог продолжать работать над уравнениями.

Под руководством Бена я начал работать над уравнениями с его помощью. Много послеобеденных часов мы проводили, записывая уравнения на доске и критикуя нашу работу. После многих часов мучительного труда Бен решил, что пришло время опубликовать наши результаты.

Эта статья, «Вариация и предложенный ответ на гипотезу Ходжа» взяли математический мир штурмом. Последовали жаркие дебаты, когда сторонники спорили с недоброжелателями. Почти все согласились с тем, что, хотя мы, возможно, и не обосновали гипотезу Ходжа, но сделали жизненно важный шаг в конечном решении. Заметьте, я сказал, что согласились почти все. Мы с Беном столкнулись с разногласиями на нашей собственной кафедре в лице доктора Джейкоба Федера.

Не успели мы опубликоваться, как Федер составил топорную статью, высмеивающую нашу работу, и опубликовал ее. Его плохо продуманные рассуждения были очевидны большинству серьезных ученых, и они не тратили много времени на критику нашей кафедры за разрешение публикации. Это было наказанием под руководством Бена за предоставление автономии каждому профессору.

***

На втором курсе я продолжал оттачивать свою теорию, а Бен в основном служил моим рупором, когда я проходил по одной касательной за другой, прослеживая гипотезу вниз по кроличьей норе. Я по-прежнему не мог добиться никакого прогресса, но кое-что на самом деле изменилось. Назначенный мне кабинет теперь находился рядом с кабинетом Бена. Это был знак того, что меня готовят к профессорской должности Бена, когда и если он решит получить почетный статус. Еще одно изменение заключалось в том, что я получил должность в связи с публикацией нашей статьи.

Это не было воспринято Федером благосклонно, поскольку он выдвинул против Бена обвинения в фаворитизме. Бен утверждал, что необходимо ускорить срок пребывания в должности, чтобы побудить меня остаться в университете. Проверка, проведенная деканом и независимой комиссией, сняла с Бена все обвинения, но междоусобицы сказывались на нем. С моим повышением до доцента вновь открылась должность преподавателя начального уровня.

В попытке предотвратить всякий намек на критику, Бен сформировал комитет по проверке всех претендентов. Бен, я, Джейсон Федер, а также два других сотрудника кафедры, провели собеседование и поспорили о перспективах. Федер, как обычно, делал все возможное, чтобы сделать эту задачу как можно более болезненной. Любой кандидат, который вызывал благосклонность либо Бена, либо меня, автоматически становился неприемлемым для Джейсона.

Мы как раз просматривали последнюю группу претендентов, когда в аудиторию вошла она. Безупречная репутация Лоры Симмонс и ее очаровательная личность обеспечили ей комфортное собеседование. Когда я смотрел, как высокая красивая блондинка выходит из аудитории, то инстинктивно понял, что Джейсона Федера влечет к ней столь же сильно, как и меня.

Мы с Беном обменялись взглядами и позволили взять на себя инициативу в ее оценке Джейсону. Он провел пять минут, бредя о ней. Бен и я просто согласились с оценкой Джейсона, а оставшиеся два члена комиссии, почувствовав консенсус, также быстро подтвердили это. Таким образом Лора Симмонс стала новым преподавателем.

Когда мы с Беном вышли из аудитории, я сказал, что ему нужно отдать мое холодное, продуваемое сквозняками учебное помещение Лоре. Когда он спросил, почему, я сказал, что из-за того, насколько она привлекала внимание, каждому ее ученику мужского пола понадобится холодный душ, чтобы пройти урок. Он засмеялся и хлопнул меня по спине. Когда я получил памятку о назначении аудиторий, то смущенно отметил, что сохранил свое старое учебное помещение, но мне больше не следовало преподавать ни на одном из курсов для первокурсников. Компромисс, с которым я мог смириться.

***

В следующий раз, когда я увидел Лору, она стояла одна с пустым бокалом вина в руке на ежегодной вечеринке у Бена и Тери. Я подумал про себя, и почему у по-настоящему красивых женщин часто возникают проблемы в социальных ситуациях. Возможно, потому, что другие люди не считали себя достойными общаться с такой красавицей как Лора.

