— Парни, хватит с меня приключений с одной Калининой! Получил опыт, и хватит! Не хочу я другой женщины! Тем более — жены замполита! Хотите, что бы я закончил штрафбатом? — сопротивлялся Боря Большаков на «совете» трёх ипостасий.
«Совет» проходил у временно пустующего спортивного городка, что располагался между казармой и плацем.
Боря пришёл в городок немного потренировать, слегка ослабевшие, после оформительской деятельности, мышцы. Подтянулся на турнике, прокачался на параллельных брусьях и присел на скамеечку передохнуть. Расслабился, вспомнил недавние события в библиотеке...
Тут в его голове и начались рассуждения трёх ипостасий: «Бориса», «Петровича» и «Я».
— Мы не «парни», а ипостаси, которые существуют лишь в твоём воображении, — заявила первая ипостась «Борис». — И не заставляем, а советуем, как поступать. Ты вправе, выслушав нас, принимать мнение, которое считаешь нужным.
— Одна женщина для мужика погоду не делает! — выкрикнула вторая ипостась «Петрович».
— Мне хватило одной! Забыли, как после её траха, всю ночь коллективно бздели?
— Эти страхи из-за первого раза. Мы были неопытными, как и ты... Теперь чему-то подучились. И прежнего гусарского наскока не будет, — успокоил Большакова «Борис». — Женщина для мужчины, как цветок. Азиатская мудрость гласит: «Один цветок ещё не весна!» Мы тоже азиаты, «с раскосыми и жадными очами!»
— Про жадные очи мне очень нравится! — заметил «Петрович». — Так бы и скушал всех этих молоденьких жёнушек!
— Блок имел ввиду иное! — Большаков демонстративно отвернулся в сторону плаца, где отделение солдат готовилось заступать в караул. — Если бы вы знали, — сказал он с досадой, — как я неудовлетворён происходящим...
— Чувство неудовлетворения и досады живут на неудовлетворенных потребностях и желаниях! — не преминул вставить начитанный «Борис».
— Без тебя это знаю! — отмахнулся Большаков.
— Позволь напомнить, что из глубин ТВОИХ знаний вытекают мои советы, — сказал «Борис».
— Но наш патрон забывает ими пользоваться, и потому приходится, ему же, о них напоминать! — развёл «руками» «Петрович». — Однако, хватит гнать пургу! Скоро сюда народу набежит не меньше роты. Давайте решать, каким образом будем окучивать балерину?
— Объект сложный, — напомнил «Борис». — Возможна осечка. Но попробовать можно...
— Не можно, а нужно! — поправил «Петрович». — Уж, больно хороша, эта Нина Георгиевна! Большак, признайся, что ты на неё запал?
— Красивая... — согласился Большаков.
— Вставил бы? — уточнил «Петрович».
— Не самая лучшая идея, что я слышал сегодня...
— Ой, не крути, патрон! Конечно, вставил бы! Только, боязно тебе комиссарову жену портить, вот и придумываешь отговорочки. А ты, чего молчишь? — обратился «Петрович» к третьей ипостаси.
— На данном этапе мне сказать нечего, — отозвался «Я». — Пусть сначала умник «Борис» найдёт ключик к этой столичной фифе.
Все согласились, что это разумно.
— Хорошо, что патрон с капитаншей случайно угадал, — заметил «Борис». — Калининой хотела ребёнка, Большак и подвернулся. Обе стороны довольны. С комиссаршей так не получится...
— Может, элементарно, напоить? — предложил «Петрович». — Пьяную бабу уговорить — раз плюнуть! Почти все этим пользуются...
— Чистота игры в другом, — возразил «Я». — Жёнушка должна подставляется сознательно! Алкоголь, наркотик, насилие для этого не годятся! А вот: лёгкий шантаж, интриги, уговоры, соблазны, склонение к пороку — наш метод! И — полная добровольность! Только такая измена любимому супругу, может считаться победой! Правда, патрон?
— Послушать вас всех, так, и... слов, нужных, не нахожу. Но, мне её хочется...
— Вот это — другой разговор!
— У нас есть «троянскиё конь», — напомнил «Борис». — Елена Павловна...
— Скорее, лошадь, — хихикнул «Петрович».
— ... с её помощью организуем встречу Большакова и Бестужевой. А для начала, Боре придётся проштудировать литературу о балете, музыке, живописи. Подготовиться к светским беседам об искусстве. Нина Георгиевна — женщина интеллигентного воспитания...
— Ага, как наша библиотекарша!... — съязвил «Петрович».
