Попала... Записки проститутки. Часть 10.

Жарко… Я в кои-то веки любуюсь тем, что происходит на улице. И любоваться могу долго, потому как стою в витрине в ожидании кого-нибудь, кто пожелает меня поиметь. Наш новый господин решил шире внедрять моё блядство в массы. С витрины.

И вот я, щурясь от непривычного солнечного света (хотя по небу периодически проползают облачка, а только что и дождичек был), рассматриваю неширокую улицу за стеклом, канал, по которому периодически проплывают какие-то суденышки. Витрина моя на углу, а потому можно видеть и выходящую к каналу улочку. Но там ничего интересного – только глухие брандмауэры. А вот со стороны канала периодически проходят люди. Забавно, им совершенно наплевать на роскошную золотоволосую красавицу в чёрной грации, из которой вот-вот вывалится грудь, весьма упругая и аппетитная, такого же цвета стрингах, которые только по замыслу прикрывают мой второй ротик и являют всему миру не самую плохую попку и танкетках (впрочем, их не видно, ниже колен я закрыта, поставлю ко ножку на подоконник, продемонстрирую). В общем, роскошная тёлка… И, кстати, не одна, нас тут много в витринах. Но, увы, для растленных голландцев мы уже давно обычная часть пейзажа. Как канал. А гости города сюда пока не торопятся. Нет, вру, вот они, сразу много. Вот только явно не по делу – очередная экскурсия.

М-да, только здесь догадались сделать квартал красных фонарей туристическим объектом… И вот опять нарочито отворачивают глаза женщины и старики, раздевают взглядом мужики и подростки, постреливают глазками (причём весьма заинтересованно) девушки. Что, малышки, интересно? Присоединяйтесь! А знали бы, кто перед вами, стало бы ещё интереснее. Может, плакат написать на трёх языках – “Кто желает трахнуть русского доцента, кандидата филологических наук?” И сразу мне аншлаг обеспечен. Тогда, глядишь, и кассу бы сдала, и свою девочку побаловала…

Эх, мечты, мечты… Они уже ушли. Вот один воровато поворачивается и быстро, пока охранник не поддал и гид не крикнул (или благоверная не заметила) фотографирует. И что-то мне подсказывает, что именно меня…

И опять стою, тоскую. Никто меня не любит и любить не хочет… От безделья и невозможности куда-то деться начинаю играть своей гривой. А расчешусь ко я! А заплету ко косу русую! Сказано – сделано. Начинаю расчёсывать свои изрядно отросшие локоны, ах, какие они густые, шелковистые! Процесс захватывает меня настолько, что забываю о цели и месте своего пребывания. Спохватываюсь, когда в витрину буквально влипает носом некий джентльмен. С размаху. Очаровала я его своим обликом Лорелеи панельной. Ой, конечно зачаровала, шнурок-то на стрингах справа развязался, и я радую всю улочку видом моей бритой писечки. Ах, как неудобно! Ох, ещё и это – я дёргаюсь к предателям-стрингам, и мои роскошные сиськи вырываются из плена слишком маленького лифчика. Весь товар лицом!

Я давно уже не оказывалась на людях, да тем более – в таком виде - практически голая на улице. Поэтому ощущаю дискомфорт и смущение, жар приливает к щекам. Анна Владимировна, милая, да вы краснеете! И это после того, как за последние три недели умудрились сексуально удовлетворить полсотни мужиков, а то и более, а также с десяток женщин. И ведь ещё и по разному – орально, анально, вагинально, индивидуально и коллективно (если интересуют подобности – см. Записки проститутки Вып.1-9).

Это всё рассказывается долго, а на деле, сообразив, что я с голой пиздой торчу в витрине, и на меня пялится мужик, я вспыхнула, как маков цвет, а мой смутитель (или смутьян?), резво потянул на себя ручку двери, каковая витриной и является.

Ну, милый, здравствуй!

Встречаю клиента у двери. Он, похоже, тоже несколько возбуждён – глаза горят за стёклами очков, облизывается нервно, ладошки потные о брюки вытирает. Я, наверное, не лучше. И, скорее всего, нашим взаимным обалдением объясняется всё, что произошло затем.

Я, запинаясь, лепечу ему некое приветствие по-немецки. Он отвечает и, приблизившись, как-то непривычно нежно гладит меня по щёчке и волосам. Мой сегодняшний первенец явно принимает меня за новичка-целочку в бордельном бизнесе. Ладно, теперь я уже полусознательно ему подыгрываю. Как бы нехотя, продолжая скромно трепыхать ресничками, повизгивать, и отталкивать его пальчиками, когда он касается моей попы (конечно же, случайно!), щёчки по-прежнему румяные.