Собравшись с духом, я подошел к ней и увидел, как в ее глазах появилось выражение узнавания, а на лице – легкая улыбка. Боже, да своей широкой улыбкой она могла бы осветить комнату, – подумал я.

– Привет, приятно видеть вас здесь! Позвольте мне снова представиться. Я – Джеймс Рид.

Когда мы пожали друг другу руки, я посмотрел в голубые глаза и мог лишь надеяться, что найду в себе силу воли оторваться от ее взгляда, прежде чем она не сочтет меня мерзавцем.

– О, здравствуйте, доктор Рид, какая честь работать вместе с вами.

Мелодичный голос заставил весь остальной общий шум вечеринки стихнуть, а я сосредоточился на Лоре.

– Пожалуйста, зовите меня Джеймс или, если хотите, можете последовать примеру Бена и называть меня Рид.

Она засмеялась, наклонила голову, изучая меня, и сказала:

– Рид, тебе идет. Пожалуйста, зови меня Лора.

– Ах, Рид, я рад видеть, что ты, наконец, доказал, что достоин чего-то еще, кроме того, чтобы быть плохим компаньоном за обедом, – рассмеялся Бен, а затем поздоровался с Лорой:

– Лора, позволь мне провести для тебя грандиозную экскурсию. Моя жена где-то в этой массе человечества, давай спасем ее!

Когда я смотрел как Бен уводит Лору, меня встревожила пустота, которую я почувствовал по мере ее исчезновения из поля зрения. Все что я знал, это то, что хотел бы проводить с ней больше времени. Я позаботился о том, чтобы продолжать сталкиваться с ней на вечеринке и вести светскую беседу. И мог бы сказать, что нам становилось все более комфортно друг с другом. Я извинился и пошел принести ей еще один бокал вина.

Потом увидел, как она разговаривает с Джейсоном Федером. Подойдя к ним, я протянул ей бокал. Она улыбнулась и сказала: «Спасибо». На лице Федера отразилось отвращение, когда он извинял меня за вторжение в их разговор. Я подумывал о том, чтобы остаться с ними, но не хотел создавать никаких проблем Бену или Тери. Я подошел к Тери, когда она наблюдала, как Федер и Лора продолжают разговор. Она покачала головой и сказала, что Джейсон впервые присутствует на одной из их вечеринок. Что именно побудило его посетить это мероприятие, было очевидно.

– Где Бен? – спросил я.

Тери ответила:

– Ему стало так противно при виде Джейсона, что он спрятался в мастерской. Ты не присоединишься к нему?

Я немного поразмыслил над этим:

– Нет, думаю, что пойду домой. Скажи Бену, что завтра я буду в офисе, а вечером зайду, чтобы помочь ему вытащить блок двигателя из этого мотоцикла BSа.

Она обняла меня и поцеловала перед уходом.

***

Все субботнее утро я провел в офисе, перебирая изменения графика, но все, на чем я мог сосредоточиться, был образ Лоры. Испытывая отвращение к потраченному впустую дню, я, наконец, отправился в мастерскую Бена, и войдя, услышал разговор.

– Рид, ты появился как раз вовремя. В конце концов, мне пришлось заменить тебя другим механиком.

Затем я заметил Лору, одетую в повседневную одежду, а увидев, насколько чист Бен, понял, что до моего приезда никакой работы не велось.

– Лора и Тери решили, что мы должны пригласить их куда-нибудь поесть. Я сказал Лоре, что настоял на том, чтобы угощал ты, – продолжил Бен.

Мы с Лорой рассмеялись, когда я согласился с этим предложением.

Вскоре вчетвером мы сидели в прекрасном итальянском ресторане, который проигнорировал наше пренебрежение к дресс-коду из-за длительного покровительства Стивенсов. Я поморщился, когда получил счет, но то, что я сидел рядом с Лорой, делало все это стоящим того.

Оттуда мы отправились в небольшой джаз-бар, и без лишних подсказок я пригласил Лору на танец.

Я заключил ее в объятия, и мы закачались в такт нежной мелодии. Я вдыхал ее духи и трепетал, когда соприкасались различные точки наших тел.

Она отстранилась от меня и сказала:

– Я должна быть на тебя сердиой.

Озадаченный, я спросил, почему.