— ... с амбициями на лидерство, Может иметь твёрдый характер, но проявить слабость к беседам о «высоком и вечном». Она должна увидеть в патроне родственную душу...
— И тогда мы ей вставим! — воскликнул «Петрович».
— «Петрович»! Коль, своих мозгов не хватает, не мешай говорить умным, — осадила выскочку, третья ипостась.
К спортивному городку маршевым шагом приближался взвод первогодков.
— Заканчиваем! — сказал рядовой Большаков и пошёл на занятия по огневой подготовке...
...
Елена Павловна Калинина шла на встречу с Бестужевой, имея чёткий инструктаж «Бориса», что говорить и к чему склонять бывшую подругу...
Встреча должна была состояться в парке Дома офицеров, невдалеке от памятника вождю мирового пролетариата товарищу Ленину — безвкусной «лепнины» из пористого бетона на громоздком постаменте черно-зелёного цвета.
Здесь же, под причудливыми ветвями почти горизонтальных верхушек дальневосточных дубов, полукругом стояло несколько удобных для отдыха скамеек, чугунные боковушки, которых соединяли хорошо отполированные бруски, повторяющие изгиб человеческой спины, в самом удобном, для сидящего, положении.
Нина Георгиевна всегда дивилась, с какой точностью это было сделано, неизвестным дизайнером и мысленно благодарила мастера за прекрасную работу.
Сегодня она пришла заблаговременно до обговоренного часа. Сидела на одном из таких парковых шедевров и наблюдала за играющими близнецами, которые бегали по мартовской проталине от мамы к «дедушке Ленину» и — обратно.
Приход Калининой, Нина Георгиевна ожидала с нетерпением и сомнениями, что та сдержит слово.
Когда миниатюрная фигурка Елены Павловны показалась из-за поворота аллеи, Бестужева едва не поднялась ей навстречу, но, вспомнив, о перемене в их приятельских отношениях (как-никак, теперь она, как бы, за главную), осталась сидеть. И, подчёркивая своё лидерство, демонстративно глянув на золотые часики — «Не опоздала ли ты, голубушка?»
Калинина пришла вовремя, что раньше за ней не наблюдалось.
«Старается угодить!» — подумала Бестужева.
Женщины обменялись дежурными, вполне приятными приветствиями. Поговорили о малышах, — очень милых в своих пуховых комбинезончиках. Похвалили погоду: «Давно не было таких тёплых дней... « И, наконец, Бестужева напомнила Калининой, зачем они встретились: — Рассказывай, как всё было!
Пришедшая продавила своё напряжение негромким смешком: — Так уж и всё?..
— Конечно. Мы же — подруги! — напомнила Бестужева...
...
Рассказ Елены Павловны произвёл на жену подполковника сильное впечатление. И хоть некоторые сцены, Калинина, явно, недоговаривала, воображение балерины легко дорисовывало эти, не достающие для романтической встречи, картины.
С отдельными подробностями описывался словесный портрет «виновника».
— Симпатичный, знающий цену доверию, до бесконечности обаятельный и отзывчивый! — перечисляла заученный текст капитанша. — Умный, начитанный, талантливый!
— Не человек, а абсолютный идеал, — не удержалась съязвить Бестужева. — Да всё ли так, подруга?
— Поверь мне! — раскрасневшаяся Леночка говорила взахлёб. — Даю слово, что если бы, вдруг, мне пришлось заново выбирать себе спутника жизни, выбор, определённо, пал бы на него!..
Столь привлекательный образ Большакова был для жены подполковника неприятен. Во-первых, получался каким-то особенным, а во-вторых — во много лучше её супер-красавчика Полякова...
Мельком глянув, чем заняты дети, Бестужева, подвинувшись к Леночке, задала стервозный, но чисто женский вопрос: — А в интимном плане любовничек, как?..
Калинина сделала вид (к этому вопросу они с «Борисом» готовились заранее), что не поняла.
— Пусть задаёт вопросы на откровенные темы конкретно, а не намёками», — наставляла первая ипостась «троянскую лошадку» накануне встречи с Бестужевой. — Заставь эту столичную шантажистку говорить обычными (народными), словами. Так ты подготовишь её к мысли о естестве греха!
— Я так не смогу... — сомневалась, во время консультации, Елена Павловна.
— Тебе и мочь ничего не надо! — уверял «Борис» голосом Большакова. — Просто строй из себя непонимающую девицу и жди, когда она сама начнёт уточнять...
— В каком плане? — начала выполнять «непонимание» Елена Павловна, повернув в сторону своей мучительницы невинное личико.
— В интимном... Ну, когда, — Нина Георгиевна потёрла боковые стороны указательных пальцев своих рук друг о дружку. — Понимаешь?
