Побег. 1/2

Thе еsсаре от ukrеsеаrсhеr

*********************************

Побег планировался несколько месяцев и только ждал подходящего стечения обстоятельств, чтобы привести его в действие. Я приближался к середине срока и не горел желанием бежать, убедив себя, что оставшиеся годы пройдут быстрее, чем первые. Проблема в том, что я вовлечен, хочу я этого или нет, поэтому, чтобы не быть связанным с неудачной попыткой, я разработал план, дающий наилучшие шансы на успех.

В камере нас трое, и все – убийцы. Альдо – сорок лет, рост более чем метр девяносто три и вес как минимум в два раза больше моего. Он убивал четыре раза. Первый раз много лет назад, когда ему было всего двадцать. Работая докером, он забил до смерти другого человека, но когда медицинское свидетельство на суде показало, что у жертвы был необычайно тонкий череп, обвинение было снижено до непредумышленного убийства, и он отсидел всего два года. Но этого оказалось достаточно, чтобы он начал вести преступную жизнь, в основном в качестве отъявленного хулигана.

По какой-то причине, вооружившись помповым ружьем, он решил в одиночку ограбить банк, и какое-то время ограбление шло на удивление удачно. Напав на банк сразу после девяти часов, он обнаружил внутри только двух клиентов, которых заставил лечь на пол. Затем он заставил всех кассиров подняться и переложить содержимое своих ящиков в черный мусорный мешок, который прихватил с собой. Показателем его начальной удачи стал тот факт, что во время ограбления в банк вошли три новых клиента, но вместо того чтобы выбежать на улицу и поднять тревогу, они без приказа просто легли на пол вместе с остальными.

В этот момент можно было получить хороший куш за очень небольшие усилия, но в дело вступили жадность и глупость. Не понимая, что что-то не так, из своего кабинета со связкой ключей вышел управляющий, и это вдохновило Альдо приказать ему открыть главный сейф. Пока подавленный чиновник спешил выполнить приказ, один из кассиров набрался храбрости и начал просовывать руку к тревожной кнопке. Заметив это, Альдо, вместо того чтобы просто повторить свою угрозу, выстрелил в него, но тревога все равно сработала, когда в кнопку попала случайная пуля.

Запаниковав от выстрела, менеджер повернулся и побежал, но был вознагражден выстрелом в спину с близкого расстояния. Не имея другого выхода, кроме бегства, Альдо выбежал на улицу, разбрасывая за собой банковские купюры, а затем, увидев, что полицейские окружили его машину, попытался перебежать через оживленную дорогу. Один из водителей, нажав на тормоза, остановил свой автомобиль менее чем в полуметре от него, но поплатился за эту быструю реакцию своей жизнью. Не думая о благодарности, Альдо подбежал к машине сбоку, выстрелил в окно, затем оттащил тело, а сам уехал. Все три смерти были исключительно бессмысленными, потому что беглеца задержали, прежде чем он успел проехать и десять миль. Он отбывал пожизненное заключение при минимальном сроке в двадцать пять лет.

Рик – тридцатилетний психопат, на его счету шесть женских трупов, и он – худший вид серийного секс-убийцы. При росте метр семьдесят восемь он – сантиметров на пять выше меня, но стройный и подтянутый. А также очень быстрый. Исключительно уродливый человек, он имел безошибочное сходство с грызуном и его повсеместно называли «крысиная морда», но всегда за его спиной. Видите ли, у него был нож, кропотливо изготовленный в мастерских из куска листового железа, тонкий, с острым концом, с обоюдоострым лезвием, отточенным до бритвенной остроты. У того была примитивная рукоятка из клейкой ленты и бечевки. Он носил его в ножнах из ленты телесного цвета, обмотанной вокруг ноги, а снаружи хитроумно прикрытых волосами на теле. Все было сделано настолько хорошо, что могло выдержать любой, кроме самого тщательного, обыск без опасения быть обнаруженным.

Он был осужден за два убийства, и было известно, что еще два убийства – его рук дело, но не хватило необходимых доказательств. Он хвастался, что убил еще двоих, фактически он хвастался всем, что совершил. В течение многих лет мне приходилось выслушивать унижения, которым он подвергал своих жертв, и многие ночи я лежал на койке с тошнотой в животе. Некоторые говорят, что преступность заложена в генах – если бы этот ген можно было определить, я думаю, что таких мужчин как он следовало топить при рождении.

Первую девушку он держал в плену в заброшенном доме в течение сорока восьми часов и спрятал ее тело под половицами, где она, вероятно, находится и до сих пор. Другое преступление, которое с ним не связали, произошло во Франции. Наткнувшись на парочку в переулке влюбленных, он увел девушку, угрожая ножом, оставив ее спутника связанным. Вернувшись позже, он рассказал парню, как хорошо она трахалась, а затем для пущей убедительности перерезал ему горло. Рик отбывал пожизненное заключение без возможности условно-досрочного освобождения.

Теперь обо мне. Да, я тоже убийца, но не горжусь этим, и, кроме тюремного заключения, я бы отдал все, чтобы этого не случилось. Сейчас мне тридцать пять, и когда это случилось, я работал в страховой компании. Семь лет я был женат на очень привлекательной женщине, и у нас была прекрасная четырехлетняя дочь, бывшая светом моей жизни. Первые три года нашего брака все было идеально, но после рождения Алисы все изменилось, хотя Джейн любила ее так же сильно, как и я.

Расследование привело меня к выводу, что моя жена начала страдать от редкого послеродового синдрома, ближайшим эквивалентом которого в светских терминах является «нимфомания». Короче говоря, она начала встречаться с другими мужчинами – многими. Вечер за вечером она валилась в постель рядом со мной, от нее исходил их запах, а из нее на наши простыни сочилась сперма.

