Во всём, как известно важна мера. Поэтому блузка темная, плотная и под горло. И каблуки не слишком высокие, сантиметров 10. Вызывающие — да, но ещё не вульгарные. А вот юбка... Ну, на юбку и главная ставка. Черная, в тон туфлям разлетайка. Вот она вульгарна на все сто, и она должна сработать. Я настоял, чтобы Лена надела именно её. Ей немного неловко, впрочем, не от природной стеснительности, отнюдь. Ещё когда мы одевались, азартный, спровоцированный уже зашкаливающим выше нормы адреналином, внутренний голос предложил добавить ещё и ажурные чулки, но это было бы уже явно перебор. Так что я оставил всё как есть, хотя сама Лена не удержалась и надела черный же чокер, размерами и толщиной слабо отличный от ошейника.
Перед самым выходом я накинул на плечо рюкзак, в котором болтались выжимка для цепи, мультитул, комплект шестигранников, крупный, массивный чехол от велосипедного насоса и ещё кое-какое велосипедное барахло. Долго поправлял куртку, особенно на спине. Подмигнул, уже открывая дверь. Лена чуть сковано улыбнулась. Как же меня заводит эта её незамутненная, такая искренняя стеснительность. Который раз её вижу, а всё никак не надоест.
Мы чинно-благородно, под ручку фланировали по району уже минут тридцать. Майский вечер радовал теплым ветерком, который регулярно поигрывал с подолом юбки моей спутницы. Лена была прелестна: чуть пухленькие щечки с ямочками, на которых играл лёгкий румянец, ненавязчивый, но выразительный макияж, подчеркивающий чарующие изгибы аккуратных бровей и мягкую, затягивающую глубину темно-карих глаз. Очерченная блузкой грудь, стройные, хоть и чуточку полноватые ножки... не модель, росточком маловата, но хороша, чертовка! Ну и юбка. Юбка, конечно, да. Сказать, что она шлюховата — не сказать ничего. Легчайший порыв ветра и кружевные красные трусики слегка приоткрывались взору. Мне бы хотелось, чтобы их увидели. Очень хотелось. А вот Лена нервничала и было отчего. Мы гуляли по не совсем благополучному району. Да чего уж, по откровенно дрянному району. Обшитые серыми панелями девятины жилых домов и общаг, возведенные ещё в 80-ые, перемежались с заброшенными стройками и небольшими островками гаражей, общее впечатление от района было откровенно гнетущее.
Обшарпанные двери подъездов, давно не крашеные лавочки, дворы, обделенные вниманием дворников. Из одного распахнутого окна на втором этаже надрывался Володя Шахрин: «... их больше от года к году... У них смышленые морды и как у нас слабые нервы... « Я мрачно ухмыльнулся. Пустые, словно вымершие дворы только усиливали эффект общей запущенности и безнадёги. Хреновая идея, гулять в таких местах с вызывающе одетой, симпатичной девушкой. Нередко такие истории заканчиваются паршиво, очень паршиво. Исключением не стала и эта.
— Эй, братишка! Погодь! Погоди, говорю! — мы как раз проходили длинный, восьмиподъездный дом, за которым стояли мусорные баки, а сразу за ними — несколько осевших, изрядно вросших в землю гаражей. Правее, через пустырь проходила дорога, а слева возвышался окруженный забором, давно замерший долгострой.
— Огонька не найдется? — от крайнего подъезда к нам спешил обитатель обшарпанной девятины: долговязый, нескладный парень в темно-зелёной куртке-олимпийке, потертых джинсах, замызганных белых кроссовках и, конечно же, над вытянутой, лошадиной рожей красовалась кепка-восьмиклиночка. Классика. Просто классика. Я даже ощутил легкую ностальгию по началу нулевых и родному городку-стотысячнику.
— Закурить, говорю, будет? — парень быстро повторял фразы и попутно обшаривал нас цепким, как лапки паучка-мизгиря, взглядом. Быстро оглядев меня, он буквально вцепился взглядом в Лену. Она привычно потупила глазки. Умница.
— Будет, — я столь же привычным движением извлёк из внутреннего кармана куртки пачку Кента и выщелкнул сигарету.
— А огонёк, чё? — меня обдало смрадным обаянием щербатой улыбки с фиксами вместо двух верхних резцов.
— И огонёк будет, — я достал другой рукой зиппу в золоченом корпусе. Позолота, конечно, фальшивая и гравировка грубая, но функцию свою выполнила на «отлично».
— Ох нихуя, какая хуйнюшка, дай зазырить, а? — естественно долговязый не стал дожидаться разрешения и просто вырвал зажигалку меня из рук. Лена тихо ойкнула и прижалась ко мне, взяв под локоть.
