Сопутствующий ущерб. 1/2

соllаtеrаl Dаmаgе от justthеjаnitоr

****************************************

Я ненавижу Тери Ли. Ненавижу за то, что она - самодовольная стерва, говорящая за спиной ужасные вещи. Ненавижу за то, что она - занудой из компании тех, кто пролезает мимо других, более квалифицированных, используя лесть и угодничество, а не мастерство и решительность. Ненавижу за то, что она более чем готова подставить кого угодно, если это позволяет ей выглядеть лучше. И ненавижу ее, потому что она ненавидит меня.

А она ненавидит меня, в основном, я полагаю, потому, что вместо того чтобы встать в один ряд с другими офисными лакеями в их тошнотворных попытках заискивать перед ней, я - более чем готов назвать ее дерьмом. Я не лезу из кожи вон, чтобы создать проблему, но несколько раз ставил ее на место. Конечно, как коллега-менеджер, я - в лучшем положении, чтобы дать отпор, чем некоторые другие парни, и я так и сделал.

Мы спорили о политике офиса. Не соглашались в вопросах найма, увольнения и продвижения по службе. Она обвиняла меня в том, что я оказываю предпочтение своим друзьям, я же отвечал ей тем же. И у нас были совершенно разные стили управления. Она – дотошная перфекционистка, беспрерывно оценивающая и поправляющая сотрудников, всегда выискивающая проблему, даже если ее нет. Она более чем готова принизить или маргинализировать любого, кто каким-то образом не попадал в ее маленький круг подхалимов. Я верил в более расслабленную обстановку и был склонен игнорировать правила, которые, по моему мнению, не имеют значения, и хотя мне не особенно нравятся некоторые люди в офисе, я думаю, что добросовестно стараюсь быть справедливым.

Поэтому между нами долгое время шла своего рода холодная война, бесконечные мелкие разногласия, ехидные замечания и, как минимум с ее стороны, подковерная борьба на нижнем уровне. Но все это были мелочи, прежде чем между нами разгорелась настоящая война.

Все началось с того, что я получил электронное письмо, которое также попало и в отдел кадров, о неудачной шутке, которую в рабочее время рассказал Габриэль Принс, один из экспертов-статистиков. Это был грубоватый анекдот о женщине, которая стала больше интересоваться мужчиной, когда узнала, что тот «наполовину осел», и конечно, Гейб, у которого есть опыт рассказов непристойных анекдотов, по глупости решил рассказать ее во время обеда большой аудитории. Естественно, пара наиболее встревоженных женщин, протеже Тери, увидели возможность обидеться и немедленно сообщили Тери об инциденте.

Тери тут же потребовал, как минимум, официального выговора, а возможно, и перевода на другую должность. Я был уверен, что на другую должность его не переведут, но, зная, что выговор создаст для него проблемы при ежегодной аттестации, стал решительно возражать против этого. В ход пошли электронные письма, потом телефонные звонки и, наконец, личные беседы и групповые собрания, часть из которых стали довольно бурными. Но я думал, что разум в конце концов возобладает, и был уверен, что контролирую ситуацию.

Все изменилось на ежемесячном обзорном совещании по деятельности отдела, на котором присутствовали все различные менеджеры и некоторые сотрудники более высокого уровня, включая Габриэля Принса. Мы пересматривали практику и политику, и как обычно, Тери, по сути, командовала собранием, чтобы бесконечно критиковать поведение и указывать, как мы технически нарушали корпоративную политику, если принимать во внимание самое строгое толкование правил. Казалось, ее целью было подчинить все что мы делали правилам компании, при этом она бы играла роль своего рода оруэлловского силовика. Но в этом не было ничего нового, и мы слушали ее болтовню в относительной скуке, пока она не бросила бомбу.

В рамках своей «озабоченности» тем, как вольно мы следовали политике, она заговорила об «инциденте с шуткой» и в общих чертах описала его, а затем фактически назвала имя Гейба, и в это время несколько человек из присутствующих бросили осторожные взгляды на ярко-красного Габриэля Принса. Она продолжила говорить о том, что подобное ставит под угрозу «рабочую атмосферу» и что должен цениться и уважаться эмоциональный комфорт каждого человека. Свою маленькую обличительную речь она закончила взрывным заявлением:

– Подобное нарушение корпоративной политики должно восприниматься серьезно, и я поднимаю этот вопрос сейчас, чтобы мы могли начать действовать как можно скорее. Я считаю, что мы должны провести экстренное заседание комитета по персоналу и попросить отстранить его от работы без сохранения заработной платы до окончания проверки отделом кадров, а когда проверка будет завершена, рассмотреть любое дисциплинарное взыскание, которое они предложат, в качестве минимального наказания, которое мы применим.

Ее последнее заявление высосало весь воздух из комнаты, оставив мертвую тишину. Я был настолько ошеломлен, что просто проигрывал в уме ее последнее заявление и его последствия снова и снова, будучи слишком ошеломленным, чтобы предложить какое-либо немедленное опровержение. Наконец, когда стало ясно, что никто больше не собирается говорить, я прочистил горло и начал говорить как можно более осторожно:

– Послушайте, я хорошо знаком с ситуацией и думаю, что это – легко исправимая проблема, и я уверен, что с ней можно справиться без ядерного взрыва. Думаю, мы можем подождать, пока отдел кадров соберет все факты, и действовать после того, как у них будут какие-то рекомендации.

Она закатила глаза, покачала головой и с отвратительным, прищуренным взглядом выплюнула свой яд:

– Действия мистера Принса перешли все границы, а то, что он сказал, фактически является сексуальным домогательством и создает очень некомфортную рабочую обстановку для остальных женщин здесь.

Несколько ее ближайших союзниц хрюкнули в знак поддержки, кивая друг другу, как куклы в натуральную величину в деловых костюмах. Я скрипнул зубами в ответ и посмотрел на Гейба, подняв брови. Перед встречей я говорил ему, что нужно публично извиниться, и он понял мой сигнал, тяжело сглотнул и начал говорить.