Все началось так неожиданно, что я надеялся, что все закончится так же, поэтому не упрекал ее и даже старался быть предельно любящим. Постепенно ситуация изменилась, и я понял, что вместо случайных встреч она стала придерживаться в основном одного мужчины. Я понял, что тот стал приходить в дом, когда я был на работе, потому что Алиса стала называть его «дядя Ронни», а однажды она забралась ко мне на колени и невинно спросила:

– Почему мама всегда устает и ложится, когда приходит дядя Ронни? – Я провел расследование, выяснил, кто он и где живет, но кроме этого просто продолжал за ним наблюдать.

Однажды, вернувшись с работы, я обнаружил пустой дом и ожидавшую меня записку, которая гласила:

Дорогой Джед.

Я от тебя ухожу. Я полюбила другого мужчину и хочу построить с ним новую жизнь. Знаю, что в прошлом плохо относилась к тебе, но Ронни помог мне преодолеть проблемы, которые заставляли меня вести себя так. Я забираю Алису, чтобы жить с ним в Австралии.

Я взяла свою одежду и несколько вещей, но кроме этого мне ничего не нужно. Дом твой, и я не буду предъявлять к тебе никаких требований.

Прости. Джейн.

рS. Я пришлю тебе фото Алисы.

Меня задело слово «Австралия». Честно говоря, я уже почти расстался с Джейн и мог бы с облегчением увидеть, как она уезжает, но мысль о моей маленькой девочке на другом конце света вселяла в меня слепую панику. Сжимая в руке записку, я пошел к дому, где, как я знал, он жил, и начал колотиться в дверь. Я увидел, что из бокового окна выглядывает моя жена, но к двери никто не подошел. Тогда, поскольку дальнейший стук снова не принес реакции, я в ярости выбил дверь и вбежал внутрь.

Из кухни вышел мужчина крупнее меня и встал лицом ко мне с противоположной стороны комнаты, и я увидел у него в руке нож. Не обращая внимания на оружие, я зарычал:

– Где она? – и направился к нему.

– Она не хочет тебя видеть, – сказал он, но к тому времени я был уже близко к нему. Оглядываясь назад, я понимаю, что он был таким же мягким как я, и очень напуганным, но тогда я не смог этого увидеть. Он сделал движение ножом, но я схватил его за запястье, и мы начали бороться. Теоретически, он должен был быть сильнее, но вероятно, ярость дала мне преимущество, потому что мне удалось перехватить нож из его руки в свою. Обезоружив его, я намеревался отойти и продолжать настаивать на встрече с женой, но, потеряв средство защиты, тот запаниковал и бросился на меня. Нож вошел в его тело и по зверской удаче перерезал артерию.

Я вызвал скорую помощь и оставался с ним, пытаясь остановить кровотечение, но на суде это не имело большого значения. После всей этой крови и прочего на оружии остались только мои отпечатки, но самым ужасным фактом было то, что нож принадлежал мне. В качестве свадебного подарка нам подарили шесть особо острых кухонных ножей, и этот был одним из них. Он был одной из тех «вещей», что упоминала Джейн, но, преисполненная ненависти из-за того, что я убил мужчину, которого она теперь любит, моя жена поклялась в обратном.

Версия обвинения была проста: охваченный ревнивой яростью и вооруженный опасным ножом, я отправился в дом своего соперника с намерением совершить убийство. К несчастью для меня, присяжные не нашли причин для иного толкования фактов, и я был приговорен к пожизненному заключению с минимальным десятилетним сроком отбывания. В своей мудрости тюремные власти придерживаются политики совместного содержания убийц, поэтому более четырех лет я находился в заключении вместе с двумя вышеупомянутыми образцами человечества, иногда по двадцать три часа в сутки.

Чтобы побег удался, было необходимо, чтобы в нашей секции блока дежурил только один надзиратель. Поскольку правилами это особо запрещалось, выполнить это условие было практически невозможно. Такое случалось, но редко, всегда случайно и в ответ на какую-то мимолетную чрезвычайную ситуацию. Для нас это было бесполезно, потому что нам нужно было хотя бы небольшое указание заранее для подготовки, а до сих пор нас всегда заставали врасплох.

Случилось так, что в течение предыдущих двух недель тюрьму поразила эпидемия гриппа, от которой массово умирали заключенные, но вертухаи, как ни странно, не пострадали. Было неприятно видеть, как они расхаживают, не проявляя ни малейшего сочувствия к судьбе заключенных. Затем, как по волшебству, ситуация изменилась на противоположную, и практически за одну ночь штат сотрудников сократился до минимума. Не только обычные команды из двух человек были сокращены до одного человека по всей тюрьме, но и общее минимальное количество персонала давало остальным пунктам нашего плана больше шансов на успех, чем мы могли обоснованно ожидать. Единственная загвоздка заключалась в том, что на улице начался сумасшедший снегопад, но вряд ли у нас когда-нибудь еще будет такая возможность.

Я размазал украденный из кухни томатный кетчуп по рубашке и лег на пол со стонами. В это же время Рик начал стучать в дверь камеры и кричать во весь голос:

– Мужика убили.

Как и ожидалось, подбежал вертухай, посмотрел в глазок, а затем, спровоцированный моим явно отчаянным состоянием, отпер дверь и вошел. В этот момент Рик показал ему нож, что дало Альдо время переместиться со своей позиции за дверью и схватить вертухая с тыла. По плану он должен был просто подчинить охранника, чтобы мы могли его связать, но я все время сомневался, что Альдо намерен оставлять его в живых. Каковы бы ни были намерения здоровяка, вопрос решил Рикки, воткнув нож в живот охранника. Это было чистой глупостью, потому что по плану я должен был надеть форму охранника, как необходимый элемент для того, чтобы вытащить нас.

