СТАРОДАВНЯЯ ИСТОРИЯ

Жили в нашей деревне Степан да Аксинья. Хорошо жили. Душа в душу.

Все у них было по Домострою. Только наоборот. Не Степен был главой дома, а жена его Аксинья. Справная была баба, дородная. Детей шестерых родила. Выросли ладными, крепкими, да и в люди вышли. Но не об этом речь. Сказать хочется о том, о чем вся наша деревня знала да по углам шушукалась. О том что стыдно, да сладостно...

Начать надо с того, как сошлись Степан да Аксинья. Он то был поначалу бобылем, жил на отшибе деревни, Аксинья же на ту пору была молодица вдовая. Муж в реке по весне утоп. Сама с двумя ребятишками осталась.

Может горя и не мыкала, да все ж одной тяжко.

Взяла она как-то бутылку водки казенной, да и пошла к бобылю Степану за помощью, надобно было из лесу дров на зиму привезти, да поколоть порубить. Дело мужицкое, бабе одной не под силу.

Пришла Аксинья к Степану, да и говорит:

— Степан, слышь ли чего... Помоги мне из лесу дрова привезти да поколоть порубить. Вот тебе бутылка!

Как увидал Степан Аксинью, такую-сякую бабу дородную, помутился у него разум от бобыльства его многолетнего и нашло на него такое, что обычному человеку и понять не можно. Говорит Степан:

— Не надо мне твоей бутылки. Я и без бутылки тебе бревна из леса перетаскаю, и поколю-порублю, на всю зиму в тепле будешь. Только уж и ты меня потом уважь...

Поняла это Аксинья превратно и говорит:

— Я вдова честная. Ежели жениться надумаешь то сватов присылай. А так за дрова я тем, что у меня между ног расплачиваться не стану. Не взыщи!

— Да не об том ты подумала Аксинья. Другая у меня мечта-идея. Давно хочется мне мечтается, чтобы баба меня розгой посекла. Как, бывало, в детстве мамка порола. Вспоминать сладко. Вот бы думаю и теперь. Да кого ж попросить то? Все бабы за мужьями. А ты вдовая и сама пришла с просьбой. Вот я и предлагаю, я твою просьбу уважу, а ты мою... А? Что скажешь Аксинья?

Расхохоталась Аксинья. Подумала мужик совсем с ума спятил.

Степан от стыда сгореть был готов. Слёзы на глазах навернулись.

Неужто не поймет его баба. Не пожалеет... Встал тогда Степан перед ней на колени, да и поклонился в ноги.

Перестала тогда смеяться Аксинья, посмотрела мужика склонившего голову к её ногам.

— Что и вправду так тебе мечтается? Дюже хочется?

— Правда Аксинья. Прям невмоготу...

— Ну. ладно-хорошо. Пожалею тебя. Можно и посечь. Посеку, когда моё дело сделаешь...

Степан то на радостях Аксинье два воза дров из лесу привез. Весь сарай ей поленницами заложил. Топи баба на здоровье!

А затем Степан сходил в рощу, срезал тонкие прутья, замочил в бочке с водой и ждал с нетерпением счастливого дня расплаты.

Аксинья пришла к вечеру, Степан лавку на середину избы выставил, портки спустил и улегся.

Аксинья пруты осмотрела, выбрала получше, подлиннее да покрепче и прицелившись ударила. Розга со свистом опоясала Степанову задницу. Вспыхнул на ней розовый рубец.

— Ой, хорошо! Пори меня Аксиньюшка покрепче... - попросил мужик.

— Уж вспорю как надо. Постараюсь, - ответила баба и принялась за дело.

Второй рубец вспыхнул на заднице раба Божьего Степана.

— Ах-х-х. - блаженно вздохнул грешник.

И снова впилась розга.

— Ух-х-х! – вильнул задом наказуемый.

— Вижу хорошо твоей жопе. Радуется. – усмехнулась Аксинья.

