Глава четвертая.
1
Оттолкнув от берега лодку, Скол запрыгнул в нее и сел за весла рядом с Бранкой. Красиня опустила руку в набегавшую волну. Она хотела дотянуться до кувшинки, но в два-три гребка ладья вышла из камышей. Она надула губы, вызывая у подруги и брата смех. Сидевший на носу их маленького судна Славич участливо улыбнулся и бросил речной цветок ей в руки, когда он успел сорвать кувшинку, для девушки осталось загадкой.
Средних размеров древлянский челн, груженный провяленным мясом оленя, караваями ржаного хлеба, оружием скандинавов, уверенно пошел вверх по течению. С обоих берегов почти вплотную к воде стоял стройными рядами многовековой дремучий лес.
К вечеру на реке стало жарко. Славич давно уже сменил на веслах Бранку, его мускулистый торс, то склонялся, то выпрямлялся, ритмично толкая ладью вперед. Орудуя веслом ему в такт, Скол не отставал, но на молодом теле выступили маленькие капельки пота, выдавая усталость. Завидев впереди окруженную березовой рощей песчаную отмель, Славич резко остановился и поднял весло. Скол сделал глубокий гребок один, лодку повело в сторону прямо на отмель.
— Ночуем, — ответил Славич, на спрос в его глазах.
Девушки весело взвизгнули. Им порядком надоело сидеть в лодке. Ничуть не стесняясь, они скинули льняные рубахи и сиганули в теплую воду. Держа на вытянутой руке одежду, быстро поплыли к берегу.
Когда лодка причалила, Бранка с Красиней уже сидели на поваленной березе и отжимали пышные волосы.
— Огонь разожгите, русалки! — крикнул им Скол, помогая изгою вытащить ладью и закрепить на суше.
Пока Красиня доставала из лодки горшок с углями домашнего очага, Бранка окинула взглядом местность, ища, где удобнее было огню возгореться. Выкопав ямку, девушки выложили в нее еще горячие угольки и накидали поверх сухого хвороста.
Ритуал розжига Красиня взяла на себя. Махая подолом длинной рубахи, выгоняя ветерок из-под стройных ножек, она зашептала:
— Разгорись пыл. Вздыбься от моей красы, словно плоть мужская. Огонек-огонечек дайся нам!
Будто слыша ее слова, языки пламени пробились сквозь хворост, стараясь заглянуть под подол девушки как можно дальше. Красиня засмеялась и раздвинула ноги, впуская в себя тепло пока еще малого костра.
Быстро подняв рубаху до груди, чтобы случайно не опалить ткани, она зашептала совсем тихо:
— Возгорись, Славич, к телу моему.
— Никак привораживаешь? — спросила Бранка, поднося хворосту. — Мужики идут.
Девушка смутилась. Одернула рубаху и отошла, позволяя подруге бросить в него свою ношу. Костер, разведенный так, чтобы дым шел на реку, весело заплясал красными языками. Вскоре, на огне, до готовности, уже доходила подвяленная оленина. Как старшему среди них, первый кусок Красиня поднесла Славичу. Затем и Бранка стала пичкать Скола мясом. После чего, взялись за еду сами.
— До Вручия долго плыть, Славич? — заморив голод, спросил Скол.
— На третий день будем. Если, конечно, что-нибудь в пути не случится. Загадывать не стоит.
— Ты ведь со Святославом на Доростол ходил?
— И море Всесветное зрел? — с интересом добавила Красиня. — Расскажи, Славич!
— Ходил... но моря не видел. Видел только триеры ромейского императора Цимисхия на Дунай-реке.
Славич сделал тяжелый вздох, восстанавливая в памяти события семилетней давности.
— Оставив Доростол, с ближней дружиной князь отправился зимовать на Белобережье, — добавил он, — а остальные, в том числе и я, пошли со Свенельдом в Киев.
— Поговаривают, что воевода Свенельд предал князя Святослава! — снова спросил Скол.