Он ещё нежнее, но вполне упорно подталкивает меня к рабочему месту. Садимся на него рядышком. Клиент продолжает гладить меня по щеке, а второй рукой – сначала по спинке, а когда я прогибаюсь от приятной дрожи и (конечно, случайно) касаюсь его по-прежнему вываленной из лифчика грудью, переходит к девственному бедру, оттуда всё-таки к попе. Я якобы медленно сдаюсь (а самой уже трахаться хочется – аж зубы сводит!).

Вот его одна его рука вновь начинает ласкать мою шевелюру, а вторая по-партизански устремляется к груди. Ах, как соски-то напряглись! А рука скользит уже по животу, ниже …

— О-о-о-о!

Это он с изумлением обнаруживает, что я уже теку в тридцать три струи, не считая мелких брызг.

— Honey Baby!

Ух ты, да мы ещё и английским владеем! Лучше трахни скорее! Дабы ускорит процесс, а заодно продолжить комедию нежно целую его в губы (я уже часов шесть в рот не брала, не почует) и как можно более неловко, но быстро начинаю расстёгивать его ширинку. Где там содержимое, вот! Он в это время успевает расстегнуть рубашку. Смотрит мне в глаза волевым взглядом, мол, давай, крошка, учись!

Учусь. Начинаю мелко-мелко целовать его лицо, шею, грудь; ниже, ниже, ниже, оп!

Его рука повелительно пригибает мою голову, надевая её ротиком на привставший член. Кстати, ничего член. Не очень маленький, не монструозно большой, в самый раз. Особенно для начинающей скромницы-проституточки, в амплуа которой я сейчас нахожусь.

Начинаю потихонечку делать ему минет, опять же сначала изображая неопытность в этом деле, а потом якобы быстро приобретая профессиональные навыки. Одновременно левой рукой ласкаю себе груди, а когда за них принимается мой искуситель, перехожу к моей любимой щелочке.

Ага, клиент созрел, а я уже и перезрела, вот-вот лопну. Даю ему также нежно и требовательно насадить себя на его член (он продолжает сидеть, так ему удобнее обладать моими сисечками) и начинаю скачку. Некогда мне уже терпеть. Правда, презиком я его всё-таки околпачила. Давай, милый, давай, давай! Трахни свою девочку-целочку!

Ой, перестал… А, он хочет обучит меня новым позам … Теперь я сижу к нему спиной и возобновляю прерванный полёт. Ах, ах, ах, а-а-а-х!

Опять меняем позу. Акробат! Блин!

Теперь он лежит, а я опять же на нём сижу. Ну, я тебе! Скорее, скорее, пока он ещё одну картинку из Кама Сутры не припомнил! Есть! Кончаю!

А он нет! Меня переставляют в коленно-локтевую позицию. Что, неужели? Да, он явно желает приобщить меня (и как считает впервые) к аналу. Ну, ну!

Ах, ты мой заботливый, смазал мне дырочку анальной смазкой, не поленился. Теперь суёт свой шланг. Ну-ка, чтобы не разочаровался сразу, слегка напрягу сфинктеры. Пусть думает, что он тут у меня первый. Или почти первый.

Ага, пыхтит, но лезет, есть! Пошёл назад, сожмём-ка потуже, теперь опять внутрь, начинаем слегка расслабляться, опять назад, опять вперед, дава-а-а-а-ай!

И он лихо овладевает моей попой. Я визжу и от всей души ему подмахиваю. Вот ведь, почти тридцать лет прожила, а не знала, как это здорово, пока из доцентов в бордельные девки не переквалифицировалась… Зато теперь накушаюсь!

Мой милый орудует своим штыком во мне всё энергичнее, сопит и хрипит всё тяжелее, вот сейчас, сейчас… Есть! Кстати, я тоже кончаю… Валимся рядом.

Он ещё раз нежно гладит меня по щеке, по писечке, потом отворачивается и … резко вскакивает, сдавленно говорит нечто по-голландски (кажется, что-то грубое) и начинает лихорадочно одеваться. Что такое? Мама родная, я же шторку не опустила, сомлев от смущения при явлении первого клиента, и к витрине прильнуло уже несколько мужиков разного возраста и, что совсем забавно, какая-то старушка. Кидаюсь к витрине, опять же раскрасневшись от смущения, за стеклом – не слышные, но вполне видимые аплодисменты. Уф-ф-ф, шторка опустилась, включаю свет…

Стоп, любимый, а ты куда, Give me my money!

Клиент, приободрившись после нашего уединения и явно списав всё на мою неопытность и смущение, гордо суёт мне купюры. Ого, двойной тариф! Это, наверное, за мою поруганную честь. И невинность.

Лепечу благодарность, пытаюсь поцеловать в губы, но их он уже не даёт. Зря, что ли в рот давал? Я теперь в его глазах и шлюха, и вафлистка, и жопошница. И что ему особенно приятно – с его лёгкой руки. То есть хуя.

Ну не будем разубеждать. До свидания, милый, было чудесно, обязательно приходи ещё.

