Три и двое. Глава седьмая: НЛП по-русски

— Ты разведёшь её на секс. — Мощный толчок, Лидка вскидывает подбородок вверх. — Ты, как мужик, отдерёшь её! — Ещё толчок, снова подбородок тянется вверх. — Ты трахнешь её! — Подбородок вытянулся вверх, задрожали губки. — Тут, на этой кровати, ты трахнешь её! — Рот уже полуоткрыт, язычок мечется по сухим губкам. — Ты будешь вести её. Ты трахнешь её как мужик! — Несколько мощных толчков, сопровождаемых прихватыванием сосков, уже ставших каменными. — Ты будешь ею владеть, она будет покорна тебе! — Что ещё сказать? Она слышит меня или так далеко ушла в волны наслаждения, оглохнув, ослепнув, воспринимая только волнение надвигающегося оргазма? — Ты подчинишь её себе! — Она вытянулась, дрожа как паутинка на ветру — ещё одно движение и сорванная серебряная нить полетит так высоко в небо, что исчезнет, затерявшись в ярком свете солнечного дня. — Ты будешь её хозяином. Не хозяйкой, а хозяином!

— Хозяином. — Она стонала, всё больше выгибаясь. — Трахнуть как мужик. — Она вскинулась. — Сука! Бабу...

Я не дал ей ничего сказать, закрыв рот поцелуем. Эта краткая остановка дала перехватить свежего воздуха члену, выпустить жар из вулкана. Поэтому, когда член вновь вонзился в её дрожащую киску, оргазм, стоявший где-то у коленок, рванул вверх, стремясь быстрее члена достигнуть дня этого сладкого вулкана.

— Трахну-у-у-у-у! — Она выгнулась, задрожала, хватая воздух ртом. — Сучку эту трахну!!! — И завертелась, выворачиваясь из-под меня. Пора! Я ускорился, заставляя член выбросить в неё всю энергию, накопившуюся в его головке.

— Трахнешь сучку! — Слова сами выскакивали из меня. — И трусы её оставишь у себя! Пускай голой идёт домой!

— А!!! — Лидка замерла, вжалась в меня, резко оттолкнула. Обрызгиваемая спермой, она сжалась в вопросительный знак, повторяя как заклинание. — Сучка безтрусая. Сучка голая.

Весь оставшийся вечер она, молча, лежала спиной ко мне. Делала вид, что спит. Но я-то знаю, когда она спит, а когда делает вид. Думала. Пускай думает. Если так ей спокойней. Воскресные дни также прошли спокойно. Мы занимались домашними делами, которые делай их — не делай, всё равно целая куча. Только поздно вечером, когда я, засыпая, отложил руководство по отцовству, она повернулась ко мне, положила руки на мою голову.

— Слушай, Миша. — Обычно так начинались серьёзные разговоры. — Я тут думала, что с нами происходит.

— Да? — Разговор будет длинным. Вот, любят женщины важные разговоры начинать вечером, когда надо спать! Вот, хлебом не корми! А то, что завтра на работу с утра — это дело второе! — Так что с нами происходит?

— Мы бесимся от безделья.

— Опаньки! — Я даже сел в кровати. — Это мы-то? Когда в отпуске сама была последний раз?

— Я не о том. — Она натянула простынь по самое горло.

— А о чём?

— На самом деле, я боюсь. — Она закусила губу.

— Чего? — Так, приляжем рядом, обхватим рукой, пропустив под шеей гибкую змею-руку.

— Ну, там, у меня внутри, так и тянет к женщине.

— Так о чём речь? — Я хмыкнул. — Я же...

— Нет! — Она мотнула головой. — Боюсь, что понравится. А после с тобой не смогу. Ну, ты понимаешь? А без тебя мне не жить.

— Знаешь, что я тебе скажу? — Тут надо придумать что-то такое — грандиозное! Неожиданное. — Ты попробуй, если хочется. Если получится так, что потянет с головой туда — я заведу себе мужика.