— Пора спать ложиться. Завтра предстоит долгий переход, — ответил изгой, не желая продолжать разговор.
Видя, что сказа больше не будет, Бранка схватила Скола за руку и потянула к реке.
— Пошли купаться.
Славич поднялся от костра вслед за ними и отправился к ладье.
Красиня осталась одна. Накормив огонь остатками еды, она поблагодарила его и притушила, сохраняя жар углей до утра. Выполнив нехитрые обязанности по хозяйству, которые на нее возложил изгой, она разделась и с разбегу окунулась в реку.
Расслабившись, Красиня поплыла по течению, упиваясь водной прохладой и взирая на висевший над ней месяц. Перебирая ладонями катившиеся вековой дорогой волны, девушка полностью ушла в себя.
Мысли в ее молодой голове сменяли одна другую. В лунном сиянии из мрака ночи обрисовался высокий утес. Он показался ей похожим на Славича. Бугристую поверхность скальной породы Красиня, невольно, сравнила с рельефом грудных мышц изгоя. Богатырь Горыня, молчаливо и мудро, взирал на проплывавшую мимо девушку.
«Так же и Славич! Смотрит на меня — не замечая», — вздохнула она в раздумьях.
Едва слышное, томное постанывание Бранки, донеслось с берега и вывело Красиню из размышления. Поняв, что она вторглась в дела Лады, сама не желая того, девушка перевернулась на живот и поплыла обратно.
Выйдя из воды и подойдя к ладье, Красиня стала искать льняную сороку, но, почувствовав взгляд, обернулась в сторону спящего изгоя.
Славич смотрел на нее. Смотрел совсем не так, как представляла девушка, сравнивая его с утесом. Сила горы с набухшими мускулами, от гребли в ходе дня, в нем осталась, но взгляд был нежный, ласкающий. Он как бы обнимал ее, от чего по телу Красини пробежало тепло, ноги отяжелели, и она испытала усладу.
— У тебя, давно не было женщины? — спросила она, чувствуя, как огонь желания поднимается в ней все выше и выше, охватывая сердце. Вызванный приворотом на Славича, жар возгорелся в ней самой, суша губы, язык.
— Давно, — тихо ответил Славич.
— Воин — идущий на смерть, должен оставить себя в лоне женщины.
— У меня нет женщины, я изгой, Красиня. Да и плывем мы на совет, — не на ратное дело.
— По словам вещуна — сеча неминуема.
— Возможно... Смерть и жизнь завсегда рядом. Во Вручие много женщин.
— Возьми меня. Отдай мне свое семя, Славич!
Девушка охватила, сильными, стройными ногами, стан изгоя. Ловким, уверенным движением высвободила мужскую плоть из-под его рубахи и села сверху.
Славич не в силах был что-либо изменить. От теплоты ее нутра, жаром охватило и его. Красиня стала покачиваться, замирая от наслаждения. Движения убыстрялись, девушка почувствовала в себе огонь мужского семени.
— О-о-о, Лада! — прокричала она и в изнеможении упала на Славича.
2
Стоя по пояс в воде, Красиня вздымала речную волну, омывая обнаженное тело. В лучах восходящего солнца, она светилась от счастья. Бранка тихо подошла и обняла.
— Славич во мне, Бранка! Во мне!.. — радостно воскликнула та, оборачиваясь к подруге.
— Слава, Ладе! Пусть он возрастет и поднимется, как вон тот утес, — Бранка указала на крутой яр, с которым вечером Красиня сравнивала изгоя.
— Пусть.... Согрей и возвеличь его Хорс!
— Возвеличь его Хорс! — повторила за ней Бранка.
Они простерли руки к солнцу, к березовой роще на той стороне реки.
— Довольно плескаться в дорогу пора, — окрикнул их Скол, сталкивая лодку с отмели.
Переглянувшись и рассмеявшись, девушки ушли под воду и вынырнули далеко от места ночевки, возле утеса.
