Родинка

Капитан первого ранга Лашкевич, старший группы проверяющих из штаба флота, уже, не стесняясь, кивал носом за столом в теплой компании офицеров, сидящих в кают-компании плавучей казармы, которую здесь, «на самом краешке земли» использовали как гостиницу за неимением таковой на флотилии атомных подводных лодок. Комиссия уже завершала свою работу по проверке одной из лодок, готовящейся к боевой службе. Не отставали от нее представители промышленности и научных учреждений так или иначе связанных с производством этой грозной субмарины, которых здесь тоже было немало, также проживающих в этой плавучей гостинице.

Когда «шило» (спирт) уже было выпито и съеден последний бутерброд с красной икрой, приветливые хозяева провели офицеров в сауну, а затем стали разводить по отдельным каютам.

«А ваша — тринадцатая!» — многозначительно улыбнулся моложавый капитан третьего ранга, вручая Лашкевичу ключ от его каюты. Лашкевич, молча, кивнул, взял ключ, открыл дверь и шагнул через порог, едва не споткнувшись. В каюте было темно, только отблески качающегося на ветру лампы уличного фонаря, бегающими отблесками перемещались по каюте. Офицер привычным движением нащупал выключатель, но тот только щелкнул, не дав света.

«Ясно. Они уже сняли питание с кают», — подумал офицер и стал раздеваться. Его вежливо предупредили об этом, намекнув, что ночью освещение ему вряд ли понадобится. Повесив брюки и рубашку на спинку стула, Лашкевич потянулся к стоящему на столе графину, отпил прямо из горлышка так, кстати, оказавшегося там квасочку, нажал на ручку двери в соседнее помещение, служащего спальней. Здесь было совсем темно, так как иллюминатор был плотно задраен, и свет с улицы сюда не проникал.

«Египетская ночь», да и только. Ладно. Пора на боковую», — подумал офицер и, нащупав спинку кровати, улегся на сыроватые одноразовые простыни подводника, так приятно охлаждающие его разгоряченное тело. Он приятно потянулся, заложил руки за голову и только закрыл глаза, как чья-то нежная рука внезапно обвила его шею.

 — Ты кто?! — подскочил офицер.

 — А ты? — прошептал чей-то голос.

 — Гм... А вам зачем это знать? — поперхнулся Лашкевич.

 — А вам? — усмехнулись в ответ.

 — Я полагаю, что рядом женщина, — он на ощупь прикоснулся к ее груди.

 — А я думаю, что рядом со мной настоящий мужчина, — ее теплая рука мягкой змейкой забралась в его трусы и нежно обняла сразу же восставший орган.

 — Гм... Так, сразу и без знакомства? — сдавленным голосом пробормотал он, чувствуя, что вряд ли долго продержится от такого умелого массажа.

Она навалилась на него всем телом и, словно пиявка, впилась в его тут же пересохшие губы. Он машинально провел руками по ее спине и ягодицам и убедился, что спина у нее гибкая, а ягодицы упругие, как пружины у нового дивана.

 — Ты готов? — прошептала она ему на ухо.

 — Настоящий подводник всегда готов, — шепнул он в ответ.

 — А ты — настоящий? — тихо хихикнула она.

 — Чтоб я сдох! — клятвенно бросил он и, переваливая ее на спину, навалился всей тяжестью еще не остывшего после сауны тела.

Лашкевич был из числа постоянных проверяющих и из личного опыта знал, что это далеко не просто случай свел их в одной кровати. Он вспомнил многозначительную ухмылку начальника плавучей казармы, открывавшего дверь именно этой каюты, и понял, что лежащая в кровати женщина просто подстава местного начальства, переживающего за ожидаемую оценку своей работы в деле подготовки атомной субмарины к дальнему походу.

 — Ты здесь случайно оказалась? — шепнул он на ушко своей партнерше, которая в этот момент лихорадочно помогала своей маленькой ладошкой направить его «бойца» в нужном направлении.

 — Угу, — ответила та. — Шла по коридору и заблудилась. Тут столько кают и везде скрипят матрацы под аккомпанемент вздохов и ахов, только в этой было тихо, но тут ты, как с неба свалился. Слушай! Скоро закончишь задавать свои вопросы? Случаем, ты не следователь из флотской прокуратуры?

 — Нет. Те предпочитают апартаменты в престижной городской гостинице. Там не качает...

 — А ты когда начнешь?

 — Что?

 — Качать?

 — Уговорила, — невольно зевнул Лашкевич и так заработал тазом, что пружины кровати сначала издали слабый стон, а потом «запели», словно струны инструментов симфонического оркестра. Она тоже не отставала. Работая в такт тазом, она поймала ртом его горячие губы, просунула язык в его рот и так завертела им там, что Лашкевич не выдержал этой двойной сладкой «муки» и, прижав ее таз к себе что было мочи, стал извергать в ее тело весь жар своего огнедышащего «вулкана».

 — Рановатенько ты «отстрелялся», — надеюсь, что это не последняя твоя «торпеда»? — хихикнула она, затыкая его рот долгим, похожим на укус, поцелуем.

 — Впереди «ракетная стрельба», — усмехнулс

я Лашкевич, переворачиваясь на спину и усаживая ее на себя.