– Послушай, Тери, мне очень жаль, это была просто шутка... плохая шутка, которую я признаю неуместной...

Лицо Тери сразу же омрачилось.

– Для вас, мистер Принс я – мисс Ли...

Лицо Гейба еще сильнее покраснело, и он, заикаясь, произнес еще одно извинение.

– С... с... слушай...те... мисс Ли, простите за шутку, но я, наверное, подумал...

– В том-то и проблема, мистер Принс. Вы не подумали. Вы просто усугубили некомфортную рабочую обстановку. Я не собираюсь позволять женщинам в этом отделе подвергаться подобному насилию.

Я старался выглядеть нейтральным, оставаться над препирательствами и сохранять беспристрастную манеру поведения, но с меня было достаточно, более чем достаточно, и я ворвался в разговор с чуть большей энергией, чем намеревался.

– Насилию? Неужели? Он рассказал анекдот, и, насколько знаю, почти все присутствующие, и мужчины, и женщины, посчитали его достаточно смешным, чтобы посмеяться над ним, даже несмотря на его грубость. Они не могли сильно обидеться.

Тери быстро повернулась и бросила на меня яростный взгляд.

– Мне все равно, кто посчитал это смешным, Грант...

Я поднял руку, чтобы остановить ее, изо всех сил стараясь сохранить серьезное выражение лица без ухмылки.

– Мистер Симмонс для вас...

Она глубоко вдохнула, ее ноздри вспыхнули от плохо скрываемого гнева, а лицо приобрело огненно-розовый оттенок.

– Ладно... мистер Симмонс, – сказала она отрывистым тоном, выплюнув мою фамилию, как будто это было ругательство. – Проблема не в том, смешно это для некоторых или нет. Проблема в том, что некоторые... многие... женщины, с которыми я работаю, считают это оскорбительным и унизительным. После инцидента я лично разговаривала с каждой женщиной в моем отделе, и они были почти единодушны в своем несогласии.

Я громко вздохнул.

– Естественно. Все они боятся перечить вам и поэтому дали тот ответ, который вы хотели услышать. Давайте признаем, что некоторые из этих женщин смеялись над этой шуткой и, возможно, повторили ее, но никто из них не противостоять вам, поэтому теперь они утверждают, что она их расстроила.

Тери все еще качала головой.

– Ваше... нежелание... посмотреть правде в глаза, мистер Симмонс, вызывает беспокойство. Женщины в этой компании заслуживают...

– Женщины в этой компании, – решительно прервал я, – с такой же вероятностью могут рассказать неудачную шутку или сделать сексуально окрашенное замечание о мужчинах, как и мужчины о женщинах.

Тери насмешливо рассмеялась.

– Не будьте смешным. Проблема здесь, как и везде, в отношении сексуальных домогательств, заключается в мужчинах. Женщины просто не способствуют этой проблеме ни здесь, ни на любом другом рабочем месте, если уж на то пошло.

Я был совершенно ошеломлен тем, что она сделала такое утверждение, и на мгновение потерял дар речи.

– Хотите сказать, что только мужчины создают подобные проблемы? Что только они нарушают корпоративные стандарты поведения?

– Факты говорят сами за себя, – величественно сказала она, делая жест в сторону Габриэля, а затем передавая этот жест всем остальным мужчинам, сидящим за столом, подразумевая, по крайней мере для меня, что она всех нас презирает.

***

В тот вечер я вернулся домой в плохом настроении. Рози, моя жена, сразу это почувствовала и попыталась сгладить ситуацию. Мы хорошо поужинали, и она позволила мне поиграть с нашими двумя мальчиками, пока сама убиралась. Когда они легли спать, мы некоторое время смотрели телевизор, пока она не прижалась ко мне, лизнув меня в ухо, и спросила, не хочу ли я поговорить о том, что меня беспокоит.

Я отрицал, что что-то не так, но она смеялась над моей очевидной уклончивостью, и в конце концов я рассказал о напряжении в офисе и о том, как Тери превратила относительно безобидную шутку в серьезную проблему.

Она заставила меня рассказать ей эту шутку, и то стонала, то смеялась, а потом покачала головой.

– Ну, это, конечно, оставляет меня с интересным... визуальным образом. Думаю, я могу понять, как кто-то, кто немного консервативен, может счесть это довольно оскорбительным, но...

Я почувствовал прилив разочарования и раздраженно прервал ее.

– Отлично, теперь моя жена подписывает контракт с моим злейшим врагом.

Лицо Рози приобрело выражение разочарованного удивления.

– Ну же, Грант...

Я глубоко вздохнул и поднял руку, чтобы остановить ее.

– Прости, наверное, эта штука выбила меня из колеи. Я не хотел.

Она наклонила голову и осмотрела меня, как врач, размышляющий о том, что может беспокоить пациента.

– Почему ты позволяешь этой строптивой сучке доставать тебя? Какая тебе разница?

– Я знаю... знаю, меня это не должно волновать, и обычно не волнует. Но сейчас ее проблемы начинают сильно подрывать моральный дух. Честно говоря, я думаю, что это может стать большой проблемой для Гейба.

– Ну, Гейба сейчас здесь нет, поэтому помочь с этим я не могу, но, возможно, могу сделать кое-что для тебя.

Она прикусила губу, вызывающе подняла брови, а затем наклонилась и поцеловала меня, позволив своей руке скользнуть вниз к моей промежности.

– Просто чтобы ты знал, – прошептала она, часто дыша, – я рада, что ты наполовину осел. Может быть социально неловко, когда ты начинаешь брыкаться и к тому же на публике, но в спальне это делает все намного интереснее.

Я засмеялся, и она улыбнулась мне, расстегнула мои брюки и воспользовалась губами, языком и руками, чтобы заставить меня почувствовать себя намного лучше.