– Ты оставил меня наедине с Джейсоном Федером. От него у меня мурашки бежали по коже. У него хватило наглости сказать мне, не спросить, а сказать, чтобы я пошла к нему домой.

Я ответил, что мне очень жаль, а она сказала, что я могу загладить свою вину, пригласив ее на свидание в пятницу. Потом прижалась ко мне, и я бы согласился на все прямо тогда.

Мы начали встречаться и вскоре договорились стать эксклюзивными. Это не помешало Федеру все еще пытаться встретиться с Лорой. Лора присоединилась ко мне и Бену в нашей небольшой неформальной беседе, когда мы спорили над гипотезой Ходжа, а Федер пользовался любой возможностью, чтобы нас прервать. А после пришел в такое отчаяние, что предложил свою помощь. Как он ни старался, ему не удалось вбить клин между мной и Лорой, и после учебного года мы с Лорой поженились.

***

В течение следующих четырех лет я был в блаженстве, будучи женатым на самой прекрасной женщине на свете. Мне нравилась моя работа и дружба с Беном. Наконец-то я помог восстановить купленный мной Hаrlеy-Dаvidsоn еlесtrа Glidе 1969 года выпуска, и теперь у меня было право хвастаться всякий раз, когда я ходил в Jосkо's, захудалый байкерский бар, с которым меня познакомил Бен. Единственной ложкой дегтя в бочке меда было то, что гипотеза Ходжа продолжала от меня ускользать.

Однажды я отвлекся от уравнений. Я был на перепутье в своих вычислениях, и казалось, что, какое бы направление ни выбрал, переменные вели в одностороннем направлении к бесполезности. Я уже начинал отчаиваться, что когда-нибудь совершу еще один значительный прорыв в этой Гипотезе. Я начал думать, что, если бы не решал эту гипотезу, то возможно, смог бы вырастить студента, который ее решит. Это заставило меня задуматься о том, насколько слабы наши начальные уровни обучения детей. Что было необходимо, так это толчок, который заинтересует детей математикой. Я продолжал развивать свою идею до тех пор, пока вся она не воплотилась в жизнь.

В субботу вечером мы отправились к Бену жарить стейки. Поев, мы сидели во внутреннем дворике и расслаблялись. Вот тогда-то я и поднял эту тему.

– Ребята, я хотел бы на секунду поговорить о работе.

Это вызвало несколько стонов, но я двинулся вперед.

– Послушайте, образование на дошкольном и начальном школьном уровнях ставит американских детей в крайне невыгодное положение в области математики. Мы должны что-то сделать, чтобы обратить эту тенденцию вспять. Сейчас, в силу нашей культуры, единственный способ привлечь внимание детей – это развлекать их. Что нам нужно, так это написать сценарий некоторых шоу, обучающих основам математики таким образом, чтобы дети получали бы знания и побуждения желать учиться больше. Что, если мы используем университетскую систему вещания, объединив вещательную систему и продюсеров шоу? Мы пригласим знаменитостей прийти и провести час, весело и с удовольствием обучая математике.

Моя идея вызвала некоторое обсуждение, и я видел, что Бен и Лора пришли в восторг от этой перспективы. Я не сказал ни одному из них, но собирался настоять на том, чтобы именно они стали соведущими шоу. Как только все предварительные вопросы были решены, премьера шоу состоялась и имела бешеный успех. Трансляции велись по всей стране и приносили университету доход.

Это также обогатило меня, Лору и Бена. Благодаря этому шоу Лора и Бен стали хорошо известны, а я продолжал каждую неделю писать сценарии для шоу. Это занимало нас в течение следующих нескольких лет, и, честно говоря, я был рад возможности отдохнуть от этой Гипотезы. Я также был соавтором нескольких учебников по математике. С точки зрения карьеры у меня все шло очень хорошо, и я продолжал обсуждать с Лорой, насколько хочу иметь детей. Не то чтобы она была против этой идеи, но просто возражала против выбора времени.

***

Однажды Бен ни с того ни с сего объявил, что решил уйти в почетную отставку. Это означало, что он уходит на пенсию, но продолжит читать гостевые лекции и вести шоу. Он сказал мне, что выдвинул мое имя на его замещение. Я задыхался при мысли о том, что когда-нибудь смогу осмелиться его заменить.