Милый выходит, и его еле пропускает следующий. Ой, нет, их трое…

Да, вот это я себе устроила промоушн! Ну, держись Анечка! То есть Лотта. Анечкой или Анной Владимировной я была с предыдущим сластолюбцем, который меня столь виртуозно растлил. А теперь уж я в своей привычной ипостаси Лотты-шлюхи.

— Здравствуйте, господа, я – Лотта! Что заказываем?

Заказывают всё. И в трёх экземплярах. Понятно. Предварительно кошусь на витрину, слава Богу, вот сейчас всё нормально. Хватит баловства, ещё неизвестно, чем предыдущее реалити-шоу завершится…

Так, мальчики, присаживайтесь, сей же момент обслужу! Спасибо, вы очень щедры. И очень хорошо, что платите вперед. Кстати, финансовый план на сегодня я уже, считай, выполнила.

Садиться мальчики не хотят, они уже вполне созрели, любуясь моим сексуальным творчеством сквозь стекло и не желают терять времени. Тем более, что я себя после первого мужика в порядок не приводила. Мельком вижу себя в зеркале – голая, в одних танкетках (их мне снять так и не дали), белокурая грива в живописном беспорядке, грим подтёк, помада подразмазалась, на всех примечательных частях тела – красные следы пальцев моего сегодняшнего «первенца». В общем – шлюха шлюхой. Конечно, такую нормальный мужик захочет трахнуть прямо сразу. Эти, вроде, нормальные…

Они достают свои причиндалы. Смотрят на меня. Понятно. Становлюсь на колени, привычно беру один в рот, а к двум другим протягиваю руки. Стоп, это ещё что?

Один из клиентов, спустив штаны с трусами и, расстегнув рубашку, пристраивается рядом со мной и занимает льготный член. Так, значит нормальные, но не все…Ладно, побуду с «подружкой».

Обрабатываю одного, сосед – второго, потом тянет меня за руку: меняемся. При этом я всё равно охватываю противного голубого своим вниманием, дрочу ему потихоньку. Он сперва обалдевает, а потом успокаивается. Нравится…

Мальчики, которые действительно мальчики, готовы. Тот, которому сосала я, садится на кровать и предлагает маленькой Лотте покататься на его лошадке. Люблю кататься, давай, родной. Насаживаюсь киской, мокрой ещё от своего предыдущего клиента на поршень теперь уже несколько великоватых размеров и начинаю… А остальные как? Друг дружку будут, или к нам присоединятся?

И то, и другое. Ко мне в заднее крылечко заходит голубенький и начинает со знанием дела разрабатывать там шоколадные копи. Удали ему добавляет его приятель, который подобным же образом имеет своего друга-полифункционала. Какое-то время сосредоточенно имеем меня и того, кто во мне сзади, синхронно подмахивая, сопя и повизгивая. Двое мальчиков при этом ласкают мои прелести, а третий мальчик ласкает прелести второго. Класс!

Я успеваю кончить, когда диспозиция меняется: крайние мальчики меняют дырки. Теперь первый трахает в попку второго, а третий – мою девочку. О-о-о-о! Как хорошо.

А теперь я стою на коленях, и вся троица дружно кончает на мои личико и грудь. То, что осталось на концах – я облизываю. На сей раз всем троим. Ну, вот и всё. И всё?

Мальчики уходят, а я бегу, наконец, подмыться и подмазаться. Какая теперь я чистоплотная. Ротик – реклама Колгейта и прочего Бленд а Меда, анус и киска блестят. И куда денешься, не охота благоухать, как свежая покойница… Да, хоть что-то полезное прививает профессиональная проституция… Так, готово, пора снова на работу. Она мне нравится. Вновь стою в витрине и настроение у меня уже отнюдь не такое упадочническое, как в начале трудовой вахты. Хотя пейзаж за окном и не оптимистичный. Толпа моих давешних почитателей исчезла. Одни только что меня любили, другие ушли. Только давешняя бабулька сидит на лавочке, вяжет. Когда я вновь явила свои прелести в витрине – приветливо мне улыбнулась и помахала ручкой. Надо же. Наша старушка скорее плюнула бы. Да и не пристраивалась возле борделя вязать.

Вдалеке парень катит каталку с инвалидом. Да, это не клиенты…

Любуюсь облаками, катерками и прочими шаландами, ползущими по каналу. Кажется, скоро опять станет скучно. Парень с инвалидной коляской уже дополз до моей витрины. Наклоняется к своему пассажиру и… РЕЗКО ПОВОРАЧИВАЕТ К МОЕЙ ДВЕРИ!

Ого, что ж он, бросит болезного на улице или с собой возьмёт, полюбоваться, как меня трахает? Дверь открывается, вплывает коляска, за ней – водитель (или рикша?). Ничего, крепкий. А ебаться перед зрителями мне уже приходилось.

