Практика гештальта*

Свадебный вечер близился к окончанию и, как обычно бывает на банкетах, по мере опьянения гости разделились на группки по возрастам, возможностям и интересам, так, старшие родственники веселились в своём кругу, там уже и песни пелись, прорываясь сквозь тумц-тумц клубной музыки, давно сменившей компромиссную для всех гостей попсу, наши общие и раздельные друзья-подруги тусовались отдельно, кто-то уже был в хорошем подпитии, кто-то собрался уезжать, словом, всё, как почти на всех свадьбах. Да и нам вот-вот пора было уезжать в лимузине с шофёром в ливрее в загородный отель, где был заказан задолго до события номер-люкс, только вот Катеньки своей я не видел в зале.

Странно, выкуп невесты – дурацкий, кстати говоря, обычай – уже давно был, в самом начале вечера, где же она? Может с подружками где-то? Я спросил пару её подружек, не видели ли они невесту, получил полупьяные отрицательные ответы, прошёл мимо туалетов, заглянул в соседние залы – нигде её не было. Сам не знаю, что заставило меня приоткрыть дверь в служебный коридор, ведущий на кухню, из которой явно уже ушли повара, ведь все заказанные блюда давно уже были поданы гостям.

В полумраке кухни выделялось какое-то белое вытянутое пятно, на фоне которого колебалось другое – тоже вытянутое, но чёрное. Так мне показалось в первую секунду. Во вторую я понял, что белое – это платье и не какое-то, а платье невесты, длинное, подол которого был закинут на спину её владелицы и даже немного накрывал её голову, невеста стояла, опираясь ладонями на стол, чуть выпятив попку, расставив прямые ноги на ширину спущенных к щиколоткам и растянутых по максимуму трусиках, а чёрным пятном оказался невысокий чернявый официант, совокуплявшийся с нею, будучи полностью одетым, лишь вынувший из ширинки член.

Я несколько секунд тупо смотрел на происходящее и до меня не сразу дошла мысль, что официант трахает не чью-нибудь, а именно мою невесту! Да, это была Катя. Мне даже не надо было видеть её лица, она угадывалась и по фигуре в целом, и по пластике движений, да и откуда здесь, в ресторане на три зала, могла взяться другая? Кроме нашей компании были две корпоративных вечеринки, а свадьба была только одна – наша.

Когда видишь в кино, читаешь или тебе рассказывают историю про то, как муж застал жену за изменой, сложно представить, как поведёшь себя сам, попав в такую ситуацию. Даже допустив, что окажешься рогоносцем, думаешь, что среагируешь как мужчина, что не стерпишь унижения, что... Я простоял все те несколько минут, что длилось их совокупление, безмолвным соглядатаем, заворожённо глядя уже привыкшими к полумраку глазами на заголённое бедро моей молодой жены, слушая её негромкие, ритмичные, в такт мужским фрикциям, стоны, звонкое дребезжание кухонной утвари на сотрясаемом толчками мужчины через Катю столе. Я просто не знал, что мне делать. Всё уже происходило. Если бы мужчина насиловал Катю, я бы... Но он не насиловал. Я слишком хорошо знал эти её стоны, краткие вскрики – так она стонала подо мной всякий раз, распаляясь, возбуждаясь и наслаждаясь близостью. А потом застонал и официант. Он, в один момент как-то особенно сильно впечатав бёдра в ягодицы Кати, так и замер, вплотную к ней, притягивая её таз к себе. Он кончил. Не знаю точно, кончила ли она. Кажется да. Несколько секунд они оставались неподвижными, только Катя согнула руки в локтях и нагнулась к столу, видимо, выдохшись. Мужчина медленно отстранился от девичьего голого зада, я успел увидеть его блеснувший мокрым член и в этот момент она оба заметили меня. Официант попятился, судорожно пытаясь спрятать член в ширинку, но тот упрямо торчал наружу, не успев обмякнуть, почти стоячий, что-то вскрикнув, мужчина побежал вглубь кухни. А Катя медленно выпрямилась, глядя на меня. Подол её платья опал, прикрыв ноги и скрыв оставшиеся у щикотолок трусики.