— Что? — Она приподняла голову. — Дурачишься? — Обида в голосе.

— Нет. — Я пожал плечами. — Почему бы и нет? Может быть, что-то есть в этом? Как ты думаешь? Если лесбиянкой решишь стать?

Она затихла и больше ничего не говорила. Поверила в мужика? Гм.

***

— Ольгу увезли в больницу! — Голос Лидки дрожал от напряжения.

— В больницу или роддом? — Внутри меня ёкнуло.

— В роддом, то есть! — Дура ты, Лидка! Так и до инфаркта не далеко. Признаюсь честно, после той ночи, любые вести с Юркиного семейного фронта я воспринимал чуть ли не как личное. Отчего больница или роддом для меня были важным. — Увезли десять минут назад.

— Значит, родит где-то вечером или ночью. — Вика заинтересовано наклонила голову, прислушиваясь к моему разговору. Отношения у нас в офисе были ровными, как всегда. А вот вечерком. Нет, мы не кувыркались в кровати, не стонали от накатывающихся волн оргазма. Мы сидели в том самом кафе в этом отсеке, тесно прижавшись друг к другу. Виктория оказалась такой интересной собеседницей. И не возражала когда моя рука иногда ныряла ей под край юбки. В целом, диспозиция была готова к действиям — Вика желала секса со мной, беременности от меня, Лидка, принимая с алчной готовность меня, находилась в состоянии раздумий, в которых «да» было больше, чем «скорее, нет», я настроен был заняться сексом с Викой, Лидкой и обеими сразу.

— Наверно. — Она вздохнула. — Волнуюсь.

— Понимаю. — Я подмигнул Вике. — Но это не ты рожаешь. Так, что смотри, не заставляй меня нервничать. — Я знаю её. Может и фортель выкинуть. Например, рвануть к Ольге. Вот, Юрке сейчас она так нужна в квартире! — К тому же, не забудь у нас по расписанию сегодня секс. — Этой фразой я её обычно злю. Но она понимает, что я хочу до неё донести этим — «всё в порядке, нечего дёргаться».

— Дурак. — Она повесила трубку.

— Дурак. — Согласился я в пустую трубку.

— Кто-то рожает? — Виктория спросила чуть слышно. Теперь наши кресла практически спина к спине. Повернись на кресле и вот она спина или лицо собеседника. Нас тут уплотнили, засадив ещё один отдел. Многие бухтят, я же доволен. Вика то коленкой, то рукой нет-нет, да коснётся меня. Ну, и я тоже. Но в рамках приличия, конечно. Офис не место для флирта.

— Помнишь, рассказывал об Ольге — жене моего друга Юрки?

— Это тот, который от родителей рванул в другой город с беременной женой? — Виктория улыбнулась, наклонилась, копаясь в нижнем ящике стола. Мда! С таким богатством ещё не замужем!? Не порядок. Что-то не так в койке? Как бы то ни было, Вика, женщина со всеми задатками не супер модели, но сердцеедки точно, была одинока, желала секса и ребёнка. И я был готов дать ей и секс, и ребёнка. Единственно, что смущало меня — какое отчество будет у ребёнка?

Ольга родила в ночь. Юрка орал в телефон какие-то глупости, мы сонные, два часа ночи ведь, тоже радостно несли чушь. Поставленный на громкую связь телефон пыжился донести до нас не только интонации и настроение говорившего на противоположном конце невидимого радиомоста, но и громкость с какой Юрка орал. Это получалось у него плохо. Звук дребезжал, отчего некоторые слова принимали совершенно невообразимую интерпретацию. Но ясно было одно — Ольга родила мальчика — крепкого, спокойного, вылитого Юрку. Мы на радостях хлопнули он-лайн по рюмочке за здоровье ребёнка, потом Ольги, а потом поздравляли Юрку. Праздничный вечер, вернее, праздничная ночь окончилась сексом на кухне, у холодильника, куда мы откочевали, начав целоваться на пороге кухни. А сп

ровоцировал секс один-единственный вопрос «ребёнка делать будем», заданный мною — вот, так.