А дальше – совсем интересно. Парень вкатывает коляску поближе к кровати и недвусмысленным жестом предлагает мне заняться её обитателем! Вот это да! Паралитик меня ещё не любил!. А его сопровождающий уже расплачивается, щиплет меня за щёчку, шлепает по попке

— Дядя, ну как тебе её задница?!

— !!!

— Детка, как тебе его член?!

Из ширинки инвалида, уже немыслимо быстро расстёгнутой торчит такое … Ну, правда, у похотливого карлика, которого я обслуживала на третий день своей бытности в борделе фрау Дорт, было ещё больше. Но, тем не менее, тут есть поле для деятельности.

Меж тем заботливый племянник, посмотрев на часы, убывает.

— Покажи-ка себя, девочка, как тебя зовут?

— Лотта! – и вываливаю паралитику напоказ свои многочисленные сиськи. Возьмите, люди, пользуйтесь! Вот это ручищи у него! Мечта садиста… Этими лапищами он исследует мои молочные железы, а я беру быка за рога, то есть его хуй в рот и начинаю делать его ещё совершеннее. Какое-то время мы оба издаём нечленораздельные звуки и знакомимся друг с другом всё ближе (а он со мной ещё и всё глубже). Его дышло становится уж совсем мощным, вот-вот до желудка мне засадит.

— Лотта, я хочу тебя трахнуть!

Вот так, просто и понятно, а поцеловать? Впрочем, на это нам, шлюхам, как и коровам перед осеменатором, лучше не рассчитывать! С трудом пакую эту колбасу в презик, а затем карабкаюсь на неё. Так, сейчас мы тебя впустим, вот так, а теперь потихоньку насадимся… Ой, нет, не так шустро, ой!

Лапы несчастного инвалида резко насаживают меня на этот кол, а потом он буквально начинает дрочить себя мной. Силушки то хватает! Пищу, ору, слёзы из глаз… Но какой кайф! Давай, давай, трахай меня! О-о-о-о! Сейчас взорвусь! Нет, улечу! Улетаю…

А это ещё что за телодвижения. Нет, не хочу. Боюсь. Пожалуйста, родненький, не надо. МАМА!!! Меня разворачивают и сходу насаживают на этот кактус задом. Господи, хорошо хоть, мне его подразработали. Но что бы вы почувствовали, засунь вам с размаху в попу, скажем, полуметровую скалку? Нет, тубус! Ой-ой-ой-ой-ой! А-а-а-х…

Что со мной, где я? А, сижу на коленях паралитика, а он весьма сноровисто меня лапает. Дорвался. Маньяк. А он ещё ТАК может?

Клиент вместе со мной подъезжает к двери и открывает, вваливается племянничек.

— Дядя, ну как?

— Якоб, она – прелесть. В следующий раз опять привози к ней! Да, и доплати сейчас, я, кажется, опять перестарался…

Якоб суёт мне хрустящие евро, а заодно поглаживает натруженную киску.

— Молодец, детка.

— Может быть, мой господин тоже хочет?

И какой чёрт дёргает меня за язык? Ведь обе мои дырки ещё не пришли в себя от чувственного паралитика-дяди, а я уже племяннику предлагаюсь. Вот же блядская сущность…

— Дядя?

— Якоб?

— !!!

Якоб суёт мне ещё купюры, и на глазах у дядюшки я становлюсь на колени перед племянником на предмет ознакомительно-возбудительного минета. Когда член находится уже у меня за щекой, семейка решает познакомиться поближе.

— Лотта, ты ведь не немка?

— Нет (заглотила)

— Полька, чешка, украинка?

— Русская (облизнула)

— Ты всегда была девкой? (Боже, как нетактично)

— Нет (заглотила)

— А чем ты раньше занималась? (браво, ещё лучше вопросик, ну ладно)

— Я преподавала в университете, по вашим меркам я доктор филологии, доцент (облизнула, поласкала кончик головки язычком)

— Ну и где тебе больше нравится? (вот сволочи)

— Конечно, здесь, с Вами, мои господа (опять глотаю)

Интервью окончено, племянник умиротворённо лежит на кровати, а я гарцую теперь уже на его колбаске. Слава Богу, она нормальных размеров, я её и не чувствую. Так что скакать можно долго, лишь бы ноги не устали.

— Якоб, как у неё замечательно трясутся сиськи

— Да, дядя!

— А задница и вправду славная!

— Конечно, дядя!

— Попробуй, рекомендую!

— Обязательно дядя!

Этот обмен мнениями идёт на фоне моих страстных вздохов, стонов и яростной работы низом живота и попой… Последнее замечание, впрочем, ведёт к кратковременной перемене обстановки. Как вы понимаете, я вынуждена насаживаться на Якоба уже другой своей дырочкой.

Семейка умолкает. Якоб сладострастно пыхтит моими стараниями, а дядя… Господи, он опять достал свой шланг и, глядя на нас, яростно дрочит. И пыхтит, как и его племянничек.