— Нет.
— О, господи! Ну, когда он тебя... любил.
— Мы о любви не говорили. Или ты о чём-то другом?
— Глупишь, или притворяешься? Ладно. Спрошу по-другому. У него большой член?
Калинина очень натурально округлила глаза, закрыла лицо ладонями и глухим голосом спросила: «Зачем тебе это знать?...»
Нина Георгиевна решительным движением оттянула ладони подруги от покрасневшего лица.
— Мы договорились, что ты будешь откровенна даже в мелочах!
— Какая же это «мелочь»?..
— Значит не мелочь. Понятно. Входил нормально, или с трудом?
— Не надо...
— Отвечай!
— С трудом...
— Долго?
— Ах, Нина! Прекрати, пожалуйста! Вдруг, кто-нибудь услышит...
— Не строй из себя невинную гимназистку! Это даже не смешно.
— Но мне, действительно непонятно, зачем ты задаёшь...
— Подобные вопросы?
— Да.
— Об этом позже... В конце нашего разговора. А сейчас, давай сделаем так. Я буду спрашивать, а ты, если подтверждаешь, кивнёшь. Договорились?... Он тебя долго?..
Выполняя инструктаж «Бориса», Елена Павловна неопределённо повела плечами.
— Опять не «понимаешь»? — начала сердиться Бестужева.
Калинина кивнула.
— Сколько раз он мог тебя осчастливить за одно свидание? Один? Два?... Три?..
Непонимающее пожатие плеч.
— Чёрт! Ты определённо издеваешься! Неужели, я непонятно спрашиваю?
— Ты не могла бы задавать вопросы русским языком, а не, какими-то, намёками?
— Ладно. Будь, по-твоему. Сколько раз ты испытывала оргазм, пока он не кончил?
— Я не считала... Он такой ненасытный!... И сильный... Я с ним, почти, умирала... И, мог всё повторить через несколько минут снова...
— Понятно...
Нина Георгиевна задумалась.
Ответы Леночки её не волновали, но запоминались.
Она невольно переносила их на способности своего мужа и констатировала, что (если Калинина не врёт), её Ален Делон-подполковник проигрывает солдатику и в этом...
В это не было чувства зависти. Нет!
Вместо него, в душе, обделённой мечтою женщины, снова возникало болезненное желание уехать из Дальневосточной Тмутаракани, как можно быстрее. Немедленно! Вот прямо сейчас, подняться и бежать на вокзал, аэродром, куда угодно...
«Стоп! — приказала она себе. — Ты уже взрослая девочка, что бы впадать в истерику!»
Стиснула кисти рук, вернулась в прежнюю Нину Георгиевну Бестужеву — сильную, красивую, знающую, что надо делать, женщину.
Сразу отпустило.
Осталось только ощущение, которое она давно определила, как чувство одиночества.
«Муж постоянно занят служебными делами... Как жена офицера, она его понимает... Подруги?... Лишь на уровне «поговорить» (как эта Леночка)... Любимое увлечение? Отложено неизвестно, на какое время (хорошо, что не навсегда)... Вот ещё — семья! Это надо сохранит ради мальчишек, ради возвращения в столицу, где она снова сможет танцевать... Ещё появились мысли — начать работать над книгой для женщин. «Залетевшая» Калинина, с её «опытом» может в этом помочь...»
...
Калинина украдкой поглядывала на отрешённый профиль Бестужевой и, впервые, со злорадством подумала: «Зацепило! Небось и самой захотелось... Давай, давай! Мой Боря тебя так укатает, что ещё одну двойню родишь, шантажистка московская!...»
Бестужева, словно встряхнулась.
Подозвала малышей, проверила, завязаны ли у них шарфики? Спросила, не хотят ли пописать? И отпустила гулять.
Повернулась лицом к собеседнице:
— Знаешь, Лена, иногда они бывают просто невыносимыми. А сегодня такие душки... Ты, когда собираешься рожать?
От неожиданного вопроса Елена Павловна вздрогнула.
— Если всё получилось... в ноябре.
— Значит, по зодиаку — скорпиончик... Мои, представь себе, тоже... Забавно всё оборачивается, да? Как же ты его уговорила? Почему именно он? Каким чувством выявила из такого несметного количества мужиков, что ходят вокруг нас — женщин, полуголодным стадом?
— Наверное, сердцем...
— Ах, вот как? — протянула Нина Георгиевна с выражением, которое прозвучало с недоверием. — На романтичность хочешь свалить? Давай по-честному. Мне это очень важно.