— Глупо было бы оправдываться, - как-то без эмоций, с хрипотцой в голосе, произносит она, через несколько минут, прошедших в почти полной тишине, нарушаемой лишь её собственным шумным даханием, - Давай, пожалуйста, не будем устраивать сейчас скандал, пусть никто не знает. Ты согласен? – с надеждой спрашивает, - просто это ничего хорошего не даст, а и твои, и мои будут разносить сплетни и слава останется на годы. Давай закончим вечер, будто ничего не случилось, оставим разговор на потом?

Я соглашаюсь. Мы решаем уехать в заранее снятый отель – номер люкс заказан за месяц, машина оплачена.

— Захватим с собой вина, обсудим ситуацию, да? – спрашивает моя новобрачная и добавляет: - Потерпи с обличениями и рукоприкладством до отеля.

— Ты же знаешь, рукоприкладство - это не моё, - горько отвечаю я, - ладно... Не будем портить праздник гостям.

Я смотрю на растрёпанную жену и замечаю, что даже в эту минуту, даже после всего, она красива и я чувствую предательский зуд под крайней плотью.

Но, прежде чем уехать, мы появляемся в зале, где разной степени подпития гости, обиженные нашим отсутствием, кричат «Горько!», да не один раз, а много. Мы целуемся, чтобы не обижать их. Как это странно – целовать вдруг ставшие чужими губы любимой, целовать, зная, что её вагина сочится сейчас похотливым соком, знать, что целуешь неверную.

Наконец, садимся в лимузин. Катя договаривается с подружками, что те соберут подарки, мы же забираем только часть цветов и конверты с подаренными деньгами. В машине мы садимся на заднее сиденье, водитель отделён стеклянной перегородкой.

— Можно тебя попросить, - нерешительно обращается ко мне Катя, - мне нужно снять трусики, прикроешь меня от водителя?

— Зачем? – тупо спрашиваю я и Катя, не поняв, к чему относится вопрос, говорит:

— Ну, чтобы он не смотрел на меня голую.

— Трусики зачем снимать? – уточняю я и она, смутясь и отводя взгляд отвечает:

— Ну... они мокрые... из меня течёт. Не ругайся только, давай потом, - предупреждает она моё возможное возмущение. И я в этот момент понимаю, что из неё вытекает сперма официанта. Но что толку теперь кричать и высказывать ей претензии! Я снимаю пиджак и прикрываю её ниже талии. Катя, привстав, насколько позволяет потолок машины, подтянув подол свадебного платья вверх, неловко извиваясь, спускает трусики, не садясь, стягивает поочерёдно с одной и со второй ноги и трусиками же протирает у себя в промежности. Я почему-то думаю, что столь ничтожно маленькая тряпочка, которую из себя они представляют, не сможет собрать всё. Вынув из нагрудного пиджака крахмальный белый платок, даю ей, но ей брать неудобно и я, преодолев брезгливость, стараясь не думать о том, что собираю из лона моей жены чужую сперму, завожу руку ей под платье и найдя на ощупь промежность, успев удивиться тому, какая она горячая и мокрая, вытираю, собираю в платок влагу. Делать это не удобно, ведь мне приходится выворачивать руку, а другой рукой я удерживаю пиджак в качестве ширмы. Убираю скользкий и липкий платок, Катя, с виноватой улыбкой и вопросительными бровями домиком, глядя на меня, несмело протягивает мне свои трусики. Я – что делать – беру и их, и, теперь в моей руке два неприятных предмета – платок и трусики жены, оба в чужой сперме и что с ними делать я не знаю.

— Я постираю – говорит Катя, поняв мою заминку, - подержи пока, пожалуйста.

Я с приоткрытым ртом гляжу на неё и Катя не удерживается, фыркает, должно быть у меня глупый вид, тут же начинает извиняться, глядя на измазанные спермой аксессуары в моих руках, торопливо хватает конверт с подаренными деньгами из яркого бумажного пакета, отрывает край, вытряхивает купюры прямо в подарочный пакет и подставляет раскрытый пустой конверт мне. Какая злая ирония – прятать в конверт из-под подарка на свадьбу трусики жены, изгвазданные спермой мимолётного любовника! Катя кажется думает то же самоё, она пожимает плечами и вздыхает.