Пока они раздевали тело, я разделся, а затем надел снятую форму, испытав чувство отвращения, когда мои пальцы коснулись красного пятна на лицевой стороне, которое точно не было кетчупом. Кровати уже были разобраны, так что теперь двое моих соотечественников взяли одеяла и подушки и пошли впереди меня по коридору. Я шел следом в низко надвинутой шляпе, сам неся подушку, чтобы скрыть окровавленный китель, и шумно звеня ключами. Я надеялся создать впечатление, что просто веду их в другую камеру, и так оно и вышло, потому что, преодолев несколько коридоров, мы беспрепятственно добрались до тюремного гаража. Последняя часть сама по себе была проста. Когда я в форме вел машину, а двое других лежали под одеялами в задней части тюремного фургона, один звук клаксона открыл нам ворота и дал свободу.

***

В течение нескольких месяцев мы бесконечно обсуждали, сколько бензина будет во взятом нами автомобиле и, соответственно, сколько миль мы сможем проехать, прежде чем тот закончится. В итоге все оказалось неважным, потому что мы безвозвратно застряли в снежном заносе, не проехав и трех миль. Когда тюрьма осталась позади, впереди был город, а справа – только побережье, мы выбрали единственный доступный маршрут и отправились пешком в горы.

Я был подготовлен к непогоде лучше, так как форма – намного лучше, чем их карцерное х/б. Я также был рад, что взял на себя труд забрать ботинки покойника, потому что, хотя они и были великоваты, но были гораздо прочнее, чем тюремная обувь. Все трое мы были закутаны в пару одеял, каждое из которых было накинуто на голову, так что издалека мы, должно быть, выглядели как трио монахов. Видимость была нулевая, поэтому мы ничего не могли сделать, кроме как опустить голову и упорно идти вперед.

Я предусмотрительно сделал себе грубый компас из магнита, и это позволило нам двигаться по более-менее прямой линии, а не по кругу. Именно в этом походе жизненно важными оказались объем и сила Альдо, так как он шел впереди, и нам было гораздо легче идти по его стопам. В течение первых часов, хотя снег налипал на нас, и его приходилось периодически стряхивать, он не сильно проникал в нашу одежду, но все изменилось, когда погода сменилась сначала на снег, а затем на дождь. Очень быстро мы все промокли до нитки.

Большую часть времени мы шли по колено в снегу, но на открытых участках было лучше. Беда в том, что эти участки всегда заканчивались глубокими сугробами, через которые приходилось продираться. Постепенно мы поднимались все выше, но не специально, а следуя линии наименьшего сопротивления. Мы подошли к длинному склону и уже почти закончили его преодолевать, когда какое-то шестое чувство предупредило меня, что что-то не так. Взглянув вверх по склону, я увидел небольшое дерево, которое, очевидно, двигалось в мою сторону, и я крикнул:

– Ради Христа, бегите!

Мы преодолели несколько метров до защитной купы крепких старых сосен, затем повернулись, чтобы увидеть, как сто метров склона, который мы только что пересекли, сползают и исчезают с грохотом в овраге внизу.

– Фух, повезло, – сказал Альдо и повернулся, чтобы идти дальше.

– Подожди, – сказал я. – Это было удачнее, чем ты думаешь. Любой, кто нас выслеживает, должен подумать, что нас снесло в овраг. Если на этой стороне не найдут никаких следов, это будет выглядеть достоверно, и нас могут перестать искать.

– Как, блядь, мы сможем идти по снегу, не оставляя следов, пизда? – усмехнулся Рик.

– Посмотри на землю под деревьями, – указал я. – Идя зигзагами, мы можем пройти довольно большой путь, не ступая по снегу. Потом поищем ручей, неважно, вверх или вниз, главное, чтобы мы ступали по камню, не оставляя следов. Там, где нам придется пересекать снег, мы постараемся как-то скрыть следы. Если удастся сделать это хотя бы милю или две, я думаю, мы сможем оказаться дома.

– Он прав, – присоединился Альдо. – Разве я не говорил тебе, что он умный. Вы двое возьмите по одной из этих сломанных веток и тащите их за собой по мере продвижения.

Так мы продвигались гораздо медленнее, но оно сработало, потому что, оглядываясь назад, я не мог с легкостью увидеть, где мы были, и полагал, что продолжающийся дождь может стереть оставшиеся следы.

После двенадцати часов непрерывной работы, последние три из которых прошли в полной темноте, запасы у меня были очень близки к концу. Заметив впереди нависающий берег, я сказал:

– Нам нужно остановиться на отдых, иначе я упаду. Вон тот берег должен дать нам немного укрытия от дождя.

– Дерьмовый слабак, – пробормотал Рик, но все же начал двигаться к берегу. Альдо действовал более неохотно, но за последние полчаса тоже начал замедляться. Мы откопали наши консервные банки и достали сигареты, и это само по себе подняло боевой дух. Примерно через тридцать минут я почувствовал, что к моим ногам возвращается энергия, но, с другой стороны, меня грыз холод, и я чувствовал, что окоченел.

Вдруг Альдо встал и сказал:

– Если пойдем дальше и не найдем хижину или настоящее убежище, мы умрем, а если останемся здесь, тоже умрем. Предлагаю идти дальше.

Против этого не было никаких аргументов, поэтому мы с Риком поднялись на ноги, но едва успели это сделать, как Здоровяк выругался и сказал:

– Там свет. Ублюдки нашли нас.

Он непроизвольно пригнулся, и я спросил:

– Что за свет? Он приближается к нам?

– Что-то вроде оранжевого, немного выше по склону. Кажется, он не движется.

Я подошел к тому месту, где он стоял, но из-за его роста не мог видеть над берегом.

– Посмотри еще раз, что он делает сейчас, – предложил я.

– Все точно так же, даже не колышется, и я не вижу никаких фигур рядом.

После некоторого обсуждения и перемещения на позицию, с которой мы все могли видеть свет, мы решили, что это должно быть освещенное окно маленькой хижины.

– Нам это на хрен не нужно, – высказал свое мнение Рик. – Единственные люди в хижине в это время года наверняка будут охотниками, а у этих ублюдков у всех есть ружья. Я голосую за то, чтобы мы обошли ее стороной.

– Как насчет того, чтобы показаться на пороге просто в форме, – предложил я. – Если там будет полно грубых парней, я придумаю какое-нибудь оправдание и уйду. В противном случае мы просто будем действовать по ситуации.

