Фрагмент из главы 4.3 повести "Первая любовеm>ь"
Было уже часов десять вечера. Таня собралась уходить, и позвала меня к себе в комнату.
— Виталик, в этой коробке очень интересное устройство. Лёшино. Ты возьми, посмотри и разберись завтра, а вечером поговорим, — подала мне коробку, — ну давай, спокойной ночи.
Огорошила меня Таня: "Вот уже в игрушки предлагает поиграть!" Я совсем сник. Это же прямой намёк на то, что мы не пара. Зачем же Таня так со мной? Если догадалась, что я влюбился в неё, но зачем делать мне больно?
А в коробке был комплект — «Радист». В нём два ключа для «морзянки», две пары наушников, коробочка с тонгенератором и батарейкой. И провода. Можно было сидеть в разных комнатах и играть в радистов.
Следующий день тянулся мучительно долго. Вспомнил про Олю. Она ещё не вернулась из Ленинграда. Поймал себя на мысли, что боюсь встречи с ней.
С устройством я разобрался. Собственно говоря, разбираться-то особо не с чем. Всё предельно понятно! А в голове закрутилась мелодия "Морзянки". Захотелось наиграть её на гитаре, но гитары под рукой нет, и средний палец на левой руке ещё плохо сгибается.
Я опять вернулся мыслями о Тане. Зачем же я влюбился в неё? Нет мне теперь покоя. Наверно, напрасно я приехал к бабушке. Тане моя любовь не нужна. И опять в мыслях закрутились слова "Морзянки":
"Пойми, мне так твои глаза увидеть хочется".
И вспомнил я ответ соседа Лёни на мой детский вопрос о желании видеть чьи-то глаза:
— Виталь, подрастёшь, тогда и поймёшь.
И теперь я понял. С того момента, как я впервые увидел Таню, меня не покидало желание видеть её глазки. Всё так просто: я люблю Таню, а потому и хочу видеть её
прекрасные глаза.
Наконец-то пришла с работы Таня. Через часик она заглянула к нам.
— Виталь, ты разобрался с "Радистом"?
Я был готов похвастаться, что я не новичок в этом деле, но вдруг мелькнула идея: я не скажу Тане, что я уже умею кое-что делать. Потому сделал растерянное лицо и прикинулся полным недотёпой в этом деле. И высказал огромное сомнение, что у меня получится.
— Виталик, с твоим-то музыкальным слухом моментально научишься.
Я, конечно, согласился. Милая моя девочка, она не знала тогда, что как мотылёк залетела к пауку в паутину.
Бабушка увидев, как мы «играем» смеялась над нами.
— Ребята, что это за «пискулька» у вас? — спросила бабуся, беззвучно трясясь от смеха.
Сказал, что это такое переговорное устройство старинное, что так общались, когда телефонов не было.
— А чё вам мешает словами-то общаться в одной комнате? Совсем вы с ума спятили, — и опять зашлась в беззвучном смехе.
Я цеплялся за все Танины идеи. А тут решил разыграть её.
Я писал, что ходил в радиоклуб и кроме сборки приёмников и всякой «радио всячины», ходил ещё в группу коротковолновиков и занимался на коллективной коротковолновой радиостанции. Уже вполне посредственно принимал на слух и помаленьку начал работать на ключе.
Смысл розыгрыша был в том, чтобы ошеломить Таню быстротой изучения азбуки. Я знал, что её и за неделю, и за месяц не выучить. А я уже умел это делать. И делал это вполне удовлетворительно. И не буду кривить душой: хотелось хоть этим привлечь к себе внимание Тани.
Я два вечера умышленно допекал Таню своим «неумением» и "непроходимой тупостью" в этом деле. Мне было интересно наблюдать, как она нервничала, когда у меня ничего не получалось. Особенно с передачей. Передавать на ключе — это сложнее, чем принимать на слух.
Таня прочитала мне целую лекцию про азбуку Морзе и о способах её изучения. Я прикинулся полным профаном в этом деле.
— Таня, вы сказали, что морзянку быстро заучивают люди с хорошим музыкальным слухом. Это как понять? Почему тогда у меня ни черта не получается, — водил я Таню за нос, дурачком прикидывался.
— Для изучения азбуки используют напевы — слова, которые похожи на код Морзе. Эти слова состоят из такого числа слогов, и их так произносят и способ произношения таков, что получается некая мелодия. Виталь, ты что улыбаешься? Ты понял, о чём я сказала?
— Смутно.
— На примере тебе покажу.
Таня включила прибор. Села за ключ.
— Вот смотри и слушай. Цифра два — это две точки и три тире. Слушай.
Таня на ключе отстучала две точки и три тире. Повторила несколько раз.
— Виталь, ты со своим слухом, наверно, уловил некую мелодию. Да? Уловил?
— Ага, — согласился я.
— А для меня это будто слова из народной песни «Я на горку шла», — Таня стучала ключом и вслух напевала, — я- на- го-рку-шла. Правда, похоже.
— Похоже, — продолжал соглашаться с Таней.
Таня преподавала мне то, что я давно знал. У меня улыбка на лице. Стало смешно, как эта милая девушка вколачивает мне в голову эти азы.
— Ну, что ты смеёшься? Совсем просто, правда! А семёрка — это две тире и три точки и будто звучат слова «дай-дай за-ку-рить, — Таня опять продемонстрировала это на ключе. Так легче запомнить азбуку, обычные слова привычнее для человека.