Не знаю, как повернулось бы всё, начни мы выяснять отношения сразу же, ещё в банкетном зале, скорей всего, разругавшись в пух и прах, разъехались бы, бросив на произвол судьбы и гостей, и подарки, и цветы. А так получилось, что пока мы, отложив тяжёлый разговор, собирались, попутно целуясь на потеху гостям, кричавшим свои многочисленные «Горько!» с непременными дурацкими прибаутками, вроде: водка горькая, надо подсластить!, пока ехали в машине, пока выгружались у отеля и предупредительный портье – молодой мальчишка, лет семнадцати, не больше, с завидным рвением, вероятно, в расчёте на щедрые чаевые, таскал цветы на второй этаж, в наш люкс, пока мы сами располагались в номере, запал как-то поутих и, когда Катя, по прежнему красивая, если не сказать – прекрасная, в белом свадебном платье и маленькой кокетливой фате, совмещённой с вуалью до губ, сказала с какой-то робкой ласковостью:

— Можно я быстро приму душ? Вытерпишь? – несмело улыбнувшись, добавила, - как бы-то ни было, мы проведём ночь здесь, вместе и нам надо кое-что обсудить. Хотя бы материальное – подарки, деньги... -

Я и хотел бы сказать что-то колкое, но не нашёлся. Глупо сейчас собираться, вызывать такси и разъезжаться. Всё уже произошло и надо просто дождаться утра. Как ни странно, эта мысль резко успокоила меня и я почти нормальным тоном сказал:

— Хорошо, мойся. Когда сполоснёшься, будешь пить что-нибудь?

— А что у нас есть?

— Водка, коньяк, виски початый, шампанское. На закуску шоколад и мандарины.

Она на миг задумалась и сердце моё ёкнуло – в такие моменты она непроизвольно чуточку выпячивает губы, как для поцелуйчика и, чуть приподняв подбородок, одновременно вскидывает взгляд куда-то вверх и эта мимика всегда приводит меня в умилительный трепет. Собственно, у каждого человека в другом, любимом, есть такие особенные жесты, словечки, которые вызывают умиление и нежность. В тот момент меня удивило, что всё произошедшее в подсобке банкетного зала не изменило моего отношения к любимым мною катиным жестам и гримасам.

— Я бы выпила коньяка.

В ожидании новобрачной я прилёг на постель и на минутку прикрыл глаза. А когда я их открыл, в номере было темно, в окно постукивала качаемая ветром ветка дерева. Я приподнялся на постели. Тьма была не кромешной, силуэты мебели проступали. Кати не было ни рядом, ни в ванной. Я встал, на всякий случай проверил туалет, маленькую прихожую. Её не было нигде. Я стоял посреди тёмного номера и пытался сообразить, что мне следует теперь делать. С одной стороны, Катя моя жена, это наш номер люкс для новобрачных, у нас, вроде как, брачная ночь, с другой стороны, она мне изменила, едва став женой и какое может быть будущее у наших отношений мне непонятно. Смогу ли я простить её? Надо ли мне идти её искать или...

Я вышел из номера, оставив дверь чуть приоткрытой и защитив её от захлопывания, подсунув под дверь краешек коврика, пошёл к лобби на первый этаж, мельком кинув взгляд на часы – было три с минутами ночи. Ковровая дорожка глушила шаги и я дошёл до второго пролёта лестницы.

Эти звуки – шлепки друг о друга голой влажной кожи двух людей невозможно было спутать ни с чем другим. И негромкие стоны почти в такт шлепкам тоже ни с чем не спутаешь. Я уже примерно знал, кого увижу и за каким занятием.

