Третья ночь Пурарериеффы 14

Часть первая

Сегодня было просто непозволительно красиво. Хрустальность воздуха превышала допустимую для осознания норму. Движение его было едва заметно как для взгляда, так и для кожных рецепторов. Температура колебалась от плюс шестнадцати, до плюс десяти. Сияние звёзд слепило.

— Госпожа?

— Да.

— Я могу вам чем-то помочь?

— Зачем?

Тишина в ответ. Улыбаюсь.

— Просто, вы стоите так уже два с лишним часа, не двигаясь.

— Сегодня красивая ночь.

Пауза.

— Да, возможно...

— А тебе никогда не хотелось быть чистокровной мышью, Потч?

— Кхем, неожиданный вопрос... даже не знаю,... наверное, всё-таки хотелось. В детстве.

— А сейчас?

— Нет.

— Почему?

— Уж слишком много я насмотрелся на них, чтобы понять, что половина их крови — это лучшее, что они смогли дать мне.

— Ты так сильно ненавидишь свой род?

— Да не то, чтобы...

— Наверное, я и вовсе вызываю у тебя отвращение? Я же — истинная Мышь, да ещё и её квинтэссенция.

Оборачиваюсь. Юноша стоит в пяти шагах от меня. Стройный. Молодой. Красивый. Человеческий.

— Госпожа, не надо.

— Что не надо?

— Не надо этого делать.

— Чего?

— Прогонять меня и грустить.

Удивлённо вытягиваю шею.

— Грустить?

— Да. У вас всегда появляется такой взгляд, когда вы решаетесь на что-то неприятное. Не надо, я не ненавижу вас, у меня нет отвращения... не печальтесь, я буду с вами пока буду вам нужен.

— А ты мне нужен?

— Я же Потч — постоянно — оптимальная трудоспособная частица.

— Откуда ты...

На лице его, появляется смущённая улыбка.

— Просто подслушал однажды, когда вы случайно упомянули это в разговоре со своими друзьями. Простите.

— Случайно... Хм...

Я подошла к нему, оказавшись почти одного роста. Он остался недвижим, благодаря уже давно выработанной привычке к абсолютному послушанию. Сердце его громко и слегка быстро билось. Дыхание было глубоким и ровным. Запах — знакомым и пряным, словно, он недавно что-то готовил. Я потрогала его плечи, руки, ладони, длинные чуткие пальцы. Провела по линиям на руке и запястью. Мышцы его чуть дёрнулись и снова расслабились. Отпустила. Прошлась взглядом по торсу, шее, спокойно замершему лицу, тонким губам, орехово — медовым глазам, тёмно-русым, вьющимся волосам. Обошла. Дотронулась до мышц на спине, лопаток, поясницы. Провела ладонью по талии и снова обошла, остановившись напротив. Между нами было сантиметров десять. Я чувствовала его дыхание и жар, исходящий от тела.

— Ты принадлежишь мне, Потч.

— Так и есть, госпожа.

— Я тебе совсем не понимаю.

— И не надо.

Поднимаю глаза. Он смотрит на меня чуть сверху. Он спокоен и как-то... особенен.

— Почему?

— Потому что, я обречен, быть убитым вашей рукой. Потому что только вы властны, забрать мою жизнь и именно вы, в конечном итоге, её и заберёте.

— Что за ерунда?

Он только светло улыбается. В его облике сквозит какая-то тайна и печаль.

— Разрешите поцеловать вас.

Снова удивлённо раскрываю глаза.

— Зачем это?

— Сегодня красивая ночь.

— Хм...

Легонько улыбаюсь.

— Пожалуй...

Он наклоняется. Его руки, едва ощутимо, медленно и мягко заходят мне за спину, и берут в кольцо, прижимая к себе. Волосы касаются моей шеи, а губы — моих губ. Нежно, легко, сладко. Запах пряностей и мускуса заполняет ноздри. Организм невольно отвечает не поцелуй и губы наши уже плотно касаются друг друга. Я целую его и закрываю глаза. Он крепко держит меня за спину, скользя руками от поясницы до шеи. Запускает пальцы мне в волосы, и я расслабляюсь.

Потч... зачем ты это делаешь. Я же не люблю тебя.