Уткнувшись взглядом в потрескавшийся асфальт, Елена Павловна подумала с коварством заговорщика: «Вот ещё! Может ей ещё и про надпись в туалете рассказать? Что мне уже тогда, при виде нарисованного фаллоса, захотелось почувствовать, что такое минет?... Может быть, и стоит... « Но придумала сказать другое:
— Я почувствовала, что он может сострадать...
— Это уже что-то. Сострадание имитировать трудно... Лично я, сразу чувствуют, когда оно искреннее, а когда нет... Ну, с Большаковым многое понятно. Поговорим о чём-нибудь ином. Хочешь знать, какие у меня планы на будущее?
Калинина поспешно кивнула.
— Решила подготовить с девочками ансамбля, показ классических фрагментов из «Лебединого озера». Несколько групповых сцен па-де-ньюи (это когда одновременно танцуют восемь человек), и моё сольное выступление. Думаю, должно получиться. За себя не беспокоюсь, девочек подтяну...
— Это будет просто здорово!... — согласилась Калинина.
— Конечно. Хореография меня не беспокоит. А вот оформление сцены...
— Это как? Надо что-то рисовать?
Бестужева с иронической ухмылкой глянула в лицо Калининой:
— Уж не хочешь ли ты своего Большакова предложить?..
Елена Павловна какое-то время молчала, потом глянула бывшей подруге в глаза:
— Наверное, так оно и есть... — сказала она медленно. — Я нехорошая, да?
— Не возводи на себя напраслину. Ты хочешь как-то пристроить отца своего будущего ребёнка. Я без претензий и буду иметь в виду. А сейчас нам надо идти кушать. Мальчишки наверняка проголодались.
Бестужева поднялась и подозвала детей. Те, покорно засеменили к мамочке.
— Вот что ещё, подруга! — сказала она, проверив, в порядке ли одежда у близнецов. — Сегодня я твои романтические приключения клещами вытягивала. Так не поёдёт. Напиши-ка мне литературным языком об этом сама. Страничек — пять, шесть. Можно и больше. В стиле небольшого рассказа или новеллы. Имена можешь придумать, или не указывать. Почитаю этот опус на досуге. Пофантазирую... — и, заметив, как в небесных глазах Елены Павловны блеснули вопросы, протестующе подняла руку в лайковой перчатке: — Не о том подумала, подруга! Твоя история натолкнула меня на мысль сочинить книгу для женской аудитории, с сюжетом на грани фола... Времени у меня для этого, пока, хватает. Авось, получится!... В Москве есть знакомый издатель. Он такие вещи обожает...
Нина Павловна весело рассмеялась: — Надо же, как-то в столичную богему возвращаться!
Потом посерьезнела: — И ты мне в этом поможешь. Подправишь, отредактируешь... Первым читателем будешь! Но, чур! Знаем только мы с тобой! Для остальных — секрет!..
...
Подполковник Поляков отнёсся к предложению жены о создании небольшого балетного спектакля с пониманием.
— Идея хорошая. Эстетическое воспитание советских воинов не противоречит политическим задачам партии и правительства, — сказал он привычным шаблоном, то ли забыв, что сидит за кухонным столом, а не в президиуме собрания, то ли с преднамеренным сарказмом. Но бросил взгляд на стоящую рядом жену, спохватился и, шутя, поднял руки: — Шучу, шучу. Не лезь в бутылку. Идея, действительно, замечательная. Ты — талантливый хореограф и, я уверен, сделаешь, всё в лучшем виде.
— Прежде всего, я — балерина! А хореограф — поневоле, — сказала Бестужева.
— Конечно, конечно, — торопливо согласился Поляков и отложил ложку. — Так в чём тебе я должен помочь?
— Надо сделать оформление сценического пространства. Установить декорацию, нарисовать задник, кулисы. По возможности, занавес.
— Только-то всёго?
Нина Георгиевна уловила в голосе мужа плохо скрытую иронию.
— Это максимум, — сказала она. — Для первого раза, хотя бы, нарисовать задник.
— Из чего он делается?
— Из натуральной или синтетической ткани, тюля, сетки...
— Маскировочная сетка годиться?
— Шутишь? На заднике должно быть изображено озеро и лунная ночь. Что бы такое нарисовать, надо иметь светлую материю.
— На всю сцену? Ого! Это, примерно, квадратов шестьдесят... Тридцать простыней.
— Простыни?
— Они же белые и прочные. Если новые. Можно будет списать, как бэушные. Это решим. Что ещё?
— Марля, крахмал для юбочек...
— Мелочь! Краски, какие?
— Надо с художником посоветоваться.
— А художник кто?