Подковообразная стойка лобби была закрытой со стороны вращающейся входной двери, со стороны же лестницы, откуда я спускался, она была открытой. Катя была всё в том же свадебном платье, лиф которого свободно свисал к подолу, она стояла, согнувшись и опираясь локтями на столик портье внутри стойки и её налитые груди раскачивались, вставшие соски рисовали сложнейшие траектории под воздействием частых и резких толчков, которыми вдалбливал в её промежность свой член всё тот же услужливый портье. Он крепко держал Катю за бёдра и всякий свой толчок сопровождал натягиванием моей жены на себя и при каждом таком движении она негромко постанывала. Подол платья сзади был закинут Кате на спину и мне была видна узкая полоска её голого бедра и ягодички. У меня не хватило воли ни на что вообще. Я не мог заставить себя ни что-то сказать, ни что-то сделать, было только чувство какого-то сюрреалистического страшного дежа вю, словно я опять стоял в подсобке банкетного зала, даже Катина поза была похожа, только там её трахал невысокий чернявый официант, а здесь худой высокий и тоже черноволосый портье. Дежа вю... дежа вю... Я и сейчас досмотрел до конца, будто любовники устраивали представление специально для меня, будто они нарочно не смотрели в мою сторону. Я второй раз за всё время наших с Катей отношений увидел со стороны её оргазм. Нет, я и раньше видел вблизи её сладострастную гримасу, на миг широко распахнутые глаза в момент самой кульминации, когда входил в неё лицом к лицу, видел её судорожно сжатые кулаки, когда она отдавалась мне сзади в коленнопреклонённой позе, но дважды за эти сутки я видел её сбоку, видел как она выгибает спину, как безмолвно открывает рот, как напрягает икры и как затем оседает, мгновенно расслабляясь.

Дежа вю... Портье вынул из Кати член и я успел заметить, что тот довольно длинный, но не толстый, сильно изогнутый кверху, в отличие от члена официанта, который, как мне показалось в подсобке, был меньше моего и обильно зарос волосами. И опять, как несколько часов назад, Катя сначала несколько секунд отдышалась, не меняя позы и лишь потом повернула лицо в мою сторону. Мы замерли все. Портье, с на глазах опадающим членом, испуганно глядящий в мою сторону, моя молодая жена Катя, успевшая в этом новом своём статусе отдаться двум совершенно незнакомым ей мужчинам, отдаться с видимым успехом, с прекрасными, судя по её реакциям в обоих случаях, оргазмами и я, потерявший способность осмысленно двигаться, я, безмолвно глядевший на изменницу, вместе со статусом мужа обретший ветвистые рога и звание рогоносца.

После полуминутной паузы Катя выпрямилась. На лице её не отображались никакие эмоции, разве что усталость и то ли скука, то ли досада. Она неспешно заправила грудь в лиф, заведя руки за спину, попыталась застегнуть крючки на спинке платья, у неё не получилось и она попросила кивком головы помочь ей портье.

— Теперь ведь всё равно, правда? – равнодушно полу-спросила, полу-констатировала она, - Всё ведь случилось ещё в ресторане... - наконец, она едва заметно улыбнулась, - Пойдём в номер. Мне надо выпить.

Не знаю, как называется тогдашнее моё состояние, я был как заторможенный, шёл за Катей следом по лестнице, даже придерживал её за талию, почему-то запомнилось, что увидев зафиксированную мною дверь номера, я мысленно похвалил себя и даже обрадовался своей предусмотрительности. В номере Катя нерешительно остановилась посредине, коротко подумав, сказала:

— Ничего, что я сейчас не стану принимать душ? А то ты опять заснёшь, - она улыбнулась обычной своей лёгкой улыбкой.

— А ты опять с кем-то... - с обидой пробормотал я, пытаясь её уколоть.

— Да уж, - усмехнулась она, - Дала Катя жару. Ладно, всё уже произошло, ничего не вернёшь. Давай пить и... - она замолчала, задумавшись.

— И...? – переспросил я.

— И говорить.

— А нам есть о чём? – мой голос дрогнул от обиды.

Она грустно улыбнулась как неразумному ребёнку:

— Как минимум, нам надо обсудить практическую сторону наших... э-э-э... в общем, наших отношений. Что-то надо делать с этим, - она кивнула на гору пакетов с подарками, - хотя, конечно, на фоне происшедшей катастрофы всем этим можно пренебречь. Ладно. Ты не против, если я разденусь? Не слишком будет неприятно видеть меня голой?

Я пожал плечами, прежде чем подумал. Наверное, не стоило ей раздеваться в моём присутствии. Да, так и есть, едва она стянула с себя свадебное платье, оставшись совершенно голой – я вспомнил, что трусики она сняла ещё в машине, как у меня в голове словно воочию встали, сменяя друг друга, сцены обеих её измен. Но было поздно, Катя уже разделась, прилегла на заправленную кровать, опершись на подушку, тёмно-розовые сосочки задорно смотрели мне в лицо, стройные ножки, согнутые в коленях невольно разошлись, приоткрывая темнеющую короткими волосами щель:

— Нальёшь коньяку?