— Вот, неуемные! — пробурчал Скол.
— Садись к веслам, — велел Славич, устраиваясь в ладье. — Солнце над деревьями, пора в путь.
Скол не стал спорить со старшим, запрыгнув в лодку и ухватив оба весла зделал несколько размашистых гребков. Проплывая мимо утеса, они услышали восторженные крики девушек.
— Э-э-эге-гей-й-й-й! — разнеслось по округе и спряталось где-то далеко, в дупле дерева.
— Не хватало нам еще Лешего разбудить, — проворчал Скол, искоса глянув вверх, на обнаженные, в лучах рассвета золотистые фигурки женщин.
Словно две стрелы, выпущенные из лука богом Солнца, Красиня с Бранкой слетели с утеса и плавно вошли в реку рядом с ладьей. В чистой воде были видны их тела, они извивались, подчиняя себе течение.
— Или Водяного! — засмеялся Славич, помогая девушкам взобраться в челн.
Обдавая Скола прохладой тел, две русалки-берегини проследовали к носу и обрядились в нарядные сороки.
— Хотели же в городище их одеть? — выразил удивление Скол. — Почто раздумали?
— Думали... да передумали. Что ж нам перед вами не в красном! В затрапезном что ли сидеть! — оживленно ответила Бранка, скрывая ноги под льняной рубахой с богатой узорами вышивкой. — На, и ты облачись.
Бранка подала Сколу узорчатую мужскую рубаху. Такую же, Красиня с поклоном преподнесла Славичу. Изгой улыбнулся и стал одеваться, немало удивив Скола.
Тем временем, растягивая слова на распев, Бранка загадочно начала:
— Вот тебе, Соколик, рубаха ладная, рубаха складная. Трепалом бита, Красиней сшита. Она ее иглой — тыкала, тыкала! Девичью пору — мыкала, мыкала! В тайном месте хранила, хоронила! Девицей красною была — да все и отдала. Той рубахой, Славич тело прикрыл — Красиню семенем покрыл. Ой, Лада! Ой, Леля! Семенем покрыл. Семенем не простым — богатырским.
Наконец-то разобрав, в чем дело, Скол быстро нарядился и вступился за жениха:
— Ветер слово носит, носит, где захочет там и бросит. Это что ж за сватовство? Али семя проросло?
— Семя спрятано вчера, выше ног и ниже рта! Был посев, а всходы будут, плод ко времени добудут. Нива здесь и пахарь здесь. Дай же, сват, им рядом сесть!
Бранка взяла за руку слегка покрасневшую невесту и подвела к жениху. Славич обнял ее, прижимая к себе. Покачиваясь на волнах в узкой ладье, они стали слушать дальше перебранку сватьи со сватом.
Скол подмигнул изгою и продолжил:
— Ладья тесная, то, правда! Но была ль женой Красиня, добру молодцу — ему? — Скол указал на Славича. — Кто свидетели тому?
— Да свидетелей полно! — небо, лес, речное дно. Зрели то — подружки звезды, месяц — добрый молодец. И водица-молодица, подглядеть на их усладу, позвала с собою Ладу. Солнцу ж сказано с утра, что Красинюшка жена! — задорно ответила Бранка.
— Ну, коль так, пускай живут, жизни нитку вместе трут. Мы ж закрутим ее так, чтобы злу не расплести никак!
С этими словами Скол схватил Бранку и прыгнул в воду. Подплыв к лодке с двух сторон, они стали крутить ее по солнцу, напевая: «Ой, Лада! Ой, Леля! — ой!». Красиня со Славичем закружились в челне, целуя друг друга.
Когда свадебный обряд окончился, и все его участники оказались в ладье, Славич воздал хвалу Солнцу. Стараясь наверстать упущенное время, они дружно налегли на весла.
3
Минуя небольшую протоку, соединяющую одну реку с другой, древлянский челн окунул нос в более глубокую и обширную водную гладь. Бранка разломила буханку хлеба пополам, густо посыпала солью из маленького мешочка, что лежал в запасах съестного, и опустила в воду.