— Хорошо, Аксиньюшка. Очень хорошо, - ответствовал бобыль.

Но блаженство его скоро переросло в нестерпимую боль. Старалась Аксинья, поменяла уже третью розгу, обломав предыдущие о зад Степана. Уже не блаженные стоны издавал мужик, а стонал и ревел от боли. Но женщина не угомонилась пока сотню розог не выдала.

После порки поклонился Степан Аксинье в ноги.

— Благодарю Аксиньюшка. Утешила...

— Руку что ль мне поцелуй, которой я тебе секла, - вдруг заявила баба.

— Ты уж не сказывай никому, Аксинья, - целуя ей руку попросил Степан.

— Ишь чего захотел... Ну, тогда уж и ноги целуй, - потребовала баьа.

И Степан, склонив голову до самого пола поцеловал её крепкие, босые, немытые ноги. Много раз поцеловал...

Но разве может баба держать язык за зубами. По секрету рассказала одной подруге. Та по секрету другой. И пошла меж баб молва...

А Степан, когда задница отошла от боли, снова захотел порки. Снова Аксинью упросил за будущую свою мужицкую помощь по хозяйству его выпороть, да по строже.

Проговорилась Аксинья подруге, когда опять Степана сечь будет.

Та и говорит: «Вот бы мне подруженька хоть одним глазком подсмотреть, как это мужика сечь».

— Приходи, стань у окна да смотри, - разрешила Аксинья.

И вот снова лежит Степан со спущенными портками на лавке, а над ним Аксинья с прутом. Описав дугу со свистом, впивается розга в жопу.

Шипит Степан. А сам в душе радуется.

— Ах-х-х! Спасибо, Аксиньюшка!

А за окном уже бабы собрались, подружка Аксиньи Настасья постаралась всем как сорока растрещала. Пяток бабёнок собрались. Прилипли к окошку.

— Ох, - стонет Степан.

Розга выписывает красивую красную линию на белой заднице мужика.

— Ух-х-х, - всхлипывает лежащий.

Бабы за окном зенки вылупили, стараются ничего не пропустить.

— М-м-м... - стонет Степан.

За окном возня.

— Пусти Матрена, мне не видно совсем. Да не толкайся ты, Танюха!

Расшумелись. Степан голову поднял.

— Что там?

— Видать, бабы под окном стоят. На бесчестье твоё смотрят! – Аксинья ответила.

Степан порывался было встать, но Аксинья наступила ему свой крепкой босой ногой на шею. К лавке прижала.

— Лежи! Чего уж теперь. Да и допороть тебя надо.

Всыпала Аксинью Степану всю сотню розог. И пришлось ему на виду у односельчанок и руку и ноги Аксинье целовать. Благодарить за науку...

Перед уходом заявила Аксинья:

— Ты Степан не мешкай, сватов засылай. Оженимся. Только учти в семье нашей я главой буду. Потому как поротый главным быть не может, а вот тот, кто порет тот и главный. Согласен?

— Согласен Аксиньюшка.

— Ну, тогда целуй мне ногу еще раз в знак покорности.

И снова поцеловал Степан Аксинье ногу, а бабы за окном руками всплеснули:

— Вот бы и нам так мужики наши ноги целовали!

Да только куда вам, курицы... Это Аксинья может мужику босую ногу на затылок поставить, да и приказывать. Вы ей не ровня.

С тех пор когда Степан проходил по деревне мимо дворов, то видел, как бабы показывают на него пальцем да хихикают. Только теперь ему уже было это всё равно. Оженился он с Аксиньей, стал во всем её слушаться. А она его обязательно по субботам порола. А иногда и чаще.

Было у Аксиньи двое деток, еще четверо народилось от Степана.

Так что ему не только больно, но и сладко, бывало, временами.

Но держала его жена Аксинья в строгости и полной покорности.

Да только может так оно и надо? Может счастье оно и таким бывает? Дело прошлое, но поучительное...