Мы выпили, снова настала пауза, пока Катя не сказала:

— А знаешь, забирай все подарки себе...

— Катя, - пробормотал я, с ужасом ощущая, как внутри меня что-то растёт, накатывает, какое-то щемящее чувство, - Почему ты это...

— Думаешь, есть смысл обсуждать это теперь? – безразлично спросила Катя.

И тут меня прорвало. Я судорожно сглотнул и разрыдался. Я плакал без слёз, но я не мог остановить спазмы, заставлявшие меня завывать и содрогаться. Катя испуганно встрепенулась, вскочила, быстро сдвинулась ко мне ближе, стоя на коленях, обняла, прижалась грудью и, успокаивающе и тороплива гладя по волосам, стала осыпать мелкими поцелуями моё лицо, причитая:

— Дениска, ну что ты, малыш мой... Любимый, ну прости, ну не плачь....

Я прорыдал несколько минут, прежде чем смог немного успокоиться. Катя так и осталась рядом, обняв меня, продолжая успокаивающе гладить меня по голове, но уже не так испуганно и сильно.

— Кать, - прерывающимся голосом пробормотал я, - давай поговорим...

И мы поговорили. Сначала Катя сомневалась, что разговор о её измене нужен вообще, но я почему-то настоял. Я ещё не пришёл ни к какому решению, я даже и вариантов решений сложившейся ситуации не видел в тот момент, но подспудно чувствовал, что если сейчас мы не поговорим, то не поговорим никогда и от этого понимания вдруг такая тоска навалилась на меня, что я буквально заставил Катю согласиться на беседу. Мне в тот момент было страшно от того ещё, что расстанься мы с нею так, без выяснения отношений, и я буду вечно мучиться, пытаясь понять причины её столь неожиданной измены. Мне пришлось применить хитрость даже – я налил ей две стопки коньяка подряд и... я сам поцеловал её в губы. Не мельком, не коротко, как целовала она меня, пока я истерил, а так, как мы целовались до её измены, с языком.

Оказалось, я выбрал верный способ вызвать её на откровенность, это простое, на первый взгляд, действие, вызвало в ней веру в моё искреннее желание понять причину её измены. Катя рассказала, что во время свадьбы на неё накатила вдруг непонятная тоска – девичья – как назвала она, тоска по дозамужней жизни, такое часто случается с невестами. Она захотела побыть одна, даже без меня, вышла в хозяйственные помещения, стояла в одиночестве, плакала, когда подошёл тот официант – его звали Рома и стал утешать её. И чем больше он её утешал, тем больше ей хотелось плакать и она плакала, а успокаиваться начала, когда он был уже в ней. А вот как он оказался в ней, она объяснить не могла и с удивлением поясняла мне, что был так сильно взволнована и увлечена своими эмоциями, что просто не заметила ничего!

— А потом, - продолжила она со смущённой улыбкой глядя на меня, - когда я поняла, что мы в какой-то кладовке и он... э-э-э он во мне, мне уже было как-то неловко прерывать его. И я дотерпела до конца, - сокрушённо вздохнула она.

— Катя, - с некоторым сомнением спросил я, - но я же видел, что ты кончала с ним! А ты говоришь, что дотерпела.

— Ну, я, конечно, получила некоторое удовольствие, - с неохотой согласилась моя жена, - но это же только физиология. Не любовь и гармония, как с тобой.

— А второй? – спросил я, - С портье ты почему?

— Знаешь, - Катя обиженно надула губки, - тут ты сам виноват. Во-первых, ты уснул, во-вторых, я думала, что между нами всё кончено и мне нужен был кто-то, кто выслушал бы и хоть как-то утешил.

— Катя, - меня не оставляли сомнения, - но ведь не обязательно отдаваться первому встречному, готовому тебя выслушать и посочувствовать.

— А что, лучше бы я с крыши спрыгнула? – возмущённо воскликнула она, - Я бы могла. Я, между прочим, когда ты уснул в номере, даже хотела что-то такое с собой сделать... И этот мальчик в лобби, между прочим, сказал, что если бы на твоём месте был он и так всё случилось, как случилось, он бы понял и простил меня.