– Вот почему я доверяю мышлению Джеда больше, чем твоим мозгам, – сказал Альдо, соглашаясь с планом.

Я встал перед дверью, а двое других прижались к стене по обе стороны. Я постучал, и через мгновение дверь открылась настолько, насколько позволяла цепочка, и оттуда выглянуло изумленное лицо молодой женщины.

– Тюремная служба, – сказал я, протягивая удостоверение, которое нашел в кармане формы. Фотография на нем ничуть не походила на мою, но и настоящий владелец не был бы узнаваем после двенадцати часов под дождем и снегом. – Сбежали заключенные, и я предупреждаю людей в этом районе, – объяснил я.

– Бедняга, – сказала она. – Ты промок до нитки. Войди и обсохни; я приготовлю тебе попить что-нибудь теплое. Говоря это, женщина на мгновение закрыла дверь, отстегнула цепочку, затем широко распахнула ее. Как только она это сделала, мы все трое ввалились внутрь.

Симпатичная женщина в шоке отшатнулась назад, и на мгновение все замерли, пока мы оглядывали внутреннюю обстановку хижины, а она пыталась понять, что случилось. Но в следующее мгновение откуда-то сбоку показалась мужская фигура. Взмахнув рукой, Альдо отмахнулся от мужчины, почти как от мухи, отчего муж женщины пошатнулся и ударился головой о стену. Он неловко упал, и мы все услышали, как его нога со звоном сломалась.

Жена посмотрела на своего упавшего супруга, затем повернулась и с криком: «Люси» побежала к маленькому ребенку, которого я раньше не заметил, и прижала к себе свою дочь. Девочке было около четырех лет, и она очень сильно напоминала мне Алису. Она посмотрела на меня большими круглыми глазами, и в этот момент я опять стал человеком, а не просто сбежавшим зэком. Двое моих товарищей по побегу сбросили свои промокшие одеяла и топтались вокруг, отряхиваясь, как собаки.

– Леди, мы должны что-то сделать с ногой вашего мужа, – мягко сказал я. – Будет больно, так что, лучше попытаться, пока он еще без сознания. У вас есть что-нибудь, что можно использовать как шину, и какая-нибудь перевязка?

Она кивнула и метнулась в угол. Ребенок, оставшийся в одиночестве, продолжал смотреть на меня, и я попытался слабо улыбнуться, но это не вызвало никакой реакции.

Женщина вернулась с лыжными палками и бельевой веревкой.

– Если вы будете держать его за бедро, я вытяну ногу прямо. Я знаю, что делаю, – проинструктировал я.

Она выполнила приказ, но когда я схватился за поврежденную конечность, ее взгляд скользнул по окровавленной передней части моей униформы, а затем она посмотрела мне в глаза.

– Вы ведь не тюремный офицер? – спросила она.

– Простите, – сказал я, – я такой же, как и они.

На ее лице не было паники, но по ясным серым глазам я понял, что она полностью осознает ситуацию, в которой оказалась. Мы выпрямили конечность и обвязали веревку вокруг, используя палки, чтобы удерживать ее прямо. Оставался еще какой-то конец, и я попросил Рика отрезать его. Он так и сделал, но сохранил отрезанную часть и опустился на колени. На мгновение мне показалось, что он хочет помочь, но вместо этого он грубо перевернул потерявшего сознание мужчину и жестоко связал ему руки сзади.

Альдо сообщил, что нашел какую-то морду, и человек с ножом быстро присоединился к нему. В тот момент, когда мы остались одни, женщина срочно сказала:

– Пожалуйста, не дайте им обидеть Люси.

– Ей столько же лет, сколько было моей девочке, когда я видел ее в последний раз, – сказал я. – Если они попытаются ее тронуть, им придется сначала убить меня.

Она криво улыбнулась мне, показывая некоторую степень доверия, затем встала и решительно направилась к двум другим.

– Джентльмены, – сказала она громким ясным голосом, – я – Лиз, а мою дочь зовут Люси. Если вы не станете пугать мою девочку, я постараюсь сделать так, чтобы вам всем было немного удобнее. Первым делом нужно найти сухую одежду, которую вы сможете надеть, а затем, я думаю, нужно приготовить теплую еду.

Предприняв таким образом смелую попытку взять ситуацию под контроль, она бодро исчезла через дверь, ведущую в заднюю часть хижины.

Рик сделал движение, чтобы последовать за ней, но Альдо жестом велел ему оставаться на месте. Она вернулась через две или три минуты, неся три пары брюк и пакет с разными рубашками. Поверх свертка в ее руках лежали три полотенца. Нам вручили по паре брюк и полотенцу, а рубашки оставили в куче, чтобы мы выбрали сами. Затем, пока мы занимались ее предложениями, Лиз подвела свою дочь к столу, положила перед ней несколько книг и фломастеры и тихо сказала:

– Будь хорошей девочкой и раскрась что-нибудь, дорогая, пока я приготовлю этим милым мужчинам что-нибудь поесть.

Усадив ребенка, она отправилась обратно, пересекая хижину, но ее перехватил Альдо, держащий в руках брюки, которые ему дали.

– Не подходят, – сказал он ей, – я не смог бы втиснуть в них даже одну ногу.

Лиз кивнула на очевидную истину и сказала:

– Боюсь, это все, что у нас есть. Я принесу одеяло, вам придется довольствоваться им.

Вернувшись с обещанным одеялом, она бросила его ему, затем открыла шкаф и начала доставать консервные банки.

– Сначала я приготовлю суп, чтобы согреть вас, а потом будут мясные консервы и прочее, надеюсь, все будет в порядке, – проинформировала она нас троих.

Мы разделись, насухо вытерлись полотенцем, затем Рик и я надели выданную нам одежду, а Альдо просто накинул на плечи одеяло. Он стоял без всякого стыда, демонстрируя свою грудь, покрытую матовыми рыжими волосами, бедра словно стволы деревьев и длинный пенис, непристойно болтающийся между ними.