— Здравствуй, Уж-река! Прими, сей гостинец. Будь добра к нам, донеси нас до Вручия без потери, — прошептала она.
Славич и Скол подняли весла, ожидая у реки разрешения нарушить ее покой. Крупная рыба блеснула чешуей на солнце и хлеб, вместе с ней, пошел на дно, вызывая у сидевших в ладье вздох облегчения. Жертва была принята, можно плыть дальше не боясь гнева реки.
Впервые покинув окрестности родного очага, девушки с опаской и восторгом оглядывали незнакомые места. Стоявшие непроходимой стеной вдоль берегов, плакучие ивы полоскали в воде свою раскидистую крону. Из лесной полутьмы доносилось, чавканье, гиканье, пищание Лешего и Лешачихи. Было жарко, полуденное солнце припекало, но они не осмеливались окунуться в речную волну, страшась еще не прикормленного, неизвестного им чужого Водяного.
— Чего присмирели, красавицы? – спросил Славич.
— Боязно! — ответила Красиня.
— Сама напросилась, — бросил ей в ответ Скол. Ему тоже было не по себе, но он старался не подавать виду и храбрился перед изгоем.
За поворотом река оказалась еще угрюмей. С крутого берега, на проплывающих мимо людей зловеще взирали обугленные деревянные постройки. Частокол городища накренился и был похож на гнилые, черные зубы гигантского старца. На заброшенной пристани стояло несколько обгоревших, затянутых тиной большегрузных лодок. Абсолютную тишину, время от времени, прорывал гортанный крик ворона, мерно кружившегося над мертвым городищем.
Славич поднял весло и тихо произнес:
— Искоростень.
Название поселения произвело на путников не меньшее впечатление, чем его вид. У смелой Бранки мороз пробежал по коже и чтобы успокоится, она невольно прижала к себе дрожавшую как осиновый лист Красиню. Скол поднял весло и, гонимая одним течением, ладья повернула к пристани.
— Души предков хотят, чтобы мы их навестили, — в полной тишине, снова проговорил Славич.
Причалив к берегу, они поднялись на гору. Отыскав капище со склоненным от горя четырехликим Родом и давно потухшим жертвенным очагом, путники стали расчищать священное место. Чертополох, крапива и другие сорняки неохотно расставались с землей, пришлось приложить много усилий, времени, для расчистки капища.
Когда принесенный из лодки жар пламенем взвился над собранным сушняком, озаряя лик божества, люди повеселели. Живой огонь, придал им бодрости, разделив съестные припасы пополам, Славич приступил к обряду жертвоприношения умершим предкам. Слушая указания изгоя, Скол стал ему помогать.
После разведения на капище огня, следуя традициям, девушки наблюдали за ними издали. Огонь святилища успокаивал. Потихоньку они отошли подальше от капища, всеобщего молчания, и стали тихо щебетать, делясь меж собой впечатлением. Грозный взгляд изгоя, заставил молодок примолкнуть, но ненадолго.
— Пошли одолень-траву искать, — шепотом, позвала Красиню Бранка.
На цыпочках, девушки совсем отдалились от мужчин и растворились в руинах городища.
Повсюду были видны следы жестокого сражения, более чем тридцатилетней давности. Из дубовых притворов жилищ торчали ржавые наконечники стрел. Средь поросших бурьяном улиц можно было наткнуться на сломанное копье или клинок меча. Глиняные черепки посуды валялись повсюду. В разрушенном доме, — на матице, зловеще скрепя, качалась пустая колыбель.
— Смотри, Бранка, что я нашла! — Красиня подняла с земли усерязь с дутыми височными кольцами из золота.
— Не тронь краду!
Бранка подбежала к девушке, выхватила у нее украшение и положила в колыбель.
— Прости нас, мати! Не прогневайся! — произнесла она, с поклоном обращаясь к умершей хозяйке дома, и попятилась во двор, таща за собой Красиню.