А я, кажется,

сейчас опять полечу далеко-далеко. Вот, вот, о-о-о-о-о!!! И в это время меня перемещают на пол и, как давеча с двумя нормальными и одним голубым, мои личико, ротик, грудь, плечи орошает семя дяди и Якоба. Стараюсь заглотить по максимуму, потом тщательно облизываю гениталии обоих моих работодателей, помогаю одеться и тепло прощаюсь. Да, вот это визит!!!

Привожу себя в порядок и бегом в витрину, интересный сегодня денёк, грех терять шансы делать его ещё интереснее.

Вечереет. Ещё пара часов – и приедут охранники кассу снимать. Зажигаются фонарики, окна в домах за каналом и иллюминаторы в бортах корабликов. Красиво… Старушка всё ещё сидит на лавочке… Вот закрыла книжку, встала, побрела. Да она же ко мне! Это ещё что? Кто меня в качестве проститутки только не имел, и карлик, и паралитик, и юнцы малолетние, и мои же студенты и завкфедрой, даже бывший муж. А теперь очередь до этой Тортиллы дошла?

— Здравствуй, деточка!

— Здравствуйте мадам…

— Зови меня просто Марго и не волнуйся, я принесла тебе кофе и гамбургеры – ты ведь, наверное, весь день ничего кроме членов во рту не держала? – мне протянуты объёмистый пакет и термос.

И тут я ощущаю прямо-таки волчий голод. И правда, кормёжка у меня сегодня специфическая… Марго весьма точно угадала.

— - Спасибо огромное, но… почему?

— Деточка, я тоже когда-то была молодой и стояла в витрине. И немолодой тоже. А начинала в 1941м в Сингапуре в борделе для япошек. Англичане сдали Сингапур, и для нас – голландок, англичанок, американок - придумали вот такую трудовую повинность. Кто отказывался – не упрашивали. При мне одной такой гордой офицер, рассказывавший о нашем будущем, просто снёс голову своим мечом. А у другой, отказавшейся от анала, у нас на глазах у живой вырезали печень. И съели. У японцев это называется «кимотори». Поэтому я была очень-очень послушной девочкой и очень-очень грязной шлюхой. И когда нас освободили американцы, работу я менять не стала. Мне понравилось…

— Мне тоже… Да, меня зовут Лотта!

— Да, да конечно, вижу. Только мне кажется, что у тебя есть и иное имя. Или несколько… Ты матрёшка?

— Вы так догадливы…

Последнее я почти мычу, по уши вгрызшись в гамбургер. Боже, как вкусно. И вовремя. Вот только не проверяет ли меня бабулька на вшивость? Я сейчас разлимонюсь, выложу всё о себе, а она о моих излияниях настучит хозяевам… Побьют ведь… Я о таких проверках слышала.

— Не бойся, - Марго подобно ведьме угадывает мои мысли – я не буду о тебе рассказывать и даже не буду задавать больше ненужных вопросов. Кушай, Лотта.

Я поглощаю гамбургеры и кофе с быстротой голодного удава или родного российского правительства, делящего наши налоги в свою пользу, а Марго делится воспоминаниями о работе в японском «ящике». М-да, я ещё неплохо попала… Ну вот, поела, всё было очень вкусно.

— Спасибо, милая Марго - Всегда пожалуйста, удачи, малышка. Буду к тебе заходить.

И уходит.

Я опять в витрине. Совсем темно. Горят огни фонарей, реклам, иллюминаторов, других витрин. По-прежнему тротуар пустынен. А вот некое движение. Справа быстро идёт, почти бежит здоровенный бритый бугай в сером костюме, глазами вперился куда-то вперёд, но вот царапает глазищами витрину, меня и весьма целеустремлённо двигается к моему гнёздышку. Ага, опять веселимся!

Дверь распахивается.

— Здравствуй, милый! – и опускаю шторку. И тут же начинаю об этом сильно-сильно жалеть. Потому что, повернувшись на щелчок щеколды, вижу в руке очередного посетителя небольшой чёрный пистолет. Или револьвер. Я в них не разбираюсь. Главное, что из такого убивают. И сейчас могут убить меня. За что?

— Сучка (это я уже понимаю и по-голландски), где твоя выручка?

А-а-а-х, вот оно что. Ну, ну, пожалуйста. Хозяева такой оборот событий предусмотрели. Выручку я помещаю в сейф, сделанный по принципу почтового ящика, сама туда залезть бы не смогла – только инкассатор с ключом. А я-то дурочка думала, что это мне не доверяют (при моей-то заинтересованности не быть избитой).

— Вот мой господин, возьмите мой господин

— Ключ!

— У хозяина, мой господин!

Очень приятный и непринуждённый разговор… Ствол этой мерзкой холодной штуки тычется мне то в губы, то в шею, потом начинает сползать к груди. Я отчаянно трушу. Холод пробирает по спине, ноги ватные, язык деревянный. Можно не стрелять, я сейчас сама помру. От нервного перенапряжения.