Поцелуй постепенно выходит из-под контроля и вот, уже раскаляется в страсть. Я не могу его остановить... я не хочу его останавливать. Будь со мной. Будь со мной сегодня. Не отпускай.

Его губы оставляют мои, он перехватывает меня и берёт на руки.

— Ты отнесёшь меня в спальню?

— Да.

— Ты будешь спать со мной?

— Простите меня.

Не могу сдержать улыбку. По сердцу разливается радость и тепло. Почему-то хочется плакать. Прячу лицо на его груди.

— Прощаю.

Мы идём в спальню. Я на его руках. Так уютно, так тепло. Не хочу никуда уходить из этой теплоты. Крепко хватаюсь за его рубашку.

— Мы пришли, госпожа. Уже можно отпускать.

— Ага...

Он мягко опускает меня на постель, которую заменяют мне большие цветные матрасы и миллион подушек, разбросанных по всему полу огромных спальных покоев. Выпрямляется.

— Только не уходи.

— Вы же знаете, я выполню любой ваш приказ.

— Мне кажется, что стоит закрыть глаза, и ты исчезнешь.

— Вы будете скучать?

— Я буду помнить.

Он поднимает руки и снимает рубашку. Кладет её рядом. Его тело дышит молодостью и красотой. Мышцы плавно огибают кости, перекатываясь тугими жгутами под смуглой кожей. Он опускает руки к ремню.

— Стой.

Он останавливается и молча ждёт дальнейших приказов. Вокруг нас темнота. Звёздный свет проходит сквозь вырезанные окошки в овальных стенах. Шелестят тончайшие шёлковые занавеси. В этот шум вливается металлический звон подвесных колокольчиков.

— Я не могу.

Его взгляда почти не видно за волосами и тенью. Он молчит. Я закрываю глаза и откидываюсь на спину. Лежу. Минуты катятся, словно тяжёлые бусины по доске.

— Мортимер.

— Что?

— Моё имя Мортимер Уайт и я полукровная мышь, дитя человека. Я лишён дара полёта и не могу отращивать крылья, подобно моим сородичам. Я могу однажды оступиться и упасть с Бон-Бона. И я разобьюсь, возможно, погибнув ещё на подлёте к земле, умерев от разрыва сердца. Я смертен и не страшусь этого. Я знаю смерть, и я видел её много раз. Я смотрю на неё и сейчас.

Он замолчал. Секундная стрелка сделала несколько оборотов.

— Однажды, во время своих странствий, я повстречался с божеством, лик которого, священен для нас и чья воля, даёт нам жизнь. Оно поведало мне о многом и в том числе, о том, как я умру. Оно показало мне вас. Вы были моим убийцей. И я не мог этого изменить. Мы стали связаны, словно невидимые цепи приковали мою волю к вашей. Вы стали моим Хозяином. Я почувствовал, как сильно и преданно прикипаю к вашим словам и мыслям. И чем больше проходило времени, тем всеобъемлюще была моя привязанность. Я уже не мог без вас и вскоре, стал непоколебимо выполнять любой ваш приказ. Мне это нравилось.

— Потч...

— Я — Мортимер, госпожа. И вы правы, я вас ненавижу.

Словно молния ударила в моё сердце. Стало так больно, что я сжалась и схватилась руками за грудь. Слёзы подступили к глазам. Да что же это за...

— Убирайся.

Он развернулся и тихо вышел. Я не сдержалась и зарыдала, зарывшись лицом в подушки. Стояла ночь, светили звёзды, а моя бесконечно — длинная жизнь, словно остановилась. Я чувствовала, как секунды с трудом продираются сквозь двойную спираль времени, застревая в железных шестернях. Я не люблю его. Я ведь не люблю его. Зачем я плачу? Почему так больно? Я же не могла этого сделать. Он же просто...

Чьи-то руки внезапно крепко обняли меня сзади и сильно-сильно сжали. Шею защекотали упавшие пряди.

— Прости меня, не плачь.

— По... морти.

— Не надо. Я не должен был всего этого говорить, просто накопилось, и когда ты меня остановила, не смог сдержаться. Я слишком сильно тебя хотел и... просто обиделся.

— Ты...