— Золотая что ли?
— Золотая, да... — я старался держать обычный тон, но, как всегда в такой ситуации, голос слегка сбоил надтреснутыми нотками. Моё сердце бухало отбойным молотком, а спиной я ощущал, как ровно, всего лишь чуть быстрее обычного, стучит сердечко прижавшейся ко мне Лены.
— Меня Костей зовут, а тебя как? — я пожал протянутую руку долговязого с неровно обгрызенными и не очень чистыми ногтями. Как всегда, внимание обострилось и молниеносно фиксировало любые детали.
— Павел.
— Чё-то, Паша, я тебя не припомню тут у нас на Уралмаше.
— Да мы не местные, так, в гости приезжали... с другого мы района...
— А к кому приезжали?
— Да вот к бабушке, — я кивнул на Лену, — на Мелиораторов живет.
— Хуя вы забрели куда, Мелиораторов-то в другой стороне совсем, — Костя осклабился, открыто, совсем дружелюбно, даже с каким-то искренним удивлением отмечая, мол, куда ж это мы зашли так далеко, непутёвые...
— Да первый раз тут не на машине, заплутали слегка пока остановку искали...
— Заплутали, слышь... — Костя шумно втянул воздух через ноздри, огладил пальцами правой ладони нос и подбородок и быстро огляделся по сторонам. Сердце Лены забилось, словно птичка о прутья клетки, а у меня резко похолодело внизу живота: вот оно, началось. Началось.
— Слышь чё, Паша, мы тут с пацанами на грев собираем, не подкинешь чё?
— Да у меня как-то нет особо... — Костя торопился, очень торопился, даже не дал мне договорить. Уверен, это всё юбочка работает. И чокер.
— Ты чё, чёрт! — кулак врезался ровнехонько мне в правую скулу, порождая настоящий фейерверк в голове. Действуя на одних только инстинктах, я отшагнул назад, чтобы друзья Кости (а он, естественно, был не один) напали не сзади, а хотя бы сбоку. Как угодно, только не сзади. Ни в коем случае. Второго гопника я заметил одновременно с тем, как его кулак впился мне под ребра слева. К фейерверку в глазах добавилось перехваченное дыхание и резкая боль в подреберье. Костя и его пацаны работали резво, сноровисто. Не успел я вздохнуть и раза, как нас с Леной уже волокли за забор долгостроя. Меня буквально тащили под руки Костя и тот, Второй, а ещё один гад, я его мысленно определил Сутулым, подталкивал в спину семенящую на каблуках Лену, попутно цыкнув:
— Молчи, сука, ни звука, мне, блядь!
Нас завели в глухой закуток, ограниченный стенкой вагончика-бытовки, забором и штабелем бетонных плит. В закутке было на удивление чисто, не загажено и даже не воняло туалетом. На земле лежали несколько драных подушек от какого-то старого и явно шикарного дивана. Ещё один кусочек паззла в голове с тихим щелчком встал на место. Нас отволокли не за гаражи, именно сюда. Лена, всё так же умилительно ойкнув, упала на землю. В расширенных от страха глазах слезы, на щеках лихорадочный румянец, юбка задралась с хирургической точностью, чтобы её край показал буквально полмиллиметра красного кружева.
— Ну чё, Паша, какой-то невежливый ты совсем, в гости к нам на раён зашёл и делиться ничем не хочешь! — Костя саркастично ухмыльнулся и Второй с Сутулым предано осклабились. Прямо близнецы братья. Такие же олимпийки, такие же отвратные, паскудные хари, такой же жадный блеск в глазах.
— Простите, парни, п-простите, пожалуйста, я п-поделюсь, конечно, поделюсь... — я начал заикаться, дыхание ещё толком не восстановилось, а в кровь выбрасывались просто лошадиные дозы норадреналина.
— Хули, блядь, конечно, блядь, фраер ебаный, ты поделишься! — цепкие руки уже обшаривали рюкзак и карманы куртки. Телефон, бумажник, сигареты, зажигалка, ключи немедленно перекочевали к Косте. И тут возник затык.
— Бабки? Лаве, филки
где, блядь? — Костя раздраженно тряс парой сотенных бумажек. Второй и Сутулый не отрываясь пялились на Лену. Которая, естественно, тщетно тянула вниз подол юбки, глядя строго в землю.
— На карте, всё, на карте...
— На какой, блядь, карте, уёба?
— На банковской, там тыщ семьдесят где-то...
— Ебать ты буратина, оказывается, ну че пацаны, будем делать с ними? — вопрос, адресо
ванный подельникам, естественно уже имел готовый ответ.