***

На работе, в течение следующих нескольких недель, между мной и Тери продолжалось сражение, сопровождавшееся ехидными ухмылками и язвительными замечаниями, обе стороны быстро указывали на любое небольшое несоответствие стандартам, любое поведение по отношению к противоположному полу, которое могло пересечь или даже приблизиться к линии хорошего вкуса и соответствующего поведения.

Рассылались записки, рассказывались и преувеличивались истории. Все были на взводе, и моральный дух достиг нового минимума. Казалось, что весь персонал ходит по яичной скорлупе, и никто не радовался.

Неудивительно, что наша производительность снизилась, и появились вопросы. Я получил несколько электронных писем от Джима Гомперса, вице-президента, отвечавшего за наш отдел, с вопросом, что происходит. Я попытался преуменьшить межличностные проблемы и предсказал, что отдел скоро снова наберет обороты, но он не был в этом убежден и в итоге прислал пару ребят, проверяющих эффективность работы, и кого-то из отдела кадров, чтобы разобраться в ситуации.

Как и следовало ожидать, проверка со стороны большого начальства ничуть не улучшила атмосферу, и, когда задавались вопросы, сотрудники не излучали ощущения командной работы. Люди начали показывать на других пальцами и нелестно критиковать друг друга, напряжение нарастало, и к концу месяца один довольно важный сотрудник уволился, а двое других очень резко намекнули, что ищут работу в другом месте.

После изрядного количества душевных терзаний я признал, что в какой-то степени являюсь частью проблемы, и организовал пару переговоров с Тери, чтобы попытаться добиться перемирия, которое позволило бы офису функционировать на разумном уровне. Однако неожиданно оказалось, что ее понимание того, в чем заключаются проблемы и что с ними делать, радикально отличалось от моего. Ее позиция заключалась в том, что в офисе не хватает дисциплины и что нам нужно действовать жестко, возможно, даже уволить кое-кого, а не пытаться сделать его более спокойным местом для работы. Я пытался понять ее точку зрения, сначала вежливо, а затем с меньшей дипломатичностью. В итоге мы начали горячо спорить, и наши позиции скорее ужесточились, чем смягчились. К нашей последней встрече она стала настаивать на том, чтобы мы изложили закон своим коллегам и чтобы приняли решение об увольнении, а не о выговоре Гейбу. Я недвусмысленно дал понять, что не потерплю никакой чистки и буду блокировать ее любыми возможными способами.

Вскоре после нашей последней беседы Тери сделала следующий выстрел в рамках своей политики «жесткости», разослав по электронной почте общее письмо с подробным описанием своего намерения привлечь внимание отдела кадров даже к самому незначительному нарушению корпоративных правил и более тщательно оценить эффективность работы на рабочем месте с целью наложения дисциплинарных взысканий на тех, кто, как ей казалось, отстает. Она также отправила электронные письма мне и другим менеджерам, где подтвердила свое намерение приструнить Гейба и еще нескольких сотрудников, которые, по ее мнению, халтурят.

Производительность немного повысилась, но рабочая атмосфера продолжала ухудшаться, и уволился еще один сотрудник. Философская пропасть между мной и Тери стала непреодолимой, и я убедился, что нужно что-то делать.

***

Примерно в это время несколько ребят пригласили меня однажды вечером поиграть в бильярд. Обычно я не слишком много общался, но учитывая обстоятельства на работе, я был более чем заинтересован в любом занятии, которое могло бы поднять моральный дух, и решил, что мне самому не помешает немного развлечься, поэтому позвонил Рози, чтобы убедиться, что все будет в порядке, если я приду домой поздно, и сообщить ей, что поужинаю.

Мы пошли в местное заведение, где было три стола и довольно хороший бар и гриль, так что в перерывах между играми мы сидели, ели и пили. Я неплохо проводил время, болтая с парнями, обсуждая футбол, гольф и фондовый рынок, когда неизбежно зашла речь о женщинах. Парни начали говорить о том, кто, по их мнению, хорошо выглядит, затем переключились на то, с кем бы они хотели переспать, а потом, тихо, практически шепотом, стали упоминать, кто с кем на самом деле переспал.

Был один молодой парень по имени Девин Тиниан, работавший в отделе доставки и имевший репутацию очень популярного среди дам. Некоторое время он слушал другие истории, но потом начал хвастаться сам. Рассказывал о женщинах, которых ему удалось заполучить, и о том, насколько это было легко, и, подбадриваемый кивающими и улыбающимися парнями, окружавшими его, в конце концов заговорил о том, что уверен, что если у него будет достаточно времени, он может затащить в постель практически любую. Он не стеснялся и не был особенно сдержан. Называл места, время, методы и имена, и в некоторые из его речей было трудно поверить.

Через некоторое время, послушав его, я немного поиздевался над ним, сказав, что он слишком много о себе возомнил. Он раздраженно фыркнул в ответ и продолжил, время от времени поглядывая на меня, чтобы проверить, услышал ли я его последнее утверждение. Казалось, он хотел убедиться, что я знаю обо всех его подвигах. Через некоторое время мне расхотелось слушать дальше, но просить его остановиться желания не было, поэтому я ускользнул за угловой столик, заказал картофель фри и начал есть в одиночестве.

Группа стала расходиться и играть в бильярд, и Девин, без приглашения, плюхнулся на сиденье рядом со мной.

– Эй, мне показалось, что ты подумал, быдто я говорю чушь.

Я на минуту прислушался к нему.

– Серьезно, парень, я уверен, что ты отхватил много кисок, но просто не верю в идею, что ты никогда не выбивался из сил или что ты можешь соблазнить любую женщину, какую захочешь. Это чистая чушь, ясно? Так что, не пытайся кормить меня подобными фразами. Я просто не куплюсь.

– Послушай, парень, если ты не можешь себе этого представить, это не значит, что я не могу этого сделать.

Его уверенность и высокомерие раздражали. Я сложил руки вместе и минуту размышлял, с сомнением глядя на него.

– Так, говоришь, можешь затащить в постель любую женщину... вообще любую?..

– Да.