Почувствовав себя расслабленным впервые за несколько часов, я воспользовался возможностью изучить женщину. Двое других делали то же самое. Ей было около двадцати восьми лет, и она была необычайно привлекательна, с волнистыми светлыми волосами длиной до плеч. Довольно старомодное платье, в которое она была одета, не могло скрыть того факта, что у нее чертовски хорошие сиськи, а короткая юбка открывала приличные ноги.

Работая со спокойной эффективностью, она открыла три консервные банки и высыпала содержимое в кастрюлю, затем, поставив ее на горячую плиту, добавила другие ингредиенты и начала помешивать. Менее чем через десять минут она перелила содержимое в три тарелки и позвала:

– Иди и ешьте.

Мы все взяли по тарелке и автоматически повернулись к столу, но, увидев, что маленькая девочка все еще занята раскрашиванием, единогласно уселись на диван и единственное кресло, чтобы есть с колен. К тому времени, как мы наелись супа, Лиз поставила перед нами журнальный столик, на котором лежали солонина, ветчина, сыр, соленые огурцы, домашний хлеб и тарелка с маслом.

Несмотря на суп, я понял, что все еще голоден, и в течение следующих нескольких минут был занята едой, но увидел, что она подошла к мужу, усадила его, подложила под него подушку и наложила на его голову какое-то лекарство.

Устроив раненого супруга как можно удобнее, Лиз не стала задерживаться рядом с ним и к тому времени, когда еда была съедена, поставила на стол пять кружек кофе. На этот раз она раздала кружки, затем достала сигарету из пачки, которую Альдо присвоил себе, прикурила ее и отнесла одну из кружек к мужу, где присела рядом с ним.

В течение следующих нескольких минут она кормила его попеременно глотками кофе и затяжками сигареты. Я не видел, чтобы он говорил, и не слышал ничего из того, что говорила ему она. Не только мой взгляд был прикован к ней.

Внезапно она встала и сделала глубокий вдох. Под прицелом тех пар глаз, она быстрым шагом достала и зажгла еще одну сигарету, взяла свою кружку с кофе, затем повернулась и смело прислонилась к раковине. В течение нескольких минут не было произнесено ни слова, но в атмосфере царило новое напряжение.

Я обнаружил, что не могу смотреть на Лиз, потому что ее смелость пристыдила меня. Противоречивые эмоции заставили меня встать и подойти к окну, где я отдернул занавеску и всмотрелся в темноту. Я знал, что будет дальше, и не был уверен, смогу ли с этим справиться.

– Эй, Джед, леди покажет нам остальную часть дома. Не хочешь присоединиться к вечеринке? – воскликнул Альдо.

Я оглянулся и увидел, что он стоит возле двери в заднюю часть дома, держа руку женщины в своей большой руке. Рикки стоял чуть правее от них с похотливой ухмылкой на крысиной морде.

– Позже, – сказал я, кивая в сторону мужа. – Кто-то должен присматривать за ним.

– Я могу пустить его в расход прямо сейчас, а ему уже не понадобится присмотр, – предложил Рики, делая шаг вперед.

– Есть еще ребенок, – указала я.

– Тогда и ее тоже, – сказал мой бывший сокамерник, жестом показывая, что ему все равно.

– Не очень хорошая идея. Если мы по-настоящему хотим дружелюбия, это не поможет, – заметил я, делая особое ударение на слове «дружелюбие».

– Он прав, оставь это, – решил Альдо и начал отступать через дверь назад, увлекая за собой женщину.

В этот момент, возможно, уловив атмосферу угрозы, маленькая девочка запаниковала и бросилась, вцепившись в ногу матери с криком:

– Мамочка, не бросай меня.

Увидев, что рука Рики движется к карману, я позвал:

– Малышка, ты когда-нибудь видела бумажных кукол?

Ребенок остановился и, частично отпустив хватку на юбке матери, повернулся, чтобы подозрительно посмотреть на меня.

Вспомнив имя, которое упомянула мать, я улыбнулся и сказал самым дружелюбным голосом:

– У меня есть маленькая девочка, такая же, как ты, Люси, и если подойдешь сюда, я покажу тебе кукол, которых делал для нее.

Люси нерешительно двинулась ко мне, и по ее лицу я понял, что она заинтригована. Я всегда легко находил общий язык с детьми, и сейчас это принесло свои плоды. Я поднял один из разбросанных листов бумаги и начал аккуратно складывать его на колене, жестом пригласив ее подойти и сесть на диван рядом со мной. Сидя таким образом, она не увидела, что ее мать и двое мужчин вышли из комнаты.

Сложив бумагу, я спросил, не знает ли она, где здесь ножницы, на что она радостно побежала к столику в углу. Когда она вернулась, я был разочарован, увидев в ее руке закругленные тупые детские ножницы. Хотя и пригодные для выполнения поставленной задачи, они не были тем потенциальным оружием, на которое я рассчитывал.

Развернув в руках ряд фигурок, я передал их ей и предложил их раскрасить.

– Сделай каждое платье другого цвета и не забудь нарисовать им всем глаза и рот, – проинструктировал я, когда она в нетерпении побежала к своим фломастерам на столе. Переключив внимание на парня на полу, я увидел, что с жестко зафиксированной ногой и крепко связанными сзади руками, он лежит очень неудобно и поэтому испытывает ненужные страдания. Слегка перекатит его, чтобы дать мне доступ, я с трудом смог развязать узел на шнуре, связывающем его запястья.

Он с болью перевел руки вперед и начал массировать запястья, восстанавливая кровообращение.

– Большое спасибо, – сказал он.

– Не за что меня благодарить, – сказал я ему грубо, – я снова тебя свяжу – но так, чтобы твои руки были впереди.

– Все равно спасибо тебе – за это и за Люси.

Он смотрел прямо мне в глаза, и я видел, что напряжение на его лице вызвано не только болью в ноге и голове.