— Я думала, ты посоветуешь.
— Я? У меня же воинская часть, а н
е художественное училище... — подполковник Поляков на минуту задумался.
Отщипнул от краюхи кусочек хлеба, помешал вермишелевый супчик на милом его желудку курином бульоне, прикинул в уме варианты.
Нина Георгиевна смотрела на дорогое сердцу лицо, и ждала ответа.
— Вспомнил! — лик подполковника прояснился. — В роте капитана Калинина есть неплохой богомаз. Представляешь, он за месяц в одиночку успел оформить Ленинскую комнату и гарнизонную библиотеку! Не просто написал планшетики, а размалевал стены, точно картины. И очень прилично. Как же его фамилия?..
— Большаков, — сказала Нина Георгиевна отрешённым голосом.
— Точно! Большаков. Ты тоже о нём слышала? От Леночки Калининой? Весьма талантливый юноша. Надо сказать капитану, пусть направит этого бойца, временно, скажем на месяц, в штат Дома офицеров. Как тебе, милая, такое решение вопроса? Нормально?
«Да уж, куда нормальнее? — подумала Нина Георгиевна. — Знал бы ты, мил дружок, как сей «талантливый юноша» способен работать двадцать первым пальцем... « — она добавила мужу половник горячего супа, положила на отдельное блюдце куриную ножку. — «Этот «талант» будет и к твоей жене подкатывать, однозначно... Видела я его ручища! Схватит — не вырвешься... Только обломятся ему...»
— Вкусно приготовлено, — похвалил Поляков. — Ты у меня и красавица, и добрая хозяюшка!
— Спасибо. Я старалась, — ответила Нина Георгиевна на автомате, продолжая рассуждать о предстоящей работе с любовником Калиненой
Муж даже не представляет, как не хочется ей иметь, что-то общее, с этим «донжуаном в гимнастёрке»! bеstwеаpоn Но видно, придётся, какое-то время, терпеть...
«Хотя, если книгу, на самом деле, писать (почему бы и нет?), в этом общении найдётся положительная сторона. Всплывёт, что-нибудь, эксклюзивное, о чём «забудет» сообщить Калинина».
Эти мысли пронеслись в прекрасной голове Нины Георгиевны со скоростью звука и, в реальности, заняли не более двух-трёх секунд.
Между тем, от подполковника не ускользнула быстрая тень на лице любимой.
— Что-то не так? — спросил он, придержав у рта ложку с супом.
Нина внутренне напряглась: — С чего ты взял?
— Почему-то мне так показалось.
— Ерунда! Я без претензий. Большаков, так Большаков, — на красивых губах Нины появилась улыбка. — Только ты, милый, с этими решениями не затягивай. Подсуетись.
— Угу, — сказал Поляков и принялся за еду, которая, к слову сказать, слегка поостыла...
...
Когда муж насытился, Нина Григорьевна задал вопрос, без которого не проходило ни дня Вариации вопроса и ответов были различные, но суть оставалась одна — когда ожидать перевод подполковника Полякова в Московский военный округ?
— Как у тебя с переводом? Осложнений не ожидается?
— Всё под контролем, милая, — ответил Поляков, устраиваясь в своё любимое кресло. — Вот пройдут войсковые учения, можно будет собирать чемоданы.
— Сроки не приблизились? Успею поставить спектакль?
— Это, где-то, в мае-июне. Окончательные даты ещё не назначены.
— Раньше никак?
— Дорогая, сам министр обороны Андрей Анатольевич Гречко на учениях будет! Кто же его поторопит?
— Ладно. Не люблю опаздывать или догонять...
— Тут мы с тобой одинаковые. — Поляков отложил газету. — Что-то давненько ты меня не баловала... Пока дети спят... Надеюсь, сегодня у тебя нет овуляции? — он посмотрел на часы и положил руку на гульфик брюк. — Минут двадцать у нас есть.
Намёк на озорство промелькнул в тёмных, как орех в шоколаде, глазах Бестужевой. Она сделала милую гримаску и очаровательным балетным па приблизилась к креслу. Опустилась перед мужем на колени.
— Значит лишь это... — с некоторым разочарованием произнес подполковник. — Ну, что ж... — и стал наблюдать за действиями жены.
Сначала та скинула бретельки сарафана и оголила свои плечи. Потом высвободила грудь.
Придержала изящными пальцами тяжёлую с розовыми сосками красоту, дождалась, когда выставленный член супруга окажется снаружи и, обжав тугими полушариями этот «инструмент», начала двигать ими вдоль твердеющего ствола.
