Через семь часов с минутами скорый поезд с нашими героями плавно подкатил к платформе первого пути железнодорожного вокзала Новосибирска.
Вокзальные часы показывали восемь часов утра. День обещал статься солнечным и жарким. Но это потом, ближе к полудню, а пока над перроном лёгким ветерком плыла приятная свежесть.
Подобно этой свежести была, и сошедшая на платформу жена полкового казначея Светлана Козленко. Умытая и причёсанная, в летнем костюме в шотландскую клеточку, она выглядела великолепно!
Глядя на неё, Большаков дивился:
«Надо же, тёплая вода и несколько часов беспробудного сна стёрли все следы ночной оргии. Ни тёмных кругов под глазами, ни осунувшейся кожи, ничего! Свежа, прекрасна и всеми желанная.»
Лишь на попе, если поднять подол юбки строгого покроя и приспустить полупрозрачные трусики, можно было бы рассмотреть отпечатки мужланистой ладони, оставленные Кубанским дурнем.
Оба проводника, отводя глаза в сторону, помогли с выгрузкой чемоданов. Отстраняя других, дали великолепной блондинке неспешно спуститься на асфальтированную твердь Новосибирского перрона.
Свой дорожный чемоданчик, где благополучно таилась банка с волшебным порошком, Большаков вынес из вагона сам, как и прижавшуюся к нему четырёхлетнюю Аллочку. Во внутреннем кармане кителя лежали все его документы, включая проездной билет (помнил, как из-за разгильдяйства, едва не лишился и денег, и документов), которые нужно было завизировать в любой кассе вокзала, чтобы числиться транзитным пассажиром. Этот статус давал Борису право, сделав остановку, продолжить свой путь дальше через какой-то промежуток времени.
Многие из приехавших и встречающих, замечая поразительное сходство с американской кинозвездой, открыто улыбались жене старшего лейтенанта, а некоторые даже здоровались.
Рядом с красоткой шагал её сопровождающий - высокий плечистый парень в форме рядового Советской Армии. На одной руке он нёс очаровательную девочку, в другой - небольшой чемоданчик. Всем своим видом воин выказывал, что охраняет и эту восхитительную женщину, и маленькую копию чудной мамы от всех посягательств и опасностей.
За этой приметной троицей следовала тележка грузчика с двумя большими чемоданами и саквояжем.
— К билетным кассам! – скомандовал грузчику Большаков, и процессия поменяла очерёдность: впереди теперь катилась тележка с поклажей, а за ней шли герои нашего повествования.
— Какая красивая пара! – донёсся возглас. И кто-то тому восклицанию поддакнул:
— И не говорите! Просто загляденье...
Светлана Козленко была счастлива. Ей нравилось идти у всех на виду с таким видным гренадёром и что их принимают за супругов.
«Стасик, - мысленно обращалась она к мужу, - не обижайся. Боря лучше тебя во всём. Нужно быть полной дурой, чтобы не влюбиться в такого парня. Прости, но пока он рядом, я не в состоянии ему отказывать...»
...
Такси брали на привокзальной площади.
— Ты раньше была у родителей мужа? – спросил у Светланы Большаков.
— Два раза. Во время свадьбы и когда рожала Аллочку.
— Значит дорогу знаешь?
— Конечно. Тут не далеко. На улицу Кирова.
— А почему твой муж говорил, что город тебе не знаком?
«Мэрилин» пожала плечами:
— Не знаю. Может, чтобы уговорить кого-нибудь меня сопровождать. Я такая трусиха... И уговорил тебя...
— Жалеешь?
— Ни сколички. Ты такой классный! С тремя «эс»! - Светлана многозначительно хихикнула.
— Ну да, - согласился Большаков и повернулся к группе таксистов:
— Кто повезёт на Кирова?
Поездка была короткой и не денежной, но глазеющие на «Мэрилин Монро» шофера дружно высказали желание доставить интересных пассажиров «куда скажут».
Из них Большаков выбрал самого молодого, решив:
«Пусть парень подзаработает».
С чем были согласны и его ипостаси.
Они вообще прибывали в состоянии умиротворённого покоя. Особенно Борис Петрович. Ему ничего не надо было придумывать, советовать, вспоминать из прочитанного...