— А хули думать-то, пускай чертила метнется кабанчиком до банкомата, снимет лаванду, а мы пока с тёлочкой его пообщаемся! — Сутулый смерил меня презрительным взглядом и снова уставился на Лену.
— Смотри, Паша, всё по чесноку, без хуйни, — Костя схватил меня за подбородок и вперился немигающим взглядом мне в глаза.
— Ты приносишь бабло, 70 тыщ, как договаривались, пацанам на грев и вместе со своей подругой вы съебываете в закат целые и невредимые. Тут до «Акации», где банкоматы, 30 минут ходу взад-назад. Потеряешься, задержишься, или ещё какую движуху тухлую замутишь, подруге твоей не жить, это я отвечаю, на лоскуты, внатуре порежу суку!
— Я... Я понял, я всё понял, всё сделаю. — первое напряжение уже спадало, и я даже мог бы накосячить, но Костя мне изрядно помог, снова поддав газку. Щелкнуло выкидное лезвие и под кадык мне уперлась холодная сталь.
— Не вздумай, блядь, пусть тебе, блядь, даже не мерещится меня наебать, понял? — я только мелко закивал головой. Волосы слиплись, крупные капли пота стекали по лицу, по шее и щекотали меж лопаток. Видок, думаю, у меня был тот ещё.
— Гера, с ним сходишь, — Костя не очень уверенным, что удивительно, голосом бросил Второму, а у меня снова резко похолодело внутри...
— Бля, Костян, да ты угараешь внатуре что ли, вы тут того самого будете, а я с этим фраером куда-то попрусь! Ты посмотри, его же возьмешь за горло — моча потечет, сам сходит и принесет, да без пизды!
— Ладно, хуй с тобой... но проследи... — Костя снова повернулся ко мне.
— Ну, а ты, давай! Жопу в горсти и скачками! Пошел, бля!
Понукаемый подзатыльником Кости, я с низкого старта рванул к выходу из закутка, вдогонку мне доносилась тихие всхлипывания Лены. Она все прекрасно понимала. Геры хватило ровно на то, чтобы проводить меня взглядом до поворота за забор стройки. Завернув за забор, я сначала сбавил шаг, а потом обессилено упал на колени, едва успев подхватить свалившийся плеча рюкзак. Хреновая история пары неопытных тематиков, слишком сильно рискнувших, ради острых ощущений. Хотелось пощекотать нервы, хотелось небольшой провокации, а получится... А получится так, что Лену сейчас буду насиловать. Насиловать по-настоящему, не понарошку, вымещая на ней всю ненависть, что скопилась в сердцах трех тупых, злобных морлоков. А ненависть их буквально переполняла, это было видно сразу. Ненависть за то, что у них никогда не будет такой красивой девушки. За то, что одни её кружевные трусики стоят дороже, чем их прикид вместе взятый. За то, что их избивал пьяный отец-сиделец. За то, что у них от рождения не было, и не могло быть даже шанса вырваться из этой жопы депрессивного района на окраине города. Так что они оторвутся сегодня. Как следуют оторвуться. Разобьют лицо. В угаре сумасшедшей похоти будут трахать своими стремными стручками, пока не разорвут ей всё. А может и тогда не остановятся. Да уж, точно не остановятся, есть же рот, в конце концов.
Моя красивая, моя замечательная Лена превратиться в сломанную куклу, которую выбросят, наигравшись. Да и меня тоже выбросят. Когда я принесу деньги. Нафиг им не уперлось оставлять двух терпил живыми. Костя убивал уже, это видно было по глазам. Хреновая история про двух неопытных тематиков с хреновым концом. написано для bеstwеаpоn.ru Но всё же, как Костя торопился... Как ему горело засадить поскорее этой разукрашенной куколке. Костя очень торопился отправить меня за деньгами. А Гера и Сутулый не отставали от него в этом стремлении. Из-за забора послышался приглушенный стон Лены и чье-то довольное реготание. Кажется, они там начинают. Значит мне надо спешить.
Но только не за деньгами.