– Значит, если я укажу тебе женщину... не какую-нибудь каргу или бабульку... кого-то, с кем ты сможешь лечь в постель, не закрывая глаз, ты абсолютно уверен, что сможешь ее трахнуть? Не целоваться или ласкать, а по-настоящему трахнуть ее?

– Да, при наличии достаточного количества времени. – Секунду он выглядел задумчивым. – И ей должны нравиться парни. Лесбиянки не в счет.

Скрестив руки, я продолжал скептически смотреть на него, поджав губы, обдумывая его слова и уверенность, с которой он их произнес. Я решил бросить ему вызов.

– Ты готов поставить на это?

– Пари?

– Да, точно. Пари. Мы выбираем какую-нибудь девушку. Ты выиграешь, если переспишь с ней. Я выиграю, если ты выйдешь из игры через разумное количество времени.

– Сколько времени?

– Скажем, месяц или около того.

– Деньги тебя устроят? Я не хочу тратить много времени и сил, чтобы затащить какую-то девушку в постель, чтобы ты потом сделал вид, что это была какая-то шутка или что-то в этом роде...

– Конечно. Поспрашивай обо мне, если хочешь. Но ты должен представить какие-то доказательства. Я должен увидеть фотографию с мобильного телефона или что-то в этом роде. Я должен быть уверен, что это не фотошоп. Но... я ставлю пять косарей, что ты не сможешь предъявить этого в течение месяца.

Он откинулся назад и задумался над пари, а я еще несколько мгновений изучал его, пытаясь решить, сможет ли он это провернуть. Он казался таким парнем, который нравится женщинам. Высокий, спортивного телосложения, с обязательной трехдневной щетиной, он обладал той внешностью, благодаря которой мужчины получают роли в кино и на телевидении. Его внешность в сочетании с очевидной уверенностью в себе и даром болтливости позволяли легко поверить, что он – успешный Ромео. Но я все еще сомневался, что он сможет заполучить любую женщину, особенно ту, которую я имел в виду.

Возможно, он думал о том же, потому что на его лице появилось сомнение, быстро растворившееся в его чрезмерной самоуверенности.

– Хорошо... ты в деле. Я согласен. Но... кто эта цыпочка?

Я откинулся назад и посмотрел на потолок, делая вид, что думаю. Через пару минут я наклонилась вперед и с ухмылкой посмотрел на него.

– Знаешь, кто такая Тери Ли?

Он наморщил лоб и слегка покачал головой.

– Она работает в бухгалтерии. Волнистые каштановые волосы, рост около метра шестидесяти восьми. Есть несколько веснушек. Вроде как стервозная...

На его лице промелькнуло выражение узнавания.

– Типа большие сиськи, хорошая попа, носит в основном брюки, вроде как строгая?

– Да, более или менее верно...

– О, да. Я ее знаю. Она очень хорошо выглядит. Уж не та ли, что всех достает по поводу чувствительности на рабочем месте и прочей херни?

– Да, это проблема? Ну, то есть, если она покажется тебе слишком жесткой, и ты захочешь отказаться... – Я поднял брови, намекая ему сказать «нет».

– Ни за что, чувак... ни за что. Она, скорее всего, не на работе, а с крутыми девчонками гораздо веселее, чем со шлюхами.

Я рассмеялся над его высокомерием.

– Тогда ладно. В деле?

Он одарил меня невыносимо уверенной ухмылкой, протянул руку, и мы пожали ее.

– В деле.

– Тери Ли. У тебя есть месяц.

Итак, вот она, классическая беспроигрышная ситуация для меня. Если он провалится, ему придется признать свою несостоятельность и заплатить мне 500 баксов. Если же он преуспеет... что ж... тогда у меня будет что противопоставить постоянному аргументу Тери о том, что все мужчины – свиньи и что любое нарушение правил на рабочем месте должно пресекаться как можно сильнее. У меня будет нечто неопровержимое. И личное.

***

В тот вечер я вернулся домой в очень хорошем настроении и обнаружил, что у Рози оно еще лучше.

По любым стандартам Рози не крупная девушка; ее вес в 68 килограмм в два раза уступает моему и она чуть больше полутора метров ростом. Но она слегка недовольна собой из-за небольшой дряблости, никак не уходящей после рождения второго ребенка шесть лет назад, поэтому, обнаружив, что не влезает в старые, любимые джинсы, она встала на тропу войны за похудение и стала упорно работать, чтобы вернуться к своей «первоначальной форме». Как раз в то утро ей удалось втиснуться в джинсы, что привело к победному крику, который я услышал на кухне.

Рози также получила толчок к своему и без того хорошему настроению, когда получила отличный отзыв о работе. Она – добросовестный работник и смогла завершить в срок трудный, довольно сложный проект. Ее начальство это заметило и дало понять, что она хорошо поработала и стоит в очереди на повышение.

Итак, между тем как она влезла в джинсы и оторвалась по полной на работе, она была очень взволнована своим замечательным днем и встретила меня у двери с огромной улыбкой, крепким объятием и большим поцелуем, после чего пригласила отпраздновать это событие в спальне, когда дети улягутся.

Я без колебаний согласился.

Несмотря на свой маленький рост, Рози могла быть довольно спортивной девушкой в постели, и была более чем готова взять все в свои руки. Она могла скакать на мне, как ковбой, или упираться, как лошадь на родео, а когда она обхватывала меня ногами за талию, мне казалось, что меня схватила анаконда. К тому времени, в любую ночь, когда заканчивали, мы оба полностью выдыхались, покрывались потом и слюной и едва могли перевести дыхание.

Но в тот вечер она была особенно энергична и с самого начала взяла все в свои руки. Она повалила меня на спину, сорвала с меня штаны и набросилась на мой член руками и ртом, пока тот не превратился в пульсирующее эрегированное копье, на которое она агрессивно насаживалась. Она неистово набрасывалась на меня тазом и не давала мне шанса сдержать оргазм, который разразился через несколько минут вместе с ее оргазмом.