— Врёшь, сучка! – и пощёчина, от которой почти валюсь на кровать

— - Нет, нет, - лепечу что-то по-немецки, по-английски, даже на родной перехожу, слёзы из глаз

А проклятое дуло опять гуляет по моему беззащитному телу. И теперь щекочет соски

— Что, шлюха, боишься, хочешь жить, тварь?

— !!!

Дьявольская пушка, наигравшись с сосками, сползает по животу всё ниже…

— Не хочешь дохнуть, хочешь дальше жить и раздвигать ноги перед всеми подряд?

— !!!

— Сейчас я тебя трахну!

Ну, слава Богу, это гораздо рациональнее!

Но вместо обещанного этот подонок пихает ствол в мою дырочку и начинает им играть. Нашёл член, гад! И я, наконец, начинаю понимать всю глубину исторической фразы «Спили мушку» из допотопного анекдота про ковбоев.

Холодная сталь играет с моим клитором, потом касается моих губ, сосков, опять в писечку. Господи, хоть бы не выстрелил по ошибке. Я вся напряжена, мелко дрожу, и тут…

— Да ты течёшь, сучка, что нравится?

Что, где? Ой, правда…

— Возьми его…

Слава Богу, это не о стволе, перед моими глазами его пенис, сжатый в волосатой лапе с татуировкой на тыльной стороне, похоже моего мучителя зовут Францем.

— Да, милый.

Начинаю отсасывать него, одновременно дрожащей лапкой подрачивая, а дуло продолжает скользить то по затылку, то по спине, то по груди, добавляя весьма странню остроту к этому смертельному минету. Бр-р-р-р

— К стенке!

Как, за что, я так старалась! И ноги не идут… Он волоком тянет меня, ставит к стене лицом и заставляет прогнуться и опереться на руки. В киску проникает что-то холодное, царапающее – опять его маузер. Или наган. Опять… А как это, оказывается, возбуждает!

Ой, наган сменяет нечто гораздо более приятное и привычное, тёплый, живой, влажный от моих губок член. Он мощно и беспардонно вонзается в меня и начинает яростно долбить. А холодное дуло гуляет по спине вдоль позвоночника, заставляя ещё глубже прогибаться. Ах, как жутко… И здорово! Подмахиваю ему изо всех сил и уже не только от животного страха. Я всё больше завожусь.. Давай, давай! А он ещё начинает лапать меня свободной рукой, вновь осыпает какими-то эпитетами явно нецензурного содержания, но понимаю я их с трудом в силу языкового барьера и общей занятости процессом ебли. Но всё равно приятно.

Не пойму, откуда во не столько мазохизма. Ведь уже третью неделю мне ужасно нравится, что я, говоря без ложной скоромности красивая умная, интеллигентная женщина, учёный, преподаватель института работаю публичной девкой, обслуживая как угодно всякого, кто готов оплатить мои ласки. И какие бы неудобства я при сём не испытывала, это в итоге только всё больше возбуждает меня и делает моё нынешнее состояние всё более желанным для меня.

Давай, мой бандит, моё животное, трахни меня, вот так, глубже, давай.

Зря я так эмоционально. Все девочки говорят, что такое отношение к работе приведёт прямо в сумасшедший дом. Но мне нравится.

Так, опять он за старое, теперь ствол пытается проникнуть в мой анус. Что за комплексы у мужика? Туда же можно хуем… А, вот и он.

Тут мы меняем позицию. Надоело ему стоя меня иметь. Теперь я лежу на спине на кровати, мои ноги у него на плечах, его пенис в моей попочке, а револьвер то тычется в мой бутончик, то скользит по животу, не давая процессу приедаться.

Ну, попрыгаем далее…Ещё, ещё, ещё, готов…

Монстр кончает, издавая какое-то животное урчание или рык. Я, как ни странно, тоже. Хотя в груди по-прежнему холодок. А что теперь-то. Бритоголовый тупо смотрит на меня, а потом быстро одевается, открывает дверь и выходит в ночь.

— Good by, my Love!

А теперь посмотрим, что дальше. Поднимаю шторку и вижу, как моего давешнего посетителя не торопясь нагоняют двое ну совершенно мирных и случайных прохожих, дружно заламывают ему руки и запихивают в подошедший катер. Спустя пару-тройку минут от того же катера отходит уже другая парочка и направляется ко мне. Давно пора. Зря я что ли тревожную кнопочку нажала ещё во время наших переговоров? Опускаю шторку, встречаю гостей.

— Молодец, девочка!

Этими словами меня приветствует один из китайцев, которых мы пользовали вчера.

— Я старалась, господин…- скромно поотпила глазки, наклонила головку, сама покорность.

Второй вскрывает сейф, вот она – инкассация.

— Неплохо. И первая также!

Видно, они сняли кассу и у Иришки. Так мы обе в передовицах.

