Прием по «Сжиганию кораблей»

 — Ба! Никак Вадик, собственной персоной! — всплеснула руками бронзового цвета круглолицая, лет сорока, блондинка с аппетитными ямочками на щеках. Ее молодые спутницы невольно отпустили свою подругу, и та ринулась к трем мужчинам, идущим навстречу по аллее санаторного парка. Повиснув на шее одного из них, блондинка продолжала кудахтать:

 — Сколько лет, сколько зим?!... Милый!..

 — Гм! — смущенно замялся предмет женских лобызаний, предательски краснея.

 — Не меньше двадцати. Это было... Ну, точно, тогда на твоем курсантском рукаве каркала только одна «галка», — хохотнула насмешница.

Руточка, так звали блондинку, тут же представила подруг. Мужчины вежливо раскланялись. Руточка была так возбуждена и обрадована, что сама не заметила, как они с Вадиком оказались в ее номере.

 — Тяпнем по маленькой? — щелкнула она пальцем по бутылке с коньяком. Вадик молча кивнул. Она захлопотала, накрывая на стол, а он, ощупывая оценивающим взглядом ее стройную фигурку, пытался мучительно вспомнить, кто она, где и когда их пути пересекались. Но образ этой суетливой женщины почему-то отказывался всплывать в его памяти.

 — За встречу! — она присела на его колено, и рюмки тонко звякнули.

Коньяк покатился мягким комочком по его горлу и нежно потеплел в желудке. Вадик подцепил вилкой ломтик лимона и вежливо приблизил к ее губам. Она слизнула лимон и смачно чмокнула его в щеку.

 — А помнишь, как тогда мы с тобой танцевали? — она запустила пальцы в его пышную шевелюру и еще ближе притянула его голову к себе, впившись в суховатые губы мужчины долгим, мучительно страстным поцелуем.

 — Конечно, помню, — едва выдохнул он, оторвавшись от нее.

 — Ты тогда любил щипаться...

 — Разве? А-а-а, ведь точно. Это когда я нащупал резинку от твоих соблазнительных трусиков, — соврал он наугад.

 — Да, ты был неплохим мастером быстро снимать их, — засмеялась она и задрала подол юбки, оголяя стройную ножку, затянутую в капрон от «Голден — леди». Он запустил руку между ее нежными ножками, уверенно продвигаясь к заветному месту. В таких случаях его «Боец» начинал просыпаться и готовиться к «бою».

«А она ничего, весьма пикантная дамочка, и видно без комплексов», — подумал он, мучаясь от мысли, что никак не может вспомнить подробности их давнего знакомства. Ведь тогда, когда он еще был курсантом, какие только женские трусики не трещали в его руках. Где уж тут было вспомнить эту, не очень яркую по тем курсантским меркам, питерскую девчонку. А она, словно подзадоривая его, еще выше подтянула юбку, обнажив едва показавшуюся белую полоску своих трусиков. Он подхватил ее на руки, шагнул к тахте и бережно положил на нее женщину.

... Он целовал ее ноги, медленно продвигаясь к промежности. Уткнувшись носом в трусики, уловил тонкий запах дорогих духов и пряный жар ее лона. Трусики мгновенно оказались на полу. Он резко развернул ее к себе, привычным движением приподнял таз, раздвинул ноги и припал ртом к черному треугольнику.

«Чистая бабенка. Видимо заранее готовилась», — подумал он, вдыхая пьянящий аромат ее желанного тела. И тут жгучая страсть захлестнула его, затуманила мозг, словно он осушил бокал молодого, терпкого вина.

«Бо

же! Какое мягкое, податливое тело! И эта, до боли знакомая, бархатная кожа. Где же и когда я гладил тебя?» — думал он, помогая ей сбрасывать одежду. Оставшись в одних чулках, она еще ближе притянула к «Вратам рая» его буйную голову.

 — Ты не забыл, как Это делал тогда? — прошептала она.

 — Такое не забывается, — дипломатично увернулся он, понимая, что следующим вопросом она его наверняка разоблачит. Поэтому, не теряя времени зря, он тут же навалился на нее, быстро вонзил в ее дрогнувшее тело свое могучее «Копье». Сначала он работал неторопливо, преднамеренно растягивая удовольствие. Она затаилась, изучая то, что медленно посещало и тут же покидало ее тело. Иногда Это замирало у самого края, словно искало что-то, нежно целуя своим кончиком трепетный, жаждущий любви, женский орган. В эти мгновения она проваливалась в какой-то дурманящий омут и дрожащими губами шептала:

 — Еще, милый, еще...

И, откликаясь на этот страстный призыв, поцелуи и объятия, он начинал работать быстрее, пока не перешел в отчаянный галоп. Дело явно стало подвигаться к финишу, но он не хотел столь прозаически закончить процесс, ему хотелось изюминки, чем-то оригинальным удивить стонущую под ним страстную женщину. Он вдруг прекратил работу, вынул «затвор из канала ствола» и стал переворачивать ее на живот.

 — Перевернем, — прошептал он.

 — И проиграем? — иронически улыбнулась она.

Он поиграл членом между ягодицами и тут же так всадил его между ними, будто забивал шар в лузу.

 — О-о-о! Это так, как тогда, — застонала она.

Он уже собрался завершить процесс, как она вдруг вывернулась из-под него, припала ртом к его «кию», заиграла губами и языком так, что его «мальчик» тут же расплакался. Она страстно заглатывала эти «слезы», пока оба, изнеможенные и опустошенные, не рухнули на ложе любви.

 — Спасибо, — наклонилась она и поцеловала его в губы. Он почувствовал, как на его губу скатилась соленая капелька.

... Вадик шел в свой корпус и думал: «А все же. Когда и где мы с ней раньше встречались? В моем длинном списке взятых «крепостей» именно такой, вроде бы не значится. Стоп! Неужели?!» И тут он вспомнил, что эту родинку, с двухкопеечную монетку на ее правой ягодице, он уже когда-то видел. Именно такая была у той блондинки, которую он завалил на ее питерской квартире, когда ее предки были на даче. «Да. Она права. Именно тогда на моем курсантском рукаве каркала только одна «галка». Теперь он хорошо вспомнил события той ночи. Они истязали себя любовью под жалобный стон пружин старого дивана. Сколько клятв в вечной любви было произнесено в эти моменты обоюдной страсти, а хмурым питерским утром он встал и небрежно бросил ей, что никаких чувств у него к ней нет. Это был испытанный прием по «сжиганию кораблей».

Она рыдала, а он торопливо одевался, твердо решив больше не появляться в этой квартире. Он уже тогда очень дорожил своей свободой и не собирался так дешево ее потерять. Вот и сейчас он думал о том же. А она в эту минуту тихо плакала в своем санаторном номере. Плакала от того, что все еще любила его, помня, как он тогда так коварно бросил ее, трусливо сбежал, оставив ее одну растить его светловолосого сына, так похожего на него, о существовании которого он и не подозревал.

Эдуард Зайцев