Однако она не собиралась после одного раза давать мне отдохнуть, и после очень короткого перерыва начала агрессивно пользоваться своим ртом, чтобы снова привлечь мое внимание. В ту секунду, когда я был достаточно тверд, чтобы сесть верхом, она снова была на мне, решительно стиснув зубы, издав протяжное шипение, когда опустилась на меня.

Мне всегда требуется много времени, чтобы достичь оргазма во второй раз, и Рози воспользовалась этим, кончив на мне пару раз, прежде чем настоять на том, чтобы я взял ее сзади, а затем на спине. Она все время подбадривала меня, выкрикивая мое имя в сочетании с любым количеством ласк и эпитетов, крича, что любит меня, любит мою технику, любит мое тело, любит мой член. К тому времени, когда мы закончили трахаться, толкаться и вгоняться друг в друга, я был выжат, как мокрая тряпка.

Я лежал рядом с ней, тяжело дыша, пытаясь держать глаза открытыми, чувствуя себя настолько удовлетворенным, насколько только может мужчина. Рози прижалась ко мне и шептала тихие, непристойные комплименты о том, как хорошо я справился и что она надеется, что я могу сказать то же самое. Я повернулся к ней, пару раз провел по ее лицу и тихо рассмеялся.

– Да, думаю, будет справедливо сказать, что ты тоже поработала неплохо.

***

Обстановка в офисе оставалась напряженной с почти ощутимым чувством тревоги и злости, что привело к атмосфере ужасно плохого сотрудничества, сопровождаемого спорами на нижнем уровне, которые в любой день грозили перерасти в откровенные крики. Казалось, все были на взводе, опасаясь последствий недавно предложенных Тери изменений в политике.

Мне удалось хотя бы ненадолго нарушить некоторые из планов Тери, попросив отдел кадров провести официальную проверку всех новых предложений руководства, которые могут привести к дисциплинарным мерам. Я знал, что это позволит выиграть время, но если Тери не передумает, Гейб и еще несколько парней из ее списка «дерьма» рано или поздно окажутся в беде.

Через пару недель после этого непростого перемирия я обедал в одиночестве на улице, пытаясь насладиться несколькими минутами солнечного света, когда рядом со мной опустился Девин с ухмылкой, которую даже Чеширский кот счел бы чрезмерной.

– У меня есть кое-что, что, думаю, ты должен увидеть.

Ему явно не терпелось продемонстрировать то, что он сумел сделать, поэтому я поднял палец в знак того, что не могу говорить, и жевал как можно медленнее, изо всех сил стараясь его разозлить. В конце концов, мне пришлось прекратить свое пассивно-агрессивное жевание и посмотреть на доказательства.

– Хочешь сказать, что затащил Тери Ли в постель? – прямо спросил я.

– О, да, – сказал он, не расставаясь со своей невероятно раздражающей улыбкой. – На самом деле, я дважды похлопал ее по заднице.

Он похлопал по карману рубашки, где лежал его мобильный телефон.

– И у меня есть доказательства прямо здесь. Доказательства в обмен на 500 баксов.

Я откинулся назад и скрестил руки, с сомнением глядя на него.

– Они должны быть хорошими. Никаких расплывчатых фотографий, которые могли быть взяты с порносайта.

– О, это так и есть. Они очень хороши, очень четкие.

Он помахал своим телефоном, нажал на пару иконок и начал прокручивать свои фотографии.

– Как насчет этой? – Он протянул мне телефон с поднятыми в ожидании бровями.

Фотография была столь же откровенной, как любое порно, с которым я когда-либо сталкивался, и если бы я ее не видел собственными глазами, мне было бы трудно в это поверить. Там была Тери Ли, стоящая на коленях и локтях, с опущенной головой, стиснутыми зубами и закрытыми глазами, а Девин присел позади нее, его член явно был засунут до упора. На ней был модный красный пояс с подвязками и чулками, а на ноге, которую было видно на снимке, была красная туфля на высоком каблуке. Девин на снимке держал свой мобильный телефон, и фотография, очевидно, была сделана с помощью хорошо расположенного зеркала. Выражение его лица было чисто издевательским: язык высунут, глаза широко раскрыты в притворном, заговорщическом удивлении.

– Хммм... – сказал я.

Он рассмеялся.

– Это еще не все. Давай, пролистай фотографии.

Там было, наверное, десять фотографий, где он трахает Тери, и три-четыре, где она сосет его член. Фотографии были... просвещенческими. На работе Тери – правильная и заносчивая сука, ведущая себя так, будто ей в задницу засунули сосульку. Но на этих фотографиях она была совершенно неуправляемой. Ее макияж размазан, волосы растрепаны, а выражение лица не имело ни малейшего сходства с тем, что она демонстрировала в офисе. Она выглядела олицетворением похоти, и мне пришлось удивиться способности Девина распознать и раскрыть шлюху, которая, очевидно, жила где-то глубоко в сердце Тери Ли.

Когда я подняла глаза, Девин все еще ухмылялся, его руки были открыты в ожидающем жесте.

– Думаю, ты мне должен... – сказал он, подмигнув.

Я медленно кивнул головой и улыбнулся.

– Да. Да, наверное, должен, – неохотно признал я, медленно растягивая слова, изо всех сил стараясь звучать непринужденно.

Мне понадобилось несколько минут, чтобы поздравить его и признать, что я проиграл пари и недооценил его способности. Я должен был присудить ему победу, потому что, в конце концов, он заслужил ее, очевидно, честно и справедливо. Поэтому я смирился и громко застонал, открывая бумажник и доставая пару сотен баксов, которые я отсчитал ему на раскрытую ладонь, пока он улыбался, как триумфальный Цезарь. Остальную сумму я собирался заплатить ему на следующий день, но решил, что могу завершить капитуляцию прямо сейчас, поэтому отвел его к банкомату в холле офиса, где достал еще три купюры и отдал. Я пожал ему руку, улыбнулся и еще раз поздравил, стараясь быть любезным.

Проигрыш – это всегда больно, но этот проигрыш был подстрахован тем, что позволял добиться еще большей победы в более важной обстановке в будущем.