— Я просто глупая элементарная частица. Простите меня, госпожа.

Я лежала так, всхлипывая, а он меня обнимал, молчал и гладил по голове.

— Я не люблю тебя, Потч.

— Я знаю.

— Почему тогда, мне так больно от твоих слов?

Он молчит. Я переворачиваюсь на спину, он лежит рядом.

— Вы знаете ответ, госпожа. Просто, вы никогда в нём не признаетесь, ибо, это невозможно — королеве

мышей влюбиться в своего слугу-полукровку.

Он смотрел на меня, его глаза были печальны и виноваты. Тёмные кудри раскидались по подушке, обнажённая грудь вздымалась и опускалась в такт глубокому дыханию.

— Да, это невозможно.

Я перевернулась на бок и коснулась его руки, ключицы, груди, живота. Перевела взгляд на лицо, неотрывно следящее за мной. Потом наклонилась и мягко коснулась его губ. Почему-то, они показались мне солёными. Он еле заметно дёрнулся и через одно долгое мгновение, ответил. Теперь наш поцелуй был другим. Он был горький, терпкий и совершенно невкусный. Я оторвалась от него и отодвинулась.

— Сегодня был долгий день, Потч, я устала.

Он смотрел на меня три с половиной секунды, после чего послушно кивнул и аккуратно встал. Поднял скинутую рубашку и, поклонившись напоследок, вышел.

Какая же долгая ночь... Я лежала недвижимо, закрыв глаза и просто слушая окружающий мир. Потом, встала, вышла на балкон, всей грудью вдохнула холодный прозрачный воздух и одним плавным движением, спрыгнула с перил вниз, уже в падении, превращаясь в трёхметровую золотокрылую летучую мышь.

Часть вторая

Король ледяного народа не спал. Он спокойно разбирал скопившиеся за месяц бумаги, когда в окно его покоев, с шумом и ветром, влетела гигантская, растрёпанная и заснеженная мышь. Она подслеповато огляделась, на несколько секунд ослепнув от сияния льда и наконец, сообразила превратиться в человеческую форму.

— Здравствуй, Пурарериеффа четырнадцатая. И что же, это занесло тебя в такую даль, да ещё в столь поздний час? Ваш континент далековат от моего архипелага. Наверное, пришлось несколько часов через море лететь.

— Два с половиной, если точно. И да,

далековат.

— Ии?

— Я... мм... я...

Ледовик, уже заинтересовавшись спектаклем, отвлёкся от своих записей и развернулся к гостье, хитро поблёскивая фиалковыми глазами.

— По правде, я искала утешения, Лилиан, и почему-то, решила обрести его у тебя.

— Ого, утешения! Чего-чего, а этого у меня обычно не просят. Чаще всего, это мольбы о помиловании или прощении, но никак не... любовь.

Он откинулся в кресле и оглядел девушку с головы до пят. Её кожа отливала бронзой, золотые волнистые волосы каскадом ниспадали с плеч, достигая земли, а обнажённое тело в золоте узоров, было стройным и безупречным, как и подобает королеве.

— Допустим, я соглашусь. Что я получу взамен?

Девушка широко улыбнулась в ответ, и лучик веселья немного раздвинул тьму печали в её глазах.

— Доступ к моей сети на год и две тысячи кристаллов памяти.

— Слушай, а ты до утра бронировала или по часовую?

— И триста пятьдесят карат сервисного обеспечения.

— Идёт!

Девушка рассмеялась в голос. Мужчина довольно улыбнулся. Половину своего гонорара он уже отработал.

— Ну-с, приступим?

— Приступим, приступим, дай хоть согреться.

— Это в центре-то Фиро-эсколя? Тебе и двадцати лет не хватит поднять здесь температуру хоть на градус. Давай лучше, метаболизм перестраивай, как ты умеешь. Я ведь тоже... холодный.

Девушка всё ещё, улыбаясь, приступила к процессу. Внешне, изменения были не сильно заметны, только губы её чуть посинели, да сердцебиение замедлилось. Скоро, оно должно было стать совсем редким, чтобы температура наших тел совместилась, и мы смогли бы нормально заниматься любовью...

Мысли короля ледовиков унеслись куда-то вдаль, сопровождаемые этим сладким словосочетанием.