Я подготовился к этому процессу, но Бен сказал, что это – всего лишь формальность. Когда я присутствовал на открытом слушании, возглавляемом деканом, то был готов к любым неожиданностям, по крайней мере, так я думал. Там я сидел за столом лицом к комитету, позади меня сидела Лора. Я был готов к своей коронации. Затем вмешалась Карен Хадженс и разрушила мой идеальный маленький мирок.

– Доктор Рид, я боюсь, что комитет получил некоторую информацию, ставящую под сомнение вашу способность возглавлять математический факультет. Сейчас мы заслушаем аспиранта мисс Карен Хадженс, которая утверждает о некоторой непристойности с вашей стороны.

Я сидел ошеломленный, в то время как плачущая аспирантка свидетельствовала о том, как я принуждал ее к интрижке в течение тех лет, когда она училась в университете. Я пытался прерывать показания, протестуя в защиту моей невиновности, но декан каждый раз позволял девушке продолжать. Я смотрел на каждого члена комитета, отчаянно желая, чтобы они не поверили в то, что им говорят.

Я оглянулся на Лору и опечалился, увидев текущие по ее лицу слезы. Каким-то образом я попытался донести до нее, что она должна мне поверить. От Карен Хадженс поступало все больше и больше обвинений, а я слышал рыдания Лоры.

Наконец, Карен Хадженс отпустили. Я был в ярости и дрожал от гнева, готовый очистить свое имя. Затем у декана был для меня еще один маленький сюрприз. Две соседки Карен по комнате выступили с показаниями и подтвердили все обвинения, которые она выдвинула против меня. Меня продолжало шатать от этого кафкианского кошмара. Я снова оглянулся, чтобы посмотреть на Лору, но все, что я увидел, был пустой стул. Я обессиленно опустился на сиденье, когда показания, наконец, завершились.

После я наблюдал, как декан с самодовольной ухмылкой объявил, что я могу сделать заявление. Ошеломленным, заикающимся голосом я начал говорить.

– Я не знаю, почему эти люди вышли сегодня, чтобы рассказать всю эту ложь и унижения, брошенные против меня сегодня. Я категорически отрицаю все обвинения, выдвинутые против меня, и прошу провести расследование, чтобы выяснить, почему были сделаны эти клеветнические заявления. А также я прошу отложить это слушание до тех пор, пока не станут известны результаты такого расследования.

Члены комитета удалились в другую аудиторию. Десять минут спустя они единогласно проголосовали за то, чтобы не продвигать меня на должность Бена. Я, пошатываясь, вышел из здания, а люди начали меня избегать. Я вернулся домой только для того, чтобы обнаружить, что Лора поспешно собрала чемодан и ушла от меня. Не зная, что еще можно сделать, я подошел к Бену.

У него было пепельно-серое лицо, когда я вошел внутрь.

– Рид, я не знаю, что сказать. Я знал, что декан невзлюбил меня за все неприятности, что я ему причинил, но никогда не думал, что он выместит это на тебе. Мы попросим о повторном слушании, заручимся поддержкой, заставим этих девушек отказаться. Мы можем все исправить.

– Бен, меня бросила Лора, и я понятия не имею, где она. Прямо сейчас мой приоритет – найти ее и заставить меня выслушать.

– Боже, Рид, мне так жаль, – застонал Бен.

***

Я пошел домой и стал пытаться разыскать Лору. По всем возможным контактам мне говорили, что не знают, где она. Проходили недели, а я все еще ничего о ней не слышал. Временным заведующим кафедрой университет назначил Джейсона Федера. Вскоре я обнаружил, что меня выселили из моего офиса.

Потом, однажды, в два часа ночи меня разбудил звонок Тери, она была в отделении неотложной помощи вместе с Беном. Я бросился туда только для того, чтобы обнаружить ее плачущей. Бен скончался от сердечного приступа, за десять минут до того, как я туда добрался.

Это было сюрреалистическое время, когда мы изо всех сил пытались пережить похороны. Лора не присутствовала. Я держался рядом с Тери, стараясь сделать все возможное, чтобы облегчить ее боль. После похорон она отвела меня в сторону и сказала, что уезжает и переезжает во Флориду, чтобы быть вместе со своей сестрой. Все что я мог сделать, это сказать, что буду по ней скучать.

