Это – продолжение моей истории "Учёт", каковой, по мнению некоторых читателей была свойственна некоторая незаконченность. Действие происходит в мире, фигурировавшем в моих рассказах "Долг", "Доброволец" и опубликованной ранее первой части настоящей работы. От нашего он отличается, главным образом, тем, что в нём существует легальное, регулируемое государственными структурами, рабство с возможностью перевода в данный статус только несовершеннолетних. И так, заложенные в банк одиннадцатилетний Витя и восьмилетняя Марина, проведя ночь во временном "хранилище", ожидают решения своей судьбы.
Проснулся (или, вернее, очнулся от кратковременного забытья) мальчик от того, что цепь, которой он раньше был прикован за правую руку к кафельной стене, с грохотом и звоном ударилась о неё. Всё ещё мало что соображая, Витя почувствовал, как его грубо тянут за левую. Инстинктивно попытавшись сопротивляться, он больше услышал, чем почувствовал сильный шлепок по затылку. Подняв глаза, маленький пленник увидел ведущую его высокую и полноватую ярко накрашенную рыжеволосую девушку лет двадцати. На новой мучительнице был белый халат с просвечивающим из-под него чёрным лифчиком, короткая стречевая юбка и полупрозрачные тёмные колготки. Против ожиданий своего подопечного она повела его не к выходу, а, подойдя вместе с ним к голенькой смуглой Марине, привычным ловким движением освободила её и, прежде, чем девочка успела что-то понять, намотала на собственную правую руку её длинные тёмные волосы. Худенькое тельце малышки сотдрогнулось от сильной боли. На больших чёрных глазёнках появились слёзы.
– Так, не реветь! – Красивым, но полным ледяного, даже какого-то злого спокойствия голосом произнесла сотрудница и чуть повернула руку, сильнее натянув обмотанные вокруг неё волосы пленницы.
Бедняжка даже побледнела и, сделав глубокий вдох, пару секунд не могла выдохнуть, но попытки заплакать-таки оставила.
Подойдя с обоими пленниками к выходу, девушка, не особенно заботясь о Марине и том, какую причиняет ей боль, достала из кармана ключ и, открыв его, оказалась с ними в другом коридоре, полутёмном с крашенными стенами и полом из облупившихся досок. Захлопнув металлическую дверь, она потащила детей к другой – небольшой с также потрескавшейся краской. За ней оказалась душевая, освещаемая маленькими окошками под крышей. Пол здесь был выложен коричневыми плитками, какие бывают в подъездах, а стены примерно до половины высоты - старыми пожелтевшими плитками, выше и потолок - выбелены. Такой же кафель был на невысоких, явно ниже человеческого роста перегородках, разделявших выстроившуюся по периметру батарею из смесителей и алюминиевых трубок с лейками в верхней части. По середине комнаты стояли несколько длинных, как на физкультуре, невысоких скамей. Ближе к противоположной выходу стене находилось возвышение, также выложенное кафелем. На нём в сопровождении тихого плача полноватая женщина намыливала маленькую, лет пяти девчушку. Под одним из душей под негромкое ворчание наблюдавшей сотрудницы средних лет, тоже довольно упитанной, приводила себя в порядок девчонка лет десяти.
Дежурившая за стоящим у входа столом коротко стриженная крашеная блондинка на вид сорока с лишним лет, обладавшая полным, становившимся уже пухлым лицом, пододвинула к вошедшим два высохших куска хозяйственного мыла и одноразовые полотенца.
– С семи лет у нас детки моются сами. – Чуть улыбнулась она.
– У этих сейчас комиссия, – ответила приведшая Витю и Марину сотрудница. – Не было времени инструктировать. Не поможете мне?
– Вообще-то моя задача – следить за состоянием душевой. Впрочем... ладно, народу пока не так много. – С неохотой согласилась она, поднимаясь. – Идём со мной, – взяв мальчика за ухо, новая знакомая, захватив предназначавшиеся ему принадлежности, потащила подопечного к одной из кабинок.
– Стань спинкой, – скомандовала тётка, подведя его к одному из душей. – И не вздумай мне ныть, что вода не такая, слышать не хочу.
Сначала на мальчика обрушился ледяной дождь, потом – кипяток, всё это сопровождалось трением грубого куска мыла о детскую кожу. Но странное дело, чем дольше с ним совершали эти болезненные манипуляции, чем больше Вите хотелось продолжения. Не то, чтобы ему нравилось чувствовать боль, но какое-то новое, такое же, как тогда, с молодой учётчицей и хирургом, чувство наслаждения грубостью старшей женщины заставляло его чуть не просить о продолжении помывки, на что чутко реагировал ставшее торчком естество парнишки.