«А у Большакова эта штука и больше, и толще», — вспомнила недавний рассказ Калининой Бестужева, уверовав себя, что констатирует этот факт без всякой задней мысли...
Муж не обладал исключительными размерами детородного органа, но когда возбуждался, головка члена значительно увеличивалась и выглядывала из приятного «плена» алой клубничкой.
Игра заключалась в том, что Нина Георгиевна должна была успеть ухватить эту «клубничку» губами и засосать, как можно глубже, в рот.
Поляков называл, такой минет — «Помоги балерону!»
Откуда он взял, что перед выступлениями, балерины отсасывают своим партнёрам по танцу излишки спермы, чтобы те не осрамились на сцене, Бестужева понятия не имела. Где-то в начале их супружеской жизни, она впервые узнала от мужа эту закулисную подробность, Посмеялась над ней, но, тем ни менее, условия игры приняла. И с тех пор изображала «как, кому-то, «помогает».
— Ты ведь так это делала? — спрашивал Поляков, двигая тазом навстречу красивой голове супруги.
— Угу... — подтверждала та, с членом во рту.
— И всегда глотала?..
— Угу...
— А передок берегла для мужа?
— Угу...
— Никому его не подставишь?
— У-у...
Подполковник блаженствовал.
— А ну, ускорься!..
Нина Георгиевна, отпустила груди и, перехватив член пальчиками, быстро-быстро задвигала ими от своих губ к мошонке и обратно. При этом глядела на мужа невинным, как у месячного щенка, взглядом.
Поляков всегда обожал этот момент!
Его взор затуманился, дыхание усилилось. В прелестный ротик Нины Георгиевны выплеснулась пульсирующая струйка тёплой спермы.
Верная жена проглатывала «подарок», облизала залупу и заправила опавший член в брюки. По-деловому, пуговка за пуговкой, застегнула гульфик.
Поляков взглянул на часы: — Пора!
Поднял жену с колен, поцеловал в обе щёки и пошёл надевать китель. Он отбывал на службу в добром здравии и в замечательном расположении духа...
...
Через три дня Бестужева пришла в гарнизонную библиотеку. Дождалась в подсобке, когда Калинина выдаст книги посетителям (их было с десяток), и спросила у Елены, написала ли та, о чём её просили?
Калинина ответила, что не успела, потому, что с открытием в библиотеке всегда кто-то присутствует, а дома такие вещи
она писать не решается.
— Ладно, за месяц накатаешь, — отложила сроки подполковниша. — У меня к тебе другой вопрос. Ты со своим Большаковым завязала или как?
— Я сделала только то, что желала. Теперь он мне не нужен! — поджала пухлые губки Калинина.
— Ну, и как? Результат есть? — Нина Георгиевна посмотрела на плоский живот библиотекарши.
— Не знаю, — пожала плечами Калинина.
— Задержка появилась?
— Пока только на несколько дней.
— А грудь? Боль в молочных железах ощущаешь?
— Да! — призналась Елена Павловна. — Набухла, стала очень чувствительной. Порой настолько, что невозможно лежать на животе. Раньше такого не было.
— Поздравляю! Ты — залетела! — Бестужева легонько похлопала Елену Павловну по животу. — У тебя тут уже кто-то есть! Приготовься к новым сюрпризам. А для начала, покажись врачу.
— Не буду спешить, — сказала Елена Павловна. — Дождусь срока, когда нельзя делать аборт.
— А как мужу объяснишь? По твоим словам, вы же без презерватива сексом не занимались.
— Был один случай, когда презик лопнул, ещё там...
— Не в прошлом году? — пошутила Бестужева.
— Недавно...
— Ладно. Тебе выбирать, как из этого выпутываться. Я, чего пришла? Мой Поляков хочет твоего хахаля ко мне в помощники определить. Представляешь?! Ведь, наверняка, этот помощничек будет приставать, сволочь. Что посоветуешь?
Елену Павловну, как раз недавно, мучила совесть. И она сказала, то, что считала нужным сказать:
— Держитесь от него подальше!
— С какой стати? Похоже, я ему в прошлый раз приглянулась. А он, допустим, приглянулся мне. Будешь ревновать?
— Ёрничаешь, да?
— Не дуйся, я пошутила. Не хотела, что бы для тебя его работа со мной была сюрпризом. Не дуешься? Точно? Тогда всё нормально. И не забывай, что мы с тобой — прочти кровные подруги. Я знаю твою тайну, а ты — мою. Это я про будущую книгу, в которой ты будешь главным персонажем, — и хихикнула перед уходом. — Пока, героиня бестселлера!..
...
Если бы не эта последняя реплика Бестужевой, Елена Павловна, наверное, не сообщила бы Большакову о планах «подруги» по поводу спектакля, и книги.