— Эй, Лилиан, ты что, заснул?

— Нет, прости, просто мысленно уже трахался с тобой.

— Эй!

— Что? Думать мне никто не запрещал.

— Думать — это, знаешь ли, моя прерогатива.

Ледовик встал и близко подошёл к девушке, оказавшись выше неё на целую голову. Его глаза светились ровным неоновым светом, отражённым от льда стен. Белая кожа была подобна снегу, а длинные серебряные волосы, походили на струи замёрзшего стекла. От него веяло холодом и бесконечностью. Он провёл ладонью по её щеке, губам, взял за подбородок и слегка приподнял.

— И как, получается?

Девушка дёрнулась, но он не дал ей вырваться и, захватив рукой её голову, а другой талию, сжал и впился жадным поцелуем. Холод его губ и языка обжигал даже подготовленный организм. Его лёд был безжалостен, и мороз проникал под кожу, вливаясь в вены. Нет. Ещё было слишком рано спать с ним, нужно было больше времени на подготовку, но, отступать было уже поздно и девушке не оставалось ничего иного, как довериться захватывающей её силе и позволить ей заморозить свои раны.

Наконец, поцелуй прервался, мужчина подхватил чуть подторможенную девушку на руки и понёс на свою кровать. Положил на серый атлас, хрустнула корка льда, тонким слоем покрывающая его.

— Ты что-то стала так молчалива.

— С... собака.

Лилиан Всесветлый, только широко развёл губы в довольнющщей улыбке, и хитрости в его глазах прибавилось в три раза.

— Ну что ты, мы ещё даже к самому интересному не приступили.

— Ты слишком холодный.

— Это да... хотя нет, ты всё же неправа.

Мужчина разделся, оказавшись совершенно — обнажённым и поджарым. У него не было такой мощной мускулатуры как у Потча, но, чёткий рельеф мышц, под мраморно — белой кожей, почему-то вызывал непроизвольный страх. Он залез на кровать и навис над девушкой, щекоча кожу волосами. Потом наклонился к её шее и медленно провёл языком от самой ключицы и до уха, зависнув нам ним.

— Я ледяной.

По девушке, словно прокатилась волна стужи. Кожа шеи тут же покрылась тонким прозрачным слоем.

— И я буду не только целовать тебя, милая. Я буду трахать тебя своим членом во все дырки, а потом кончать тебе в рот и ты будешь сосать у меня, хотя, вся уже будешь закована льдом. Моим льдом. Я заморожу тебя и отымею так, что твоё расколотое сердце забудет, что на свете вообще кто-то существует. Я выполню свою часть договора, ведь ты сделала самый верный и самый неудачный выбор партнёра для утешения. Никто кроме меня, не умеет так качественно вылечивать... любовь.

Я не помню, что было в эту ночь. Холод и мрак так прочно сковали моё тело и мозг, что сознанию было не под силу пробиться сквозь их цепи. Я помню только вспышки действий — ярких, острых и бешенных. Моё тело не починялось мне. Его переворачивали, наклоняли, сжимали, заставляли делать все, что хотелось захватившему его существу. Только иногда «включаясь», я понимала, что в моё горло входит огромный член, а волосы зажаты в кулак и меня с силой и упоением долбят, нисколько не стесняясь своих действий. Потом в меня бурно кончали, и пронзительный лютый холод спускался по горлу внутрь и я снова отключалась.

В редких просветах памяти, я то стояла на коленях раком и меня брали сзади, то я уже прыгала верхом, а в следующий момент уже лежала, придавленная лицом в подушки, и мою задницу пороли с тем же остервенением, как в начале. Я потеряла счёт этим «вспышкам», под конец, совершенно отключившись и уже не отличая реальность от тёмного небытия.

Лилиан сидел на кровати и с наслаждением щурился на солнце, медленно выползающее из-за горизонта. Девушка на его кровати была без сознания. Она почти не дышала, даже сердце билось еле — еле. Всё её тело покрывала толстая корка прозрачного голубоватого льда.