 — Хочешь, чтобы теперь я поработала? — усмехнулась она, целуя его в ухо.

 — А кто из мужиков откажется от этого? Есть даже фильм у немцев под названием «Девочки

сверху». Смотрела?

 — Чудак! По-моему его уже просмотрели даже пятилетние дети. Недаром мой внук спросил у дочки: «Мама. А что там делает тетя на велосипеде?».

 — Это тот момент, когда седло ее «оттрахало»? Она, бедная, там чуть столб не сломала в минуты оргазма. Помнишь, как она его обнимала?

 — Конечно...

 — А ты, как я вижу, непростая шлюшка. Эрудированная. Эротические фильмы смотришь. В сексе собаку съела. Может быть раскроешь свое инкогнито?

 — Никакого инкогнито нет. Я работаю здесь. Уборщицей. Ну и заодно, как ты говоришь, ублажаю господ проверяющих. Такая версия тебя устраивает?

 — Вполне. Только на уборщицу ты что-то не тянешь. Слишком эрудированная. Уборщицы такими клевыми тетками не бывают...

 — Да и ты на адмирала что-то не похож. Те только сунут и тут же засыпают. А ты вон какой конь с яйцами!

 — Спасибо за комплимент. Но ты думаешь работать или мне начать?

 — Слушай! Мне в голову пришла чудесная идея!

 — Но никого не застав там, ушла опять? — съязвил Лашкевич.

 — А вы — грубиян, товарищ, как там вас, который внизу? — парировала она его удар. — Если будете мне хамить, парниша, то я вообще слезу, сам поскачешь с членом в кулачке. Понятно?!

 — Ну, извини! Я не хотел тебя обидеть. И никакая ты не уборщица, а офицерская жена, подводница. Небось, муж уже месяцев пять, как в автономке?

 — Это уже теплее, но еще не горячо. Давай сыграем в интересную игру. Вот я сижу сверху. Твой «мальчик» сейчас в гостях у моей «девочки». Мы — застыли. Можно шевелить только ими. Но кто первым дернется всем телом и заработает, тот и проиграл. Выигравшему — приз: бутылка шампанского. Идет?

 — Где же его взять в этой тмутаракании? Здесь шампанское подают только в адмиральском салоне.

 — Жаль. А я-то думала, что ты-то все же адмирал.

 — Мичман флота я. Устраивает?! — дернулся всем телом Лашкевич и стал, как не объезженный конь подбрасывать наездницу.

 — Проиграл! Проиграл! — приглушенно воскликнула она, подгоняя «коня» ударами ладошкой по его ягодице.

... Прошло не меньше часа, пока его бурная «Ниагара» не погасила «лаву», вырвавшуюся из жерла ее «вулкана». Они сникли, связанные истомой сокрушительного чувства.

 — Никогда мне еще не было так хорошо с вашим братом! — прошептала она и, наклонившись, крепко поцеловала его в пересохшие губы. Он встал, принес графин с квасом из прихожей и, не найдя в темноте кружки, предложил ей выпить из горла. Он слышал, как жидкость булькала в ее горле.

... Они лежали на спине, обнявшись. Он гладил ее волосы, лоб, шею и съехал на щеку. Тут под его пальцами прощупался какой-то бугорок, размером с двухкопеечную монету на правой щеке.

 — А это что у тебя? — спросил он.

 — Родинка. Мама наградила на всю оставшуюся жизнь...

Он приподнялся на локте и поцеловал то место, где была родинка. Она затихла. Затем притянула его к себе и крепко поцеловала в губы.

 — Спасибо... , — тихо произнесла она и вдруг всхлипнула.

 — За что?

 — За то, что ты такой есть! Ты же хороший человек, и в кровати — мастер. Счастливая твоя жена. А вот мне, горемычной, и голову прислонить то не к кому. Мужа своего вот уже пять лет, как схоронила. Так-то...

... Проснулся он от того, что кто-то слегка теребил его за руку.

 — Товарищ капитан первого ранга! Проснитесь! Пора. Через два часа разбор проверки. Командующий флотом уже прилетел.

Лашкевич открыл отяжелевшие глаза и никак не мог понять, где он и что с ним. В каюте горел свет, перед ним маячило лицо рассыльного дежурного по плавказарме. Приподнявшись в постели, он повернул голову вправо, боясь увидеть свою ночную гостью, но рядом никого не было, только смятая простыня могла подтвердить, что ночное приключение не было сном. Да и член, натертый за ночь, ему подсказывал, что нельзя так усердствовать на ложе любви. Лашкевич побрился, принял холодный освежающий душ и после завтрака во главе своей группы прибыл в зал заседаний Военного Совета флотилии. На сцене, за столом, покрытым красной бархатной скатертью сидели командующие флотом и флотилии, начальники штабов и другие офицеры из высшего руководства флотом. Члены проверочной комиссии поочередно докладывали результаты проверки. Выслушав всех, командующий флотом вдруг объявил:

 — А теперь предоставляется слово науке, — и он назвал очень известную в ученом мире фамилию. Лашкевич весь сжался. На трибуне появилась доктор технических наук, со вкусом одетая миловидная брюнетка с пикантной родинкой на правой щеке...

Эдуард Зайцев.