Борик немного грустил. Не хотелось расставаться с такой роскошной женщиной, как «Мэрилин». Мучили сомнения: встретит ли шеф подобный «станок для наслаждения» в ближайшие дни? И почти тосковал. Находился в, несвойственном его характеру, сентиментальном состоянии...
А натрудившийся за эту поездку Я, просто отдыхал. Он то знал, что впереди Большакова ждали не менее бурные приключения и, для их успешных свершений набирался сил...
Таксист (лет двадцати пяти), ловко крутил баранку и посматривал на сидящую позади, приглянувшуюся блондинку. Находясь рядом с ним, Большаков понимающе улыбнулся:
— Кого-то напоминает?
— Ага. Эту, как её... Из американской комедии... Совсем недавно смотрел.
— Мэрилин Монро?
— Точно! Один в один. Как две капли, похожа.
— Так это же она и есть, - решил подшутить Борис.
— Не может быть. Та же, как... умерла.
— Как видишь, жива и здравствует.
— Да ладно тебе. Я же слышал. По-русски шпрехает лучше меня.
— Милая, - обернулся Большаков к прислушивавшейся к их разговору, Светлане, - скажи нашему другу, что-нибудь, на твоём родном языке, - и заговорчески подвигнул.
«Мэрилин Монро» понимающе кивнула. И сказала мило улыбаясь:
— Hоnеy, I'm nоt mеssing with thе guy's hеаd, hе wоn't bеliеvе it аnywаy. аnd lеt him lооk mоrе саrеfully аt thе rоаd, wе just nееdеd аn ассidеnt.
«Вот шпарит! – встрепенулся Борис Петрович. – Даже я так не сразу смогу».
«Не хрена себе!» - удивился Борик.
А набирающий силёнки Я, высказался по-своему, философски: «Мне кажется об этой девочке мы ещё далеко не всё знаем...»
— И чё она сказала? – повернулся к солдату шофёр.
Борис, хоть и учил в школе английский, и даже, кое-что, мог прочесть со словарём, обратился за помощью к всё знающему Борису Петровичу. Тот, с некоторой заминкой пояснил:
— Просит не морочить шофёру голову, поскольку тот, всё-одно, не поверит, и внимательнее смотреть на дорогу. Опасается аварии.
— Какая авария! Когда мы уже приехали, - такси осторожно въезжало во двор пятиэтажной «хрущёвки».
— Может помочь поднять вещи? - услужливо предложил таксист. - Так я это мигом!
«Хочет узнать номер квартиры, где проживает «Мэрилин». – констатировал осторожный Борис Петрович.
— Ты телеграмму о приезде давала? – повернулся к Светлане Большаков.
— Стасик должен был дать.
— Ясно. Значит встретят, - сказал Борис и к таксисту: - Помоги выгрузить чемоданы и свободен. Сколько я должен?
— Ничего. За удовольствие проехать с такой знаменитостью с меня причитается, а не с вас, - парень снова стрельнул взглядом на улыбающуюся ему «Мэрилин Монро». – Кому рассказать - не поверят. Вы к нам надолго?
— На пару дней, не больше, - продолжала улыбаться Светлана. – Потом уеду в Амстердам... На гастроли...
Когда такси уехало, Большаков сказал:
— А парень ведь поверил.
— Ага, такой милый, романтик.
— Английскому где так навострилась?
— Папа по профессии лингвист англо-саксонской группы языков в Самарском педагогическом. И мама работает преподавателем английского. Когда училась в школе, как минимум час в день, семья... thе fаmily sроkе еnglish. Так что, с детства кое-что знала. Потом четыре курса педа, пока не вышла замуж... а мои старики мечтали, чтобы я, после педагогического, пошла в МГИМО, на дипломата...
— Какого кадра потеряла наша советская дипломатия! – с сарказмом в голосе Большакова сказал Борик. - Светик, ты бы двери всех посольств запросто открывала своей хорошенькой ножкой.
Светлана весело хихикнула:
— Тогда бы я не встретила тебя!
— Ну это же ненадолго.
— Зато будет что вспомнить... - она незаметно погладила ладонь солдата. И тут же воскликнула:
— Ой, наши идут!