– Поворачивайся... – сотрудница душевой опустила глаза, – ого! Тут тоже надо помыть, – она взялась рукой за член, но, оглядевшись, и, видимо, поняв, что людей кругом, всё-таки многова
то, отпустила его, без предупреждения принявшись за лицо мальчика.
Когда Витя вновь смог видеть после попавшего в глаза мыла, его вместе с товаркой по несчастью уже тащили наверх по бетонным ступенькам. Поднявшись на пару этажей, сотрудница (вновь с волосами Марины на одной руке) постучала в обитую кожей дверь и, получив разрешение, вместе с детьми вошла в довольно просторный кабинет. Стены здесь были не кафельные, а оклеены обоями, пол – паркетным, на нём – такая же, как и в банке белая черта, за которую им велели стать. За стоявшим у окна большим столом сидели вчерашняя полная девушка в деловом костюме с собранными в тугой узел чёрными волосами и тётка, со знакомства с которой для ребят всё и началось. Рядом также стояла медик, правда, не вчерашняя полнеющая средних лет, а другая – помоложе, высокая и худая со стриженными под каре светлыми волосами.
– Москаленко, – произнесла девушка в строгом костюме, подвинув своё стул так, чтобы он стоял не за, а на некотором расстоянии от стола (мальчик даже мог видеть её трусики под серой юбкой-"карандашом"), – ко мне.
Стоило ему подойти, как две короткие, но сильные руки, грубо развернув спиной, ловко уложили исследуемого на обтянутые тёмным капроном колени сотрудницы, так, чтобы голова и ноги Вити свисали с них. Затем, взяв мальчика за запястья и чуть ниже колен, она сильно надавила на них.
– Мммм! – От сильной (но такой приятной) боли он невольно попытался вывернуться.
– Тихо! А то надолго у нас останешься!
Помучив его ещё немного, девушка велела лечь на живот. Проведя пару раз пальцем по позвоночнику, она пару раз шлёпнула парнишку по чуть свисавшим с её колен ягодицам, заставляя расслабить их, после чего глубоко засунула его в задний проход. Всё глубже проникал не длинный, но ухоженный бесцветный ноготок, пока вновь, как тогда, у хирурга, несколько белых капель не оказались на паркетном полу.
– Встать и спиной ко мне.
Не живой-не мёртвый от настоящей симфонии ощущений: от страха и стыда до блаженства, мальчик повиновался.
– Два шага вперёд. – За спиной он услышал звук отодвигаемого стула.
В следующую секунду испытуемого без предупреждения грубо взяли под мышки и в сопровождении негромкого хруста рванули вверх.
– Сколиоз, – равнодушно заметила мучительница. – Теперь поворачивайся.
Собственноручно запрокинув голову Вити назад, она велела открыть рот и, поковырявшись там немного, отпустила, объявив:
– Третья категория. Возражения у медика?
– Нет. – Меланхолично отозвалась высокая тётка.
– У представителя банка?
Смуглая женщина молча покачала головой.
– Тогда подпишем протокол.
Закончив с бумажной работой, мальчика вновь заставили стать за чертой. Следующей оказалась Марина. Для начала девушка из агентства велела ей лечь навзничь на стол. В таком положении она какое-то время щупала её плоский смуглый животик, затем, сказав раздвинуть ноги, с какой-то штукой наклонилась к маленькой дырочке.
– Без целочки она у вас. – Почти с удовольствием произнесла девушка.
– Да, у хирурга это было, но она ведь не родительская, учреждение заложило, детдомовка. А там... сами знаете.
– Тогда её и проверить можно.
– Пожалуй, – кивнула приёмщица из банка.
– Ань, – обратилась глава комиссии к рыжей девушке, приведшей маленьких пленников, – давай молодого человека сюда.
На этот раз мальчика просто взяли подмышки, поставив затем коленями на деревянную крышку. Затем черноволосая девушка, заставив подопечную согнуть ноги в коленях, собственноручно широко раздвинула их. Смуглая женщина взялась удерживать верхнюю часть тела марины в то же время рыжая Аня подвинула освидететльствуемого почти вплотную к другой жертве, потом врач взялась рукой за его вновь принявший боевую готовность член, вставив в дырочку между смуглых ножек.
– Давай, давай, работай, – быстро заговорила Аня, взяв мальчика за таз, помогая совершать ритмичные движения.
Долго так длиться не могло. Вскоре он кончил внутрь тела девочки. Затем полуживых детей стащили со стола и опять повели мыться, затем – вновь куда-то потащили.
Кажется, снова сознавать что с ними происходит, они начали уже одетые в принадлежащей банку машине под разговоры сопровождавшей их приёмщицы о том, когда надо будет явиться для повторного освидетельствания, "если, конечно, за вас будут платить, как положено". Выходило, что Вновь пережить подобное мучительное, унизительное, но дьявольски-приятное действо им предстоит через полгода. Добавлять ли к этому сроку "целых" или "всего", никто из детей не знал.