Я вернул его руки в исходное положение, более свободное, но все еще надежное. По выражению его лица я понял, что он выбрал меня на роль «хорошего парня», надеясь на спасение, которое подразумевалось, поэтому следующим моим действием было быстро его разочаровать. Взявшись за горловину его рубашки, я грубо притянул его к себе, а затем, поместив свое лицо всего в нескольких сантиметрах от его лица, резко сказал:

– Ни о чем не думай. Не двигайся, не говори, даже не смотри на них, когда они вернутся. Эти двое – настоящие ублюдки, они не задумываясь прикончат тебя, и если это случится, не жди от меня помощи, потому что я забочусь о себе. До этого все равно может дойти, но твоя единственная надежда – сделаться невидимкой.

Он лишь кивнул, но, полагая, что мое сообщение до него дошло, я сказал более мягким голосом:

– Я делаю себе кофе, хочешь?

Получив положительный ответ, я подошел к кофеварке, проверил, есть ли в отсеке вода, поставил ее на плиту и начал проверять шкафы. В первом стояла бутылка сквоша, что побудило меня налить немного в стакан, чтобы дать девочке, прежде чем продолжить. В следующем шкафу я нашел то, что искал, а именно медицинскую коробку с бутылкой парацетамола. Рядом лежала заначка в виде сотни сигарет. Я сунул одну пачку в карман, а затем положил четыре таблетки в одну из найденных кружек. Налив в обе кружки кофе, я добавил много сахара, не спросив, любит ли он сладкое, затем добавил горячей воды, тщательно размешав.

Неуклюже, но с благодарностью он принял предложенную кружку, сделал глоток и откинулся назад, глубоко дыша, прислонившись головой к стене и закрыв глаза. Я сел, поставил кружку у ног, достал сигареты и вынул две. Прикурив обе, я наклонился вперед, держа одну в пределах его досягаемости.

– Кури, – сказал я.

Он открыл глаза.

– Боб, меня зовут Боб. Спасибо.

Мы сидели в тишине, куря и прихлебывая из кружек. Казалось, он изучал мое лицо, но каждые несколько секунд его взгляд переходил на дверь, ведущую в подсобку. Я докурил сигарету первым и ногой пододвинула к нему пепельницу. По тому, как он пошевелился, чтобы затушить окурок, я подумал, что обезболивающее подействовало. Воцарилась тишина, но он, похоже, перестал обращать на меня внимание, так как его взгляд теперь был прикован к двери, через которую исчезла его жена.

– Они надолго, – сказал он, и я понял, что он снова смотрит на меня с каким-то вопросом в глазах, но я просто пожал плечами и ничего не сказал.

– Как думаешь, что они делают?

У меня не было времени на самоуничижение.

– Ты прекрасно знаешь, что они делают, – сказал я ему.

Он обдумывал это с минуту, а затем с ноткой надежды в голосе начал:

– Возможно...

Я не хотел этого разговора, поэтому жестоко прервал его:

– Никаких «возможно», у них не было женщины в течение пяти лет, так что, воспользуйся своим гребаным воображением.

Он заметно поморщился от моих слов, а затем, стиснув зубы, попытался примириться с реальностью, но, несмотря на эти попытки контролировать себя, по его щекам потекли слезы, а тело затряслось в беззвучных рыданиях. Больше сказать мне было нечего, и я оставил его бороться с собственной душевной болью. Когда прошел первый прилив горя, пытаясь оправдать свою слабость, он объяснил:

– Анна была девственницей, когда я женился на ней, и я уверен, что с тех пор она хранит верность – так что, до сих пор у нее не было другого мужчины.

Я бы больше зауважал его, если бы он держал эту информацию при себе.

– Ну и что, – фыркнул я. – Хороший трах еще никому не вредил. Ты все еще жив, и если твоя жена сможет услаждать их своей пиздой, то ты сможешь остаться таким же.

Эта небольшая речь сделала свое дело. Боб глубоко вздохнул и сказал:

– Ты прав. Прости.

Теперь я мог успокоиться.

– Это понятно, – мягко сказал я. – Главное, когда вернутся эти двое, не бросать на них обиженных взглядов. Притворись, что ничего не понимаешь, веди себя глупо – на самом деле лучше всего вести себя так, будто от удара головой у тебя помутился рассудок. Просто позволь всему вылиться на тебя.

Прошел еще час, прежде чем вернулись мои тюремные товарищи, смеясь, и за это время мы с Бобом не обменялись ни единым словом, хотя я дал ему еще одну сигарету.

– Там сзади горячий кусок хвоста умоляет о встрече с тобой. Лучше поторопиться, пока она не остыла, – сказал мне, подмигнув, Альдо.

Я встал и пошел к двери, через которую он появился.

– Во втором шкафу есть сигареты, большая пачка, – доложил я, проходя мимо. – Кстати, я перевязал мужу руки – этот придурок никуда не денется, даже если его развязать.

Я молча вошел в спальню и стоял, глядя вниз. Лиз лежала на кровати с закрытыми глазами и раздвинутыми ногами, как ее и оставили. Матовые от пота волосы прилипли прядями к ее лицу, по груди была размазана сперма и еще больше ее образовало лужу на простыне между ног. Ее груди были полными, но казались припухшими, и я увидел два следа от укусов. Я заметил, что у нее большие темные ореолы, но соски в настоящее время не были эрегированы. Она была истинной блондинкой, и волосы на ее лоне, казалось, скорее очерчивали, чем скрывали ее бугорок. Даже в таком запущенном состоянии она была самой желанной женщиной, которую я когда-либо видел.

Мой член был твердым и нестерпимо болел. Я молча стоял, борясь с самим собой. Я так сильно хотел ее, но не был насильником. Конечно, за время пребывания в тюрьме я участвовал во многих изнасилованиях, но это было совсем другое. Много раз, вместе с другими, я связывал руки мужчинам сзади, в то время твердый член проникал в их горло. В других случаях я сидел на спине заключенного, помогая удерживать его, в то время как несколько других заключенных по очереди засовывали свои члены ему в задницу. Все что я могу сказать в свое оправдание, это то, что я никогда не требовал за свои труды вознаграждения.