Когда я увидел, как она уезжает во Флориду, мне показалось, что я потерял свою последнюю оставшуюся поддержку. Вскоре я услышал, что университет ускорил слушание и повысил Джейсона Федера на должность Бена. Он вызвал меня в свой кабинет на встречу и заставил ждать два часа, прежде чем встретиться со мной. Я видел, что ему нравится ставить меня на место. Он, не теряя времени, сообщил, что меня обвинили в плагиате чьей-то работы. Когда я спросил, кто обвиняет, он ухмыльнулся и сказал, что обвинение выдвинула моя жена Лора.

Вскоре я столкнулся с другой комиссией, возглавляемой деканом, которая расследовала утверждение о том, что я украл чью-то работу. На этот раз меня представлял адвокат, и я нервно ждал появления Лоры. Она вошла и уставилась на меня взглядом, полным неприкрытой ненависти. Я позвал ее, но мой адвокат заставил меня замолчать. Она продолжила говорить комитету, что в течение многих лет я крал работу одного из моих коллег, выдавая ее за свою собственную с помощью моего друга, покойного доктора Стивенса. Коллега, у которого я предположительно украл работу, оказался не кем иным, как доктором Джейсоном Федером.

Как ни старался опровергнуть ее рассказ, мой адвокат не смог уличить ее в каком-либо серьезном несоответствии. Она покинула кафедру, не глядя на меня, а я вслед продолжал ее звать. Я видел сказать, что решение было написано на стене, когда комитет совещался. Конечно же, вскоре они вернулись и сказали, что я уволен за плагиат работы доктора Федера.

Две недели спустя мне вручили документы о разводе от Лоры. И снова я попытался увидеться с ней, чтобы убедить ее не проходить через это. Во время дачи показаний мне угрожали обвинением в неуважении к суду за то, что я продолжал попытки заставить Лору поговорить со мной. Наконец, дача показаний была прекращена из-за моих попыток поговорить с ней напрямую. Меня привели к судье и обвинили в неуважении.

Судья вспомнил об этом, когда мы, наконец, провели слушание. Развод был удовлетворен, и Лоре досталось 65% всего нашего имущества. Ей также отдали дом, а мне приказали в течение двух лет выплачивать алименты. Выходя из зала суда, она все так же отказывалась разговаривать со мной, а Джейсон Федер обнял ее, чтобы успокоить.

Последней каплей стало то, что мне подали ее иск по поводу прав на телешоу. Я просто бросил бумаги, вскочил на мотоцикл и уехал. Я реально понятия не имел, куда направляюсь. Полагаю, что она получила заочное решение против меня, но я так этого и проверил. Все, что я знал, – это все, ради чего я работал, все, что мне было дорого, теперь исчезло.

Я метался из города в город, пытаясь понять, что делать. Я не мог устроиться на преподавательскую работу из-за нависшей надо мной тени. Никто в деловом мире не прикоснется ко мне. У меня не было достаточного капитала, чтобы начать бизнес, и в любом случае я понятия не имел, как его вести. При всем моем уме меня готовы были нанять, только чтобы заниматься физическим трудом. Я был в кофейне на окраине Лас-Вегаса, когда решил пойти в казино.

Я бродил среди блеска, огней, звона и шума, наблюдая за всеми азартными играми. Я начал сужать круг своих интересов, пока не решил, что наиболее выгодная для игрока игра – блэкджек. Конечно, шансы по-прежнему были в пользу заведения, но, если бы у вас есть система, то вы можете повернуть игру в свою пользу. Я продолжал наблюдать и учиться, видя, как казино используют карты из множества колод, чтобы помешать их подсчету.

Когда почувствовал себя комфортно, я, наконец, сел за стол и начал свое обучение. Я быстро развеял иллюзию, что каждый игрок являлся логичным рациональным, поскольку опять и опять видел, как действия одного игрока негативно влияют на остальных. И все же, к тому времени, когда я встал, шесть часов спустя, у меня было больше трех тысяч долларов. Заработок 500 долларов в час. Это был момент озарения.