Я признался в несостоятельности и проиграл пятьсот баксов на пари, но улыбался, возвращаясь на работу.

***

Я обнаружил, что знать о «неосмотрительности» Тери и реально что-то с этим делать – две большие разницы. Подумав о различных способах, которыми информация может стать полезным оружием на рабочем месте, я понял, что, независимо от того, как она будет использована, это, по сути, равносильно форме шантажа. Нет никакого способа обойти тот факт, что я буду держать что-то у нее над головой, чтобы заставить ее делать все по-моему.

Я подумал о том, чтобы поговорить о своей дилемме с Рози или с кем-нибудь с работы, но был уверен, что они подумают обо мне плохо, если я стану вдаваться в подробности того, что уже сделал, не говоря уже о том, что думал сделать с той информацией, что у меня есть сейчас. Поэтому несколько ночей и дней я оставался при своем мнении и мучился, ища ответы, глядя на дверь своего кабинета или на потолок своей спальни. Постепенно взяли верх лучшие стороны моей натуры, и я решил отбросить идею использовать против Тери то, что знаю.

Однако мое новое решение идти по высоконравственному пути продлилось недолго. На следующий день после того как я окончательно решил «поступить правильно», она опять пустила в ход свое оружие на очередном весьма спорном собрании сотрудников, объявив, что тесно сотрудничает с отделом кадров, и что они начинают смотреть на вещи по-своему. Она представила список по крайней мере из десяти сотрудников, возглавляемый Гейбом Принсом, которых она намеревалась наказать, независимо от мнения всех присутствующих. Последовали обычные споры, но на этот раз я просто тихо кипел, в то время как идея поговорить с ней о свидании быстро становилась все более привлекательной.

В конце собрания все тупо вышли из комнаты, оставив нас с Тери наедине.

Я молча смотрел на нее, собирающую свои бумаги, пока она не начала чувствовать себя неловко.

– Что случилось, Грант? Нечего сказать? Наконец-то признаешь, что здесь есть проблемы с поведением?

Я прочистил горло и начал говорить медленно, почти официально.

– Я заметил, Тери, что все в этом списке – мужчины, и что основная претензия к большинству из них заключается в том, что они нарушают какую-то политику домогательств.

– Ну, давай будем честны, Грант. Посмотри на то, что происходит. Мужчины в этой компании обращаются с женщинами на рабочем месте так, будто те являются неким украшением для их собственного удовольствия, а не ценными коллегами. Это совершенно неприемлемо. И, честно говоря, поскольку женщины просто не нарушают политику сексуальных домогательств так, как это делают мужчины, никого не должно удивлять, что в списке – одни мужчины. Признай, такое плохое поведение записано на Y-хромосоме.

– Правда? – сказал я, недоверчиво подняв брови. – Ты всерьез думаешь, что женщины не подвержены проблемам сексуальных домогательств?

– Подавляющее большинство из них. Ну, тоесть, давай посмотрим. Мужчины, как правило, едва контролируют свое либидо, и в итоге это заставляет их вести себя словно кучка мальчишек из колледжа. Это – бизнес, Грант, а не братство, где любое поведение находится в рамках. Ты должен знать...

С меня было достаточно, и я поднял руку вверх, чтобы ее прервать.

– Святое дерьмо, Тери, ты, конечно, делаешь много обвинений по поводу неконтролируемого мужского либидо для женщины, когда сама трахалась.

Она отпрянула от меня, словно ей угрожали пистолетом, на ее лице было сочетание возмущения и страха.

– Ты меня в чем-то обвиняешь?

– Ну, да... наверное, да. Я обвиняю тебя, полагаю, в крайнем лицемерии. Ну, то есть, что ты проводишь все это время, осуждая некоторых мужчин за их хамское поведение, гордясь своей высшей моралью над такими парнями, как Гейб и я, и все же, все это время ты с большим энтузиазмом принимаешь запрещенные позы с таким партнером, как Девин Тиниан.

Она прищурилась на меня, пытаясь убить взглядом, прежде чем прошипеть в ответ.

– Что бы Девин ни сказал, это – чушь. Он – такой же, как и все вы, придумывает всякую чушь, чтобы получить шлепок по плечу от других местных деревенщин.

Я рассмеялся над этим.

– Знаешь, ты, возможно, сможешь заставить поверить в это некоторых из своих маленьких последователей, но я видел фотографии.

Это заявление явно потрясло ее, и она выглядела ошеломленной, но слегка сомневающейся. Я наклонился ближе.

– Фотографии на мобильном телефоне Девина. Ваши с ним фотографии, сделанные в Друри Инн.

Она медленно покачала головой, все еще отрицая.

– Честно говоря, Тери, я никогда не думал о тебе как о девушке с подвязками. Но, эй, полагаю, что я никогда не думал и что ты прыгнешь в постель с кем-то с работы, учитывая твои бесконечные нравоучения о профессионализме и все такое.

Впервые с тех пор как я ее знаю, Тери просто потеряла дар речи. Она яростно смотрела на меня, морща брови и раздувая ноздри от гнева, но из-за стиснутых зубов не доносилось ни звука. Я молча улыбнулся в ответ так самодовольно и торжествующе, как только мог, изо всех сил стараясь насладиться ее дискомфортом.

Я видел, как поворачиваются колесики, и знал, что она тщательно обдумывает мои слова, что именно я знаю, и какие последствия это знание может иметь для нее. В течение следующих нескольких мгновений я наблюдал, как это понимание отражается в выражении ее лица, меняющееся от удивления до презрения и гнева, а затем, наконец, до того, чего я никогда раньше в ней не видел, – печали или сожаления, порожденного страхом.

Ее подбородок задрожал, глаза увлажнились, она нервно кусала губы, пару раз открывала рот, так ничего и не сказав. Наконец, она заплакала как маленький ребенок, и по ее лицу потекли настоящие слезы. Она резко встала и отступила от меня на пару шагов, качая головой и показывая дрожащим пальцем, как будто только что узнала, что я антихрист, а затем повернулась и буквально выбежала из комнаты.