От подъезда пятиэтажки с высоким крыльцом спешили две женщины и мужчина.
...
Это были встречающие родственники Стаса Козленко. Для читателе назову их сразу, до персонального знакомства с Большаковым.
Впереди спешила девушка лет девятнадцати, сестрёнка старшего лейтенанта - симпатичная своей свежестью Клавдия. Следом за ней, по ступеням сбегала ладненькая, не менее приятной наружности, её мама - Ксения Александровна. Обе женщины были в лёгких ситцевых сарафанах.
Эти внешние данные тут же отметил подготовленный к любой, подобной встрече, развратный Я.
«Ого! - сказал он многозначительно. – Придётся задержаться в этой семейке на несколько дней...»
А Борик тут же определил, что младшая Козленко уже наверняка не Козленко, потому что замужем, о чём свидетельствовало новенькое обручальное колечко на безымянном пальце Клавы, блеснувшее в луче утреннего солнышка.
Последним с крыльца сошёл отец старшего лейтенанта Климент Иванович Козленко. Человек приземистый, можно сказать – квадратный. Он был в добротном спортивном костюме, подчёркивающем его причастность к большому спорту.
«Борец или штангист, какой-нибудь сборной», - подумал Большаков.
Встречающие радостно приветствовали приехавших девочек, обнимали, расцеловывали, восхищались как похорошела Светлана и какой большой стала их «любимая внучка Аллочка»! При этом посматривали на стоящего слегка в стороне солдата.
Первым к Большакову подошёл отец старлея. Протянул широкую, как лопата ладонь. Назвался:
— Климент Иванович.
Против ожидания, пожатие было не сильным. Скорее деликатным.
— Как твой провожатый? В пути не обижал? С обязанностями телохранителя справлялся? – спросил Климент Иванович через плечо у щебечущей в окружении женщин невестки.
— Что вы, папа, лучшего охранника и не надо. Заботился о нас с Аллочкой. Продуктами снабжал. И кого надо, отпугивал.
— Что, и такие были?
— Были, папа. Как мухи к мёду липли. Борис их так припугнул, что больше в наше купе не сунулись.
— Да. Народ разный бывает, – согласился Козленко старший. - Спасибо... как вас по отчеству?
— Просто Борис, - смущённо улыбнулся Большаков. – До отчества мне ещё расти и расти...
— Это верно. Молод и зелен. Но это вскоре пройдёт. А за девочек спасибо, Борис! Сегодня же сообщу сыну, как добросовестно ты справился с порученным заданием. Ксюша, Клава, Света, берите шефство над нашим воином. Накормите, напоите, спать уложите. Пусть домашний уют вспомнит. Приступайте. А на мне - поклажа, - Козленко старший легко поднял оба чемодана и зашагал к подъезду.
«Точно, штангист», - утвердился Большаков, видя, как тот легко с большим грузом поднимается по ступеням подъезда.
Настала очередь знакомится с солдатом женскому составу семьи Козленко.
— Клава, - назвалась девушка. – Мы вас из окна кухни увидели. Как подъехали прозевали, а как стоите возле вещей увидели. И – сразу вниз!
Узкая ладошка Клавдии была лёгкая и тёплая.
— Вы уже замужем, - то ли спросил, то ли, утвердился тактичный Борис Петрович.
Молодая сибирячка улыбнулась симпатично и немного застенчиво:
— Как видите...
– И давно? – вставил свой вопрос экстравагантный Борик.
— Две недели, - сказала, не знающая истинную причину такого вопроса, девушка.
— И где же ваш супруг?
— Уехал на вахту в Сумгаит. Он у меня бурильщик, - в голосе Клавы прозвучала нотка гордости. – Заработает нужное количество денег, и мы купим кооперативную квартиру. Сейчас я живу с родителями в двухкомнатной хрущёвке.
Большаковские ипостаси понимающе переглянулись. Развратный Борик, пародируя голосок девушки произнёс: «Бурильщик, – и уже в обычной манере, съязвил: - Ты ещё не знаешь настоящего бурильщика, девочка!»
Вслед за дочерью протянула руку Большакову мама казначея, Ксения Александровна.