— Разве тебе мать не говорила: ничего нельзя брать у почивших! — назидательно, с укором произнесла Бранка, когда они отошли на почтительное расстояние.
— Говорила.... Но оно такое красивое! — виновато ответила девушка.
Забредя в заросли высокой травы, Бранка огляделась. Присев на корточки, она осторожно отогнула лист лопуха, из-под которого виднелись какие-то цветы.
— Вон и одолень-трава! Правду старые люди говорят: растет она лишь в том месте, где была самая страшная сеча.
Нежно, чуть касаясь, Бранка провела рукой по стебельку и маленьким желтеньким лепесткам. Повинуясь ее ласке, растение наклонилось и потянулось к зовущей руке.
— Я сейчас буду говорить, а ты, Красиня, повторяй за мной — слово в слово.
Сделав над цветами несколько плавных, круговых движений рукой, по солнцу, Бранка зашептала:
— Одолень-трава! Не я тебя породила, не я тебя полевала. Породила тебя Мать Сыра Земля, полевали девки простоволосые, бабы-самокрутки. Одолень-трава, дайся мне. Отгони от себя чародея-ябедника! Спрячу я тебя, одолень-трава, у сердца милого, у сердца ретивого. Помоги любому моему во всяком пути, на всякой дороженьке.
С теми словами, девушки сорвали по одному цветку, поклонились земле и поспешили обратно на капище. Творимое Славичем, жертвоприношение подходило к концу. Мужчины даже не заметили их отсутствие. Уже у святилища, пряча на груди, под сердцем, заветный цветок, Бранка объяснила Красине.
— Три дня поноси его тут. Потом высуши в трех солнцах. Опосля, зашьешь в льняной мешочек и оберегом повесишь на грудь любимого. А до тех пор молчи, никому ничего об этом не говори! Поняла?
— Поняла.
— Ну, пошли к мужикам.
Окончив поминки по предкам, они затушили жертвенный огонь, так чтобы угли еще долго могли держать жар, и все четверо поспешили к реке. Солнце клонилось к закату и надо, было, поискать место для ночлега. Оставаться на ночь в мертвом городе возбранялось богами.
4
Славича, Скола и девушек, Вручий встретил болезненной суетой. Торговые гости спешили покинуть город, местные ремесленники встречали и провожали гридней князя Олега хмурым взглядом. Женщины торопливо пробегали по рядам на площади, делая мелкие, но очень им нужные покупки. Будто огромная птица черным крылом бросила тень на городище, отражаясь мраком на лицах людей.
Княжеский детинец ощетинился дубовым частоколом на холме. Прикрывшись воротами, обшитыми листами красной меди словно щитом, он кадил зловещими дымами.
— Кажись, на совет мы уже опоздали! — произнес Скол, смотря, как клубы черного, ядовитого смрада уходят за горизонт. — Как думаешь, Славич?
— Зато к драке поспели, — ответил изгой. — Бранка, ступай с Красиней на Гостиный двор, а мы к Вышате — на капище.
Святилище богов находилось недалеко от городища, на Зорькиной горе. Поднявшись наверх по восточному склону, Славич и Скол миновали трапезные навесы перед капищем, со столами, расположенные полукругом, по обе стороны от входных ворот. Бревенчатые навесы образовывали глухую стену до самых естественных обрывов — южной и северной стороны. Далее, по округе, святилище огораживалось тыном из ивняка. Внутри находилась хорошо утоптанная, пустая площадка. Размещенная вдоль столов, она служила для обрядовых гульбищ — совместного прославления богов, пляса и потехи, но сейчас была пуста и мрачна.
Пройдя позорище поперек, они уперлись в еще одну ограду из частокола. Два толстых столба и водруженная на них перекладина с символикой Земли, Неба и Солнца, служили проходом непосредственно в капище.