Она любила целоваться. Делала это обстоятельно, чувствительно, изыскивая всё новые и новые способы обмена информацией между нашими телами. Вот и сейчас, она не целовалась в засос, наполняя пространство вокруг меня своими флюидами. Губы её, чуть касаясь моих жадных губ, оставляли на них тонкий след прикосновения, после чего взлетали, парили в нескольких миллиметрах от моего лица, выискивая новую точку прикосновения. Через минут пять я уже не мог терпеть.

***

В четверг её прорвало. Весь понедельник она молчала, вторник только самые необходимые слова, среда опять молчание, а в четверг вечером она встретила меня в коридоре, помогла снять плащ, потянула на кухню. Они так с девчонками из своей бухгалтерии по очереди раньше на час убегают. Ну, по магазинам или куда-то им ещё надо вечером забежать. Начальство смотрит на это сквозь пальцы — как квартальный

или годовой отчёты вся бухгалтерия до позднего вечера сидит — ваяет. И тут у меня вопросы к бухгалтерам — а весь квартал вы чего делаете? Просто сложили ручки, кофий попиваете, перемывая косточки очередной жертве? Не понимаю!

— Миша. — Такое официальное начало напрягло. — Я много думала. — Ещё бы! — Мне тяжело говорить. — А вот это мне уже не нравится. — Ты пойми меня, хорошо?

— Постараюсь понять. — Я кивнул головой, протянул руку.

— Не надо. — Она вновь закусила нижнюю губу. — Короче, Миша, я решилась. Не могу больше в таком вот состоянии быть. На раскаряку. — А на раскаряку мне нравится, зря ты так об этой позе! — Я решила переспать с Викой. Как сделать это — не знаю.

— Сначала надо соблазнить её. — Я примерно что-то такое ожидал. — Найти какое-то...

— Да, понятно! — Она сморщилась. — Это вам, мужикам, надо рассказывать, что да как. Я о другом.

— О чём? — Она перекочевала мне на коленки. Ласковая кошечка до определённого момента. А там, не фурия — тигр белый.

— Как вот сделать? — Она прижалась ко мне, задышала в шею. — Реально как сделать? Ну, как начать?

— Это мужикам надо рассказывать? — Съехидничал я. Услышав, как она задышала, изменил тон. — Ладно, шучу. Не сердись. Шутка. У меня ведь, сама говоришь, шутки дурацкие.

— Дурацкие. — Губы её затрепетали под моими, отозвались, нежной истомой просочившись в сердце. Люблю я её, дуру подростковую. Почему подростковую? Потому, что иногда как подросток ведёт себя.

— Ты сначала расслабь её. — Премудрости мужские не хитрые. Главное — исполнение! Качество исполнения! Всё остальное — не важно. — Там, музыка спокойная, танцы, винцо. Приятная обстановка, одним словом. А потом, просто повод надо найти, чтобы коснуться.

— Дальше не надо. — Она задышала мне в шею. — Дальше понятно. — Возбуждается моя кошечка от одних фантазий. Как же сильно её тянет к этому! Как это её возбуждает! Даже через ткань чувствую, как начинает разгораться пламя в вулкане.

— Если реагирует на прикосновения, развивай наступление. — Я губками прошёлся по голому плечику, спуская всё ниже ткань халата. — А потом целуй в губы. Нежно целуй, не набрасывайся. Ты же такая у меня стремительная девочка. Сразу захочешь подставить подножку и завалить на диван.

— На кровать. — Она дёрнула плечами, сбрасывая халат. Теперь очередь за лифчиком. Но сразу не стоит расстёгивать, надо поморить немного голодом, вывести на нетерпеливое ёрзание. Поэтому, пальца стали пробегать по линии застёжки, как бы в сомнении ощупывая её спину, лопатки, якобы плутая в рассыпавшихся волосах.