Рядом с рослым солдатом она казалась совсем хрупкой. Если в юности эта женщина была просто пригожей, то к сорока пяти годам расцвела настоящей ягодкой. Читатель наверняка не удивится, узнав, что многие прохожие мужской стати нередко оборачивались в след, провожали заинтересованным взглядом её лёгкую в походке фигурку.
Подавая руку Ксения Александровна, назвалась и спросила о сыне:
— Как там мой Стасик, хорошо ли выглядит, здоров ли?
Большаков ответил по-военному кратко:
— Старший лейтенант выглядит хорошо, здоров. Просил на словах передать, что любит, скучает, как только освободится, заедет.
Ксения Александровна понимающе кивнула, взяла за руку внучку и пошла по ступеням к открытым дверям подъезда. Вместе с ними и двинулись Клавдия и Светлана.
Берясь за ручки саквояжа, Большаков наклонился и снизу-вверх оценил точёные икры ног всех трёх женщин. Внутри него пробудилось скрытое желание увидеть эти ножки целиком.
«Два, максимум - три дня у нашего шефа есть. Может, что-то и получится», - заметил Борис Петрович.
«Задача для ловеласа его уровня трудная, но выполнимая», - сказал в задумчивости, всё планирующий Я.
А пошловатый Борик мысленно представил жену молодого нефтяника под прессом восьмидесяти пяти килограммов шефа, ничего не сказав, плотоядно облизнулся.
...
Хрущёвка действительно оказалась крошечной – двадцать девять квадратных метров. Маленькая кухня, узкий коридор, родительская спальня в тринадцать квадратов и гостиная раза в полтора побольше. Санузел и ванная совмещённые.
«Колхозом не пошикуешь!» - констатировал Борик.
Завтракать расселись в гостиной, вокруг раздвижного стола. Гостей ждали. На столе стояли блюда с редкими в эту раннюю пору лета овощами, виноград, яблоки, жареная рыба, салат оливье, селёдка под шубу, соленья и, конечно же, знаменитые сибирские пельмени.
— Мы с мамой вчера полдня их лепили, - с гордостью сообщила Клава. – Попробуйте, какими сочными получились. Пальчики оближите, честное слово.
Гости оценили кулинарные способности Клавдии и Ксении Александровны, уплетая сибирскую вкуснятину за обе щёки. Не отставал от них, и сам хозяин квартиры Климент Иванович. А маленькая Аллочка налегала на виноград.
Большаков искренне признался, что ни дома, в Ленинграде, ни тем более в армии, ничего более вкусного он давно не ел.
Климент Иванович выставил из холодильника запотевшую бутылку «Столичной»:
— Отметим приезд внучки и дорогой невестки... - налил крепкий напиток в гранёные шкалики.
Все, в том числе и женщины, дружно выпили.
Широкая лапища Козленко старшего подняла бутыль для следующего разлива, но Большаков уже перевернул свой стаканчик донышком вверх:
— Мне достаточно.
— Что так?
— За встречу выпил. А больше не буду. Не пью.
— О как! Ну тогда, и мы не будем. Пусть стоит, ждёт Михаила. Он у нас до этого зелья падок, - початая бутылка исчезла куда-то в сторону. - А скажи мне, Борис, может ты и не куришь?
— Не курю. Во втором классе раз затянулся, кашлял до слёз. С тех пор табачный дым не приемлю.
— Так ты во всём наш! Мы тоже не пьющие, не курящие. Спортивная семья. Я, в молодые годы, штангой баловался. Кандидата в мастера выполнил. Теперь спортивным туризмом занимаюсь. И успешно. Мастера спорта СССР имею. Это не хухры-муфры, а звание! – указательный палец хозяин многозначительно указал в потолок. – У Ксюши два вторых разряда имеет. По водному и лыжному туризму... У Клавдии лёгкая атлетика. Бегает. Пусть, пока не родила. Потом посмотрим.
— Меня тоже туристской в свой клуб запишешь? – подала голос дочь.
— А чё, нормальный вид спорта. Семейный, - смачно хрустел свежим огурцом Климент Иванович.
— Лёгкая атлетика тоже семейный. Мы с Мишей на соревнованиях по лёгкой атлетике познакомились...