Чтобы понять это, нужно понять, каково это – быть в тюрьме. Когда мужчины годами сидят в тюрьме, не имея доступа к женщинам, их сексуальные желания не исчезают словно по волшебству. Чтобы удовлетворить свои потребности, необходимо, чтобы в роли женщин выступали другие мужчины, но тюремные власти по какой-то странной причине намеренно изолируют мужчин, которые охотно выполняли бы эту роль. Единственный выход для изголодавшихся по сексу – заставить или принудить одних мужчин, вопреки их природе, удовлетворять потребности других. Таких мужчин называют «фуфлыжниками». В тюрьме есть только два типа: мужчины и фуфлыжники – мужчины трахают сами, а фуфлфжников трахают другие. Некоторые состоявшиеся «мужчины» в редких случаях могут быть опущены, но фуфлыжник никогда не сможет вернуться в ряды мужчин.

Главной мишенью становятся как правило молодые, слабые и изолированные. Когда я впервые попал в тюремную систему, то подходил по двум из этих критериев, но, к счастью, у убийц есть определенный престиж, и это дало мне передышку. Я быстро понял, что к чему, поэтому, когда семнадцатилетнего подростка временно поместили в блок из-за переполненности колонии для несовершеннолетних, я был среди сдерживающих рук во время вечеринки с одеялами, чтобы инициировать его.

Думаю, что именно мое участившееся дыхание заставило Лиз осознать мое присутствие. Она устало открыла глаза, но потом в них вспыхнула искра, когда она увидела, что это я. Сдвинув ноги, она приподнялась на одном локте и слабо улыбнулась мне.

– Спасибо, что починил ногу Боба и отвлек Люси – не знаю, как я смогу отблагодарить тебя.

– Это пустяки – главное, как ты?

– Я думаю, что многие женщины прошли и через худшее, – сказала она, а затем с определенным блеском в глазах добавила:

– Могу себе представить, что некоторые делают это добровольно.

– Но не таким образом, – сказал я, давая понять, что расстроен.

Она мудро сменила тему.

– Как там Боб?

Я рассказал о том, что сделал, чтобы ему было комфортнее, но она покачала головой и сказала:

– Я имею в виду – как он к этому относится?

Тщательно подбирая слова, я сказал:

– Он понимает ситуацию и смирился с ней.

Она кивнула и спросила:

– А Люси?

– Я дала ей попить и печенье и оставил раскрашивать. Ее голова немного поникла, так что, она, возможно, уже уснула.

Мои ответы помогли ей успокоиться, и она заметно расслабилась, но когда я расстегнул брюки, чтобы выпустить между нами свой набрякший член, она в шоке отпрянула. Я думаю, что она мысленно отделила меня от моих спутников и не ожидала, что я стану предъявлять требования к ее телу. В моей голове совесть боролась с потребностями.

– У меня так давно никого не было, – пробормотал я, и даже сам смог услышать мольбу в своем голосе.

Лиз кивнула, улыбнулась мне в знак разрешения и раздвинула ноги, чтобы позволить мне войти. Вместо этого я лег рядом с ней и начал целовать одну грудь, нежно поглаживая другую. Пару минут она подчинялась, но затем сказала с оттенком паники в голосе:

– Если собираешься трахнуть меня, то трахни, но, пожалуйста, не начинай заниматься любовью, потому что я не думаю, что смогу это выдержать.

Я на секунду застыл, а затем отстранился.

– Не могу, – сказала я. – Только не так, как они.

Лиз протянула руку и взяла меня за руку.

– Если хочешь, я тебе отсосу. И сделаю это для тебя по-настоящему хорошо, обещаю.

Я стоял с закрытыми глазами и ждал, чувствуя, что она расположилась передо мной. Я почувствовал, как ее рука взялась за ствол, а затем ее влажный язык лизнул шейку моего члена. Я почувствовал, как вхожу в теплую влагу ее рта и просто продолжаю двигаться. Только когда ее нос коснулся моего тела, я понял, что она приняла меня глубоко в горло. Очень медленно она начала двигать головой вперед-назад. Прошло совсем немного времени, прежде чем ее руки обхватили меня, крепко удерживая, и мышцы ее горла доили мой ствол, а я излил пять лет разочарования в глубину ее глотки.

Лиз откинулась на спину, вытерла рот и, глядя на меня с любовью, сказала:

– Спасибо, что не изнасиловал меня.

Минуту или две я стоял, дрожа с головы до ног, затем натянул брюки и достал из кармана пачку сигарет. К тому времени, когда мы оба закурили, я уже успокоился, но на меня уже действовал маленький росток ревности.

– А другим двум ты тоже отсосала? – вынужден был спросить я.

Лиз кивнула.

– Но не так, – сказала она.

– Боб сказал, что ты была девственницей, когда он встретил тебя?

– Да, я так ему и сказала, – улыбнулась она.

Я ничего не сказал, но приподнял одну бровь, недоуменно глядя на ее менее чем полное подтверждение.

– Это было не совсем правдой... в каком-то смысле это было вообще неправдой, – призналась она. – Мои родители были католиками и не разрешали мне принимать таблетки или пользоваться противозачаточными средствами. Я очень боялась забеременеть, поэтому в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет я сосала много членов. Затем в течение двух лет до встречи с Бобом я трахалась с несколькими парнями, по несколько раз с каждым. Их было не очень много, но достаточно, чтобы я узнала, каким может быть секс. Я сказала Бобу, что многие девушки в наше время теряют девственную плеву, занимаясь легкой атлетикой в школе, а у него самого не было достаточного опыта, чтобы понять разницу. Не думаю, что это была настоящая ложь, потому что это было то, во что он хотел верить.

– Он также сказал, что с тех пор ты была ему верна.