— Целовать следует тонко, чуть воздушно. — Я развернул её лицо. — Вот так. — Она затаила дыхание, принимая мои чуть уловимые поцелуи, руками вцепившись в ремень моих брюк. — И не стесняться гладить пальцами её грудь. — Пальцы нырнули в пространство между тканью лифчика и напрягшейся грудью. Она завозилась на коленках. Да, не терпится перейти на койку? Терпение, всё будет, но урок должен быть усвоен. — И не спешить. Наслаждайся её дыханием, её нежностью.

— Сука. — Неожиданно промурлыкала она. — Ты уже её трахаешь.

— А в руках кто? — Я пожевал её ушко в ответ. Стала материться, значит, готова на всё. — Тоже сука? — Нет, не утерпел, съёрничал!

— Сучка. — Она завозилась, расстегивая лифчик. — Похотливая сучка.

— Погоди. — Я нежно расстегнул крючок, неспешно снял бретельки, освобождая её грудь от ткани. — Не спеши.

— А ведь, сейчас кончу. — Она закусила губу. — Не тяни.

— Чего тянуть? — Руки мои рванули ниточку резинки трусов, отбросили ненужную ткань. — Быстро!

— Мишенька! — Вот это другое дело! Она вскочила на меня, упёрлась ногами в стул, а руки сжали спинку стула так, что я, похоже, расслышал, как напряглись суставы её рук, закачала бёдрами, примеряясь к набухшему члену.

— Не тяни! — Обхватив ладонями талию, я с силой насадил её на член. — Не тяни. Начала — стремительно переводи к результату! Понятно!?

— Понятно. — Крылья ноздрей раздулись, лицо превратилось в маску желания, ноги и руки требовали только одного — секса. Бурного, сильного секса до потери сознания. Один раз, на самом пике оргазма, она, внезапно вскрикнув, несколько секунд лежала — тихая, отсутствующая. А потом всё требовала сказать, как это получилось. Я делал вид, что это секрет, но опасный, от того и не скажу. По большому же счету, а я знаю, как это получилось?

— Ты вступаешь в свои права. — Она перехватила руку на спинке стула, захлюпала соком нашей любви всё быстрее. — Ты властвуешь, ты управляешь, она подчиняется. Она женщина, ты мужчина. Ты берёшь своё, что причитается тебе по праву! Поняла?! — Соски и без того блестевшие, засверкали от моих губ.

— Миленький! — Она откинулась назад, и если бы не мои руки, то рухнула бы на пол. — Трахни. Меня, её. Трахай! Не отпускай!

— А куда тебя отпустить? — Я перехватил руку, сдал подталкивать её под попку, направляя к себе, погружая теперь целиком в этот горящий вулкан. — Никуда не отпущу. Ты моя женщина, я тебе трахаю, а она твоя женщина и ты трахнешь её. — Грубые слова словно подталкивали её в спину. Она бросалась башенками сосков на меня, тыкала в лицо, откидывалась назад, вновь бросалась вперёд.

— Трахну! — Она закинула голову. — Трахну! Эту сучку трахну!

Ну, почему скажите мне, женщину всегда определяет как собаку женского пола? От того, что сучка доступна и на глазах занимается с кобелём сексом? От того, что сучка во время течки всем доступна? Ой, не скажите, сучки такие разборчивые собаки! Даже во время течки.

Она лежала в постели, прижавшись к моему боку, мирно посапывая. Уставшая после такого секса, она с трудом дошла до кровати и теперь спала как есть — без посещения душа. Но, перед тем, как заснуть, она шепнула мне — тихо, твёрдо — «я трахну её и она станет моей рабыней». Мда, мой НЛП по-русски, похоже, работает даже через чур. Нам ещё садо-мазо в нашем винегрете не хватало.