Обе новости, после сигнала: «Рота, отбой!», обсуждались «советом» ипостасий.
Новости признали хорошими и своевременными, поскольку Боря Большаков стал «распыляться» — пялиться на продавщицу гарнизонного магазина — симпатичную пышку из вольнонаёмных.
— Одно другому не мешает, — говорил «Я». — Сумеет вставить обеим — молодец. Но сравнивать эти цели никак нельзя. Продавщица — тоже чья-то жена и, похоже, не гулящая (в чём, ещё надо, убедиться). Но супруга начальника политотдела — высший пилотаж! Пройдя её, патрон научится видеть женщин такими, какими они есть на самом деле, а не теми, кем стараются казаться.
— Займись нашей леди! — потребовал «Петрович».
«Борис» придерживался того же мнения.
— Чего вы от меня добиваетесь? — воскликнул Большаков. — Чем продавщица хуже балерины?
— Мы хотим помочь тебе стать тем, кем ты должен стать, — сказал «Борис». — Не распыляй по «мелочам»! Когда научишься подчинять себе волю сильных противников, с лихвой наверстаешь упущенные возможности.
— Ага! — упирался Большаков. — Вам, «господа», не кажется, что особенность всех советов заключается в том, что их легко давать, а выполнять не всегда получается?... Ладно. Допустим, я соглашусь...
— А куда ты денешься? — фыркнул «Петрович».
... что делать, когда меня направят в Дом офицеров под начало этой подполковниши?
— «Этой подполковниши!» — передразнил «Я». — Можно подумать, что тебя от неё воротит!
— Рисуй эскизы, согласовывай их с мадам, и постарайся расположить девушку к своей персоне, — посоветовал «Борис», — что, к слову сказать, после случая с библиотекаршей, будет непросто. Девочка предупреждена...
— Кем? — насторожился «Петрович».
— Ни кем, а — чем. Обстоятельствами...
В обсуждениях «советчиков» возникла затянувшаяся пауза, во время которой, Большаков едва не заснул.
— В обороне цыпочки есть слабина, — пробудил засыпающего «Я», — это книга, которую подполковниша хочет сочинить. Если, Калинина ничего не перепутала, темой книги будут взаимоотношения мужчины и женщины. Любовный романтизм с постельными сценами. Нашей дамочке не хватит опыта для описания таких событий. Не гуляла она и не изменяла. А для достоверности, понадобится полная информация или... личный опыт...
— А так как, изменять своему мужу она не собирается, и надеется довольствоваться записями капитанши, надо, что бы этот материал был скудным. Тогда вумен не будет пренебрегать, помощью второго участника действий, и обратится к нашему патрону! — завершил высказывание третий ипостаси умный «Борис».
— Слышь, патрон, тебе светит стать консультантом и наглядным пособием. — хихикнул «Петрович». — Писательница заведётся, тут её, любопытненькую, можно будет окучивать!
— Ваши слова, да Богу в уши! — буркнул засыпающий, Большаков. — Закругляйтесь! Спать хочу!... — он завернулся в одеяло, словно в кокон, и «уплыл» в гости к Морфею...
...
— Вы пунктуальны, Большаков, — произнесла Бестужева тоном командира (что значит подполковниша!), удовлетворённого своим подчинённым. — Не была уверена, что придёте вовремя.
— Стараюсь быть точным.
— Это похвально. Итак — о наших баранах...
— Извините, не понял...
— Не обращайте внимание! Это, не к месту, вспомнилась поговорка моего первого постановщика. С неё он, обычно, начинал репетицию... Сможете нарисовать задник для балета «Лебединое озеро»? Вот краткое либретто спектакля...
— Не трудитесь, я знаю. Если бы не музыка Петра Ильича, сюжет весьма примитивен...
— Да-а? — в голосе столичной девы звучало недоверие. — Можете пересказать?
— Извольте. Принц Зигфрид влюбляется в заколдованную Одетту и своим признанием обещает разрушить чары злодея Ротбара, превративших Одетту и её подруг в белых лебедей. Злой гений, с помощью своей дочери Одиллии, стремится обмануть Зигфрида, выдав Одиллию за Одетту и, тем самых погубить стаю лебедей вместе с их Принцессой. У него ничего не получается. И в четвёртом действии Ротбарт вступает в единоборство с принцем Зигфридом. В результате поединка чародей гибнет. Его волшебство рушится. Одетта и Зигфрид, вместе с другими расколдованными девушками, радостно встречают первые лучи восходящего солнца. Где-то так! — на едином дыхании выдал Большаков.