– До сегодняшнего дня меня не трахал другой мужчина, но однажды я была очень близка к этому. Однажды в дверь постучал парень, продавец щеток, когда Боб был на работе, и сказал мне, что учится в колледже. Он был хорош собой и дерзок, с рельефной мускулатурой, в футболке и узких джинсах. У него было много свободного времени, и он уговорил меня пригласить его на чашечку чая. Было много рискованных разговоров, и я стала целоваться с ним и позволять ему сжимать мои сиськи. Мне так хотелось этого, но я знала, что не смогу через это пройти. Проблема в том, что он знал, насколько я сексуальна, и дошел до той стадии, когда уже не мог спокойно ответить «нет».

Ее голос прервался, и я увидел, что ее мысли все еще заняты воспоминаниями.

– И что случилось?

– О, я сделала с ним то же, что и с тобой. Это было единственным выходом, но после этого меня несколько месяцев мучила совесть. Я старалась быть особенно милой с Бобом, чтобы загладить свою вину.

Я присоединился к ее смеху, и было странно, что в тот момент шутка вызвала у нас обоих довольно легкое настроение. Я испортил его, спросив, почему она не позволила мне заняться с ней сексом. На некоторое время она задумалась, размышляя, стоит ли открыться, а потом сказала:

– Хорошо, я расскажу. Боб – самый замечательный мужчина на свете. Он нежный и добрый, и я люблю его всем сердцем. Проблема в том, что у него не очень большой член, и, как я уже говорила, он ничего не смыслит в сексе. У меня никогда не было с ним оргазма. Я использовала вагинальные игрушки, когда он спал, но не получала оргазм всем телом, как раньше. Я должна его жаждать – вот почему так далеко зашла с продавцом щеток.

Ее голос изменил тон, и она продолжила:

– Как только ворвались вы трое, я сразу поняла, что будет, и решила, что, что бы ни случилось с моим телом, пока я не испытаю оргазм, я не предам Боба. Потом с Альдо я почувствовала, что вот-вот, и если бы он не был таким грубым, это бы случилось. Мне удалось сдержаться, но только сейчас я поняла, что с тобой я уступлю.

Я кивнул с притворным пониманием, но в глубине души сокрушался о том, что снова из-за тонких чувств я получил меньше, чем мужчины, которые брали то, что хотят. Лиз соскользнула с кровати и встала.

– Мне нужно сходить в туалет и принять душ. Побудь немного рядом, потому что я не хочу, чтобы кто-то из этих двоих вернулся раньше, чем я буду готова.

Я с радостью подчинился и подождал, пока она примет душ, прежде чем зайти посмотреть. Вытираясь полотенцем, она сказала:

– Не знаю, что надеть. Они порвали мое платье – в этом не было необходимости, но мне показалось, что вначале им нужно было быть немного жестокими.

– Предлагаю надеть старую одежду, – выдал я. – Если будешь выглядеть менее привлекательно, тогда они смогут меньше тебя беспокоить.

Лиз на мгновение задумалась, затем покачала головой.

– Нет, думаю, ты ошибаешься. Если я буду выглядеть неважно, они используют меня и выбросят, но если заставлю их меня хотеть, все может обернуться иначе. Они сделали из меня шлюху, так что, я могу выглядеть как шлюха и вести себя как шлюха... думаю, это может стать единственным выходом из этой ситуации.

Хотя мне было больно соглашаться, ее логика была верна. Поэтому, когда немного позже я последовал за ней в главную комнату, Лиз была одета в джинсы, туфли на высоком каблуке и обтягивающий свитер. На ней было много косметики, а волосы она убрала с лица назад. На лицах обоих моих бывших сокамерников отразилось благодарное удивление.

Вопреки ожиданиям, более откровенный вид Лиз не вызвал очередного приступа сексуальной активности. Было уже поздно, все были измотаны дневными нагрузками, поэтому оставшаяся короткая часть вечера прошла спокойно. Настало время подумать о ночлеге, что было вызвано тем, что Лиз исчезла, чтобы вернуться и принести больше подушек, подушек и одеял, чтобы ее муж мог удобно устроиться на ночь. Она также оставила ему две большие пластиковые бутылки, одну наполненную водой, а другую пустую, чтобы он мог справить нужду, которая может возникнуть ночью. К этому времени девочка уже заснула и лежала, наклонившись вперед, положив свою маленькую головку на стол. Последняя задача Лиз заключалась в том, чтобы осторожно поднять спящего ребенка и отнести ее на кровать.

Я думаю, что сейчас подходящий момент для описания географии помещений. Напротив главной двери в задней стене большой гостиной была дверь, ведущая в коридор. По левую сторону находится спальня хозяев с большой прочной кроватью, за ней – комната поменьше с кроватью на деревянной раме размером примерно с двуспальную. С другой стороны коридора находится совмещенный санузел, а в комнате Люси стоит двухъярусная кровать. Очевидно, что девочка спит внизу. В конце коридора – еще одна дверь, открывающаяся в довольно большую кладовую с множеством полок.

Лиз едва успела вернуться на свое место, как встал Альдо и объявил:

– Я занимаю главную спальню, и женщина будет со мной, а вы двое можете разбираться сами.

Я ожидал, что Рик немедленно запротестует, и то, что он этого не сделал, меня обеспокоило, потому что мне была неприятна мысль о том, что на всю ночь он останется наедине с маленькой девочкой. Я видел взгляды, которые он бросал на девочку, и хотя я бы не назвал их похотливыми, они определенно не были отцовскими. Я быстро вмешался, чтобы предотвратить это, сказав:

– Думаю, это означает, что ты получишь другую, Рик, а мне придется довольствоваться свободной двухъярусной.

На первый взгляд, это была уступка с моей стороны, но когда ножевик это не принял, я подкрепил свое предложение, добавив:

– Я – самый низкий из нас троих, а койка всего лишь детская, так что, это делает меня естественным выбором.

С этим он поспорить не смог.