Я думал, что могу почувствовать какое-то удовлетворение от этой маленькой победы, от того, что одержал верх в этой странной шахматной партии, в которую мы играли. Но почему-то чувствовал себя опустошенным и более чем слегка пристыженным.

***

Никогда не узнаю наверняка, насколько сильно повлияла угроза того, что я узнал о ее похождениях с Девином, но Тери сбавила обороты в своей кампании по наказанию Гейба. В конце концов, она согласилась на компромисс, согласно которому в его личное дело будет вложено испытательное письмо, которое через шесть месяцев будет удалено, если он станет посещать уроки чувствительности, и если будет держать свой нос и свои шутки в чистоте.

Но Тери не из тех, кто принимает поражение лежа, поэтому я знал, что будет предпринята попытка возмездия, и полагал, что она будет направлена лично на меня.

Это не заставило себя долго ждать.

Контратаки начались через неделю после того как я рассказал Тери о ее «оплошностях» с Девином. Сначала я подумал, что, возможно, мой разум играет со мной злую шутку, возможно, я слишком сильно ищу ловушку. Но постепенно стало очевидно, что происходит нечто слишком реальное. Три или четыре молодые девушки на работе, все подруги Тери, вдруг стали носить относительно провокационную одежду, глубокое декольте, высокие подолы юбок, выглядывающие из-под подола чулки. И вдруг показалось, что на полу вокруг моего рабочего места появилось много вещей, которые они могли бы поднять, потому что все они наклонялись, чтобы обнажить обильные декольте, красивые загорелые ноги и хорошо развитые филейные части, плотно прижатые к джинсам или юбкам.

Не поймите меня неправильно, я был не прочь немного посмотреть. Но я очень чувствителен к игре, которая велась, поэтому следил за тем, чтобы не смотреть «много», и чрезвычайно старался вообще ничего не говорить об этом. На самом деле, стало настолько ясно, что ее подчиненные были начеку, чтобы поймать меня в любой компрометирующей ситуации, что я следил практически за всем, что делаю или говорю, чтобы ничто не могло быть истолковано как неуместное приглашение, намек или предложение.

После нескольких недель успешного противостояния на нижнем уровне, я подвергся серии лобовых атак.

Первая случилась, когда у меня в одиночестве был поздний перекус сэндвичем в обеденном зале. Одна из секретарш, очень красивая молодая брюнетка с блестящими глазами и пухлым, но очень хорошо развитым телом, села рядом со мной и начала есть рожок мороженого.

Только она не столько ела его, сколько занималась с ним любовью. Облизывала горку ванильного мороженого так, словно это – эрегированный фаллос, а когда иногда откусывала, то делала это лишь губами, словно наполовину целуя, наполовину сося мороженое. У меня было общее представление о том, что будет дальше, но мне было любопытно, как она к этому отнесется.

– Ммм, очень, очень вкусно, – мурлыкала она с какой-то соблазнительной ухмылкой, немного ванильного мороженого образовало большую, кремово-белую каплю на ее нижней губе.

– Да, похоже, тебе это нравится, – сказал я, констатируя очевидное как можно беспристрастнее. Она улыбнулась еще шире.

– Меня зовут Ким Джонсон, и я здесь недавно. А ты уж не Грант ли Симмонс?

– Да.

– Не хочешь лизнуть? – спросила она, протягивая мне рожок и одновременно наклоняясь вперед, пока ее лицо не оказалось менее чем в тридцати сантиметрах от моего. – Это очень, очень вкусно. Обещаю, тебе понравится.

В этот момент я чуть не рассмеялся. Это было такое приглашение, о котором мечтают все неженатые и большинство женатых американских мужчин с красной кровью, но я увидел в нем то, чем оно является. Я наклонился довольно близко и тихо прошептал в ответ:

– Знаешь, что ты должна сделать с этим мороженым?

– Что?

– Отдать часть рожка Тери на хранение. Она достаточно холодная, чтобы мороженое не растаяло, даже если бы она держала его во рту.

Я отстранился, улыбнулся ей и вышел из обеденного зала, уходя, помахав камере наблюдения.

Через пару недель после этого я выходил из офиса после позднего закрытия, когда заметил, что одна из секретарш все еще сидит за своим столом, уже после того как все ушли. Она тихо плакала, зарывшись головой в руку, сложенную на столе.

Я собирался дать ей возможность уединиться и тихо выскользнуть, но она выглядела настолько расстроенной, что я почувствовал себя обязанным спросить, в чем дело. От звука моего голоса она слегка подпрыгнула и подняла голову, показав следы слез и налитые кровью глаза. Она покачала головой, когда я спросил, не могу ли помочь, но она была так расстроена, что я сел и попытался выяснить, в чем дело, и подбодрить ее.

Она выглядела совершенно разбитой и не желала говорить сквозь рыдания, но с течением времени успокоилась и немного отогрелась, и я постепенно вытянул из нее историю. Как раз в то утро ее парень, за которого, как она думала, она выйдет замуж, оказался мудаком, резко бросившим ее и наговорившим несколько неприятных вещей по дороге, чтобы встретиться с «лучшим куском задницы». Очевидно, он никогда не был особенно хорошим парнем, и некоторые вещи, которые она рассказывала о нем, казались почти запредельно жестокими, и из-за нее мне становилось все хуже и хуже.

Почти через час после этого разговора она все еще плакала и была почти безутешна, и я потянулся, чтобы ее обнять. Она нисколько не сопротивлялась и просто растаяла в моих объятиях, положив голову мне на плечо. Ее тело было полным и мягким, и я чувствовал ее дыхание на своей шее, доносящееся в виде тихих маленьких вздохов. Ее уязвимость была почти осязаемой, и я почувствовал, что реагирую на это, притягивая ее ближе.