И пока, изумлённая Нина Георгиевна готовилась, что-то сказать, набрал новую порцию воздуха и добавил: — Это вариант с хорошим финалом, но есть сценарий, где Принцесса лебедей Одетта, угасает. На каком из них остановились вы?
Большаков смотрел на Нину Георгиевну спокойным, почти невинным взглядом, в глубине которого сияло: «Знай, наших!»
— Ходили на «Лебединое озеро»?
— Три раза. Всё ждал, что кто-нибудь повторит тридцать два фуэте итальянской танцовщицы Пьерины Линьяни. Увы!
— Надо же... — Нина Георгиевна была приятно удивлена. — И, где смотрели? В Москве?
— В ленинградской Мариинке. Матушка работает там билетёром. И в Куйбышевском, когда гостил у родственников, — нагло врал «Борис».
— Редкая настойчивость...
— Что хочу, всегда добиваюсь.
«Ты не слишком-то петушись... « — напомнили Большакову ипостаси.
— И что в балете вам понравилось больше всего? — не могла успокоиться бывшая прима-балерина.
— В «Лебедином озере» музыка Чайковского. А если о балете вообще, то «Болеро» в постановке Мориса Бежара с Майей Плисецкой.
Это был прорыв бетонной стены высокомерия!
— Неожиданно, — голос Бестужевой смягчился, но командирские нотки ещё остались. — Если и врёте, то подготовились отменно. Идемте в спортзал. Там лежит полотно для задника. Вам надо определиться с его размерами и сделать несколько эскизов ко второй и четвёртой картине балета...
...
Пол в спортзале Дома офицеров был устлан белыми простынями, сшитыми между собой. Общий размер будущего задника впечатлял — почти с волейбольную площадку! Скамейки, гимнастические снаряды и маты были подвинуты к периметру стен.
Нина Георгиевна, хозяйкой положения, прошлась по закреплённому к деревянному полу полотну. Несколько раз наклонилась, оценивая качество швов между сшитыми простынями. Потом, грациозно повернулась к художнику:
— Ну, как, с таким объёмом работы справитесь?
— Зависит от красок и инструмента, — сказал Бондаренко, впечатлённый демонстрацией гибкого тела.
— Каких?
— Нужен акрил или темпера... Лучше акрил. Широкие кисти, флецы, малярные валики и ванночки под краску.
— Составьте подробный список. Всё, что надо, закупят в Уссурийске. А пока у вас есть несколько дней для изготовления эскизов мягкой декорации. Знаете, что это такое?
— Догадываюсь...
— К мягким элементам оформления сцены относят: кулисы, занавесы, панорамы, задники...
— И половики.
— Верно. Где-то уже этим занимались?
— Нет.
— Ну да... Как же я забыла? В вашем распоряжении гарнизонная библиотека... и не только...
— Не только...
— Я всё знаю.
— Не всё.
— Да?
Большаков промолчал, не без удовольствия, наблюдая какие разнообразные эмоций гуляют на её, с безупречными чертами, лице.
— Однако! — Бестужева внимательно посмотрела на солдата. — Вы не похожи на человека с заниженной самооценкой.
— Какой есть, — скромно потупился Большаков.
— С изготовлением эскизов не затягивайте. И как только их утвердят, приступайте к работе. Балерины будут работать в танцевальном классе, но до премьеры, им нужно несколько репетиций на сцене с готовой декорацией...
Нина Георгиевна, снова прошлась по белоснежному полотну. Она не смотрела в сторону солдата, пыталась говорить командным тоном, но оставалась очень привлекательной женщиной.
Большаков понял, что первый раунд их встречи остался за ним.
Стоя на месте, он наблюдал, как движется цель его будущего проникновения, и старался рассмотреть её как следует.
Чёрное каре прически. Идеальный профиль бледного, слегка раскрасневшегося лица. Высокая грудь и прямая спина — в облегающей фуфайке. Синие джинсы в обтяжку. Новенькие голубые кроссовки.
Стройная и красивая жена другого мужчины, которую он хочет уже сейчас!
Солдат опустил взгляд на то место, где сходили стройные ноги балерины и представил, как будет их разводить в стороны, а потом класть себе на плечи...
Всё это будет в час его верховодства...
« И сделаю я это вон, на тех матах», — решил он.
— Удобное место для нашей работы, — возвестил он вслух. — Лишь бы не промешали...
Не поняв, скрытый смысл его слов, и не обратив на местоимение «нам», Нина Георгиевна подтвердила:
— Не помешают. Зал имеет запасной выход и закрывается на ключ...
(Продолжение следует)