— Да, это была просто отличная ночь. Давненько мой член не был так счастлив. Всё-таки живая тёплая плоть намного приятнее этих жёстких куриц из моей прислуги. Надо будет ещё кого-нибудь себе захватить из «живых». — Король улыбнулся своим мыслям. — Правда, обычные человечки, скорее всего, подохнут уже через две минуты, а с трупом развлекаться я как-то ещё не настроен. Если только, Пуффу ещё раз надоумить...

Ледовик окинул взглядом девушку и мысленно облизнулся. Возбуждение его ещё не прошло и хотелось наплевать на всё, и продолжить пляски, но... солнце уже встало, а значит, их ночи подошёл конец и договор требует дальнейшей неприкосновенности.

— Фф... Давай, Лилиан, держи себя в руках. Это не какая-то там шлюха из деревни, а королева мышиного народа и тебе ещё с ней политику вести. Фиро-Эсколь не продержится на одном лишь холоде, ему нужны продукты и вещи, а никто, кроме мышей, на всём материке, так благосклонно к ним не относится. Надо и меру знать.

Ну, вроде полегчало. Король встал, оделся и присел на край кровати, проводя рукой от головы девушки до пальцев ног. Ледяная корка под его рукой медленно и неохотно плавилась, истончалась, пока, наконец, не исчезла совсем. Затем, лёд ушёл с простыней, с кровати, с пола и стен, обнажив покрывающий их мрамор. Наконец, комната полностью лишилась ледяного убранства и стала ощутимо прогреваться. Солнце светило всё сильней. Температура повысилась от минус семидесяти до плюс шести.

Лилиан покачнулся, тяжело дыша от невыносимой жары и на негнущихся ногах, дошёл до единственного тёмного угла в спальне и рухнул на пол, чтобы прямые лучи солнца не попадали на него. Через несколько минут девушка очнулась и со стоном боли, выпрямилась на кровати. Казалось, у неё болела каждая мышца. Ноги сводило судорогой, и всё тело мелко трясло. Она оглядела комнату и заметила скукоженного в углу ледовика. Ему явно было плохо... жарко?

Наконец, мозг стал возвращаться и мыслительно — анализаторные способности резко и по-хозяйски перехватили управление организмом, экстренно возвращая его во все параметры нормы.

Заключение

Полный анализ физиологического состояния:

Целостность скелета: в норме.

Целостность тканей: 60%

Метаболизм: Низкий порог восприятия превышен в пятьдесят четыре раза.

Общая температура тела: 25 градусов.

Опасность для жизнедеятельности: высокая.

Необходимо приступить к срочной реанимации всех систем.

Приступить к реанимации.

Вдох. Выдох. Открываю глаза. Я сижу на кровати, свесив ноги на пол. В большое распахнутое окно напротив, светит солнце. Судя по его размеру и вторичным признакам, сейчас около тринадцати минут восьмого утра. Желудок выдаёт информацию о голоде. Надо поесть.

Оглядываюсь. Взгляд вычленяет в общем пространстве выбивающийся из него объект. Поиск соответствий выдаёт образ короля ледовиков — Лилиана Всесветлого. Присматриваюсь. Явные признаки схожести есть, но реальный экспонат закован в толстую глыбу тёмно-синего льда в углу комнаты и почти не поддаётся анализу. Что ж, плевать.

Встаю, подхожу к окну и, не медля ни секунды, прыгаю из него на улицу. Тело схватывает трансформация и уже через несколько секунд, лечу над крышами ледяного царства в сторону дома. Я не помню, зачем приходила сюда, вроде, мне что-то было надо, а вроде, нет. Надеюсь, Потч догадается сорганизовать мне горячую ванну по прилёту, иначе я съем его на завтрак.

При воспоминании о слуге, внутри что-то невразумительно дёрнулось на секунду, но тут же заглохло и больше не давало о себе знать. Я не обратила на это внимания, и не поняла, что-то это «что-то», было моё сердце, треснутое, но надёжно и прочно скованное нетающим льдом. Лилиан Всесветлый сдержал своё слово и честно выполнил свою часть договора. Он «вылечил» любовь и теперь она оказалась надёжно и на многие года вперёд, спрятанной под ледяной коркой безразличия.

Так, началась эта история и пройдёт целых пять столетий, прежде чем, луч света пробьёт лёд, и корка его треснет, обнажив самое горячее и самое живое сердце.