Чтобы не выдать себя, решил ещё задать вопрос:
— Таня, но ведь это долго передавать точками и тире тексты. Это же не удобно.
Таня улыбнулась. Вопрос ей явно понравился.
— Виталь, есть коды для передачи часто используемых фраз. Общение азбукой Морзе удобно для служебных целей. В обычной жизни, конечно, не удобно. Этому ещё и научится надо. Стихи глупо передавать морзянкой, - Таня заулыбалась.
Видимо, ей понравилось, что я задавал ей вопросы, а значит с вниманием отнёсся к её предложению изучить морзянку.
Разумеется, про коды я прекрасно знал- целые таблицы Q-кодов в распоряжении операторов. Знал и о других принятых сокращениях и жаргонах. Знал, что в освоении сокращений преимущества имели те, кто изучал английский язык. В Радиоклубе наш руководитель был настоящий Ас.
До конца отпуска оставалось два дня. А Тане я так ничего и не сказал. А она давно догадалась, что я влюблён в неё.
Очередной вечер. Решили чаю попить. Пока Таня была на кухне, я несколько раз про себя прокрутил текст.
Чаепитие закончилось, а я всё не решался. Молчали. Ну, всё! Сел за ключ. Таня отошла к окну и смотрела на улицу.
— Ну, давай, двоечник, передай какие-нибудь слова. Я попробую прочитать их, — она обернулась и лукаво глянула на меня.
Таня опять стала смотреть в окно. Я собрался с мыслями. Усилиями воли заставил свои руки не дрожать. Сосредоточился. Я не должен допустить ни одной ошибки! Я взялся за ключ. Не в скором темпе стал работать ключом. Комната наполнилась дискантом морзянки:
— «Таня девочка я вас люблю».
После слова «девочка», Таня уже успела повернуться.
Я смотрел на Таню. Она стояла у окна и тоже смотрела на меня широко открытыми глазами. Похоже, она не поверила в то, во что сложилась череда «точек и тире» в её голове. Она явно не ожидала! А я снова начал выстукивать то же самое.
Всё! Я взошёл на «эшафот». На шее петля. Что уже тянуть! Пора табуретку выбивать! Я незаметно набрал полную грудь воздуха, встал и подошёл к ней:
— Таня, я, правда, люблю вас! С первого мгновения, как увидел вас тогда летним вечером. А теперь делайте со мной, что хотите…, — я с трудом выдавил из себя последнюю фразу.
Воздуха хватило едва-едва. Моё нервное возбуждение зашкаливало. Стучало в висках.
Таня смотрела мне в глаза и молчала. Похоже, что она подбирала слова, которыми она должна отказать мне.
А я так и стоял в полушаге от Тани, как с петлёй на шее, на шаткой табуретке. Дрожал, как осиновый листок. Боялся, что она вдруг засмеётся надо мной, назовёт опять малышом и скажет, что я ещё слишком молод, что мальчик ещё.
У меня уже подкашивались ноги. Я уже был готов встать перед ней на коленки и уткнуться ей в животик.
На её глазках появились слёзки, побежали по щёчкам… Таня, взяв меня за шею, притянула моё лицо к своему и стала целовать.
— Миленький мой, любимый…. Синеглазенький…. Малыш мой… Я люблю тебя…. Как же ты решился? Я давно знаю, что ты любишь меня. Виталик, родненький ты мой, ты второй раз уже сказал мне об этом. Я не ожидала, что сегодня это произойдёт…
Я не успел даже удивиться этому! Может тогда, при солнечном ударе, я бредил во сне и признавался Тане?
А она улыбалась сквозь слёзки, глядя мне в глаза.
— Виталик, родной мой мальчик, ты помнишь, что ты доктору сказал? Что сестричка у тебя добрая и красивая… очень красивая… лапушка…. Для меня это и было признанием твоим. И если бы мы были тогда одни…. Ты…. Ты бы тогда ещё узнал, что влюбилась я в тебя, ещё в тот вечер, когда ты на гитаре во дворе играл. Родненький ты мой. А теперь я люблю тебя…. Девочкой меня назвал… Родной мой ….
Таня нежно целовала меня в губы. А я продолжал дрожать и не верил тому, что всё это происходит наяву. От растерянности я только лепетал ей на ушко, что люблю её….
Мне раньше хотелось обнять Таню, но я не решался этого сделать. Уже Таня обняла меня, уже неоднократно поцеловала. А теперь это можно сделать, но я был, словно, заколдованный. И я осмелился, тоже обнял её. Мы прижались друг к другу и слушали, как бьются наши сердца. Нет — всё было реально!
Я не знаю, сколько минут мы так простояли: три, пять или десять или более. В стекло ударился снежок. Наверно, кто-то увидел нас, проходя по тротуару. Шторы были ещё не задёрнуты, и нас было видно. Пошутили.
Рубашка у меня стала мокрая от Таниных слёз.
— Почему она плачет? Почему? — вторилось в моих мыслях.
Наконец я осмелился и тоже стал целовать Таню, неумело, неуклюже. Стеснялся и боялся.
Я уткнулся ей в грудь. Оказывается и у меня глаза оказались не на сухом месте. Вопреки моей воле, слёзы полились из моих глаз. Слёзы Счастья!
Опять кто-то кинул снежок в стекло. А мы не реагировали на это, смотрели в глаза и размазывали друг другу по щекам наши слёзы.
Продолжение следует