Что же ты, Костя, как положено дегенерату, такой тупой и жадный... Что же ты, Костя, так торопился, что не заметил, как я не даю облапать себя или ударить со спины. Даже рюкзак толком не протряс, так, быстро глянул и закрыл молнию обратно. В первый раз с начала разговора с Костей трещина кривой ухмылки рассекла мне лицо. Я дернул молнию рюкзака и вытащил чехол для ручного насоса. Только внутри, понятно, был никакой не насос. Черный металлический двадцатисантиметровый цилиндр выскользнул из чехла мне прямо в левую ладонь. Правой рукой я достал из-под крутки, из скрытой поясничной кобуры аккуратную, небольшую машинку — ПСМ. И в эти мгновения мир вокруг меня преобразился. Словно герой романчиков Лукьяненко я оказался в сумраке. Тремор, колотивший меня последнюю минуту, прошел, дыхание выровнялось словно само собой. Сознание стало работать четко, словно прецезионный станок, который в свое время наносил нарезы в стволе моего пистолета. Навинтить трубу ПБС-а на ствол. Ок. Оттянуть затвор — патрон в патроннике. Ок. Снять с предохранителя. Ок. Правая рука плотно обхватывает пистолетную рукоять, вытянута перед собой, чуть согнута, левая придерживает снизу. Ок. Указательный палец правой руки на скобе. Ок. Подхожу приставными шагами ко входу в закуток — палец на спусковой крючок. Ок. Все чувства обострены до предела, сердце молотит, мозг со скоростью света обрабатывает поступающую информацию, визуальную, звуковую, обонятельную, тактильную. Я, наконец-то, подхожу к тому, ради чего всё это затевалось. Выбираю свободный ход спускового крючка. Ок. Я заворачиваю в закуток и...
Рожа Сутулого перекошена от возбуждения и дикой злобы, лишь в самую последнюю долю секунды он успевает изобразить на ней что-то вроде удивления. Первый дабл тап. Облачка кровавых брызг вылетают из головы Сутулого. Мозг с точностью компьютера фиксирует попадания. Одна пуля заходит прямо под нос, вторая в глаз. Перевод прицела на Геру. А вот Гера меня удивил, правда. За какие-то доли секунды своим скорбным умишком он осознал, чем для него и его подельников обернулась его похоть и лень. Звериным прыжком Гера прыгнул в мою сторону. Второй дабл тап — обе пули в легкое, что чуть сбило порыв Геры, но не остановило. ПСМ всё же не макарыч, пробитие избыточное для такой цели, а останавливающий эффект невысок. Эх, мне бы сюда 0.45 юсп с гидрошоком... Третий дабл тап. Теперь как надо, одна в горло, вторая в лоб. Гера на полушаге валится вперед, словно курдюк с квашеным поносом, булькая и хрипя. Прицел на Костю. А Костя уже весь на изготовке...
Замер, между разведенных ног Лены, готовится засадить... Четвертый дабл тап. То есть нет... Жалкий «клинк» вместо выстрелов. Перекосило патрон. Резким, неуклюжим движением бросаю пистолет в лицо Косте, прыгаю следом, но Лена успевает ещё быстрее. Раскоряченная, лёжа под Костей, она умудряется из его кармана выхватить его же нож и широким движением полоснуть по горлу. Из перебитой артерии фонтанчиком брызжет карминовая кровь, я наваливаюсь на Костю и держу его, пока он слабо трепыхается, придерживаю его голову так, чтобы разрез был как можно шире и кровь выходила как можно быстрее. Вскоре тело Кости обмякает, я бросаю его на землю. Встречаюсь взглядом с Леной. И тону в диком возбуждении, что пульсирует в её глазах. Всё это время ей не было страшно, она не боялась. Она предвкушала. Впрочем, как и я. Спасибо Косте, срывать трусики уже не надо, они и так уже валяются на пропитанной кровью земле. Мы трахаемся, быстро, жадно, будто не виделись лет пять, словно воскресшие Ромео и Джульетта, словно два последних (или первых) человека на земле. Сознание плавится, растекается от запредельного возбуждения, я едва контролирую себя а, на самом деле, не контролирую вообще. Какой же это первобытный, неограниченный кайф, трахаться с любимой женщиной над телами убитых врагов...
В определённый момент, отвалившись от Лены и откинувшись на спину, замечаю, что Сутулый ещё жив! Кажется, первая пуля застряла где-то в носоглотке, а вторая выбила глаз и вышла через висок. Сутулый тихонько хрипит, выдувая кровавые пузыри под носом. Я поднимаю с земли ПСМ, передёргиваю затвор, вылетает перекошенный патрон. Я приставляю ствол ко лбу Сутулого и медленно прожимаю спусковой крючок...
Спустя часов 5 я лежу на диване дома. Всё тело переполняет ленивая истома, мышцы ноют, голова тяжелая, словно чугунная. Слегка даже побаливает, а в глаза словно насыпали песка. Я только что вышел из ванной, я опустошён, обездвижен, обезножен... Откидываюсь назад, Лена тут же устраивает свою голову мне на руку.
— Может, ещё серию «Декстера»?
— Нет, давай уже завтра... Завтра... В следующий раз.