Китайцы о чём-то переговариваются, один из них, глядя на меня, хмыкает.

— И что с тобой делать? Заработала много, вызвала нас во время, этот идиот больше никогда и ничего ни у кого не отнимет. Кстати, это мы докладываем к твоей выручке за него. Но что это за реалити-шоу сегодня днём? Нам не нужны проблемы с муниципалитетом. Запомни, это у вас русских вертеп – это бордель, в цивилизованном мире это рождественская диорама. И только у вас бордель – это чёрт знает что, а здесь это солидно почтенное учреждение. Так что незачем демонстрировать секс всей улице. Кому надо – сам зайдёт. Тебе повело, что ты хорошо потрудилась и не растерялась. Так что бить тебя сегодня не будем. А вот вторую смену отработаешь. Сейчас – полчаса на отдых, можешь перекусить в баре. Вот на эту сумму, мне кидают десять евро. И вперёд – на витрину.

Ну что ж, это не само худшее. Спасибо. Господина насяльника. Рабыня Лотта готова к услугам. Итак, через полчаса продолжаю…

Полчаса прошли, и я снова в витрине. Скучно. Пейзаж за окном я уже давно изучила, и он начинает надоедать. Пить хочется… Отхожу от витрины, наливаю себе стакан воды, и в это время звенит колокольчик над дверью. Надо же – клиент. И ещё не успев повернуться и увидеть очередного любовничка слышу

— Пани, чи, звиняйте, леди, тьфу ты, будь воно не ладно, фройлян! Чи у вас водички нема?

Боже, типичный почтенный хохол лет пятидесяти. Распаренный, в костюме, галстук съехал набекрень. Пот градом по лбу из под шляпы. Откуда он взялся? И похоже хочет именно водички. Нашёл кафе, паразит.

А дядечка стыдливо тупит взор, хотя его глазки явно не желают слушаться и невольно шарят по всем моим достоинствам (а их немало). Он потирает потные лапки, переминается с ноги на ногу и пытается на потрясающе-варварской смеси украинского, русского, английского, немецкого и французского довести до меня нехитрую идею – водички бы. Ну ладно, ладно, не тупая и не изверг. Хотя и не водонос. Сюда, дядя, мужики ебаться ходят, а не воду хлебать. И я тут как женщина, а не как сифон фигурирую. Лучезарно улыбаюсь, наливаю ему вожделенную влагу и подаю стакан.

А заодно (вот же сучка), ненароком задеваю его своим не саамы плохим бедром и невзначай задеваю сиськами.

Та-а-а-ак, клиент созревает. То есть воду он выпил. Залпом. И глотая воздух ртом, как лещ на прилавке, тянет стакан и всем своим видом демонстрирует потребность ещё в стаканчике живительной влаги. Глазки при этом чётко фокусируются на моих молочных железах. Что, подоить хочешь, пейзанин?

— Bitte, meine lieber Heer! – приношу ему ещё воды, провокационно повиливая всем, чем положено повиливать профессиональной шлюхе, дабы завлечь тупого самца

— Дякуйте, барышня! – реагирует тупой самец.

По-моему он пытался в моей попе дыру прожечь. Взглядом. А сейчас в знак благодарности пытается погладить меня по щёчке.

Нет, так не пойдёт. Ещё раз невзначай прижимаюсь к несчастному жучку, попавшему в паутину паучихи Лотты. Ага, у нас уже встаёт!

— Мошет пыть расфлечёмся, сто еффро, meine lieber! На нарочито ломаном русском обращаюсь к полусоотечественнику. Нечего ему знать, что я русская, пусть ценит импортный секс!

И пока первые биты этой информации начинают медленно проникать в его подкорку, я задёргиваю занавеску, начинаю откровенно ластиться к нему.

— Ффы такой интересный мужчина, Лотта ффам понравится…

А сама уже вскрываю его ширинку…

Готов! Спёкся!

Из уголка рта стекает слюнка, а потная ручонка тащит из кармана толстое портмоне, этакий типичный, как его называют на юге, гаманец (с этим южнорусским фрикативным г/х в начале). Под изумлённо-восхищённое «ну ни хрена ж сэбэ (это о красавице-проститутке в моём лице) извлекается новенькая хрустящая купюра, явно из обменника, и перекочёвывает в сейф Лотты.

Ну вот, пора развлечься. Ну-ко, мы это пробовали?

Вываливаю ему на полное обозрение свой бюст, освобождаюсь от стрингов, бухаюсь на колени, и пока уроженец то ли Конотопа, то ли Бердичева пребывает полукоматозе, завладеваю его главным достоянием и начинаю минет. Неповторимы минет от Лотты, отточенный на тевтонских, славянских, азиатских и прочих членах. Всё тебе, милый…

С удовольствием наблюдаю, как сменяются цвет побежалости на лице невольной жертвы жажды, всё больше отвисает нижняя челюсть. Да его сейчас инфаркт хватит. От счастья! Впрочем, т счастья ещё никто не умирал. Садись, родненький. Вот так, на койку. А я ещё пососу. Вот так. И за щёчку, и яички, и уздечечкой поиграю.