Но когда я ее обнял, она обмякла в моих объятиях и прижалась к моему телу с едва уловимой чувственностью, что вызвало отдаленный сигнал тревоги, заставивший меня вспомнить, что мой дед, врач семейной практики, говорил мне об осторожности с женщинами-пациентками. «Нет ничего более соблазнительного, – говорил он, – чем женские слезы».

Это воспоминание заставило меня напрячься, и я переосмыслил странное совпадение, по которому я оказался наедине с привлекательной, удрученной девушкой, чья уязвимость привела к тесному физическому контакту и поставила меня в опасную близость к нарушению правил на рабочем месте в подозрительно неподходящее время. Внезапно я понял, что меня снова подставили, решительно оттолкнул ее от себя и внимательно посмотрел ей в лицо. Она озабоченно прикусила губу и всхлипнула, а я улыбнулся и кивнул ей.

– Ты и впрямь первоклассная актриса.

Уязвимость мгновенно сменилась озадаченностью, ее рот раскрылся, а глаза широко раскрылись.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что я, если бы мог, дал тебе «Оскар» за твою игру. Пусть Тери знает, что не твоя вина, что я не клюнул. Действительно, ты была очень хороша.

Она попыталась на мгновение вернуть уязвимый взгляд, но потом сдалась, сжав губы в разочаровании, а затем слабо улыбнулась.

– Ну, черт возьми. Я старалась изо всех сил. На минуту подумала, что заполучила тебя.

Я тихонько рассмеялся про себя над ее признанием.

– Попробуй в общественном театре, – сказал я, выходя, медленно покачивая головой. – Ты на самом деле естественна.

***

В течение следующих нескольких месяцев все вроде бы успокоилось, и, в отсутствие каких-либо других реальных попыток создать проблемы, я пришел к выводу, что Тери решила отозвать собак и жить с ситуацией, как она есть.

Я ошибался.

Примерно через три месяца после того дня как я рассказала ей о романе с Девином Тинианом, Тери Ли попросила провести собрание сотрудников, на которое пригласила полдюжины других менеджеров. Собрание прошло довольно успешно, эффективно и продуктивно, без каких-либо реальных конфликтов.

Когда оно закончилось, Тери попросила меня остаться с ней, чтобы обсудить некоторые кадровые вопросы. К моему удивлению, все прошло гладко, и впервые за все время, сколько я себя помню, мы принимали решения вместе, легко и непринужденно. Когда наша встреча закончилась, я почувствовала необходимость сказать что-то позитивное, надеясь, что это станет новым началом.

– Послушай, Тери, я знаю, что у нас были разногласия, и мне жаль, что в прошлом все вышло из-под контроля, но думаю, что в последнее время мы стали продуктивны. Я знаю, что мы не во всем сходимся во мнениях, но мне хочется думать, что движемся в правильном направлении.

Она загадочно посмотрела на меня.

– Ну, Грант, это одна из причин, по которой я хотела этой встречи. Чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. – Она сделала небольшую паузу, и я уловил проблеск загадочной улыбки, заставившей меня задуматься.

– И я просто хотела сказать тебе, что, в конце концов, я думаю, что ты был прав.

Я надеялся на оттепель в наших отношениях, но что-то здесь было очень не так, и ее случайное признание смутило меня почти до бесчувствия. Я понятия не имел, как относиться к тому, что она только что сказала, и начал заикаться.

– Ты... э... ты... думала, что я был прав?

– О, да. Я подумала о наших разногласиях, и, изучив всю имеющуюся информацию, полагаю, что кое в чем ты был прав.

– Кое... в чем? В чем? В том, чтобы немного смягчить правила для поднятия боевого духа? В чем?

– О... нет. Не в этом. – Она внимательно посмотрела на меня, и на ее лице медленно проступило выражение самодовольной злорадности. Мое замешательство сменилось внезапным всплеском подозрительности, сдобренной неким ужасом.

– Тогда о чем?

– В... в том, что женщины могут быть такими же двуличными в своих отношениях, как и мужчины.

На мгновение я подумал, что она имеет в виду свою собственную неосмотрительность, молчаливо признавая, что в изменении ее мнения сыграли роль ее личные неудачи. Но ее все более самодовольная улыбка положила конец этому мыслительному процессу, и я понял, что случилось кое-что еще, что-то, о чем я не знаю. Что-то плохое.

Она терпеливо ждала моего ответа, явно наслаждаясь растущим дискомфортом, который создавало ее загадочное поведение. Мне не хотелось ей подыгрывать, но я не видел выхода и, вопреки здравому смыслу, задал вопрос, который висел в воздухе.

– Так... э... что именно заставило тебя передумать?

– Думала, ты никогда не спросишь, – сказала она, подмигнув, и начала рыться в своем рабочем ранце, пока не достала стандартный конверт из манилы и целенаправленно протянула его мне через стол. Я просто посмотрел на него, не желая видеть, что внутри.

– Что это?

– О... просто кое-какая информация, которая, как мне показалось, тебя заинтересует. Давай. Взгляни. Думаю, ты найдешь ее очень... познавательной.

С нарочитой непринужденностью я открыл конверт и достал с полдюжины листов бумаги. Это были фотографии, распечатанные с цифрового фотоаппарата или мобильного телефона, сделанные, судя по всему, в массажном кабинете в спортзале. Там во всей своей высокомерной красе стоял Девин Тиниан, потный, самодовольный и улыбающийся в камеру, беря сзади свое последнее завоевание.

Но не Девин привлек мое внимание, а женщина, расположившаяся впереди и под ним, прислонившись к массажному столу, локти которой удерживали ее на высоте сантиметров пятнадцати от поверхности. Она была обнажена, на ней была лишь тонкая пленка пота, ее груди свободно свисали вниз, частично скрытые руками, а длинные каштановые волосы, завязанные в хвост, спадали на одну сторону ее совершенно узнаваемого лица. Ее глаза были закрыты, и она имела непостижимое выражение, нечто среднее между гримасой и грустной улыбкой, и видение ее поразило меня, как нож в грудь.

Это была Рози.