За ограждением, также полукругом, в один ряд от обрыва до обрыва стояли славянские боги. Меж них, на западной стороне святилища горел огонь и черные, маслянистые клубы дыма вздымались ввысь, неся древлянам плохую весть.
Волхв Вышата — верховный жрец Древлянской земли, с тремя подручными старцами, сидел в пепельном треугольнике вещих костров. Сажа покрыла его седую голову, местами вернув ей черный цвет.
Когда Славич подошел ближе и поклонился, главный жрец открыл глаза и промолвил — не ртом, а чревом. От этого казалось, что с изгоем говорят сами боги.
— Имя твое Славич и прибыл ты от рода Волохатого.
— Да, Вышата!
— Какая с тобой рать-сила?
— Со мной, лишь огнищанин Скол. Присланы мы от нашего рода на совет, Вышата. По велению белых дымов.
— Как видишь, белые птицы-весницы сменились черными. Время сеять слово истекло, пришла пора собирать то, что взошло. Боги говорят: кровавая будет жатва. Олег отказался послать гонца в Новогород, к Добрыне и сестре его Малуше. Гордыня, черная змея, съедает молодого князя, скоро от одного из сынов Святослава ничего не останется. Ступайте к Олегу. Воины сейчас ему нужней советов богов.
Жрец замолчал и закрыл глаза, давая понять, что разговор окончен. Славич еще раз поклонился и отошел к Сколу.
Тоска сжала сердце старого воина. Единственная надежда, на мирное разрешение спора меж двумя братьями обрушилась. Жрицы Рода отошли от князя Олега, предвидя его судьбу. Отказавшись от помощи древлянина Добрыни, дядьки новгородского князя Владимира, младший Святославич обрезал нить своей жизни. Понадеявшись на собственные силы, он доверился року, ввергая в смертную пучину и древлянскую землю.
Когда Славич был дитятей, на киевском столе сидела княгиня Ольга и по древлянской отчине пламенем ее гнева прошла беда. Теперь она грозила повториться заново. Даже не грозила — просто вернулась.
Направляясь на Гостиный двор, шагая по еще живому городищу и вспоминая Искоростень, потрепанный жизнью изгой молчал. Попытки Скола о чем-либо его расспросить, увенчались неудачей. Только, увидев на торговой площади тиуна, зазывающего желающих в княжескую дружину, Славич оживился.
— Сколь заклад даешь?
— За ратоборца князь дает восемь гривен, за людина — половину того! — важно ответил тиун Олега.
— Ложу голову за князя!
— Тоже — ложу голову за князя, — поспешил присоединиться к Славичу Скол.
— Обучены ли бранному промыслу?
— Разумеем пеший и конный бой! — ответил изгой.
Княжеский тиун с сомнением посмотрел на Скола, но промолчал о своих догадках. Крякнув, он проговорил:
— Приходите завтра утром на двор князя Олега, там и гривны получите. При себе иметь: зерцало, шишак, копье. Так же — меч, боевой лук и колчан со стрелами.
Потеряв всякий интерес, княжеский тиун поворотился к ним спиной и продолжил монотонно кликать охочий люд.
На следующий день их определили в пеший строй княжеской дружины. Нести охрану городища. В свободное от службы время Славич усиленно обучал неопытного Скола военным премудростям.
На закладные гривны серебра, Бранка с Красиней купили четыре скаковых лошади, стальные шишаки и кольчатые рубахи на всех. На оставшиеся куны, они по дешевке сторговали большой дом, в одном из концов города. Как не старался, хозяин двора не мог скрыть удивления перед глупыми женщинами. Купить хоромы в почти осажденном городе, было сверх его понимания. После появления новых хозяек, трех ярусный бревенчатый разборный дом с большим подворьем с помощью артели полотников стал постепенно исчезать в неизвестном направлении.
Тем временем над Вручием сгущались тучи. Весть, что Ярополк выступил из Киева в поход на Олега, ударила как молния в грозовом небосклоне. В ожидании грома на улицах городища стало тихо...