— От гарна дивка! От бісова дитина!

Ага, голос прорезался, комментируем. Это хорошо. Только квелый ты у меня, только сидишь и треплешься, на, поиграй! Ты же хотел! Кладу его ручонки на свои мячики. И он их тут же начинает активно изучать на ощупь. Поток комплиментов ширится, но становится всё более бессвязным и прерывается одышкой. И огурец его у меня во рту уже куда больше напоминает кабачок. Нет, баклажан.

Господи, ну и ассоциации же! Но глядя на это моё чудо, невольно думаешь об огородике, вишнёвом садике, грядках, укропе, цибуле, сале и прочих прелестях здоровой крестьянской жизни…

Так, по-моему пора! Ложись, любимый! Укладываю вновь остекленевшего от тихого семейного счастья уроженца Малороссии, насаживаюсь на его кукурузину, не забыв, конечно, о том, что и с кукурузиной секс должен быть защищённым, и начинаю призовое дерби. Вперёд, вперёд, Лотта, попрыгай на этой лошадке.

Так, опять руки по швам, опять бездельничаем. На, потрогай! Да что там потрогай, полапай! Ого, как мы можем, оказывается. Видно, во младости шалуном был! Клиент начинает весьма целенаправленно исследовать мои просторы. Давай, давай!

А о, исследуя, вновь восхищается

— И яка ж гарна баба, чи, звиняюсь, фройлян! И усе при мисте! И ладна, и сисяста, и жопа хіть куда! Ото б тебе туда навернуть! А як сосёт! А як пидмахивае…

Как мило. И как лестно! А то мы там о жопе? Кажется, клиент хочет анал за свои деньги? Не перечимо!

Принимаю колено локтевую позицию и всем своим видом демонстрирую, насколько не перечимо. Мой подлежащий, видимо, смирился с тем, что попросив водички в Амстердаме, попал в сказку и явно на автопилоте начинает пытаться овладеть мно анально. Э-э-э-э-э! А вот тут у нас опыта нет, поможем! Смазываю свою дырочку, от чего мой салопоклонник приходит в тихое умиление, лично вставляю его краковскую колбасу куда надо и начинаю подмахивать. Ну, что, бычок мой Мариупольский, понял? Явно понял, вон как заработал. Прямо, профессионал! Давай, давай! Ещё! Вот так!

Он же не лепечет мне свои комплименты, рычит! Вот сейчас, сейчас, давай!

— Ой, Оксаночка, я щас кончу!

Та якась я тоби Оксаночка, сучий потрох, я есть фройлян Лотта, и при мне ни о каких чуждых нам Оксаночках мыслей быть не может!

За Оксаночку член из попы долой, я его и ротиком доведу до нужной кондиции. Вот так!

— Ja! Das ist Fantastich! – Вот это другое дело. И немецким мы уже владеем. Что, дяденька, порнуху немецкую смотрел, знаешь, что положено иностранке в любовном экстазе орать?

Последние штрихи (или лизки). Есть! Он кончает мне прямо в ротик, а потом, не удержавшись, на личико, грудь!

— О-о-о-ох! О-о-о-ох! Danke, диточка! Ой, звиняй, я тоби выпачкал, зараз оботру

А вот это, как раз, не надо, Лотте и так хорошо. Облизываюсь, лучезарно улыбаюсь и выдаю ответное наше danke. Помогаю удовлетворенному соотечественнику Гоголя, Шевченко и Ющенко одеться и собираюсь проводить. Но тут он приходит в себя и начинает на своём потрясающем эсперанто объяснять, что он заблудился и ему надо добраться до гостиницы.

Мама дорогая! Откуда ж я знаю, если меня всё время тут в закрытых фургонах катали. Что ж делать то с этим козликом? Он что-то суёт мне в ладонь, а это визитка отеля. Тогда уже проще.

— Мошет пыть фысфать фам такси? – это я опять изображаю импортную женщину.

— Ой, дякуйте!

Для этого в номере есть телефон. Звоню в наш офис, и через пять минут за клиентом уже приезжают. До свидания, милый!

Привожу себя в порядок и снова на вахту.

А потом был пьяный лоцман, а за ним – непьющий лоцман, а за ними – грусный Кацман…

Это я, конечно, ёрничаю Просто, за оставшийся кусочек смены я обслужила ещё троих самым простым и банальным образом. Скучно, деловито, неинтересно. И потянулись трудовые будни в Амстердаме…

Но лучше я о них пока завершу (если интересно – пишите, мне не жалко, поделюсь воспоминаниями). А пока мне хочется вспомнить, что было в моей любимой Испании. Но это уже в «Попала… №11». До свидания, милый читатель.

(продолжение следует)