— Ага. Спелись! – фыркнул Климент Иванович. - Только я говорил и говорить буду: Мишка тебе не пара. Ты вон какая вся ладная, кровь с молоком. А Мишка, тьфу! Курящий, худющий да пьющий. С такими привычками он в высоту не напрыгается. Вон на Бориса глянь. Красавец и без вредных привычек. Тебе такого надо было искать, легкоатлетка! Скажи, мать.
Ксения Александровна послушно кивнула.
«Похоже в этой семье суровый домострой», - решил Большаков и посмотрел на смутившуюся девушку.
Та стрельнула виноватым взглядом на гостя и торопливо сказала:
— У мамы до туризма был первый разряд по художественной гимнастике... Она в школе физруком работает.
От непривычных пятидесяти грамм алкоголя щёчки девушки порозовели, в глазах появился блеск, свойственным молодым, когда они, не соглашаясь с мнением старших, пытаются возразить.
«Ох, и объект! – порадовался на дочь Козленко, знающий цену женской непосредственности, Я. – Огонь девка! Такую соблазнишь – наслаждением укушаешся!»
«Мы же в гостях», - напомнил деликатный Борис Петрович.
«Ну и что? Попытка не пытка. Я бы рискнул.» - принял сторону третий ипостаси Борик.
— Первый разряд по художке, это когда было? В студенчестве. Сейчас Ксюха ничего из тех подскоков да шпагатов не сделает. А вот ставить палатку при ветре, да сорокаградусный мороз стенку из снежных блоков делать, или перед порогом через стрежень стрелять, хоть сейчас, сможет. Верно, Ксюш?
— Стрелять это как? – спросил Большаков.
— Стрелять - значит быстро пересекать струю горного потока для уклонения от препятствия. Например, от прижима к скале, где можно угодить в «бочку», - охотно пояснил бывший штангист.
После его слов, молчаливая пауза затянулась.
Почувствовав возникшую неловкость, Светлана сообщила:
— Боря не только не курит и не пьёт, он ещё и художник. У него в альбоме рисунки - просто загляденье! Пока мы ехали, он Аллочку и меня рисовал...
— Во! Я об этом и говорю, - снова поднял массивный палец к потолку Климент Иванович. – Таких, как Борис, в мужья брать надо.
— Вы нам альбом покажите? – спросила Ксения Александровна.
— Конечно, - сказал Большаков и стал искать глазами нахождение своего малого чемоданчика.
...
Как и было ожидаемо, рисунки всем понравились. А тот, где была изображена «Мэрилин Монро» с откровенно расстёгнутой кофточкой, восприняли двояко. Климент и Клавдия «пожирали» рисунок глазами, а Ксения Александровна, взглянув только мельком, стала собирать использованную посуду, готовить сладкий стол.
Оставив альбом на коленях у Клавдии, Большаков стал помогать хозяюшке, носить тарелки в кухню.
В тесном коридоре они несколько раз едва ни сталкивались на встречном движении. Ксения Александровна приостанавливалась, опускала глаза к полу, а солдат аккуратно протискивался между стеной и рельефной фигуркой бывшей гимнастки. При этом «малыш» неизменно давал о себе знать лёгким подёргиванием, а намётанный солдатский взгляд успевал разглядеть выступающую под сарафаном грудь.
«Размер больше второго, но меньше третьего. Где-то посередине. Как раз, что надо!» - сообщал Большакову опытный в этом деле Я.
К сожалению наших героев, эти встречные движения быстро закончились. Помогать матери пришла Клава. Наговорив Борису кучу комплементов о его альбоме, заявила:
— Я такой рисунок себя тоже хочу. Сделаешь?
Этот незаметный переход на дружеское обращение весьма порадовал Борика. Пользуясь тем, что никого не было поблизости, он, сказав девушке, что непременно нарисует (даже лучше и откровеннее, если она того захочет), спросил с намёком:
— Твой муж глубоко бурит?
— Миша? Да. Очень глубоко.
— Значит ты им довольна?
— В каком смысле?
— В интимном, разумеется.
Девушка покраснела и ничего не ответила. А бестактный Борик получил подзатыльник от самого Я:
«Благоприятную обстановку испортишь, недоумок!»