Мы снова выпили и Катя спросила:

— Дениска, а вот скажи, если бы ты оказался на моём месте? Ну, то есть, представь, ты – девушка, случайно оступившаяся, изменившая жениху. А я – ты. То есть, я, как бы - ты, я, как бы, муж. И что ты сказал бы мужу? Чтобы сохранить брак.

Я задумался, мы выпили ещё и я высказал неожиданно пришедшую мне в голову идею:

— Знаешь... Поскольку это свадьба и это, можно сказать, самое начало брака... То есть... ну бывают же мальчишники, девичники – прощание с холостой жизнью... то я бы предложил мужу считать то, что случилось, как бы девичником. То есть, договориться, что это всё произошло как бы перед свадьбой. За чертой, понимаешь? Ведь, случись такое за несколько часов до этого, формально это была бы не измена в браке, да?

Со дня нашей свадьбы прошло уже больше года. Те два досадных случая на Катином девичнике мы редко вспоминаем, один-два раза в месяц, не чаще, в дни гештальта. Дело в том, что несмотря на то, что мы с Катей пришли тогда к общему мнению, простили друг друга и уговорились считать случившееся досвадебным эксцессом, Катя продолжает мучиться комплексом вины. Она даже ходила к какому-то именитому психологу и после визита к нему рассказала, что есть такое понятие - гештальт. Грубо говоря, это завершение незавершённого, новое прожитие неправильного события, но уже правильно. С тем, чтобы заменить плохие воспоминания хорошими, как будто переписать их заново. Вот этой-то гештальт-терапией мы с ней и занимаемся регулярно. После каждого сеанса Катя чувствует себя лучше, но постепенно, чем дольше, тем сильнее, она грустнеет, задумывается о чём-то, пока наконец я не начинаю говорить с ней об очередном сеансе лечения.

Чаще всего этот гештальт происходит в пятницу или субботу. В пятницу, забрав жену с работы, я везу её к тому самому ресторану, в банкетном зале которого происходила наша свадьба, я всегда остаюсь ждать или в машине или в кафетерии напротив, успеваю выпить пару чашек кофе, пока она не вернётся, а она идёт в ресторан, занимает столик, делает заказ, причём, непременно обслуживает её тот самый Рома, она выпивает чашечку каппучино, а потом уходит с Ромой в подсобку, с полчаса она болтает там с ним о разном, так, ни о чём, она даже не может толком пересказать их разговоры, иногда они с Ромой просто играют вместе в пасьянс на смартфоне, просто чтобы занять время, и потом Катя уходит. То есть, она как будто заново переживает вечер в ресторане и даже в некотором общении с Ромой, но без какого-либо намёка на секс. Возвращается она всегда весёлая, игривая, с искорками в глазах и рассказывает, как успешно прошёл вечер и как теперь она сильно хочет меня. Она всегда после этого очень возбуждается и еле терпит до дома. И ещё она искренне рада тому, что этот очередной урок гештальт-терапии прошёл успешно и снял гложущий её комплекс вины передо мной хотя бы на короткое время. И я каждый раз, уже дома, раздевая её для того, чтобы любить, запустив руку ей в трусики, ощущаю, как сильно она возбуждена ожиданием секса со мной – трусики – хоть выжимай.

Другая практика гештальт-терапии происходит в отеле и примерно по такой же схеме. Впрочем, для экономии денег мы не снимаем номер, я всего лишь везу Катю в отель, она заходит внутрь и они с Максом – так зовут того ночного портье, уходят в комнату отдыха персонала, пьют там кофе или чай, изредка вино, болтают о разном, но, конечно, тоже без какого-либо намёка на секс. И тоже, смысл действия в том, чтобы заново, уже правильно прожить в том же месте, с теми же действующими лицами событие, чтобы заместить в памяти плохой случай более правильным. И хотя мне приходится оплачивать это психологическое лечение – и официанту Роме, и портье Максу надо платить, чтобы они согласились помочь нам, но что такое десять тысяч рублей в месяц по сравнению с атмосферой любви и доверия, установившейся между нами?

А в годовщину нашей свадьбы мы с Катей подняли тост за то, что в ту свадебную ночь, ставшую ночью испытаний на крепость нашей молодой семьи, мы нашли в себе смелость обо всём искренне поговорить.

* - Незакрытый гештальт — ситуация, не доведенная до логического окончания, неудовлетворенная потребность.